Что же, его история звучала вполне убедительно. Случайный свидетель, оказавшийся достаточно умным, чтобы спрятаться и переждать безумство дорвавшихся до свободы Слуг. Базетт смутило только одно: незнакомец оказался достаточно хорош, чтобы скрыться даже от Героических душ, чье чутье было значительно острее человеческого. Или же, напротив, слишком непримечателен, чтобы Слуги обратили на него внимание?

В любом случае, он поступил правильно, раз стоит теперь перед ней живой. Кем бы ни был этот странный волшебник, его жизнь была так же ценна, как и жизнь любого другого мага. Возможно, стоило похвалить его, но Базетт не слишком мастер по этой части – лишь кивнула, согласно и одобряюще.

- Нет, алхимики не ставили камер в Башне, - уверенно ответила она. Некоторое представление о том, что умудрились возвести маги, Базетт официально имела: что-то получив по праву и статусу, а что-то - наблюдая и подмечая детали. Пусть ужимки и недомолвки хозяев Башни так и остались загадкой, но полностью оградить ее от информации они не могли.

– Пост охраны есть, но не думаю, что нам стоит сейчас туда соваться, – задумчиво произнесла Базетт, принимая его приглашение и первой направляясь в сторону указанной лестницы. Стоило, конечно, первым пустить Лансера, а за ним – не вызывающего доверия незнакомца, чтобы она имела возможность наблюдать за ним, но это выглядело бы по меньшей мере странно: пускать такого щуплого, похожего на ребенка, вперед.

Неважно. Едва ли у него найдется оружие, которым он сможет пробить зачарованный пиджак и запасы праны охотницы Ассоциации, – постаралась убедить саму себя Базетт, усыпляя не бдительность, но паранойю. И с ней Лансер, которого она ясно ощущала совсем рядом. Он не подведет.

- Именно там находятся охранные роботы. Боюсь, сейчас они воспримут нас исключительно как врагов, - и насколько представляла себе Базетт, они в самом деле могли стать проблемой. Если кто-то и сунулся туда - он либо хозяин башни и в абсолютной безопасности, либо не жилец.

И лишь поднявшись на несколько  высоких ступеней, она остановилась, чтобы все-таки уладить необходимые формальности.

- Меня зовут Базетт, - представилась волшебница, - и я буду признательна за помощь. Как я могу к тебе обращаться?

А вот теперь – очень похожа. Просто вылитая.

Базетт выдержала недовольный взгляд юной Вильгельмины с той же стойкостью, с какой выдерживала все расспросы других магов Ассоциации, и ни лицо, ни сердце ее не дрогнуло. Угрозы? Шантаж? Факты?.. Как же все это ее достало. Все они стремились обладать знаниями, которыми им владеть не следует. Все жаждали правды, слышать которую или не хотели, или не были готовы.

– Мисс Эдельфельт, если у Ассоциации будут вопросы ко мне, я, разумеется, отвечу на них. Независимо от того, от кого они поступят, – Базетт произнесла это спокойно и даже отчасти холодно. Она действительно очень устала за этот день – да что там, за эту жизнь. А еще она не находила в себе ни единой причины беречь эту девочку от ответов, которых та алкала. Не желала ссориться с влиятельными семьями?.. Какая, к черту, разница, если они и так не принимают ее, ставя под сомнение всякое ее слово.

Пусть ненавидит. Пусть смотрит с пренебрежением или даже отвращением. Ей ли, бывшей запечатывающей охотнице, бояться косых взглядов и презрения?..

– Вы совершенно не похожи на них, – не разрывала Базетт зрительного контакта. Девочка сомневается в ее словах? Пусть видит ее кристальную честность. Безразлично, – и в то же время, цепляет. Ангра Майнью, пробравшийся слишком глубоко в душу волшебницы, оставил там свой след, подняв из самой глубины тьму, которой она никогда прежде в себе не находила. И теперь что-то чуждое и инородное зрело в самом сердце, принося злую радость от возможности поведать жестокую правду. – Это вы хотели узнать?

Во взгляде Базетт, однако, не было злобы – лишь бесконечная усталость и глубочайшее безразличие ко всему: к чувствам Эдельфельт, к домыслам мэтров Ассоциации, к собственной судьбе. У иных покойников взгляд более живой.

– У них были темные волосы и более темные, чем у вас, глаза. Вы куда выше и крепче сложены. В вас больше от Лувиагелиты, чем от тех сестер Эдельфельт.

Трудно поверить, что у такой благородной семьи нет фотографий или портретов, и на короткие мгновения Базетт задумалась об этом, но немедленно выбросила это из головы. Не ее ума дело, да и встречный вопрос Вильгельмина могла воспринять как личное оскорбление, судя норову, оказавшемуся весьма крутым на поверку.

А еще есть то, о чем она не скажет никому и никогда: в поисках границы между сном и реальностью, она посетила несколько семей в Фуюки, и в одной из них она видела портрет точной копии старшей Эдельфельт – только назвали ее хозяева дома совсем другим именем.