Разноплановое творчество Наны, которая Uso.
Нана пишет опусы и рассказы. Иногда.
By Uso
Сообщений 1 страница 10 из 10
Поделиться12012-05-02 19:41:58
Поделиться22012-05-02 19:44:58
Самое-самое любимое. Перечитываю с упоением и гордостью.
Фэндом: Code Geass
Персонажи: Джеремия, Наннали
Рейтинг: PG-13
Жанры: Джен, Ангст
Размер: Драббл
Описание: Ночь перед Реквиемом. Наннали за решеткой, готовится к казни. Джеремия приходит, чтобы снять с нее гиасс Императора.
Посвящение: Написано по заявке Hot Fest (diary).
Цепляться пальцами за прутья решетки, мучительно пытаясь спрятать в глубине души первобытных страх — вполне естественный и понятный страх смерти.
Черные цепи неволи, красное платье позора. Темнота вокруг — на улице наверняка ночь, но здесь, в тюрьме, время словно застыло. Кто знает — только-только на улицы Нео-Токио опустилась темнота или уже занимается рассвет?..
По коридору раздался звук чьих-то шагов, и Наннали отпрянула от решетки, вцепилась ладошками в ткань платья. Звякнули цепи — девушка вся напряглась, судорожно всматриваясь в темноту и пытаясь угадать личность ночного гостя.
Но ему свет, видимо, был не нужен. Человек остановился прямо напротив камеры, и Наннали пожалела, что не может перебраться подальше от него. Молчание тянулось всего несколько секунд — шорох одежды и снова шаги, теперь уже прочь.
— Постойте, кто вы? — Тихо окликнула она, чувствуя, как дрожит от напряжения и страха ее голос.
— Друг, — коротко ответил мужчина, останавливаясь, но не оборачиваясь. Голос его звучал скорбно и тихо, словно каждое слово отдавалось болью в его душе. — Когда-то я служил вашей матери, принцесса.
— Я больше не принцесса, — тихо прошептала Наннали, прижимаясь лбом к холодным прутьям.
— Как и я больше не рыцарь Ее Величества.
Снова воцарилась тишина — неловкая пауза, но мужчина не уходил.
— Вы служите брату?
— Да.
— Он...
— Он любит вас, принцесса.
— Он убил столько людей... Использовал гиасс, растоптал чужие чувства и волю, — Наннали притянула ладони к лицу, словно силясь рассмотреть их в кромешной тьме камеры. На глаза набежали слезы, голос задрожал, но девушка не позволила себе заплакать. — Мы оба по локоть в крови...
"Ради чего?.." — Беззвучно, одними губами.
Мужчина молчал — то ли не желая оправдывать молодого Императора, то ли опасаясь сказать лишнего.
— Он просил позаботиться о вас.
— Меня завтра казнят, — тихо ответила маленькая принцесса, опуская ладони на колени.
— Да, Ваше Высочество, — глухо согласился мужчина, снова делая шаг в сторону выхода. Разговор окончен.
"Помолитесь за меня, сэр рыцарь", — снова без слов.
Только когда эхо шагов стихло, девушка дала волю слезам.
"И за него..."
Поделиться32012-05-02 19:54:24
Фэндом: Code Geass
Персонажи: Нина, Канон
Рейтинг: G
Жанры: Джен, Ангст
Размер: Драббл
Описание: Первый запуск Фреи. Нина сходит с ума.
Посвящение: Написано по заявке Code Geass Fest (diary)
"Это... я?"
Она сидит на неразобранной кровати, обнимая себя за колени и раскачивается вперед-назад, пытаясь хоть как-то утихомирить шалящие нервы.
"Я их всех..."
Нина вздрагивает, присматриваясь к своим рукам — она готова поклясться, что на секунду на них блеснула алым кровь. Чужая кровь. Кровь тех, кого убило Фреей. Тех, кого убила она.
"Ее запустил Сузаку, я не..."
Тихий шепоток за спиной, сдавленные возгласы, стоны. Нина вскакивает с кровати, оборачивается, хватается за уши, пытаясь хоть так заглушить мучительное бормотание, но оно становится только громче.
— Нет.. Нет!
Она выбегает из комнаты, бежит по пустому коридору — ночь, в лаборатории давно никого нет, все разошлись по своим комнатам.
И даже мысленно не к кому воззвать о помощи.
"Принцесса Юфемия..."
По щеках бегут слезы, где-то слетели очки — остановившись и нащупав руками стену, она двинулась дальше. Только не останавливаться. Только не идти обратно...
— Нина? Что ты здесь делаешь? — Вкрадчивый мужской голос, теплый, но от того не менее пугающий. Нина по легкому акценту и добродушным ноткам опознала Канона Мальдини.
— Я.. Я...
— Твои очки, — тихо произнес он, протягивая руку и цепляя девушку под локоток. — Пойдем, я помогу их найти.
"Он тебя ненавидит... Ты убила..."
Тихонько взвизгнув, Нина отстранилась от адъютанта принца, ударилась плечом о стену, прижала руки к груди.
— Нет! Я не виновата, нет... — Плакала она, сгибаясь к полу и обнимая себя за колени. — Простите, не надо, нет...
Рука лорда Мальдини легла на плечо, Нина вздрогнула, поднимая глаза. Она не могла видеть его лица: оно казалось непроницаемой белой маской, за которой прячутся ненавидящие ее глаза.
— Ты ни в чем не виновата, Нина. Не ты была в кабине пилота, не ты выстрелила Фреей.
— Но я...
Она расплакалась, совершенно по-детски размазывая кулаками слезы и нелепо шмыгая носом. Сейчас талантливый молодой ученый выглядела как маленький ребенок — кем, собственно, она и являлась. Слишком рано повзрослевшая, слишком рано взгромоздившая на себя непосильный груз ответственности.
Ставшая убийцей, не успев даже создать кто-нибудь поистине стоящее.
"Выбрать между разумом и сердцем", — вспомнились слова профессора Ллойда. Он, Сесиль... Выбрали? Почему же она не может? Почему так больно?
Канон поможет ей подняться на ноги, найти очки и доведет ее до комнаты. Будет тепло улыбаться, понимая, насколько тяжело сейчас этой девочке.
Только Нине будет казаться, что вместо доброй улыбки на губах графа язвительный оскал, а в глазах — ненависть и презрение. Она будет бояться поднять глаза на лорда Мальдини, чтобы не увидеть всего того, что живо рисовало ей воображение.
"Он меня ненавидит... Меня все ненавидят..."
Когда он оставит Нину одну, ей станет немного легче. Совсем чуть-чуть и совсем ненадолго, пока голоса не вернутся.
"Это все я... Я убийца... Они все меня боятся и ненавидят..."
Поделиться42012-05-02 19:56:56
Фэндом: Code Geass
Персонажи: Джино/Карен
Рейтинг: G
Жанры: Гет, Джен, Романтика, Повседневность
Размер: Мини
Описание: Постканон. Карен возвращается в Академию Эшфорд, чтобы закончить обучение. Джино номинально остается рыцарем Круга, но решает все-таки получить хоть какое-то образование - и выбирает уже приглянувшуюся ему прежде Академию.
Посвящение: Написано по заявке на Het Fest (diary, заказчик Serafima Mraka).
— Ха! Я еще помню эту школу для простолюдинов!..
— Джино, сколько можно учить тебя манерам? И зачем ты только прицепился? – хмуро посмотрела на него Карен: этот учебный год начинался несколько не так, как она рассчитывала. Одним наглым британским дворянином в Академии стало больше, что не могло прибавлять оптимизма пилоту Алого Лотоса.
А нахальный блондин, пользуясь своим происхождением и связями семьи, вполне по-хозяйски въехал в дом Стэдфилдов – и теперь каждое следующее утро не предвещало девушке ничего хорошего.
— Можешь проучить меня на своем Кошмаре, — легкомысленно отмахнулся Третий рыцарь, словно и не замечая недовольства своей спутницы. Карен немедленно приняла вызов, но их спор прервал радостный крик:
— Хей! Чего встали? Скорее, а то на занятия опоздаете! – Безумным вихрем Ривальз налетел на друзей и вклинился между ними. – Джино, куда тебя определили?
— 2-А, — сверился рыцарь по мятой бумажке в своей ладони, и Карен не удержалась от комментария:
— Совсем еще маленький!
— Расскажешь мне это в небе, сэ-э-эмпай, — со смехом ответил Джино, широко размахивая портфелем и шагая за ворота Академии.
Начинался первый в его жизни учебный год.— Карен?..
— Мм? – девушка подняла голову и немного растерянно уставилась на застывшего на пороге Джино, мгновенно реагируя на нахальную улыбку блондина: брови сошлись к переносице, а уголки губ поползли вниз. Тяжело было объяснить такую реакцию: вроде бы не так давно был заключен союз между остатками Ордена и выжившими рыцарями Британского Круга. Даже сейчас это перемирие поддерживалось и было отнюдь не шатким: Императрица Наннали и премьер-министр Огги легко нашли общий язык и Британия с Японией теперь всегда были заодно.
То ли дело, простые люди.
И хотя прошло уже несколько месяцев после создания Административного Округа Японии, неприязнь ко многим британцам, в особенности к военным, в Карен оставалась.
А Джино, хоть и оставался рыцарем Круга только на бумаге, все равно был в ее глазах именно военным.
— Чего тебе? – хмуро бросила Карен, вгрызаясь зубами в ни в чем не повинный карандаш. Легкомысленный блондин только улыбнулся – как всегда не замечая неприязни со стороны девушки.
— Мне не совсем вот здесь понятно, — сообщил он, проходя в комнату и протягивая Карен тетрадь. – Ты же это уже проходила?.. Сэмпай, — с улыбкой добавил он, немедленно получая подушкой по лицу.
— Конечно, это же не по прямой на всякой рухляди летать! – огрызнулась девушка, пытаясь вырвать подушку из цепких пальцев Джино. Тот уступать и не собирался, отвоевывая себе ценный трофей и плюхаясь на кровать.
— Еще неизвестно, чья рухлядь хуже летает, — не остался в долгу рыцарь, снова подсовывая Карен тетрадь. – Проверим?
— Непременно, — кивнула девушка, вчитываясь в неровные каракули Джино. – Ну и почерк у тебя…
— Ничего не поделаешь…Девушка так увлеклась объяснением материала сообразительному рыцарю, что не сразу обратила внимание на время – третий час на циферблате красноречиво говорил о том, каких трудов будет завтра стоить ранний подъем.
— Черт… Сама ничего не успела, — сердито нахмурилась она, кидая на Джино жутко недовольный взгляд и медленно возвращаясь к реальности: вспоминая, кто сидит перед ней. – Чего ты улыбаешься?
— Ты бываешь иногда не такой уж и сердитой, — чистосердечно признался рыцарь, молниеносно уворачиваясь от полетевшей в него подушки и тихонько посмеиваясь. Он вскочил с кровати, с удовольствием потянувшись и направляясь к двери.
Сжав резную ручку, он повернул голову и осторожно начал:
— Карен?..
— Чего тебе еще? – сердито проворчала девушка, собирая свои конспекты, раскиданные по всей кровати.
— Может попробуем начать все с начала?.. – слабо улыбнулся Джино: словно выговаривая наконец то, что давно не давало ему покоя, и несколько опасаясь возможной реакции собеседницы.
Карен подняла глаза на нахального блондина, внимательно присматриваясь и на всякий случай морща лоб: шутит, нет? Верно шутит…
— Подушку верни, — хмуро ответила она, возвращаясь к своим конспектам.Официальная инаугурация юной Императрицы и ее регента Зеро с размахом отмечалась даже в Академии – не все студенты имели возможность попасть на торжественный прием, но не устроить по этому поводу праздник президент студсовета просто не мог. Разве что, Ривальз остался очень разочарован, что и Джино, и Карен были обязаны быть на самой церемонии – один, как рыцарь Ее Величества, а другая – сопровождая премьер-министра Административного Округа Японии.
Джино был на удивление задумчив – кажется, белый китель рыцаря Круга плохо сказался на его характере, погружая в не слишком радужные воспоминания. Карен в ярко-красном пышном платье тоже была не слишком довольна: каблуки и кучи рюшечек поверх узкой юбки не способствовали удобству передвижения, а как следствие – изрядно портили настроение.
В машине царило напряженное молчание – Карен даже хотела что-нибудь съязвить, чтобы хоть как-то растормошить впавшего в задумчивость рыцаря, но так и не нашла, что сказать. Когда впереди засияли огни Императорского дворца, они показались девушке настоящим избавлением.
Официальная церемония была скучна, хотя и необычайно красива. Помимо инаугурации здесь же прошло и награждение героев войны с Лелушем Кошмарным. Руки юной Императрицы едва заметно дрожали, но лицо ее оставалось приветливо, буквально лучась радостью – и Карен мысленно поражалась этой девочке, сумевшей сохранить в этой войне всю чистоту души и не переставшую дарить тепло и любовь окружающим ее людям.
Тут же минутой молчания почтили погибших и пропавших без вести.
На банкете Джино немного повеселел, громко переговариваясь со старыми знакомыми, шумно радуясь каждой встрече. А когда в соседнем зале заиграла музыка, он подошел к невозмутимой Карен и пригласил ее на танец – со своей неизменной обезоруживающей улыбкой.
За одну только эту улыбку его можно было бы убить, но отказаться от танца почему-то не получилось.
— Аню так и не нашли, — чуть печально произнес он, кружа девушку в безумном вихре вальса. Карен, словно парализованная обилием красок, света и пышных юбок, не сразу отреагировала.
— Твоя подруга?
— Нас одновременно посвящали в рыцари, — кивнул Джино. – Ты какая-то напряженная.
— Еще неизвестно, каким бы ты был в узкой юбке и на каблуках, — привычно огрызнулась Карен, внезапно ощущая острый укол стыда и опуская глаза. Она не стала извиняться, но ее поведение не ускользнуло от взгляда голубых глаз.
— Наверное, мне бы не слишком пошло, — добродушно хохотнул Джино, разряжая обстановку и медленно уводя свою партнершу к выходу из зала: за что Карен была ему весьма признательна.
Джино еще что-то болтал, но девушка не придавала этому особого значения: из головы не выходил образ юной Императрицы, радушно поздравляющей очередного «героя», принявшего участие в свержении и убийстве ее любимого брата.Уже на обратном пути, в машине, Карен снова заговорила.
— Джино… — тихо позвала она, и тут же замолчала, словно боясь произнести еще хоть слово.
— Мм?..
Рыцарь, засмотревшийся на огни ночного Лондона — исторической родины всех британцев, перевел взгляд на девушку и выжидающе уставился на нее. Карен колебалась еще некоторое время, но потом все же собралась с силами и выпалила:
— Может все же попробуем? Сначала…
Джино внезапно тепло и искренне улыбнулся.
— Обязательно попробуем, Карен.
Вновь воцарившееся в машине молчание было на удивление легким и непринужденным.
Поделиться52016-03-28 12:14:41
Вязкое болото
по мотивам Sexuality
Лян, Кэтрин, мимо проходящие девушки (квест: узнай себя), частично AU
Под сенью недавно распустившейся листвы тихо и спокойно. Беседка, увитая плющом, расположена в стороне от центральных аллей, и лишь изредка мимо нее проходят люди, большинство из которых едва знакомы Кэтрин.
Самый конец третьего курса, впереди выпускные экзамены – в руках прелестной леди учебник по мировой истории, и строчки расплываются перед глазами: слишком скучно и однообразно. Поднимает взгляд на тихо сидящего напротив Ляна – каждый из них сегодня занят своим делом и не мешает другому – и отмечает, как китаец провожает взглядом симпатичную младшеклассницу.
Розовые волосы, чопорный стиль одежды, худенькая фигурка – настоящая английская леди по манерам.
– Забудь, она тебе не подходит, – нарочито спокойно.
– М? – Чжоу переводит взгляд на Кэтрин, и та обворожительно улыбается.
– Слишком зажатая, скованная. Посмотри, как она ходит – боится лишний раз качнуть бедрами. Недостаточно сексуальности, она наскучит тебе через пару дней.
Возможно, это сродни развлечению – обсуждать кого-то, пусть и едва ли знакомого, интереснее, чем читать про бесконечные войны и политику прошлых веков.
– Возможно, – уклончивый ответ, снова взгляд в спину уходящей. Кэтрин пожимает плечами, снова опуская глаза в учебник. Три страницы неспешно проходят в тишине и тоске, до следующего стука каблучков.
Огненная волна проплыла мимо, унося безразмерные кудри прочь.
– Толста, не блещет красотой и совсем еще ребенок, – стиль прошедшей мимо девушки с ее фенечками, браслетиками и легкомысленно яркими цветами, был совершенно не женственным.
Слышит смешок, оборачивается вновь. Чжоу чертовски проницателен, тогда как Кэтрин смотрит лишь на внешнюю оболочку – но и ее хватает, чтобы определить: здесь поблизости нет достойных его дам.
Еще две ярко-рыжие макушки – на большой скорости мимо. Первую Кэтрин видела рядом с Итаном, а у второй – красноречивая повязка на плече. Ловит насмешливый взгляд Чжоу, демонстративно закатывает глаза, касаясь кончиками пальцев лба.
– Тут, я надеюсь, комментарии не нужны…
Несколько минут проходит в тишине, но не надолго. Лян в этот раз говорит первым.
– А Хофманн?..
Знает, чертенок, о том, как любят друг друга девушки. Знает о том, как подставили друг друга на недавнем конкурсе. Лян все знает – и вспыхнувший злостью взгляд встречается со смешливыми щелочками.
– Прельщают лавры первооткрывателя? – Верилось с трудом, но ходили слухи, что Стальная Леди проложила между ног бронированную пластину. – Не думала, что помешанные на карьере ханжи в твоем вкусе, – улыбается широко, но не обманывает Чжоу. – Попробуй. Говорят, она предпочитает доминировать в садо-мазо.
Внешне – будто бы и не проняло его вовсе – но Кэтрин не сомневается, что Лян оценил.
– Или выбери что-нибудь полегче. Эмму, например, – ладонь к губам, смех в глазах. Тут даже пояснять ничего не надо: слишком уж простодушна и наивна Делэйн для коварного Чжоу. – Или Шелли.
Говорят, Итан еще не до конца отлюбил ее и все еще захаживает к ней в комнату. Было бы смешно посмотреть на лицо Мари, застань она своего «благоверного» за очередной такой сценой. А Чжоу, – Кэтрин лукаво смотрит на него, – ведь так любит донашивать за другими их вещи. Замечает первые признаки раздражения и замолкает, возвращаясь к мировой истории. Увлекательное чтиво, – убеждает себя Кэтрин.
– Аннелиз в тебе души не чает, – будто бы вскользь – да и вообще не Ляну, а куда-то в воздух. – Какая жалость, что куклы тебе не по душе, да?
Отворачивается, смотрит на пустующую дорожку – но больше никто не проходит мимо беседки, и Кэтрин выдыхает, подводя итог короткому разговору.
– Я все же идеальна, – поправляет прядь волос.
– Конечно, – слышит ответ без тени сомнения или привычной иронии. Кэтрин поворачивает голову чересчур резко, ловя абсолютно серьезный взгляд. Удивлена и… напугана. Между ними все зашло слишком далеко – должно быть, уже и не выпутаться.
– Не смотри на меня так. Я тебе тоже не подхожу, – огрызается, опуская глаза к учебнику, чтобы не видеть самодовольную усмешку Ляна.
И на этот раз уже ничего не объясняет – даже самой себе.
Поделиться62016-03-28 12:21:59
Ты мне не нужна
по мотивам Sexuality
небольшая зарисовка о семейной жизни Чжоу Ляна. angst +
– Простите, господин Чжоу, – а в ушах стоит звон: стон разбитого сердца. Фей Лан, а ныне – Чжоу – не была такой уж наивной дурочкой, как полагали многие, и не сомневалась, что супруг изменяет ей, но сегодня она впервые застала его с любовницей в их доме. Прежде, должно быть, он берег ее чувства, но сегодня что-то изменилось. Быть может, она чем-то обидела его?..
– А это была не твоя?.. – ..жена?
– Заткнись, – и снова женские стоны. Фей думает, что эти звуки будут преследовать ее теперь всегда и везде – и со стыдом понимает, что сама никогда не кричала столь… откровенно.
***
Когда маленький Юнь наконец-то уснул, Фей покинула детскую и направилась в комнаты мужа. Они спали отдельно, в разных концах дома – и это лишь увеличивало и без того гигантскую пропасть между ними. После рождения малыша они, казалось, стали чуть ближе – Лян даже навестил Фей и ребенка в больнице, убедившись, что она родила крепкого и здорового мальчика. А потом и этот запал сошел на нет.
Послеродовая депрессия затягивалась, врачи разводили руками. Их сыну не было и трех месяцев, когда пришлось прибегнуть к услугам кормилицы – Фей оказалась не способна вскормить Юня самостоятельно. Когда молоко окончательно пропало, ей прописали сильные успокоительные – и постепенно молодая жена и мать снова начала улыбаться, а Юнь наконец-то перестал плакать.
Сейчас ему уже почти два года, он умеет ходить, смешно лопочет и с раскрытым ртом слушает о папе. Лян не часто балует его своим вниманием, но Фей знает, что отец внимательно следит за успехами Юня – просто возраст еще неподходящий, тяжелый. А когда их сын немного подрастет – его разлучат с матерью, дабы воспитать настоящего мужчину. Фей примет и это, когда придет этот день.
Она стучится тихонько, прежде чем открыть бесшумную дверь – в этом доме никто не выносит постороннего шума. Фей тоже передвигается тихо, осторожно. Лян сидит спиной к ней на невысоком диванчике, но коротким жестом дает понять, что слышал ее и не возражает против ее присутствия. По крайней мере, пока.
– Господин Лян, – обращается вежливо, но надеется хоть немного тронуть холодное сердце звучанием его собственного имени. Голос Фей звучит глухо, но супруг слышит – всегда слышал. – Простите, пожалуйста.
За все разом. За то, что оказалась не в том месте и не в то время. За то, что разочаровала его. За то, что она не голубоглазая блондинка – как та, которую Лян привел на семейный праздник задолго до их свадьбы. Фей следила за собой и после родов уже пришла в норму, чтобы быть интересной мужу если не как жена, то как женщина, но все равно не выдерживала конкуренции с длинноногими и большеглазыми европейками.
– Когда-то давно я мечтала разделить с вами семейное счастье, – тихо продолжает она после длительной паузы, так и не дождавшись от него какой-либо реакции. Подходит ближе, осторожно касается его спины ладонью, а потом пылко обнимает за плечи, прижимается щекой. Это ничего страшного, – убеждает она себя, – Они были и ближе, когда последней преградой меж ними оставалась лишь шелковая ночная сорочка. И все же робеет, и нестерпимо хочется плакать. – И я не смогла сделать вас счастливым…
Но плакать нельзя – ее так учили, что нельзя докучать мужчине своими слезами, нельзя быть настолько эгоистичной и жестокой. Женщина должна быть понимающей и мягкой – и Фей все понимала.
– ..но я люблю вас, господин Лян, – лжет самой себе. С того самого дня, когда родители сказали ей о помолвке с наследником семейства Чжоу, она говорила себе, что любит его – даже ни разу не увидев. Даже встретив его с другой девушкой. Даже услышав жестокие «Ты мне не нужна». Даже проведя половину Праздника Чистого света в уборной, пряча слезы и заплаканное лицо от глаз семьи.
Любить его совсем несложно. Лян силен, статен, высок. У него прекрасные темные волосы, которые перенял у него малыш Юнь, и красивое лицо. Он никогда не был добр с Фей, но неизменно был деликатен. Никогда не баловал ее, но и не обижал. Они вместе уже больше трех лет – и за это время она никогда не слышала от него грубого слова в свой адрес. В Интернете Фей много читала о том, какими бывают мужчины из благородных семей, и она благодарила Будду за то, что никогда в жизни Лян не поднимал на нее руку, причинив ей боль лишь однажды – ночью после свадьбы.
Это все давало силы не сдаваться, жить дальше.
Фей счастлива в своей личной маленькой трагедии, и хотя она совсем не знает своего супруга как человека – она любит его. Когда-то давно она читала, что если повторить это тысячу раз, то полюбить действительно удастся; и она повторяла, любила – как могла, и лишь изредка жалела, что Лян не станет верить в нелепую сказку. Чтобы ее любви хватило на них обоих – повторяла снова и снова, еще больше, а сыну рассказывала об отце только светлое и доброе, приучая и его любить Чжоу Ляна.
Фей молчала, слушая размеренное дыхание мужа, давя в себе слезы. Когда он, наконец, ответил, голос его был спокоен и тих, и она пыталась представить, что он улыбается, снова говоря жестокие слова. Она могла бы родить ему дюжину детей, она могла бы стать ему другом и любовницей, могла бы…
..но ей никогда не перейти эту пропасть, и не заполнить своей любовью беспощадное «Ты не нужна мне», брошенное когда-то.
Отпускает, шагает назад. Кивает, не плачет и все понимает – Фей всегда все понимает.
– Спасибо, господин Чжоу, – шепчет сдавленно. Благодарность за очередную жестокую правду. Она повзрослела, и это больше не ранит, – твердит про себя. Она будет плакать позже, когда ее слез не увидят ни муж, ни сын.
Бросает взгляд на убранную постель, и думает с тоской о том, что хотела бы остаться, и попробовать быть как та девушка, совершенно не понимая пока еще, что с той Лян едва ли встретится еще раз. Но если она попросит – вновь получит спокойное, но твердое «нет». И вместо просьбы направляется к дверям, чтобы прошептать перед уходом на выдохе:
– Доброй ночи, господин Чжоу.
Поделиться72016-03-28 12:25:08
Всегда ими были
по мотивам Sexuality
небольшая зарисовка о будущем Шелли, Кэтрин и Йена. немного драмы
– Модель приехала! – Наконец спасительно прогремело из другого конца студии. Невысокая светловолосая девушка выдохнула – она только-только смогла добиться повышения, став помощником директора по рекламе, и совсем не хотела облажаться по милости очередной супер-звезды, решившей не явиться на съемочную площадку. Вокруг нее и так было немало гнусных сплетен – на свои двадцать шесть она не выглядела, от силы восемнадцать, а как кроме постели девушки попадают на столь высокие посты? Верно, никак.
– Ну слава Бо… Кэтрин?..
– Шелли? – Девушка не обманывалась, и в хорошую память бывшей одноклассницы тоже не слишком верила – прочитала на бейджике, не иначе. Впрочем, кажется, что-то она все же вспомнила, отметив другую фамилию: – Вышла замуж?
Коротко кивнула, розовые кудряшки ласково огладили скулы. Шелли всегда терялась в присутствии Кэтрин, а теперь, когда ее волосы отливают серебром, а статус стал поистине достойным королевы, ей и подавно стало неловко.
– Поздравляю, – улыбка казалась теплой. Кто знает, быть может, многое изменилось за это время?
– Миссис Айронс, у вас очень плотный график.
Сердце рухнуло в омут, заныли старые раны.
– Да, конечно. Была рада повидаться, Шелли.
***
– Не представляешь, кого я сегодня встретила. Шелли, помнишь? Та, с могильной фамилией. Да, точно.
Поправила прическу, присмотрелась к своему отражению – так ли хороша? Удовлетворенно кивнула самой себе, улыбнулась: диво как хороша, а платина была ей к лицу не меньше, чем брату.
– Ты как всегда многословен, – саркастично, но без упрека, доброй шуткой. Трубка привычно угукнула в ответ. – Я хочу развеяться сегодня, не составишь компанию?.. А, ага.
Короткая проповедь о делах, работе и семье. Кэтрин рассмеялась, как и всегда.
– Ну и ладно, с тобой ко мне мужчины не подходят – боятся не выдержать конкуренции, – короткая пауза. – Роберт? Он опять со своими собачками.
Известный меценат, участник движения Green Peace и прочая-прочая-прочая, Роберт был на двадцать три года старше Кэтрин. Ради начинающей модели он развелся с прежней женой, чем спровоцировал громкий скандал, но юная леди доходчиво и понятно объясняла ему, зачем он это сделал – преимущественно ночами. Шум постепенно утих, а стервозная репутация сыграла на руку, когда Кэтрин Айронс, решившая после свадьбы оставить прежнюю фамилию, перешла из быстро наскучившего ей модельного бизнеса в рекламу, где ее потенциал раскрылся в полной мере.
Со школы так ничего и не изменилось. Кэтрин добивалась того, чего желала, не гнушаясь никаких способов. Сразу после выпуска Йен оставил ее, и почти год они не общались, пока вновь не списались в социальной сети. Время лечило и раны, и душевные тревоги – возобновившееся общение стало мирным и спокойным. Порой Кэтрин задумывалась о том, что могло бы быть, не оступись она тогда перед выпуском – возможно, она стала бы «миссис Айронс» другим путем?..
Впрочем, это не имело значения. Кэтрин была предоставлена самой себе и пока не попадалась мужу на многочисленных изменах, а Йен нашел свое счастье с какой-то невинной и милой барышней. Эта девушка не нравилась Кэтрин – никакая не понравилась бы – и она старательно избегала семейных встреч, чтобы не создавать проблем брату, но звонила регулярно.
Положив трубку, Кэтрин усмехнулась зеркалу – криво и некрасиво. Знала бы Шелли, строя такую печальную гримасу, как несчастна на деле та, кому мисс Мышка наивно завидует.
Поделиться82016-05-12 10:02:17
Warning: ООС, юмор, стеб.
Террорист — тщедушный японец — очевидно робеет перед сегодняшней гостьей. Гостья, правда, связана по рукам и ногам, и глаза у нее завязаны на всякий случай: ходят слухи, что эти британки черти что одними глазами вытворяют.
Он, в общем-то, чудищем никаким не был, да и в сказки про глазастых принцесс, покоряющих одним взглядом, не верил. Зато дома в гетто у него два ребенка, старший — чуть моложе розововолосой девочки, и ему как-то неловко держать ее связанной так долго. Они, может, и террористы, но не детоубийцы.
— Я вам сегодня развязать, но вы не кричать, хорошо? — На ломаном английском обращается он к принцессе. Принцесса, кажется, кивает, и японец склоняется над ней, чтобы снять повязку и вынуть кляп.
На свету Юфемия Британская щурится, невольно облизывает пересохшие губы. Заметив это, японец подносит чашку к ее губам, и от этой милости Ее Высочество не отказывается.
— Вы не могли бы вернуть мои личные вещи? — Вежливо просит она, приосанившись. Руки-ноги все еще связаны, но не похоже, чтобы это ее сколько-нибудь смущало. Японец вытирает взмокшие от волнения руки о штаны, откровенно теряется — кажется, девочка эта спокойнее иных вояк будет.
— Вещи?
— Да, вещи, — терпеливо повторяет Юфемия. — Мне нужна моя методичка по японскому языку.
Короткая пауза.
— Методичка?..
— Да, по японскому языку, — снова говорит принцесса тоном учительницы начальных классов.
— Вы в плену, — наконец, справившись с недоумением, напоминает ей горе-террорист.
— Я помню, — снисходительно кивает Ее Высочество. Еще бы забыла: с веревками-то, которые до боли врезаются в тонкие запястья. — Это ничего страшного, у вас, верно, есть свои причины. Должно быть, все дело в вашей стране...
— Япония будь свобода! — Перебивает ее японец, явно закипая. Юфемия снова кивает, соглашаясь.
— Конечно-конечно. Вы же уже позвонили принцу Ренли?
— Он получить наш инструкция, — горделивый тон, плохо вяжущийся с хилым тельцем. Принцессе кажется, что даже она бы смогла уложить его на лопатки.
— Вот и хорошо. Значит в ближайшие сутки он будет здесь, с ним и поговорите. А мне ну очень надо продолжить изучение японского. Вещи. Методичка. Принесете, пожалуйста?
Пауза.
— Вы в плену, — снова повторяет японец.
— Я правда помню, — устало повторяет принцесса. — Честно. Верите?
— Верю, — отчего-то соглашается террорист.
— Вы меня тоже поймите, — неторопливо объясняет Юфемия. — Вот вы знаете, какое это похищение за последние три месяца? Девятое. Я, конечно, всем сочувствую, но у меня совершенно не остается времени на самообразование и личную жизнь. Понимаете?
И действительно, дела в секторе решались и без нее, мониторинг социальных акций и мероприятий со стороны Ее Высочества был не так уж и нужен, зато среди террористов она была нарасхват — как итог, времени на себя катастрофически не хватало.
— А два месяца назад меня еще и ранили, я почти неделю в больнице лежала, — грусть промелькнула на ее лице. — Неловко как-то, столько времени было, и все впустую.
Японец молчит. Он совершенно не понимает, к чему все это, и уже определенно жалеет, что вынул кляп.
— В общем, — резюмирует Юфемия, — раз рыцаря моего вы в плен брать не стали, с личной жизнью тут никак. Поэтому, пожалуйста, подайте мне методичку по японскому языку, она в моих личных вещах.
Пауза. Длинная, очень длинная пауза.
— Пожалуйста.
Жалобный тон трогает сердце японца. У него младшенькая такая же — милая и очень любит учиться.
— Держи, — возвращается он с небольшой книжечкой.
Принцесса смотрит на него как на умного и терпеливо улыбается. Японец протягивает ей книгу и медленно соображает. Наконец, приходит в себя, развязывает ей руки.
— Только не убегать, — предупреждает он. Юфемия кивает.
— Не беспокойтесь об этом. Благодарю.
Торопиться и убегать ей резона нет никакого, но объяснять это японцу принцесса не хочет. Во дворец опять нагрянула маменька, снова сходит с ума (от тоски?) спецназ, приставленный братом Ренли, и упирается рогом в свой Ланселот тугодум-Сузаку. Она, в общем-то, и не против находиться посреди всего это бедлама, но тут, в хорошо освещенном подвале, с книгой в руках и абсолютнейшей тишиной в округе, ей тоже совсем неплохо.
Открывая первую страницу методички, принцесса выдыхает облегченно. Наконец-то.
Поделиться92016-10-28 01:18:55
Поверить в успех сына было трудно, но еще труднее - заставить себя отпустить поводья, прекратить внимательно изучать бесконечные доносы и рапорты. Служба охраны видела угрозу в каждой дрогнувшей ветке, а аристократы один за другим искали виноватых, мятежников и тысячу и одну причину, почему они беспрецедентно верны новому Императору и только ему. Только глупцы считают, что на захвате трона начинается то самое легендарное «жили долго и счастливо», но Габриэлла, пробыв Императрицей-консортом больше 25 лет, знала, что держать власть много тяжелее.
Двадцать пять лет, подумать только. Девочка, выпорхнувшая из-под отцовского крыла лишь затем, чтобы выносить и родить дитя императорских кровей, прошла огромный путь, и двадцать пять лет спустя никто бы не посмел сказать, что имя Габриэллы Британской канет в пучине истории. Она сама писала эту историю.
Ренли, погруженный в заботы, с трудом находил время для молодой жены, а уж до матери и вовсе не доходил, а потому на его приглашение, переданное через Уоллера, Габриэлла не могла не откликнуться. В назначенный час она отложила все дела, измучившие ее до бледности и темных кругов под глазами, и поспешила на встречу.
Сады Варвика не тронула война. Столь же прекрасные, как и в ее юности, они увлекли бывшую Императрицу медитативным настроением и неожиданной возможностью бесцельно бродить по дорожкам. Когда она последний раз отдыхала? Кажется, не в этом году. Усталость, нахлынувшая от этой мысли, окончательно подкосила женщину, и она закрыла глаза, остановившись на месте.
Шаги за спиной были тяжелее, чем у Ренли. Габриэлла на секунду думает, что могла забыть за последние месяцы, как звучит поступь ее сына, но узнает совсем другого человека.
- Похоже, брат перехитрил даже вас, - тихо говорит барон, и в голосе его столько тепла, что Габриэлла не спешит оборачиваться. Ричард - один из немногих, кому она доверяла не просто свою спину. Она доверяла ему своих детей.
- Выдумки барону Эшфорду не занимать, - соглашается Габриэлла, почти улыбаясь. Они оба так привыкли держать дистанцию, что даже сейчас он не приближается ближе, чем на три шага, а она сдерживает эмоции. Как может. В конце концов, он по-прежнему женат.
Пауза повисла неловкая и мучительно длинная.
- Ваше Сиятельство..
- Ваша Милость..
И оба стушевались, замолчав. Единодушие, достойное подростков, но не взрослых людей, в полной мере обремененных властью, детьми и обязанностями. Габриэлла немного злится, но куда больше - стыдится своего порыва. И того, что не договорила. Пока она корит себя, барон Нордберг берет все в свои руки по-мужски уверенно.
- Вы могли бы теперь позволить себе стать счастливой.
Она молчит упрямо, взвешивая каждое слово. Привычное показное счастье в заботе о сыновьях и государственных делах в самом деле весит преступно мало в сравнении с тем значением счастья, которое подразумевает барон. «Вы женаты», - думает она с горечью. И другого пути не могло быть ни для одного из них. Почему-то это действительно грустно.
- Габриэлла, - зовет он, так и не дождавшись ответа, и сердце сжимается от тоски и нежности.
- Ричард, - наконец, оборачивается она. Барон Нордберг смотрит спокойно и протягивает ей руку. Габриэлла колеблется, но он не торопит, и тонкая рука, затянутая в перчатку, совсем как двадцать пять лет назад, робко тянется навстречу. В последний миг отдергивает - за тем, чтобы стянуть ткань с пальцев.
Ладонь Ричарда теплая, почти горячая в сравнении с ее - худой и холодной. Они по-прежнему не торопятся, осторожно касаясь друг друга самыми кончиками пальцев. А после - смыкают руки, и свободной он достает платок из кармана, чтобы утереть ее слезы.
Эта осторожная, деликатная близость кажется ей интимнее всего, что Габриэлла вынесла из опочивальни мужа, откровеннее, чем все несказанные за столько лет слова, и искренней, чем всякое признание. Ей совсем уже не хочется сказать ему о своих чувствах - ведь он и сам знает все. Должно быть, всегда знал.
Она смотрит в его глаза, и понимает вдруг, что все это время не Чарльз Британский был ее мужем, но Ричард - спокойный, сдержанный Ричард, ставший примером для ее сыновей. Он помогал воспитывать их советом, точным словом. Он научил ее сыновей тому, чему не смогла бы научить мать, и убедил ее отпустить их. Он стал ее опорой вопреки всему, был ее верным другом. Никто и никогда не знал о том, как важен он для Императрицы, как не знали и о том, как важна для барона она.
И, право, какая разница, кто и на ком женат по бумагам, если ту первую любовь он пронес через года за них обоих, сумев уберечь ее от чужих глаз и интриг? Какая разница?..