По любым вопросам обращаться

к Vladimir Makarov

(Telegram, Discord: punshpwnz)

Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP Для размещения ваших баннеров в шапке форума напишите администрации.

Code Geass

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Code Geass » События игры » Turn VI. Turmoil » 04.12.17. Reversi


04.12.17. Reversi

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

1. Дата: 4 декабря 2017 года
2. Время старта: 19:00
3. Время окончания: 20:30
4. Погода: 4 декабря 2017 года
5. Персонажи: Чарльз Британский, Наннали Британская
6. Место действия: ЮАР, Претория, поместье семьи Бота
7. Игровая ситуация: Император прибыл с чёткой целью. Поговорить с дочерью. Но всего не предусмотреть даже ему.
8. Текущая очередность: Наннали, Чарльз

https://i.imgur.com/0BM7gck.png
https://i.imgur.com/IkEuTOW.png

http://rom-brotherhood.ucoz.ru/CodeGeass/Design/rekomend.png

https://cdn.discordapp.com/attachments/692893679681142816/701495468231884880/2.jpg
[html]<iframe frameborder="0" style="border:none;width:100%;height:180px;" width="100%" height="180" src="https://music.yandex.ru/iframe/#track/25800046/3053331">Слушайте <a href='https://music.yandex.ru/album/3053331/track/25800046'>A Sailor Without The Sea</a> — <a href='https://music.yandex.ru/artist/4003157'>April Rain</a> на Яндекс.Музыке</iframe>[/html]

Steady, watch me navigate

+1

2

Вы такая смелая, принцесса, – говорила мисс Дюфаре, очаровательно улыбаясь слепой девочке. Вернее, Наннали думала, что Дюфаре улыбалась. Она представлялась ей невысокой и жизнерадостной шатенкой, и голос у нее был приятный: теплый, ласковый – за теми редкими случаями, когда она прикрикивала на ассистентов фотографа.

Мне не о чем волноваться, ведь вы поручились за них, – никто не посмел спорить с этой наивной детской верой. Возможно, даже к лучшему, что Наннали не видела своих гвардейцев, стоящих с ружьями – те были заряжены транквилизаторами по настоянию защитницы животных Дюфаре, но без охраны они ее оставлять не посчитали возможным. Даже зная, что именно эти звери – практически безобидны.

Кожа на ощупь была шершавой и теплой. Наннали неуверенно протянула руку, словно спрашивая позволения коснуться, и гибкий хобот обвил ее запястье. Осмелев, принцесса коснулась широкого лба, медленно изучив свободной рукой слоненка, доверенного ей улыбчивой мисс Дюфаре. Слоненок в свою очередь изучал принцессу с не меньшим интересом и хлопал ушами, отгоняя назойливую мошкару.

На самом деле, Наннали совсем не считала себя смелой, – просто слоненок так мил и забавен, что ей настолько же волнительно, насколько и любопытно в его присутствии. И, если совсем откровенно, то сюда она ехала немного напуганной. Согласиться на фотосессию в защиту вымирающих видов животных от браконьеров и войн было проще, чем действительно принять в ней участие. Но зверь ей достался спокойный, деликатный и ничто не предвещало беды, а по заверениям фотографа и дядюшки Рубена облаченная в легкие светлые ткани хрупкая принцесса настолько мила, что эта социальная реклама непременно достигнет сердец зрителей.

Она улыбалась слоненку, гладила его, обнимала и даже коснулась губами этой морщинистой сухой кожи. Кто-то из ассистентов подсадил ее для очередного кадра, и Наннали с мимолетной горечью подумала о том, что хотела бы, чтобы поддерживал ее сейчас Дункан. Но Дункан был на войне, покорял это ужасное искусство и вернуть она его не могла. Кадр, верно, вышел смазанный и грустный.

***

На обратном пути ее ждали тревожные вести. Наннали тянула ладонь к руке дядюшки Рубена, стремясь понять его отношение к произошедшему, но понять не смогла ровным счетом ничего. То ли лорд Эшфорд действительно был напуган даже больше, чем она сама, то ли это ее собственный пульс чеканил такт в висках и запястьях, затирая полную картину мира. Ей нужен был кто-то спокойный и умиротворяющий, кто утешил бы ее перед встречей с ним.

Из таких она знала разве что Лелуша. И набрать номер у нее не хватило решимости.

Даже Лелуш бы не помог ей здесь, если отец желает говорить именно с ней. Впрочем, если бы старший брат был здесь, едва ли маленькая девочка, с трудом пытающаяся хотя бы стоять на ногах, заинтересовала бы Императора величайшей Империи в истории человечества.

Дорога прошла в тяжелом молчании. Наннали все хотела спросить у Рубена совета о том, как ей следует говорить с отцом, но слова стали комом в горле. Она боялась даже говорить об этом, думать, но мыслями не могла уйти куда-то дальше, раз за разом вспоминая, что сделала за последние месяцы и насколько отец может быть ею недоволен. И причин, пожалуй, хватало.

Быть может, он просто хочет узнать у нее, где Лелуш? Но проделывать ради этого такой путь из Пендрагона в Преторию – это как-то чересчур эксцентрично даже для Чарльза Британского. Тем более, задать этот вопрос он мог и до того, как она отправилась в Южную Африку – например, тогда на балу. Но тогда отца не интересовала искалеченная младшая дочь.

Почему заинтересовала теперь?

Потому что пошла наперекор брату Шнайзелю? Потому что обещала то, что позорит ее как британскую принцессу? Потому что?.. Почему?

Когда Юми вкатывает тихо шуршащее шинами кресло в просторную залу, Наннали едва не умирает от страха. И все-таки держится, сложив руки нейтрально на коленях, когда хотелось вцепиться до бледности костяшек в подлокотники.

В этой комнате не гуляет эхо, как во многих помещениях императорского дворца. Она по-своему уютна, и кондиционеры поддерживают в ней комфортную температуру. Здесь они всегда обедают, когда доводится сделать это вместе, а не порознь в дороге или делах. Здесь кузен Ганнибала Боты рассказывает маленькой принцессе истории о Южной Африке, а сам генерал и дядюшка Рубен по очереди вносят важные ремарки. Ганнибал умеренно строг с принцессой, до настроен дружелюбно, Рубен – во всем поддерживает ее и помогает освоиться, а Пит так и вовсе – носитель потрясающих очарования и харизмы.

В последнее время они редко собирались все вместе. Ганнибал, занятый войной, не имел возможности завтракать с юной супругой, его кузен вернулся к своим основным обязанностям, и остался с ней лишь лорд Эшфорд, для общения с которым не было нужды в том, чтобы спускаться в обеденную залу. А сейчас эта комната, прежде бывшая синонимом тепла и мира, казалась зловещей и холодной, потому что на другом ее конце находился человек, от которого она не знала, чего ожидать.

На этом контрасте Наннали почувствовала укол стыда, что в своей депрессии так редко ценила светлые моменты этой странной, но по-своему счастливой жизни.

–  Юми, оставь нас, пожалуйста, – просит она, не касаясь горничной. Она не желает выдать страха, а оттого становится более замкнутой и отстраненной, чем обычно. Но Наннали собрана и сосредоточена, и если прикоснуться сейчас к кому-то, кто желает помочь, она, верно, сорвется вовсе.

А ей нельзя срываться. Ведь вы же такая смелая, принцесса.

Господь рядом. А я недалеко уйду, – шепчет ей Юмиэ. Она не касается Наннали, но ее голос достаточно красноречив. Звук шагов - тоже. Она повинуется, но не оставляет принцессу беззащитной.

+11

3

Закончив беседу с Ботой и Фонтейн, Он удалился в спешно подобранные комнаты... И прекратил существовать.
Так странно.
Монарх Священной Британской Империи. Буквально живое определение фразы "большая шишка". Большая шишка.
И ничего.
О присутствии венценосной особы напоминают лишь пара угрюмых гвардейцев у двери, натужно изображающих расфуфыренный почётный караул.
Ни один журналист не рискнул и попытаться прорваться внутрь, предложить Ему ответить на несколько идиотских вопросов. Все слишком уж хорошо знали, насколько это "продуктивно" и "безопасно".

Служанка, посланная сообщить о скором прибытии принцессы, стояла, парализованная суеверным ужасом, несколько минут. Пялилась на живых вооружённых истуканов. Никак не могла убедить себя, что не попала в кошмар.
Что из-за выглядящей необычно тяжело и угрожающе двери на неё не кинется сейчас свирепое чудовище.
Но сподобилась, наконец, разжать зубы, пролепетать охраннику всё нужное.
Вздохнула, будто свернула горный хребет разом, когда тот скрылся в комнате и ей самой не пришлось выходить на верную погибель.
И испарилась в мгновение ока.
Шутка ли. Меньше десятка метров до Императора. Внукам впору рассказывать.
А ближе всё-таки неохота.

- Уже здесь? Хм.
Ничего особого Чарльз не ожидал.
Не ожидал от дочери спешного прибытия - и та подзадержалась.
Не ожидал попыток оттянуть встречу - и их не было.
Не ожидал злости, паники, лебезенья и явного ужаса - и не увидел их.
Он последовал примеру юной герцогини. С режущим тишину шорохом мундира гвардейцы отправлены жестом вон, и в зале остаются всего двое.
Крошечная девушка обладает хоть каким-то подобием внушительности только благодаря относительно массивному креслу-каталке.
Её могли бы сравнить с кроликом или безобидной овечкой. А Его - со львом, конечно. Старым, но не промахивающимся. Люди нередко хуже зверей.

- Наннали ви Британия.
Четвёртая принцесса.
Восемьдесят четвёртая наследница трона.
Герцогиня Йоханнесбургская.
Губернатор ЮАР.
- Что тебе известно о судьбе твоего брата?
Император говорит сухо, нейтрально. Дочь перед ним впервые за семь лет. Никакой реакции.
Вполне возможно, Наннали угораздило отыскать единственного человека, не считающегося с её увечьями и "общей бесполезностью" в принципе. Ни сострадания. Ни издевательского презрения. Ничего.
Провозглашая господство сильных без зазренья совести, Чарльз игнорировал очевидную слабость в упор. Заставляя поневоле задуматься о смысле речей Его.

Но Он всё равно оказался заинтересован одним Лелушем.
Путешествие, видать, - простое испытание новой военной машины, для какого годится абсолютно любой повод.
Разве же будет Ему зачем-то нужна сама предательница-инвалидка, бросившая своих ради африканского сброда?
О чём она думала вообще, предположив такую глупость?

+8

4

Шаги мимо. На мгновение замирает сердце, но люди идут мимо, оставляя отца и дочь наедине. Наннали слышит, как затворяется дверь, и изо всех сил старается сохранить то же выражение лица – пусть далекое от безмятежности, но все же спокойное.

Гордое имя звучит громко и внушительно. Все, что говорит Чарльз, неизменно наполняется такой силой, что даже имя самой беспомощной из всех принцесс Империи говорит о ее, Империи, величии. Наннали невыносимо стыдно быть такой жалкой, имея такое имя.

Вопрос – эхом в ушах. Или, быть может, это комната настолько просторна?.. Нет, за обедом голос шутника Пита не двоился – лишь сейчас.

Он жив, – отвечает она. Не тихо – ведь она же сильная, и не громко – потому что страшно до безумия. Может быть и к лучшему, что она не видит Императора, а только ощущает на себе его холодный, безразличный взгляд.

И это всё, что ты можешь мне сообщить, – отвечает он. Не спрашивает – утверждает, и Наннали все же опускает лицо, пряча плотно сжатые губы за длинной челкой. Больше ей нечего сказать. Именно таких разговоров она боялась, когда намеренно не спрашивала у Лелуша подробностей его жизни. Потому что солгать она не сможет, а сказать правду – не захочет. Мир слишком рано научил ее этой мудрости.

Шорох одежд и чеканный шаг – Император приближается к ней. Холодок бежит по спине, но умом Наннали понимает, что вреда он ей не причинит. Мог бы, если бы пожелал – в памяти девочки он так и остался гигантским исполином, на пару голов выше мамы, которая тоже была высокой. Ни к чему ему и унижать ее – Император не нуждался в чем-то подобном. Сама аура вокруг него, источаемая им мощь давила и пугала больше, чем все то, что он мог бы сделать с ней.

Эта мысль отрезвляет контрастом. Он прогнал их восемь лет назад. И эта ужасная жестокость, проявленная Императором к детям его любимой супруги, обернулась для них годами беззаветного счастья. Отец просто не может сделать ей больно или плохо, потому что ее счастье – в ее руках, и даже если оно разобьется, в ее силах будет склеить из цветной мозаики чудо еще более прекрасное.

Император не останавливается. Наннали поздно понимает это, как и то, что разговор, похоже, окончен. Маленькая смелая принцесса не хочет, чтобы этот разговор завершился так.

Тонкая ладонь тянется на звук. На уровне глаз – и цепляется пальцами за безупречно гладкую ткань. Мягким движением ниже – найти руку отца, услышать, понять его. Наннали замирает в растерянности. Даже Ганнибал Бота, казавшийся по первому времени неприступной скалой, был теплее. Пробиться сквозь стены, воздвигнутые Чарльзом Британским – возможно ли?..

Отец, прошу, – звонко восклицает она, подняв лицо и не отпуская его ладони. И тут же тушуется, боясь реакции на свой порыв. Прошу – что? Оставить Лелуша в покое? Ответов? Человечности?..

Ее желание настолько эгоистично, что ей стыдно за саму себя.

Позволь.. спросить, – и не дожидаясь позволения сжимает его ладонь своей. – Почему ты отослал нас прочь?

+8

5

У бесполезной принцессы хватает смелости на бесполезный ответ. Жив? Кто бы сомневался.
Разумеется, она ничего не знает. Ведь сын Марианны не может быть настолько глупым. Ни один человек вообще не может быть в этой ситуации одновременно живым и настолько глупым.
Жив. Скрывается. Не прозрел, волчонок. Что ж.
Ожидать большего от африканской ставленницы глупо. Вновь не смогла удивить Императора.
- И это всё, что ты можешь мне сообщить.
Констатация факта.

Чарльз поднимается и покидает зал. У Него нет других вопросов. Даже на заданный ответ был известен заранее; лишь подтвердился, уточнился, когда на то выпал шанс.
Он знает: Наннали не скрывает. Просто не умеет врать, даже так.
Нет смысла на неё давить. И ничего, что в самом деле ей известно, не волнует Его. Только связь-ниточка с потерянным сыном, подававшим несколько лет назад надежды.

Но вдруг.
Рука отца. Старика. В ней ещё с избытком сил, но заметить возраст совсем не тяжело. Она действительно холодна - в сравнении. И гладким обжигающим льдом - спокойствие.
Император всколыхнулся слегка первым за встречу неожиданным жестом дочери, лишь на обрывистый миг, и заледенел вновь.
Этот порыв достоин награды. Он слушает вопрос. Молчит. Нежную кожу принцессы режет нерушимым полярным морозом.

Взрыв.
- Я избавился от мертвецов.
Бескрайний холод в миг сменяется безжалостным ураганом.
Отвращение.
Неописуемый протест души.
Терзающая в лохмотья боль.
Отец сказал то же, что Лелушу тогда. И - Наннали не сразу поймёт - он врёт.
Не как другие, о нет. Здесь не сыскать и следа ни испуганной нервозности, ни торжествующей надменности, обычных для доселе встречающихся Четвёртой врунов.
Когда Чарльз обманывает дочь, он режет собственную гнилую плоть. Мерзотно. Мучительно.
Необходимо.
Отчего-то девушка ясно понимает: на привычном к этому жёстком лице не дрогнул даже единственный мускул. Лишь необычный дар позволил ей понять на секунду отца.

Вот лжи конец, возвращается лёд. Император не пытается вырвать руку. Сбежать.
Он столько раз вставал лицом против цунами, что вопрос дочери стал в лучшем случае невинным хилым всплеском.
Открывшийся ей шквал надёжно запрятан под отработанной, вылизаной годами яростных волн выдержкой и невозмутимостью.
Наннали никогда не должна была познать его.

+10

6

Ложь.

Наннали выдыхает шумно и на секунду ей кажется, что это внезапное откровение она не только подумала, но прошелестела губами. Она обескуражена, даже напугана этим открывшимся ей потоком чувств. В душе отца столько боли, столько бурь! За каменной скалой всего на секунду смогла она увидеть то, чего видеть не дано было никому.

Это ли видела в нем мама?.. Ту страсть, что прячет он теперь за толщей ледяного спокойствия и лжи.

Сильнее сжимает она ладонь Чарльза. Он никогда не проводил с ней времени и, кажется, даже не носил ее на руках, как другие отцы – своих детей. Он никогда не баловал ее и никогда не журил. Кажется, ее никогда и вовсе не существовало для огромного исполина в дорогом камзоле, но всегда он оставался ее отцом. И как бы она ни боялась его, как бы не желала избежать этой встречи – она остро нуждается в его внимании, в его одобрении. Зависит от его отношения, возможно, не меньше, чем от отношения Лелуша.

И эта лавина эмоций, настолько неожиданных для нее, поражает – и стоит дороже, чем все, чем мог одарить ее Чарльз. И эти же его чувства – проклятие для девочки, которая не способна сходу понять эту мудреную головоломку.

Наннали сжимает губы. Она хочет сказать ему, что они с Лелушем были счастливы. Что его непростое решение подарило им спокойную и безмятежную жизнь, и что все пережитое было ничем – лишь легкой досадой на фоне того, что они с Лелушем могли быть вместе.

Она хочет, чтобы он знал, что все было не напрасно. И что хотя Марианна мертва – они смогли жить дальше и радоваться новому дню. Что страшные сны с осколками цветных витражей почти оставили сознание маленькой принцессы.

Хочет – и молчит, вновь натыкаясь на холодную стену, построенную вокруг себя Императором. Пауза затягивается непозволительно долго.

За что убили маму? – Тихо спрашивает она, наконец, и тянется другой рукой – обхватить руку отца обеими ладонями, сжать для уверенности и надежности. Вопросы, которые не отравляли ей жизнь, но оставались с ней – на самой глубине души. Вопросы, на которые сегодня она может получить ответы, чуть набравшись смелости. Странные, неправильные ответы.

+8

7

И вот Император удивлён снова.
Дочь должна была остаться подавленной, раненной, прошептать извинение и пустить его прочь. Насколько известен её характер (а известен он совсем неплохо), других вариантов не приходится ждать. Разве только ещё отчаяние.
Случилось же совсем другое.

Наннали шокирована - но не в плохом смысле. Её невинное лицо полно лишённого негатива удивления. Даже наоборот.
Принцесса не ожидала ничего нового, задала вопрос безнадёжно, из-за одного нежелания просто смириться с судьбой, идя наперекор любому рациональному взгляду, уцепившись за уже оборванную ниточку, не замечая по слепоте своей глупости. Почему же тогда очевидный, подтверждающий холодную жестокую безнадёжность ответ удивил её и...
Подарил облегчение? Надежду?
- Неужели?..
Чарльз решает проверить догадку. Он ненавидел ложь во всех её многогранных проявлениях так долго, что предположение приходит к нему мгновенно.
Никто ещё не мог раскусить обман Императора, выучившегося этому проклятому вражьему искусству безупречно.
Никто до сих пор.

- Слишком много бессмысленных вопросов от бестолковой нахлебницы.
Отец хмуро высказывает дочери нежелание задерживаться с ней. Ложь.
Отец называет её бестолковой, подтверждая сказанное ранее. Нахлебница. Мертвец. Ложь.
В ледяной душе всколыхивается живой интерес. К необычному повороту событий. К надёжному способу общения, не подверженному даже самым чутким стенным ушам.
К преступно взрослой игре в "горячо-холодно", угадайку.
- Но я дам тебе ответ.
Террористический удар.

Ложь.
- Мы не смогли найти виновных.
Ложь.
- Но больше подобных акций с их стороны не последовало.
Правда.
- Поэтому имеет смысл положить, целью была в первую очередь Марианна Британская. Возможно, причиной стала гнусная людская зависть.
Правда. Но правда, подкреплённая настолько дикой, клокочущей внутренней бурей, что отвращение Императора к собственной лжи меркнет в сравнении с ней до тусклого, едва видного огонька.
Он даже пытается сжать руку в кулак, нарочно отпустив тормоза и позволив Наннали узнать всю полноту чувств, испытываемых ко всего одному человеку.
Всего одному по-настоящему ненавистному её отцу человеку.
Как можно ненавидеть только любимого ранее предателя.
И в описании злодеяния Чарльз использует как "зависть" слово jealousy, а не envy. Его другое значение - ревность.

Позволив себе уняться вновь, весь разговор пристально наблюдав за реакцией дочери, он подтверждает свой вывод.
Вспоминает, дав краткую паузу. Вспоминает мальчика с такими же прекрасными русыми волнистыми волосами, так же получившего от судьбы в подарок способного брата, тёплое сердце и невинную душу.
Он помнит - даже глаза девочке достались его.
Что, если...
Губы Императора размыкаются вновь, роняя самый тяжёлый до сих пор камень.
Жестоко. Ещё раз чистый, светлый человек пожертвует собой.
И один лишь Чарльз знает истинную цену этих жертв.
- Это не имеет значения. Твоя мать мертва.
Ложь.

+9

8

Как, – выдыхает Наннали. Все слова отца выстраиваются в ровную и стройную картину, каждая его эмоция, захватывающая девочку с головой, понятна ей – насколько могут быть понятны ребенку чувства умудренного опытом взрослого. Она осознает его боль, так похожую на боль Лелуша, – там, где она смогла смириться и найти счастье в чем-то ином, Чарльз и Лелуш Британские расписались в собственном бессилии.

Могли ли они простить самих себя?..

Едва ли.

Отец говорит странно – загадками, заученной правдой, под которой позволяет он ей увидеть второе дно, прячущее клокочущую агонию любви к величайшей из женщин. Ему совсем не безразлично то, что случилось с Марианной, как думал Лелуш. На лице Наннали – все ее мысли и чувства, и ее шокированное «как» посвящено финалу короткой речи отца.

Финалу, которого она не могла предугадать даже если бы была так же умна, как брат.

Как такое… – возможно?

Тонкие девичьи пальцы выпускают ладонь отца. Наннали сжимается в своем кресле, силясь принять такую правду, но та никак не укладывается в голове, перечит всему, во что верила принцесса последние годы. Противоречит тому, что она помнит.

Я же помню, – шепчет она, с шорохом сжимая складки юбки на коленях. – Я помню, будто это было вчера… Никогда бы не забыла.

Звон, с которым осыпается разбитое пулями невидимых врагов стекло. Сияние солнечных лучей в осколках цветного витража. Боль в ногах, тяжелое тело матери над ней, ее кровь, заливающая одежды маленькой Наннали липким, пугающим теплом. Весь дом был наполнен драгоценными камнями, расчертившими жизнь на «до» и «после», и венцом кошмара – затухающие аметисты самых прекрасных на свете глаз.

Она уверена – сердце мамы остановилось. Она помнит – хриплое дыхание Марианны прервалось, остановив ее триумфы и освободив от последних минут мучения.

Виски наполняются гулкой болью, и Наннали хватается за них, ловит, как ускользающий поводок рвущегося прочь сознания.

Я была там, – повторяет она упрямо. Верит и не может верить одновременно, и от этого противоречия в глубине души поднимается давно забытый страх. Настоящий. – Я видела все своими глазами

+9

9

Дочь пускает его, разорвав установившийся контакт. Сомнений в нём не осталось. Слишком ярко. Слишком ясно.
Детей у Марианны было двое. Как непростительно - забыть, упустить очевидное!
Как глупо ожидать чего-то от потомков, оказавшихся в лучшем случае подобными брату - и не заметить единственную, столь схожую с ним самим.
Не с ним сейчас, о нет. С ним тогда.
Руда совершенно не похожа на закалённую литую сталь. Но суть есть одно - и качество металла определяет идущий в горн материал.

Её слова дают ответную надежду и отцу. Они звучат слишком смело, слишком громко, слишком очевидно для испещеренных глазами и ушами повсюдных тёмных закоулков.
И всё же, риск стоит вознаграждения. Гарантированный проигрыш много хуже шанса на победу.
Как ответить? Как не порвать последнюю тонкую паутину, укрывающую этого хрупкого птенчика от оскалившего зубы горностая? Ведь тот уж давно облюбовал себе бесценный деликатес, не удовлетворившись пышным жестоким пиршеством, устроенным восемь лет назад.
Наннали хватается за виски, склоняет голову, в попытках спрятать лицо и скрыться от удара судьбы.
В праздных, пустых попытках.

Так жаль.
Но ей некуда бежать.
Нет выхода с подводной лодки.
Есть только безумный старик, стоящий со спичкой в руке на горе динамита. И обещающий: темницу можно взорвать.
Взорвать - и за толстым многослойным металлом пробьётся, наконец...
Солнце.

И теперь уже Чарльз протягивает ладонь к дрожащей принцессе, твёрдо берёт за подбородок и поднимает её лицо в несвойственное, гордое положение.
Будь девочка в силах - смотрела бы сейчас отцу в глаза.
Обрамлённые твёрдым гранитом лица, готовые пронзить любого, холодные...
Но на самом деле такие же. Как зеркало.
Ужасно правдивое зеркало.
Если бы она только могла!
Но мерзавец лишил бедняжку даже этого малого счастья. В пелене дерзкой самоуверенности, густо застлавшей острый чуткий разум, надеясь прикрыть следы надёжнейшим из способов.
Он слишком сильно полагался на волшебство и чудеса, творящиеся исключительно в его пользу. И сделал свою неотвратимую кару лишь много, много хуже.

Как ответить? Что сказать?
- Ты веришь предавшим тебя, Наннали. Ты слаба.
Не нужно держать за руку: это правда.
Отчасти.
Дочь уже знает его достаточно, чтобы понять призыв.
Ты не смеешь пользоваться своей силой.

+9

10

Слаба, – эхом в голове. Наннали знает это сама, и каждый ее неуверенный шаг был преисполнен желания приблизиться к величию сильных. Лелуша, Марианны, Ганнибала Боты. Отца. Не просто приблизиться – стать такой, как они. Быть готовой принять следующий ход судьбы, окажись он подарком или ударом.

За шелухой собственных страхов Наннали сама не замечает, насколько она сильна. Сколь многих увечья, подобные ее, ломают, калечат – не тело, но душу. Сколько тех, кто оступается, падает, не находит причин вновь подниматься. Сколько тех, кто сдается, уходит в депрессию, превращая жизнь окружающих и свою собственную в ад. Маленькая принцесса даже не предполагает, какой силой обладает.

Но она – эта сила – рвется в дело, требует выхода.

К лицу приливает кровь, и пальцы отца кажется обжигающе холодными, а слова беспощадно строгими и правдивыми. Непонятными – снова загадка, которую ей не разгадать. Не разгадать ли?..

Предал – кто? Она не понимает. В ее окружении нет лжецов – ближайшим Наннали верит безоговорочно, всей душой. Дункан и Юми, Юфи и Ренли, Рубен и даже Ингрид. Многие добровольно, по собственному желанию вручили ей власть над собой, и хотя принцесса не чувствовала в себе права командовать кем бы то ни было – ее робких приказов ждали, как ждут снег на Рождество.

Взгляд отца тяжелый, она чувствует его всем своим существом и не может спрятаться от него, не может даже отвернуться. Совсем как не могла тогда, прижатая к полу телом матери. Наннали пытается отстраниться, пугаясь этого сравнения, но он не отпускает, и ей должно лишь смириться с таким решением. Принять – как приняла смерть мамы, ссылку в Японию, начало войны и новую фамилию, под которой прятали их Эшфорды. Что-то было легче, что-то сложнее, но неизменно – непреодолимость силы, навязывающей принцессе решение. И ее хватало лишь на то, чтобы не ломаться под этим гнетом.

Но от нахлынувшей памяти ее трясет. На Вилле Ариес она потеряла сознание, вновь переживая события того дня, яркими красками заигравшие перед слепым взором. Сейчас у нее нет права на такую слабость – не теперь, не на глазах отца. И все же, воспоминания новым витком сжимают кольцо, душа волю принцессы. Кажется, словно отец не за подбородок держит ее, но сжимает сильные пальцы вокруг тонкой шеи, и дыхание спирает в груди. Страшно, больно, не вдохнуть. Один в один.

Пойманной в паутину бабочкой бьется Наннали, пытаясь вырваться из этих жутких воспоминаний, из этих цепких и настойчивых рук, оттолкнуть в страхе призрак тела умирающей матери.

..если Марианна жива, то.. как? Почему?..

Ответ лежит на поверхности, и смятение оставляет лицо принцессы, сменяясь пониманием.

Чарльз берег любимую, чудом выжившую женщину от невидимого врага – так же, как берег её детей, спрятав от всего мира на далёких Японских островах. Этот монументальный исполин, воплощение силы и величия, прячущий клокочущую бурю чуждых его образу чувств – защищал так, как мог.

И если не мог он оставить сына, отражение любимой Марианны, при себе, - насколько же близко ожидал он увидеть убийцу?

Поэтому сейчас он говорит загадками? Поэтому не встретил её в столице, а пролетел через половину мира ради вопроса о Лелуше?..

- Мама не пережила атаку террористов, - утверждение-вопрос. Наннали умелая ученица и схватывает правила игры на лету, обхватывая тонкими ладонями запястье отца. Правда? Лишь убедиться.

- И я никогда больше не увижу ее.
Ложь? Безмолвной молитвой - пусть это будет ложь.

- Мы с братом научились жить с этим, - так думала Наннали, обманывая саму себя. Лелуш не простил убийц Марианны и не простил отца за бездействие, но она так отчаянно не хотела это замечать, что гнала это чувство прочь.

Но за себя не лжет. Лелуш смог окружить её достаточной любовью и заботой, чтобы она не чувствовала себя одинокой, а Сузаку и друзья по школе дали понять, что жизнь продолжается, что она не должна замыкаться наедине со своей бедой.

А Шнайзель, и дядя Рубен, и Ганнибал напоминали, что она может быть нужной. Она способна изменить чью-то жизнь к лучшему.

Или к худшему. О чем напоминал Дункан.

- Я не имею права останавливаться, отец, - шепчет она. Именно так, не имеет права.

+9

11

Её глаза - предатели. Вынужденные к тому, подкупом ли, шантажом... Предатели, чьё слово непозволимо принимать за данность.
Крошечная принцесса дрожит. Разрывается изнутри паникой. Не знает как себя повести.
Это переломный момент. И она справляется.
- Вот как.
В коснувшихся отца вновь пальцах отражается его одобрение. Эфемерная, ценнейшая награда. Лучшие из лучших в Империи бесплодно охотились на ней.
А получить смогла искалеченная девочка, расцвёв даром себясгибающей воли.

Вопросы Наннали получают "ответы" ещё страннее.
Там, где Чарльз говорил со строгой уверенностью, она спросила слегка иначе. Изменила формулировку. Привнесла щепотку дополнительного смысла.
И его реакция уже не столь однозначна.
"Не пережила атаку террористов". Ложь... С сомнением. Ведь атаковали не террористы. Ведь не пережила.
Сердце Марианны действительно остановилось в тот день.
Воскресла.
"Никогда больше не увижу". Отец не знает ответа. Вместо чёткого утверждения неистинности в душе старика подымается волна бессильной тоски. И пальцы медленно протягиваются выше, касаясь виска дочери у угла глаза неожиданно мягким движением.
Она не увидит мать. Потому что не может видеть. Так?
Почему у него нет уверенности даже в её слепоте?

Без ответа остаётся упоминание брата. И, наконец.
- Indeed.
Император незамысловато подтверждает слова принцессы.
- У тебя никогда не было этого права.
Как и у всех прочих. Как у него.
Забавно, но правителям не суждено располагать особой волей.
Их считают свободнейшими среди прочих. А на самом деле лидер связан сотнями цепей.
Ошибка короля уничтожит королевство.
Жертва человека на благо человечества настолько очевидна. Её без толку обсуждать и размышлять о ней.
Её нужно просто совершить тому, на чьи плечи упала эта ноша.
И пусть плечи будут хрупкими. Судьбе безразличны детали.

Отец отбирает свою руку обратно. Сокрытого и недосказанного не осталось - на сегодня. Разве только...
- Ты ожила, Наннали.
Шагая прочь, Чарльз оставляет за собой несколько слов в воздухе.
- Ты желанная гостья на борту.

+7

12

Чувствуя его замешательство, Наннали находит в этом... Надежду?

Прикосновение отца бережное, преисполненное сожаления и боли - надёжно спрятанной за монолитом непоколебимого  образа, но такой очевидной для его дочери. Он любит её, - отчаянно остро понимает она, светлея прямо на глазах. Отец, которого Лелуш считал монстром - любящий их человек, несущий бремя вины за то, что не сберег самое дорогое.

Но нет же. Сберег, на странный и неясный лад. Не единой семьёй, но хотя бы так - и Марианну, и её детей. Наналли сгорает от желания рассказать это брату, но помнит негласное правило. По телефону, по интонациям голоса разве можно разгадать?

Ей непременно нужно придумать такой шифр, который поймет лишь Лелуш.

Наннали коротко кивает, отпуская отца. Она думает сказать ему, что снова учится ходить, но замолкает, решая в следующий раз показать это. Как иные отцы держат младенцев за руки, когда делают они свои первые шаги, так и она подарит ему чувство гордости. Она твёрдо решает во что бы то ни стало победить инвалидное кресло - ради этого чувства, ради Дункана, ради самой себя.

Потому что у неё нет права останавливаться и никогда его не было. Слабость, депрессия, в которую она впала короткое время назад, теперь ей самой кажется нелепостью, недостойной принцессы и дочери Чарльза и Марианны.

Отец уходит, вместо прощания приглашая на новую встречу, и вопреки первым ожиданиям, теперь она не боится его. Уважает, гордится, вновь принимает на себя ответственность за собственное рождение. Она поднимется на борт Великой Британии, чтобы снова заговорить с ним. Она не разочарует его.

Принцесса остаётся в зале - немного обескураженная и воодушевленная, готовая бороться. Наннали не понимает, чем вызваны были сомнения Чарльза, но не они владеют её мыслями, а новость, которой не суждено прозвучать ни по одному каналу, но которая могла бы изменить миллионы жизней - и которая меняет сейчас жизнь одной единственной девочки.

Потому что если неправы оказались врачи, не сумевшие поставить её на ноги десять лет назад, и если неправ оказался весь мир, уверенный, что Марианна Вспышка мертва... Как много ещё лжи из прошлого может вскрыться? Как много её воспоминаний окажутся детской выдумкой?..

Наннали поднимает ладонь, касаясь собственных век. Она ещё не понимает, что все это значит. Но дайте срок - и обязательно поймёт.

Эпизод завершен

+8


Вы здесь » Code Geass » События игры » Turn VI. Turmoil » 04.12.17. Reversi