Нежный лебедь, отшатнувшись назад, смотрит на преградившего ей путь моряка сначала со страхом, а затем – справившись с эмоциями – со сдержанным раздражением. Ей уже доводилось принимать комплименты от простых людей и даже нищих, пропахших тухлой рыбой, и то, что по первому времени Винафрид принимала за разоблачение, всегда оказывалось всего лишь желанием привлечь внимание красивой горожанки. И, пожалуй, едва ли безымянного лорда-чайку интересовало при этом венчание под ликами Семерых.

Винафрид чуть хмурится, склоняет голову, высматривая окружение лорда-чайки. Но нет, он один – за его спиной не стоит жаждущей поддержать его команды. Разве что за дальним столиком притихли и поглядывают на него – и не вмешиваются. Так уверен в своих силах и обаянии или настолько безразличен товарищам по оружию?

Возвращается взглядом к его лицу – все неторопливо, нарочито спокойно. Из-под густых бровей на нее смотрят светлые глаза – такие же, как у нее самой, и держится лорд-чайка уверенно, даже дерзко отчасти, и улыбка у него – по-мальчишески добрая, открытая. В целом – весьма симпатичен и приятен глазу, но Винафрид осторожничает, не вполне уверенная, с каким огнем предстоит играть, и не стоит ли оставить этот жаркий уголь в камине. Никакой азарт, никакие чувства не заставят ее потерять голову и забыть о неизбежных рисках.

– Отцу будет приятно знать, – лукаво улыбается она, опуская лицо и утирая чумазый нос рукой, – что я приглянулась лорду-чайке.

Цепляет юбку свободной рукой, неловко приседает, изображая приветствие как-бы-благородного господина – было бы даже изящно, но корзина мешает. Винафрид, перехватив ее поудобнее, пытается обойти мужчину, но он вновь заступает ей дорогу, и это злит леди.

– Надеюсь, ваши друзья не привыкли помогать вам убеждать строптивых девиц, – щурится она, поднимая глаза, и теперь смотрит прямо, почти с вызовом.

Лорд-чайка говорит тихо, и улыбка едва не сползает с губ Винафрид. Она чуть заметно хмурится, одергивает подол платья, пряча носки сапог. Не то чтобы леди Мандерли не думала об обуви – но лишь однажды надев туфли своей служанки, Винафрид стерла все ноги в кровь и потом еще долго хромала, боясь попадаться матушке на глаза.

– Их подарила мне моя госпожа, – перед мысленным взором встает во весь рост Вилла, охотно раздававшая челяди все то, что не приходилось ей по духу. Но пояснение скорее по привычке: лорд-чайка смотрит упрямо и самоуверенно, и Винафрид чувствует: даже появись здесь все Семеро, в один голос твердящие, что он не прав, он все равно не изменил бы своего мнения.

И от этой его самоуверенности разве что зубы не сводит – Винафрид фыркает, демонстрируя все свое пренебрежение к самой идее, что она может волноваться о ком-то вроде лорда-чайки. С чего бы? Какой наглый тип!

Видя, что здоровяк-вышибала уже приближается, Винафрид спешит ускользнуть – быть в самом центре трактирной драки ей совсем не улыбается, к тому же, она хочет покинуть это заведение независимо от ее, драки, итогов. Но не успевает она даже шагу ступить, как бесчувственного вышибалу прислоняют к стене прямо перед ней – там, куда она собиралась уходить. Отступая еще на шаг, Винафрид почти готова признать поражение. Почти.

– Пока единственный мерзавец, которого эта красота привлекла – это вы, лорд-чайка, – чересчур громко цедит она, и только тогда понимает, что вокруг них тишина: люди повскакивали из-за столов, схватились за оружие – не только товарищи чайки, но и другие, кто решил сегодня поесть или нажраться до захода солнца.

Испуг и раздражение не красят леди: улыбка исчезает, брови сходятся к переносице, а в горделивой осанке читается стоическое нежелание признавать себя проигравшей. Винафрид смотрит по сторонам, изучает лица: кто из них вступится за нее? Много ли еще здесь людей, узнавших благородную даму? Переводит взгляд на моряка – уже в который раз все повторяется – и пытается понять, чего на самом деле он хочет. Выкупа, награды? Для простого комплимента он слишком далеко зашел.

И вместо того, чтобы закричать, леди молча вручает лорду-чайке корзину с караваями. Переступает через осевшего детину и следует к выходу. Пусть трактирщик сам разбирается со взбудораженной толпой, а уж с одним охотником за наживой она как-нибудь сама справится.

Ах, какая жалость, что не может он действительно сгореть на месте. Леди Мандерли кровожадностью не отличалась, но ее раздражает все: его дерзость, его веселость, его сила, продемонстрированная в трактире. Конечно же, ей такая дана не была, и если кого из сестер и наделили бы Семеро таким даром, то это была бы Вилла, но никак не изнеженная, капризная Винафрид.

Его слова больше похожи на брачный обет, на торжественную клятву, и леди вновь гневается – ей ни к чему обещания от пропахших морем капитанов. О, эти его странные понятия о чести! Почему именно за нее ухватился этот надоедливый тип, а не за проскользнувшую только что мимо горожанку? Только из-за дорогих сапог?

– Я здесь, – цедит она, откидывая косу за спину. – В полной. Безопасности. – Гордый взгляд и прямая спина, да отсутствие ответа - не обязана леди перед каждым моряком отчитываться в своих планах.

– Я, кажется, поняла, – задумчиво тянет она, ступая на безлюдную улочку. – Вы вообразили себе, что я благородная леди – одна из девиц Мандерли, наверное? И теперь вы хотите получить за меня награду у моего лорда-отца? – Со смехом говорит она. – Вас ждет ужаснейшее разочарование, лорд-чайка.

..хотя бы по той причине, что ее лорд-отец в плену и, очевидно, никому за нее платить не сможет. А вот лорд Виман, конечно, не поскупится за жизнь и здоровье внучек – хвала Семерым, прибывший в Гавань моряк не Ланнистер и не Баратеон, чтобы делать из этого остро-политический, а не сугубо финансовый вопрос.

– Позвольте же поинтересоваться, сколько оленей вы намерены выручить за меня? Или, быть может, вы оценили меня в драконах? – Насмешливо произносит Винафрид. Уверенно и неторопливо ступая по улочке, леди не оборачивается на провожающего, но слышит его шаги. Какой он все-таки упрямый.

– Из Сумеречного Дола, – вторит Винафрид лорду-чайке, словно пробует на вкус название далекого, почти южного города. Для Стеффона это дом, а для леди Мандерли, не бывавшей дальше Трех Сестер, – это другой конец света. Война, должно быть, коснулась Сумеречного Дола куда сильнее, чем Белой Гавани, – думает она, повернувшись спиной к лорду-чайке и созерцая безмятежность морских вод. Они стальные, опасные, недружелюбные – как и грузное, затянутое по-зимнему мрачными тучами небо. Как и весь мир вокруг. Винафрид никогда не желала иной судьбы или путешествий в дальние страны, но ее невольно охватывает зависть к стоящему рядом человеку, способному бросить родной дом в час беды ради какой-то мелочи – например, чтобы привезти в Гавань одного единственного человека.

Об эту мысль Винафрид спотыкается – чересчур романтично и бессмысленно. Разве есть в Вестеросе такие вольные странники? Она поворачивает голову, желая увериться в абсурдности подобной идеи, когда тяжелый плащ накрывает плечи, а сильные мужские руки обхватывают ее. Леди Мандерли застывает в растерянности и смятении: тепло окутывает ее жаром чужих объятий, которых в самом деле нет – Стеффон не задерживает рук, отпуская девушку в тот же миг, как щелкает пряжка. Винафрид отстраняется, разрывая дистанцию, а сердце бьется в висках. Она благодарна и напугана одновременно, и хотела бы вернуть моряку накидку, но так в самом деле теплее.

..выходит, вот как чувствует себя девица, отданная замуж? Укрытой, согретой, защищенной чуждой ей силой... и абсолютно беспомощной. Она словно теряет власть над самой собой, возможность принимать решения и действовать так, как сама посчитает нужным. Она не желает чувствовать себя слабой. Настолько слабой.

Вилла бы сказала, что ее, Винафрид, мужу сказочно не повезет с супругой. Сама же старшая Мандерли могла лишь надеяться, что под ликами Семерых плащом ее укроет тот, кто будет считаться с ее мнением. Кто-то совершенно непохожий на настойчивого и самоуверенного лорда-чайку.

– Не стоило, – вместо благодарности. Отворачивается, вновь смотрит на море, ища душевного покоя. Искать в Стеффоне черты будущего супруга, конечно же, неправильно. И винить его за несвойственную северянам галантность – тоже. Но будь у нее в самом деле жених, он был бы в ярости, пожалуй, хоть укрыта она и не церемониальным плащом.

– Скоро начнет темнеть, – делится она опасениями. В Новый Замок лучше бы вернуться затемно, для ее же блага. – В сумерках я никого уже не найду. – Винафрид и не намеревалась, но и игру бросить не может. – Я искала свою госпожу Виллу.

О Вилле, наверное, даже в Сумеречном Доле слышали, – думает с легкой улыбкой старшая Мандерли, оборачиваясь лицом к лорду-чайке. Или нет?

– Вы можете проводить меня до Замковой лестницы. Дальше путь безопасен. – Городских стражей там не меньше, чем порту.

О да, конечно, перевернет. Пустая бравада лорда-чайки кажется ей глупой, но его плащ укрыл ее от ветра и холода, а сам он идет в одном камзоле – и едва ли камзол его греет. Винафрид бросает насмешливый взгляд, попутно оценивая статную, ладно скроенную фигуру моряка. Конечно, перевернет, как только вернется в Белую Гавань из Сумеречного Дола. Сегодня он здесь – доставил рыцаря к невесте, а завтра задержит отплытие, чтобы доставить девицу к отцу. Конечно.

– Едва ли, – неопределенно ведет Винафрид плечами, отвечая разом и на все. Едва ли будет тосковать и едва ли кто-то ринется искать Стеффона во имя ее чести. Едва ли вовсе у нее остался бы жених, вернись она с вестями о своих вечерних похождениях. И едва ли это все хоть как-то касается лорда-чайки, вольного выбирать любой из восьми ветров – каждый из них может стать ему попутным.

– Тогда оставьте ее себе, – серьезнеет леди. Там под хлебом, у самого дна плетеной корзинки лежит небольшой мешочек – в нем немного оленей да тонкий, витый ободок серебра, украшенный бирюзовым камнем. Дорогая игрушка в тон цветов дома Мандерли была ее гарантией, что всякий гвардеец, даже не видевший леди Винафрид в лицо, сопроводит ее в Новый Замок, возникни у нее такая нужда. И она принимает решение, приседая в шутливом реверансе перед лордом-чайкой, что его обаяние и смешливый нрав стоят такого подарка.

Перед прощанием она смотрит во все глаза: запоминает до последней детали и пряжку ремня, и потрепанный камзол, и мятую рубаху, и пляшущего в его глазах Неведомого. Он проводил бы до самого Чертога, но Винафрид упряма и слишком умна, чтобы позволить это, а вот тепло Стеффона останется с ней. Очарованная, она уже думает о том, что расскажет сестре о странном знакомстве.

– Прощайте, – легко говорит Винафрид, улыбаясь, а после ускользает, устремляясь по Лестнице к дому.

Она сбережет воспоминание об их короткой встрече. Так пусть же и он насладится разлукой.

Или продаст кольцо и купит себе новый плащ.