Затяжка, пауза, выдох. Табачный дым, проникая в лёгкие, на выходе из них словно забирал с собой часть груза воспоминаний, проблем, неприятностей. С каждым миллиметром прогорающей сигареты не ощущалось больших ярких красок в мире, но так же мир и не серел. Ничего не изменялось. Но когда дым выдыхался изо рта, появлялось некое ощущение… Удовлетворения, спокойствия.
Нет, все-таки дым не забирал ни воспоминаний, ни проблем, да и неприятностей только прибавить мог. Но окончательно докуренная сигарета, оставляла за собой порцию «успокоительного». После которого тебя не беспокоят духи прошлого, не волнует количество проблем, да и плевать на возможные неприятности.
Сигарета лишь притупляет то, что невозможно излечить.
Павел затушил окурок и намеревался, было оставить его за ближайшим углом, но порядочность взяла верх, и принц спрятал окурок в карман, решив утилизировать его при первой возможности.
Из-за обеденного стола, второй Наследник откланялся несколько раньше положенного, скрыв тот факт, что ему просто сильно хотелось покурить. Да и нежное размусоливание пищи ножичком и накалывание тончайших кусочков пищи на вилку было невыносимо до скрипа зубов принцу. И когда Павел, с непривычки сжевывая порядочный кусок мяса за один раз, получил косой взгляд от старшего брата, это посулило дополнительным поводом откланяться.
Впоследствии, решение прогуляться по дворцу, пришло в голову Павла спонтанно, словно еще неосознанное желание после трапезы и курения, которое тут же пришло во исполнение. В ходе праздной прогулки по коридорам дворца, он не предавался каким-то особенным мыслям, да и ощущал себя не до конца комфортно в столь роскошном здании, от которого он успел отвыкнуть.
Прогулка, вскоре, была прервана. Павла догнал слуга, смутно ему знакомый, который вежливо передал приглашение от её Величества Елизаветы на прогулку в саде.
Взгляд принца враз погрубел, брови сдвинулись ниже и слуга бочком-бочком да исчез из виду, исполнив возложенное на него задание.
Что хотела эта змея, отдаленно напоминающая мать, принц не знал, не понимал и вообще был удивлен такому приглашению, именно от неё. Но подавив первые приступы негодования, Павел доработал нарисовавшуюся картину, что этой женщине, вероятно понимающей отношение принца к ней, просто так бы не вызвала его на… Прогулку. Либо ей что-то нужно было, либо это маразм на старости лет. Вероятным было первое, потому что вторым эта, признаться, хваткая императрица определенно еще не страдала.
Как бы то ни было, отказываться Павел не желал, так как это бы выглядело оскорблением издалека и не совсем честным к какой-никакой, да женщине, которая взяла на себя смелость самой его пригласить.
К упомянутому дворцовому саду, Павел прибыл, примерно, минут через пять.
Когда он увидел и распознал в женщине впереди свою мачеху, то все благородные порывы относительно уважение к ней, как-то плавно начали улетучиваться, оставляя за собой только взращенную временем неприязнь.
Что ей вправду от него нужно? – задаваясь этим вопросом, принц, с привычно угрюмым выражением лица, подошел ближе.
-Неожиданное приглашение... Ваше Величество, – тихо, но внятно проговорил Павел, подчеркивая обращение к королеве, слегка замедленной интонацией в голосе. На самом же деле попросту пробуя столь непривычное обращение на вкус.
Одет Павел был  достаточно тепло, что бы его закаленное тело могло вынести слегка прохладную солнечную погоду, разве что со стороны могло показаться, что одет принц был легко.

- Здравствуй, Павел, - едва ли успел Павел кивнуть, как императрица отвернулась. Складывалось ощущение, что и видеть она его не особо то желала. Впрочем, если это было так, то он разделял её чувства. Однако, на кой-то черт и каким-то образом, женщина пересиливала себя.
И все еще обуреваемый определенной заинтересованностью, принц последовал за ней, на пол шага позади. С одной стороны, дань традиции, с другой, - не приходилось испытывать силу воли при виде лица мачехи.
Повисла короткая пауза, в ходе которой Павел окинул взглядом осенний сад, не придавая, правда, значения деталям и посматривая чаще на спину императрицы.
- Кое-кому, кто для вас очень дорог, нужна ваша помощь, - он непонимающе прищурился, словно на затылке Елизаветы было написано продолжение её начатой фразы.
– Ваш отец желает выдать вашу сестру замуж… за британца. Не знаю, успела ли она поведать вам об этом, но вам следует об этом знать.
Если бы у Павла на тот момент в зубах была сигарета, то она определенно бы выпала из его удивленно раскрытого рта и дополненного расширившимися зрачками, выражающими абсолютно искреннее удивление.
Он остановился.
Слова императрицы звучали как бред, как очень не смешная шутка, хотя её интонация выражала искренность. Память Павла подсовывала образы юной сестры, отрывисто показывало новостные заголовки, отчёты о деятельности СБИ и сознание пыталось как-то объединить это в целостную картину. Но не получалось. В голове был только глухой возглас - Сестру? За бри-и-и-танца?!
- Что?.. За британца?.. - после, примерно, десятисекундной паузы, хрипло тупо переспросил принц.
Лицо Павла через несколько мгновений все же справилось с удивлением и теперь прям искрило нескрываемым удивлением, вперемешку с нарастающим негодованием, о чём говорили сдвинутые брови и возвращающий силу осевший голос.
Похмурившись пару секунд, Павел прикрыл глаза, скрипя зубами помолчал, а затем, посмотрел на мачеху, сдержанно проговорив:
- Зачем моему отцу делать по... принимать подобное решение? Это же нонсенс! - последняя фраза прозвучала резко, словно выпад меча.
Он не спрашивал, откуда Елизавета могла об этом знать, - ей по статусу многое может быть раскрыто. Не уточнял, - не шутка ли это? Потому что... Потому что это получилось бы слишком глупая шутка. Но Павел смотрел на неё, словно прожигал взглядом, ждал ответа и тайно надеялся, что она неожиданно засмеется и скажет, что это шутка. Глупая, грубая шутка и игра над чувствами принца к его сестре.

Упоминание Китая в подобном свете, заставило сознание принца вспомнить отрывки моментов из, длившейся порядка двух лет кровопролитной войны. И лишь мельком, малейшее воспоминание из прошлого «того» дня вспомнилось принцу, - кровь и искаженное ужасом лицо друга, чьи губы беззвучно вопрошали. Но Павел отогнал от себя навеянные воспоминания, которые на тот момент оставили лишь неприятное ощущение, перераставшее в большое раздражение от факта, что отец запланировал союз с бывшими врагами. И не просто с врагами, а с союзом врагов!
Российская Империя не заслуживала подобного. И уж тем более его сестра.
Павел, увлекаемый потоком информации от Елизаветы, вновь последовал за ней, по украшенной дорожке сада.
Посетила голову принца и другая мысль – почему он слушает эти слова именно от этой женщины? Почему об этом не сказала сестра? Не сказал Алексей? Почему именно мачеха, - человек, с которой он не желал и не желает, видится вот уже седьмой год? Что ей с того, что Павел узнает подобную информацию? Уж не радеет ли она за страну? Или…
Принц, поддавшийся более ярким эмоциям в своей душе, недовольно посмотрел на лицо Её Величества, видное ему сбоку.
Или она просто что-то замыслила. Но обращаясь к своим воспоминаниям, Павел не мог вспомнить каких-то особых случаев, что бы Елизавета как-то себя по-особенному проявляла, кроме, разве что, соблазнения его отца. Возможно, принц и ошибался в этой женщине. Но твердо угнездившийся образ каноничной мачехи заставлял сомневаться в искренности последней.
Неприятное тепло растекалось по телу принца. Негодование, возмущение, от полученной информации, вызвавшей непонимание, вопросы, которые он хотел задать уже отцу, а не мачехе, которая, вероятно, уже и так сказала много. А если она и еще что-то могла добавить, то Павел жестко утвердил, что она вряд ли это «что-то» озвучит.
- Мы заклеймим себя позором навеки, если это просочится в прессу…
…И, если вспомнить, прямо сейчас наши люди сражаются за Кавказ и другие наши границы.
Пресса? Ах да, репутация семьи светского общества иногда превыше отношений, правды и жизни некоторых людей. Но все же, это вправду был настоящий позор, - принять сторону тех, ради уничтожения которых солдаты проливали кровь, как и сам Павел. И ладно, если бы Китай или даже та же СБИ предложили мир, союз, но нет! Сам император Российской Империи протянул руку мира, отдавая «ценность» семьи в руки возможных предателей и тех, кого недолюбливают и ненавидят многие.
За что же тогда Павел проливал кровь? За то, что бы в один день узнать, что родина сама пошла к врагу в руки?
- ...чью сестру он намерен продать варварам и фашистам, - спокойно говорила Елизавета.
Образ счастливой сестры, который меркнул под флагом СБИ и толпами солдат, тут же предстад в разуме Павла.
- Достаточно, - тихо, с нарастающим раздражением в голосе проговорил принц, - Вы сами знаете, что я так же против подобной идеи.
Подойдя к Т-образной развилке сада, Павел вновь остановился, внимательно посмотрев на императрицу Елизавету.
- Как и против того, что бы армия и страна платила еще большую цену из-за политических интриг, – Павел старательно подбирал слова, несколько отвыкший от этикета, где не приветствовалась ругань и активные действия. И следующие слова он произнес угрожающе тише, - Но я не желаю ради этого бесполезного плана отдавать свою сестру.
Павел сделал шаг к императрице, смотря ей глаза, подойдя достаточно близко, что бы даже почуять легкий аромат духов женщины. Его взгляд сузился.
- Я не знаю, зачем Вы мне это рассказали и какую цель преследуете, но в этот раз, я соглашусь с Вами и разберусь с этим. И приложу все усилия, что бы моя сестра, как и страна, не оказались в лапах врага.
Говорил Павел со сдержанным раздражением, тихо, смотря Елизавете в глаза. И даже если он не сказал напрямик, то на тот момент он выразил определенную благодарность мачехе, хоть и сам, впоследствии, отрицал подобный факт. Не хотел он и обсуждать с ней детали того, насколько отец идиот и что могло его побудить на подобный шаг.
Принцу нужен был Советник. Или нет, - сразу сестра. А затем его больной по всем параметрам отец.
Помолчав, принц отступил от императрицы на шаг.
- И если это всё, то я вынужден откланяться, Ваше Величество.