Не часть в одном месте можно увидеть столько представителей императорской семьи. Принц Шнайзель всеми своими силами изображал радушие. Мило улыбаясь, он ходил от гостя к гостю, общался, шутил, льстил и принимал лесть. Но как бы он ни старался, всё равно весь этот бал попахивал лицемерием и ложью. Даже сильнее, чем обычно. Словно некий метафорический зверёк, олицетворяющий честность и любовь, сдох где-то неподалёку и залежался. Хоть и говорилось, что бал этот в честь возвращения Нанали, у Шнайзеля были совсем другие взгляды на это. Ему нужно было распиарить сестрицу чтобы аборигены из отсталой Африки буквально молились на неё. Ведь тут платье даже самой бедной гостьи стоит больше чем несколько селений чернокожих. Следующей, но не менее важной, задачей было успокоение тех немногих родичей, которые за Нану действительно переживали. Стоило только показать, что и самому Шнайзелю она не безразлична и одной головной болью меньше. И именно этим он и занимался. Разбив надежды очередной молодой дворянки, которая надеялась окончить этот вечер в постели принца, он подошёл к Наннали.
"Добрый вечер, дорогая сестрёнка. Ни один бал на свете не смог бы показать, как мы все рады твоему возвращению, но мы очень стараемся. Не уделишь ли немного внимания своему любимому брату?"
И не дожидаясь ответа, принц взял на себя смелость откатить бедную девочку подальше от толпы, в сторону балкона. По пути он снял с подноса бокал вина и передал его Нане. Хоть ей было только четырнадцать, почти пятнадцать, она имела право выпить вина на пиршестве в её честь. Когда музыка и шум гостей стали стали достаточно громкими для того, чтобы можно было говорить, не крича друг другу в ухо, Шнайзель остановился и встал рядом с сестрой. Музыка сменилась и вместе с ней заговорил принц.
"Надеюсь, тебе нравится этот бал? Музыка, вина, хорошая еда, приятные и улыбчивые высокородные гости. Гораздо лучше, чем жить среди нумеров-дикарей, не находишь? Не пожалела ли ты ещё о своём решении?"

"Не стоит меня обманывать, сестрёнка, я всё прекрасно понимаю. Ты поступаешь благородно и я горжусь тобой. И Юфи тоже, и Ренли. Мы все очень гордимся тем, что ты поступаешь как настоящая принцесса Британии."
Не то, чтобы Шнайзель действительно ей гордился, но кое-какие хорошие чувства он к сестре испытывал. Не каждый день кто-то из твоих родственников добровольно предлагает способ по унижению ненавистного тебе оппонента и по издевательству над роднёй одновременно. Да и врала Нана плохо, хитростью от неё особо и не пахло. Самому Шнайзелю она никаких подлянок сделать не сможет, значит можно её немножко полюбить.
"Понимаешь ли, Наннали, тут собралось очень много корыстных и завистливых людей. Они хотят богатства, трона, власти. И твоё появление многие считают угрозой их положению. Но ты не переживай, они ничего тебе не сделают. Ведь ты моя сестричка и как бы они себя не чувствовали, они будут тебе улыбаться и кланяться. Опять же, они корыстолюбивы и лживы. Если тебе кто-то не понравится, просто укажи мне на него пальцем. Пей вино, веселись, сестрёнка. И не одели своим вниманием гостей. Это твой долг, как хозяйки вечера."
Да, многие действительно был ей не рады. А из тех, что был рад, добрая половина отлично притворялась. Сейчас она для них конкурентка, преграда к трону. Но как они могут быть столь глупы и слепы? Ведь может найтись ещё сто таких как Нана, на престоле всё равно окажется он, принц Шнайзель. А Нана скоро станет женой Боты и будет у африканцев верховной жрицей, богиней, шаманом, вождём... Да без разницы, кем её возомнят местные дикари. Лишь бы дали Шнайзелю Африку, а там пусть делают с девочкой чего захотят. Думая об этом, принц мило улыбался и держал сестру за руку.

Не то чтобы Канон всегда мечтал быть нянькой, но...

- Доброго вечера, сэр Дункан, — спокойно и приветливо улыбнулся он молодому человеку, на автомате отмечая нарушение речевого этикета, впрочем, тут же решая этот момент проигнорировать. — У Вас была чудесная церемония посвящения. Позвольте поздравить Вас, — он сделал жест рукой проходящему чуть поодаль официанту с подносом шампанского, — лично. От лица Его Высочества Шнайзеля и от себя.

Официальные поздравления на гербовой бумаге за подписью Шнайзеля эль Британия были высланы новоиспеченному рыцарю в день самой церемонии. Текст, естественно, был составлен Каноном, который держал руку на пульсе всех мало-мальски значимых событий внутри королевской семьи. В общем-то, можно было послать и электронную версию, но тогда принцу пришлось бы записывать видеосообщение. Гербовая бумага в таких случаях была просто незаменима: официальна, безупречна, торжественна. Как и сдержанный букет белых лилий, выбранный тоже Мальдини и отосланный вместе с поздравлениями — специальным рейсом. Очень весомый знак внимания.

Официант подошел, Канон снял с подноса два бокала-флейты с шампанским и протянул один молодому человеку.

- За Вас, сэр Дункан, — Мальдини отсалютовал своим бокалом.

В ответ Дункан получил внимательный взляд.

- И за Ее высочество, — согласился он и пригубил шампанское. Пить спиртное крошечными глотками на подобных мероприятиях вошло в привычку уже давно. Его голова должна быть трезвой, мысль четкой — такие, как он, не имеют права на ошибку. И пусть этот бал был, скорее, собранием внутрисемейным, нежели официально-политическим мероприятием, журналистов никто не отменял. Да и всем известно, что все великие решения принимаются за бокалом коньяка, а не за круглым столом. Потому Канон теперь просто держал бокал в руке, не намереваясь пить дальше. — Решение принцессы Наннали достойно ее статуса, — не столько похвально, сколько задумчиво, едва различимой ноткой грусти. Видно, что Мальдини не возводит подобный поступок в ранг, не разделяет всего того пафоса, с которым данное событие будет освещаться официальными масс-медиа. Скорее всего, он даже сожалеет, что Ее высочество сделала этот шаг. — К сожалению, статус — скорее наказание, нежели благо.

На удивление, вспыхнувшее и погасшее в глазах рыцаря, Канон улыбнулся — мягко и едва заметно. Он знал, что его слова удивляют молодого человека, который в свои семнадцать наверняка делил весь мир на белое и черное, на друзей и врагов. Они же со Шнайзелем, хоть и любили сыграть партию-другую в шахматы, уже давно видели весь мир в сером. Не было своих и чужих — были только нужды Империи.

- Я тоже так думаю, — негромко сказал, соглашаясь. — Ее высочество не рождена для политики, хоть и родилась в королевской семье. С ее душевной организацией она рождена для счастья. — Помолчал, вращая в пальцах бокал, что держал за ножу, и продолжил, глядя на зал сквозь напиток. — Быть может, я Вас удивлю, сэр Дункан, но заложники — абсолютно все члены королевской семьи. Даже Шнайзель, — и снова едва заметная улыбка, какая-то горькая, что ли.

- Для того и заключаются политические браки. Вы бы хотели быть рядом с принцессой? Там, в чужой стране, чтобы поддерживать ее? — Канон  взглянул молодому человеку в глаза.

Снова внимательный взгляд.

- Ее высочество выбрала себе отличного рыцаря, — Канон чуть приподнял бокал, салютуя, и снова сделал символический глоток. — Уверен, Вы будете ее щитом и мечом. Его высочество будет рад это узнать. Он еще не имел возможности пообщаться с Вами лично — и вряд ли таковая представится, — но я передам ему Ваши слова. Вы считаете его бессердечным и расчетливым, я прав? — снова улыбнулся, показывая, что прекрасно понимает, что да, он прав. — Вы правы лишь наполовину. Принцесса Наннали удивительно трогательный человек, и даже такому, как Шнайзель, не чужды братские чувства. Поэтому будьте для Ее высочества опорой. — Замолчал, внимательно глядя на собеседника, словно раздумывая, говорить или нет. И все же сказал — на всякий случай: — Только пожалуйста, не спровоцируйте политический конфликт, — по-доброму улыбнулся. Все-таки рыцарь королевской особы — не последний человек в государстве, а в семнадцать лет люди склонны сначала делать, потом думать — один Куруруги Судзаку чего стоит. Не хотелось бы, чтобы Дункан на эмоциях наломал дров. Тут уж вместо опоры он станет причиной международного конфликта.