Наннали сжимала в руках листок: пальцы ее механически порхали над бумагой, творя самое настоящее волшебство, но мысли принцессы витали далеко отсюда.
Она была одна в комнате. Привычная к безмолвному присутствию рядом Сайоко, девочка вздрагивала от любого, даже самого слабого звука: стука капель по стеклу, гудению ветра, шороха бумаги. Ей было страшно, все было чуждо здесь: хотя она и не видела комнаты, ее пугало, что рядом нет тех, кто провел с ней последние семь лет. Не было Сайоко, не было Лелуша, не было Милли. Она так привыкла к ним, что сейчас их отсутствие делало ее по-настоящему слепой. Прежде она видела дорогу к свету и медленно двигалась по ней, окруженная любовью людей, ставших родными. Теперь эта тонкая, неверная тропка совсем погасла.
Она знала, как рады ей были Ренли и Юфемия. Ренли поблагодарил Дункана коротко, но тепло. Он был действительно рад тому, что Наннали нашлась – она чувствовала это в той заботе, в той ласковой нежности, с которой он принял ее из рук Дункана. До самого дворца он не отпускал ее, прижимая к себе, точно грудного младенца. И хотя девочка никогда не была тяжелой, наверняка это было непросто, даже для такого сильного мужчины, как ее брат. Просить посадить ее в кресло она, впрочем, не решалась, чувствуя, насколько этот момент важен для Ренли.
Наннали знала, что ей обрадуется даже Корнелия. Только вот бесконечная родня принцессы не заканчивалась на заботливом Ренли, доброй Юфемии и суровой, но благосклонной Корнелии. Были среди них и такие, кто съедят вновь вернувшуюся принцессу с потрохами и скажут, что так и было. Наннали старалась не думать о вечно сердитой Гвиневре и капризной Каролине, нескончаемой череде дядей и тетей и… об отце.
Радость от встречи с любимыми отягчалась горечью потери Лелуша. Его так и не нашли, и Наннали вздохнула с облегчением, поняв, что ему удалось скрыться. Однако говорить об этом она не решалась. Ее печаль от возвращения в семью практически все списали на тоску по пропавшему брату. Только вот легче от этого не становилось.
Короткое движение рукой, и новый журавлик увидел свет, нацелив острые крылышки в потолок. Они должны были когда-нибудь полететь в бескрайнее небо. Однажды, когда их скопилась бы тысяча, все на свете стали бы счастливы.
Но теперь эта мечта рушилась прямо на глазах: ведь их с Лелушем счастья больше не увидит этот мир. Что за ирония, что за нелепость!
Это ли та цена желаний, о которой говорила Шицу?..
Девочка резко подалась вперед, сжимая в кулачке журавлика и давя в себе горькие рыдания. По щекам текли слезы, а с губ сорвался громкий всхлип. Звук этот смешался со стуком дождя в ее окно, и, опустив лоб на стол, Наннали заплакала, водя руками по столу и сминая всех журавликов, которые попадались ей под руку.
Так не должно быть. Так нечестно, несправедливо. Ее желание – такое простое и такое искреннее, но настолько невыполнимое теперь, что оставалось только кусать губы в бесплодных попытках сдержать рвущиеся из груди рыдания, да надеяться, что дождь за окном сгладит звуки.
Нечестно! Нечестно и так больно...
Когда-нибудь и дождь, и слезы утихнут, но скорбь в душе по разрушенной мечте останется с ней навсегда. И от этой мысли только хуже.

Наннали вздрогнула, оборачиваясь на голос сестры - тот был ниже, чем она помнила, и вообще сильно отличался. Но все же это была Юфи, все такая же добрая и заботливая. Только почему-то этот голос, когда-то так любимый и ею, и Лелушем, сейчас ранил больнее любого кинжала.
Юфемия подошла ближе и замерла на секунду, прежде взять Наннали за плечи. Девочка же наклонилась вперед, сжимая сестру в объятиях и словно надеясь таким образом остановить ее от обещанного. Не надо искать Лелуша. Не надо калечить и его жизнь тоже. Неужели никто не понимает этого?..
- Юфи, - тихо прошептала она, зарываясь носом в мягкие волосы сестры, пахнущие свежестью и цветами. Это до того напоминало их детство, проведенное вместе, что Наннали вновь заплакала - на этот раз в тоске по былому, потерянному счастью. - Я так скучала по тебе, Юфи...

Совместно с Юфи

Неприятно царапнул сердце застарелый страх ранить близких, столь же любимых, сколько и опасных для легенды брата и сестры Ламперуж.
- Прости, Юфи, - тихо попросила девочка, чувствуя себя безумно виноватой перед всеми: перед сестрой, перед Ренли, перед всеми, кто искал их с Лелушем все эти года и кто верил, что они остались живы.

- Всё в порядке, - отстранившись, Юфемия улыбнулась, не скрывая блеснувших от слез глаз.
От Юфи не укрылось, что сестра не ответила ни на один из её вопросов. Возможно, ей просто ещё нужно осознать, - подумала принцесса.
- Расскажешь мне, как вы жили? - Она очень хотела знать. Судя по тому, что Наннали жила прямо в школе, им помогли владельцы академии. А за это их следовало отблагодарить... О том, что Наннали ви Британию нашли в школе в 11 секторе ещё мало кто знал.

Наннали замялась. Она так привыкла лгать о том, как жила все эти годы, что говорить сейчас правду было сложно. Непривычно. Как будто раскрывая правду она делала что-то плохое и запретное.
- Мы... Мы жили в Академии. Эшфорды приютили нас после... После войны, - тихо ответила она своим коленям.

- Вот как, - улыбка Юфи сникла. Пусть она и не всегда могла распознать ложь, но сейчас видела, что Наннали не хочет об этом говорить.
- Думаю, нам следует их навестить и отблагодарить. - Разомкнув объятия, Юфи немного оправила платье и отошла от сестры. - Возможно, они расскажут мне чуть больше, чем ты.
Мягкий упрек прозвучавший в голосе был столь же явственен, как её рассерженное лицо. Она правда хотела знать всё, что произошло за эти семь лет в жизни Наннали и Лелуша. Узнать, каким стал старший брат по прошествии стольких лет. Понять почему Наннали столь сильно рыдает, вернувшись в свою собственную семью.

Стыдно стало еще сильнее. Слова сестры ранили, делали еще больнее, когда казалось, что больнее уже быть не может. Похоже, Юфи с годами стала жестче.
Протянув руку ей вслед, Наннали подняла лицо.
- Пожалуйста, не уходи... Я... Это сложно, - Наннали не лгала. После семи лет, прожитых под легендой, открыться, пусть даже любимой сестре, было очень сложно. Сколько она убеждала себя, что должна лгать, а теперь все это шло по другой тропинке, и приходилось выдавливать из себя правду по частям. Будь это лет пять назад - девочка бы выдала все как на духу, чувствуя облегчение от раскрытия неприятной ей тайны... Но теперь?..
Сможет ли Юфи понять ее чувства?..

"Сложно жить зная, что вы мертвы. Что Корнелия и Ренли могут погибнуть. Что кто-то убивает принца империи, а мы ничего не можем поделать", - мысленно выдохнула на одном дыхании Юфи, но промолчала.
- Я не ухожу, - уже мягче произнесла она, направляясь к дверям. Пара указаний и следующий стук известил о том, что принесли чай и сладости. Всё эти минуты, пока дворецкий ходил за чаем - благо было время ужина и на кухне уже было всё приготовлено, - Юфи молча собирала разбросанную бумагу, расправляя крылья тем птицам, которых возможно было спасти.
- Расскажешь об этом? - Вложив в руку Наннали птицу, Юфи приняла поднос и сама разлила чай по чашкам, попросив дворецкого оставить их.

- Это оригами. Журавлики, - Наннали улыбнулась сестре насколько могла тепло и мягко. - Мне рассказала про них Сайоко, наша служанка. Она сказала, что в Японии есть легенда: сложивший тысячу журавликов может загадать желание, и оно обязательно сбудется, - под конец слов улыбка Наннали погасла.