5:03. Вибрация смартфона врезалась в тишину, как нож в масло. Эммерих приоткрыл один глаз, выхватывая из темноты цифры на экране. Фауст. Допрос. Без приветствия, без уговоров — приказ, высеченный из стали. Он встал, костяшки пальцев белели на краю кровати. Холодный воздух обжигал кожу — отопление в хрущёвке давно сломалось, но чинить было некому.

Оделся за три минуты: выцветшие джинсы, чёрный свитер с дыркой под мышкой, кожаная куртка, пахнущая бензином и старыми страхами. Пистолет USP под мышкой — холод металла успокаивал, как рука старого врага. На лестничной клетке пахло плесенью и отчаянием.

Служебный «Опель» ждал у подъезда, мотор урчал на холостых. Водитель — тень в чёрных очках — кивнул в сторону пассажирского сиденья. На кожаном сиденье лежали наушники с посеребренными динамиками и цифровой плеер размером с пачку сигарет. Эммерих щёлкнул кнопкой. Голос из устройства был лишён интонаций, как робот на сборочной линии.

«Оберлейтенант Мейер. Цель допроса — установить связь между атакой на аэропорт Афин и операцией «Чёрный нефрит». Подозреваемые: Али аль-Наджар, 34 года, бывший инженер-электронщик, вербовка подтверждена перехватом сигналов из Триполи; Марван Кассим, 28, эксперт по взрывчатке, следы ДНК на обломках дрона в Афинах…»

Эммерих прикрыл глаза, пропуская факты сквозь сито памяти. Аль-Наджар — упоминался в докладе о контрабанде микросхем через Мальту. Кассим — племянник того самого торговца оружием, чей склад они громили под Бенгази в ’14-м. Совпадение? В его профессии совпадений не бывает. Только цепочки.

«…прослушка зафиксировала звонок на номер в Шанхае за 48 часов до атаки. Код региона совпадает с базой данных по делу №4417-К.»

Он резко открыл глаза. Дело №4417-К — папка с красной полосой. Тот самый китайский след, который он преподнёс CES на блюдечке. Фауст знал. Конечно, знал.

Берлин проплывал за тонированным стеклом: скелеты неоновых вывесок, бродяги, кутающиеся в дым костров, полицейский дрон, зависший над крышей как стервятник. «Опель» свернул на Вильгельмштрассе, приближаясь к чёрному зданию с фасадом из зеркального стекла. CES — гробница из стали.

Эммерих вынул наушники, засунул плеер в карман. В ушах звенела тишина, густая, как смола. Шофёр протянул магнитную карту с голограммой белого глобуса, запертого в венок на голубом фоне.

— Лифт C, минус восемь. Вас ждут.

Дверь автомобиля захлопнулась с глухим стуком. Холод впился в лицо, как тысяча игл. Он двинулся к входу, руки в карманах, шаги ровные, как пульс автомата. Надпись над дверьми мерцала кровавым LED-шрифтом: «Единство через бдительность».

Ирония. Он всегда любил иронию.

Стальные двери CES приняли его как старого знакомого — без энтузиазма, но с холодной учтивостью. Пропуск с голограммой кобры щёлкнул о считыватель, зелёный свет брызнул в глаза. Эммерих вошёл в вестибюль, где мраморный пол блестел, как лезвие гильотины.

Лифты прятались за колоннадой из чёрного стекла. Он нажал кнопку пальцем, обёрнутым в потертую кожу перчатки. Двери раздвинулись с шипением пневматики. Внутри — зеркальные стены, отражающие его силуэт в десятке искажённых ракурсов. Как в комнате смеха, подумал он, только смеяться не над чем.

Кнопка «-8» была меньше остальных, с защитной крышкой. Эммерих приложил карту, услышал щелчок магнитного замка. Лифт рванул вниз, словно решил проверить прочность его вестибулярного аппарата.

Минус восемь встретил его ледяным дыханием. Длинный коридор, освещённый лампами дневного света, уходил в темноту. Воздух пахнет озоном и антисептиком — запах больницы для тех, кого уже не спасти.

Фауст ждал у стены, слившись с тенями. Его очки поймали свет, превратив глаза в чёрные бездны.
— Пунктуальность — добродетель ленивых, — голос сухой, как треск замка-молнии. — Хорошо, что вы не добродетельный.

Они двинулись вперёд. Каблуки Фауста отбивали ритм похоронного марша. Слева — наблюдательные посты за зеркальным стеклом. Эммерих поймал движение за одним из них: силуэт в наушниках склонился над монитором, зелёный отсвет застыл на лице как маска.

Дверь в конце коридора была бронированной, с алмазным напылением. Фауст приложил карту, замок взвыл, словно живой.
— Они внутри, — он отступил в тень, жестом приглашая войти.

Комната допроса напоминала операционную: белые стены, стальной стол, привинченный к полу, яркий светильник над головой. Двое мужчин в чёрных робах сидели на металлических стульях, наручники врезались в запястья. Белые куфии скрывали лица, оставляя лишь щель для глаз — узкие щели, полные ненависти.

4599 и 4854. Бороды, чёрные как смоль, контрастировали с бледной кожей. Эммерих почувствовал знакомое напряжение в мышцах — как перед схваткой с дикими псами на пустыре.

Он медленно обошёл стол, позволяя каблукам гулко стучать по бетону. В кармане куртки лежал диктофон — игрушка для протокола. Настоящее оружие было в голове: паутина фактов, нити связей, яд сомнений.

— Ас-саляму алейкум, — произнёс он на чистом арабском, садясь напротив. Глаза 4599 дёрнулись. — Давайте сэкономим время. Вы расскажете мне о аэропорте. А я не позволю им, — кивок в сторону двери, — сломать вам пальцы.

Он понимал. Перед ним — смертники. Не те, кто надевают пояса шахидов и взрываются. А те, кого посылают как скот на убой. Согласно брифингу у них был план побега. Такой же надёжный, как аварийный выход на высоте 30 тысяч футов. Иллюзия безопасности.

Теракт чуть было не сорвал саммит. Тот, который выгоден исключительно Британии. Вряд ли Совет Европы согласился бы на него, если бы не хотел получить что-то взамен. Отзыв парящего крейсера императора? Исключено. Император не дурак. Кто откажется от такого оружия сдерживания? Приостановка конфликта? Возможно. Не зная мотивов заказчика, нельзя понять, чего он хотел. Эти двое выглядят как рядовые исполнители и едва ли что-то могут знать. Но, если знают... То тогда мы можем напасть на след рыбы покрупнее.

Эммерих провёл пальцем по краю папки, ощущая шероховатость бумаги. Холодный свет лампы выхватывал из теней детали:
— Аль-Наджар. Три дочери в Триполи. Школа №14, учительница Фатима аль-Хадад. — Он щёлкнул языком, наблюдая, как жилка на виске 4599 пульсирует чаще. — Интересно, знает ли Фатима, что её брат убирал детонаторы в портфели детей, чтобы обмануть патрули?

Палец Марвана дёрнулся на столе. Эммерих продолжил, переворачивая страницу с фотографиями тел в аэропорту:
— Кассим. Мать-диабетик в Бенгази. Инсулин поставляет гуманитарная миссия ЕС. Ирония, да?

Он отложил папку, достал из внутреннего кармана блокнот с потёртой обложкой. На странице — список имён, перечёркнутых красным. Рука сама вывела: Камалин → Стрелов → Ервин.

— Вы ведь не солдаты джихада. Вы — курьеры, — Эммерих прищурился, ловя дрожь в уголке рта Марвана. — Перевозили схемы, детали, шифры. А затем вас ваши кураторы втянули в резню в аэропорту. Я прав?

Листая протоколы, он замер на распечатке перехвата: «Отчёт для Ервина. Канал „Арахна“ активен.» Сердце ёкнуло. Алексей Ервин — призрак из дела Камалина. Тот самый, кто сливал данные российской прокуратуры Камалину. Тот, кто помогал подставить Сайрумова.

— Берлинский штаб, — Эммерих ткнул пальцем в фото Марвана у вентиляционной шахты. — Вы заложили С-4, но взрыв так и не произошёл. Почему? Ждали сигнала от «Арахны»?

Али заёрзал на стуле, наручники звякнули. Эммерих поднял глаза, поймав момент слабости:
— Ервин мёртв. Его босс — в камере. Ваша «Арахна» осталась без паутины.

Марван резко вдохнул, будто его ударили под дых. Эммерих продолжил, выуживая правду как осколок из раны:
— В Китае вас использовали. Как и здесь. Взрыватели с таймером, дроны-камикадзе... Всё для одного — чтобы ЕС и Китай разорвали отношения. А кто за этим? Те же, кто подставил нас в резне на реке Инд.

Он швырнул на стол фото Ервина: подполковник в парадном мундире, рука в нацистском приветствии. Фальшивка, конечно. Но достаточно правдоподобная, чтобы сломать идейного фанатика.

— Вы — расходный материал.  — Как Стрелов. Как Камалин. Эммерих встал, тень накрыла заключённых. — Но я дам шанс стать... мусором. Который уберут на свалку истории, где он мирно пролежит до конца своих дней не тронутым. Даю слово, что о ваших близких позаботятся. Я не из тех садистов, которые признают коллективную ответственность. Ваши дети, жена, сестра, родители — они не виноваты в проступках своих близких. В вашей крови были обнаружены стимуляторы. Запрещённые в Евросоюзе. В высокой концентрации. Вы волновались больше всех остальных. Или вам ввели их против вашей воли? Отвечайте: вы знали, для чего вы туда направляетесь? Вы сейчас можете буквально облегчить свою дальнейшую судьбу. Но, если соврёте... Я пойму сразу.

Эммерих медленно перевернул страницу в папке Кассима, позволив тишине натянуться как струна. Хлопок бумаги прозвучал громче выстрела.

— Марван, — голос мягкий, почти отеческий. Он отодвинул фото Ервина, пододвинув вместо него справку о поставках инсулина. — Твоя мать получает «Хумалог» раз в две недели. Хрупкие ампулы. Лёгкий дефицит в Ливии в прошлом месяце... Странно, да?

Пальцы Кассима сжались в дрожащий кулак. Эммерих продолжил, доставая из папки бланк гуманитарной помощи с печатью ЕС:

— Подпишу запрос на двойную дозу. Сегодня. Взамен ты назовёшь мне контакты для выхода на «Арахну». Аид использовал вас как пушечное мясо, — Эммерих ткнул в отчёт о воде с триазепамом. — Но ты не фанатик. Ты — инженер. Знаешь, как работают схемы.

Рука потянулась к фото Ервина в военной форме. Прищур усилился, когда он заметил на мундире едва различимый значок — стилизованный паук в круге. Тот же символ, что и в перехваченном шифре «Арахна».

— Российский подполковник, ваша взрывчатка, британская провокация в Китае, которую мы вот-вот докажем... — Он сложил документы веером, как карты таро. — И их посол, чудесным образом выживший в бойне, но получивший формальный повод отказаться от саммита, сославшись на несостоятельность Евросоюза, как переговорщиков. Удобно, не так ли?

Взгляд упал на последнюю строку в медкарте Кассима — «аллергия на пенициллин». Эммерих аккуратно обвёл её красным, словно ставя метку на мишени.

— Что такое «Арахна»? Отвечай, и в течение трёх суток твоя мать получит лекарства. Молчи — и я отправлю в Бенгази письмо. О том, как её сын помогал резать детей в аэропорту.

Он откинулся на спинку стула, наблюдая, как капля пота с подбородка Марвана падает на стол. Где-то в подсознании уже складывалась цепь: Аид, Ервин, Камалин, британская провокация. Оставалось выдернуть одно звено — то, которое связывало Аида и российских двойных агентов.

Эммерих медленно провёл ладонью по подбородку, ощущая щетину — он забыл побриться перед вызовом. Жест нарочито бытовой, разрушающий атмосферу допроса.

— Аид... — растянул он, разглядывая фото подполковника Ервина. — Прозвище бога подземного царства для лидера исламистов. Смешно, не находите?

Он перевернул страницу с шифровками, остановившись на цитате из Корана в углу: «Не избирайте покровителями тех, кто обращает вашу веру в потеху». Красным карандашом кто-то подчеркнул слово «покровителей».

— Ваш Аид преклонялся перед греческим идолом. Где тут таухид, где единобожие? — Эммерих щёлкнул языком, как учитель, ловящий ученика на списывании. — Или «Арахна» разрешила попрать основы ради... чего? Денег? Власти? Российский подполковник, британские технологии, ливийская взрывчатка... — Он сложил документы в стопку, ровняя края. — Вам платили криптовалютой? Или обещали райские кущи с шахидским поясом?

Али зашипел, но Эммерих поднял руку:
— Тише, Али. Вы же шииты. А шииты, если я не ошибаюсь, не одобряют слепое подчинение земным лидерам. Особенно тем, кто берёт имена языческих богов. Почему вы, как и остальные, пошли за Аидом? Что вы знаете о нём? Вы хоть раз встречались с ним самим лично? Что известно о его вере? Насколько он сам следует Корану? Кто кому подчиняется, в конце концов? Аид «Арахне»?

Если так, то, получается, что Аид — не более, чем простой наёмник? А если нет... Остаётся открытым вопрос: как Аиду удалось поднять за собой столько фанатиков? И сколько среди них действительно тех, кто пошёл воевать за веру? От этого зависело многое. Слишком многое. Любого наёмника можно перекупить. Предложи выгодную цену. И ты сможешь его завербовать. Сколько идейных агентов Евросоюза завербовала Британия? Сколько генералов? Вспомнить хотя бы Штерна? Сколько людей из его дивизии действительно пошли за ним ради идеи, а не из страха быть убитыми своими же? Или Ервина, который, теперь официально, вполне себе живёт да здравствует. С фанатиками же сложнее. Такие готовы умирать слепо. Если удастся прощупать почву, найти слабое место, куда можно копнуть, то вся вертикаль власти «Воли и разума» рухнет. Войска Аида дрогнут.

Но сколько времени должно пройти? Сколько времени останется до того, как британский император обрушит мощь своего крейсера на европейские города?

Эммерих отбросил прочь мрачные мысли. Не время предаваться унынию. Не здесь и не сейчас. Ему оставалось лишь делать всё, от него зависящее.

Холод комнаты просачивался под кожу, но внутри горел холодный огонь анализа. Глаза двух оборванцев – Али и Марвана – выдавали смесь страха, фанатизма и горького осознания предательства. Ключи найдены, подумал Эммерих, но отпирают ли они нужные двери?

Его рука, привычная к точным движениям, достала из внутреннего кармана куртки записную книжку с потертой черной кожаной обложкой. Обложка пахла кожей и оружейной смазкой. Ручка – тяжелая, стальная, перьевая – скользнула по плотной бумаге. Чернила синие, почти черные. Каждая буква – как конспект к экзамену на выживание.

Эммерих оторвал взгляд от блокнота. Страница испещрена стрелками, подчеркиваниями, вопросительными знаками, похожими на гильзы. Конспиративная экосистема, подумал он. Аид – видимая верхушка. Арахна – корни, уходящие в темноту. Цербер – клыки.

Он сложил блокнот, ощущая вес информации, как вес пистолета в кобуре. Взгляд упал на Марвана, чей страх за мать был острее наручников, и на Али, чей фанатизм трещал по швам.

– «Цербер», – произнес Эммерих четко, голосом, лишенным эмоций, как ствол снайперской винтовки. – Три головы. Три пасти. Элита, – он сделал паузу, давая словам осесть в напряженной тишине камеры. – Расскажите о них. Не о слухах из пещер. О том, что видели. О том, что знаете. Кто они? Как действуют? Где их логово? – его глаза, холодные и оценивающие, перешли с Марвана на Али и обратно. – Ваши слова сейчас – не просто информация. Это валюта. Валюта, на которую можно купить безопасность для тех, кто вам дорог. Или... – легкий наклон головы в сторону двери, за которой незримо присутствовал Фауст, было красноречивее любых угроз. – ...оставить их на милость системы, которая не знает слова «милосердие». Расскажите о «Цербере». Это в ваших интересах.

Блокнот лёг на стол с тихим шорохом. Эммерих выкрутил колпачок ручки — чёрный «Монблан», подарок отца на выпуск из академии. Первая запись легла на бумагу острым, экономным почерком:

Ручка замерла над строкой "Идеол. основа". Эммерих нахмурился. Аид продавал рай, но покупал смертников через допинг и ложь. Фанатизм низов — удобное топливо. А верхушка? Циничные прагматики. "Арахна" использовала ислам как ширму, а "Цербер" был их клыками — профессиональными, безжалостными. Как GSG9, но работающими на хаос.

Он перевернул страницу, записывая выводы:
1. Вертикаль: Арахна → Аид → Цербер → рядовые.
2. Связь с РИ: Ервин? Человек со шрамом?
3. Брит. след: саботаж саммита = их цель. Провокация в Китае — часть схемы.
4. Уязвимость: разрыв между фанатиками и "менеджментом".

— "Цербер", — произнёс Эммерих, откладывая ручку. Звук "р" прозвучал как щелчок затвора. — Сколько их? Как они выглядят? Отличительные знаки? Шрамы, татуировки, манера речи... Что угодно. Опишите человека со шрамом. Был ли он похож на Ервина?

Он пристально смотрел на Али, игнорируя дрожащего Марвана, и тыкнул пальцем в фотографию Ервина.
— Если они элита — их не должно быть слишком много. Значит, их можно опознать. И найти.

Пальцы сомкнулись вокруг диктофона в кармане. Где-то в пещерах Хорасана (если они существовали) тренировались убийцы. А в Берлине, в этом морге из бетона, рождалась нить, ведущая к ним. Одна ошибка "Арахны" — алчный подполковник Ервин. Вторая — сломленный инженер Кассим.

Осталось дернуть за нить.