Корнелия стала её проблемой. Признаться честно, проблема эта была самой приятной из всех, что волновали Лиллиан в последнее время. К ней хотелось развернуться лицом, притянуть к себе и не спешить с её разрешением. И Лили спокойно могла в любой момент набрать номер Корнелии и настоять на встрече, выдумав убедительный предлог. В ней было достаточно изобретательности и наглости, чтобы сделать это. Однако Лиллиан не спешила предпринимать активные действия, занимая выжидательную позицию. Всё же она была не только наглой, но и чертовски уверенной в себе, полагая, что Корнелия сама выйдет с ней на связь. Стоило только проявить терпение и немного подождать.

Однако даже самоуверенная Лиллиан не могла предположить, что старшая заявит о себе уже спустя неделю. «Проблема» мягко напомнила о своём существовании кратким переливом звукового уведомления.

«Здравствуй, сестра», — насколько просто дались эти слова той, что их написала?

«Незаконченное дельце», — а ведь мы даже не начали, милая Корнелия.

Конечно, Лили будет рада увидеться снова. Но ещё больше она обрадуется, если старшая примчится за ней не в какой-то уголок их славной столицы, а в другой сектор. Поэтому Лиллиан не стала откладывать давно запланированную уже на следующий день поездку, с азартом гадая, как далеко готова зайти сестра ради этой встречи.

«Тебя же не затруднит ради меня сорваться в шестой сектор, не так ли?» — Разумеется, нет. «Жду тебя», «приезжай скорее», — призывно ласкает буквами слов, манит к себе. Как тут откажешь? Всё было решено ещё в тех злосчастных стенах цвета лепестка мака, усыпивших бдительность Богини Войны. Так к чему тянуть? А потому: «любой из моих ближайших вечеров в твоём распоряжении, Корнелия».

И, конечно, это не та проблема, от которой хочется избавиться как можно скорее. Лиллиан не торопилась менять запятую на точку. Это значит, что теперь каждый глоток виски на счету. Кто знает, сколько ещё его осталось в бутылке Корнелии? Кто знает, как скоро сама Корнелия осушит свой последний стакан?

Прошлая их встреча странно повлияла на Лиллиан. Следующие после неё двое суток пульсирующей болью вдавились в девичьи виски. Сложно было сказать, что из событий того утра отомстило ей сильнее: чрезмерная увлечённость алкоголем или водные процедуры на свежем январском воздухе. Проводя эти два дня в постели наедине со своей простудой и сонмом лекарств разной степени горечи, Лили снова и снова пережёвывала произошедшее в тот день. Выздоровев, она, наконец, смогла переключиться на что-то другое, озадачив себя так, как никогда прежде, заставляя подчинённых лишь удивлённо пожимать плечами. Да и сама Лиллиан не ожидала от себя такой прыти. Уж не оказался ли трудоголизм Корнелии заразным? Впрочем, сама Корнелия оказалась той ещё заразой. «Проблемой», как уже её окрестила Лили. 

И вот теперь это должно было произойти снова. Снова они окажутся в одной комнате, а игла по второму кругу пойдёт бороздить пластинку их истории. Даже декорации в этот раз мало изменились: стены номера Лиллиан были всё так же беспокойно алыми, разве что оттенок был несколько иным, близким, скорее, к цвету красного апельсина. Умеренно роскошный, номер выглядел вполне уютно, располагая к задушевной беседе. Вид из окна и вовсе навевал на мысли о вечном: в некотором отдалении в извилистую линию берега непрерывно бились неутомимые воды океана.

Принцесса прилетела в Нео-Лиму только вчера вечером. Часть личных охранников сопровождала её в пути, другая — прибыла в отель днём ранее. В этот раз Лиллиан серьёзнее отнеслась к вопросу своей безопасности. Заявление местного генерал-губернатора о том, что «в шестом секторе всё в порядке», её не убедило. Не последнюю роль сыграла и истинная цель приезда Лиллиан. Копать под грязный бизнес, приносящий большие деньги, не то же самое, что ковырять лопаткой детскую песочницу.

Лили сомневалась, было ли хорошей идеей, потакая своей прихоти, приглашать сюда Корнелию, тем самым прямо или косвенно впутывая её в эту историю. Но раз уж дело сделано, она не станет забирать свои слова назад. А вот о словах, которым ещё только предстоит слететь с её языка, стоило подумать. Как следует подумать.

Отредактировано Lillian far Britannia (2021-02-26 04:09:18)

Результаты дневной встречи с ответственными за работу «Единства» в секторе не слишком удовлетворяли Лиллиан. Взятый курс на расширение влияния, который она наметила ещё в своём выступлении на ТВ, предполагал множество изменений, а потому совсем отодвинуть дела фонда в сторону, чтобы сосредоточиться на расследовании, не получалось. В этом были и свои плюсы: не нужно искать иных правдоподобных объяснений своему длительному отсутствию в столице.

Обсуждение дел затянулось, подогревая растущее внутри раздражение. Непросто было сосредоточиться на делах, то и дело возвращаясь мыслями к приезду Корнелии. И чем дольше это тянулось, тем сильнее напоминало пытку. Поэтому, когда Лиллиан доложили, что старшая уже прибыла в шестой и заняла один из номеров в том же отеле, она поспешила завершить собрание. Последние вопросы перед завтрашним днём принцесса решала уже из номера, по телефону. 

— Не вижу инициативности с вашей стороны. Или вы думаете, что эти бунтовщики сами придут к вам за помощью? — отчитывая одного из ключевых сотрудников в зажатый между плечом и ухом гаджет, Лили выгнулась, чтобы расстегнуть тесное, через чур деловое, по её мнению, платье-футляр.

— Пока отчёты говорят мне обратное. Вы либо охотнее исполняете свои обязанности, либо освобождаете место, — спокойно отвечает она на реплику собеседника, задумчиво перебирая содержимое шкафа. Пальцы, скользя по фактурам тканей всяческих нарядов, остановились, оттягивая в сторону и пробуя на ощупь гладь шёлка.

— Завтра предоставьте мне примерную стратегию на следующие полгода, которая будет отвечать политике фонда. Или заявление об увольнении. Больше меня сегодня не беспокоить. То же передайте остальным, — Лиллиан отключилась и, переведя мобильный в беззвучный режим, отбросила его на кровать. Отправив бюстгальтер в том же направлении, она направилась в ванную, чтобы наскоро освежиться и смыть с себя суету прошедшего дня. И пусть мысленно Лили так и не удалось расслабиться, предвкушая приход Корнелии, физически ей стало гораздо лучше. Приятно было ощущение распаренного, разомлевшего после тёплой воды тела, приятно и невесомое скольжение по шёлковой коже шёлкового платья цвета жемчуга. Держась на тонких бретельках, оно свободно струилось до середины бёдер, совершенно не стесняя движений. Обуваться Лиллиан не захотела вовсе: ковровое покрытие было достаточно приятным, чтобы ходить по нему босиком. Вряд ли Корнелия станет возражать против такого внешнего вида сестры. А если и станет, Лили всегда может раздеться.

Девушка ещё гляделась на себя в зеркало, когда размеренный стук в дверь заставил её вздрогнуть и машинально посмотреть на время: минутная стрелка только-только миновала двенадцать. Пожалуй, одна только Корнелия могла прийти так. Лили довольно заулыбалась и пошла открывать.

— Ты же не ждала под дверью ровно восьми вечера, чтобы постучать? — с порога бросила она гостье, смешливо кривя лицо. — Проходи.

Лиллиан посторонилась, пропуская сестру внутрь. Протиснувшийся за ней свет из коридора мгновенно растворился в разом сгустившемся полумраке комнаты. Закрыв дверь, Лили тут же прижалась к Корнелии сзади, смыкая свои руки у неё на животе.

— Ну, привет, — шепнула на ушко и тут же отпустила, засмеявшись. — У меня здесь темновато.

Пройдя через коридорчик-прихожую, вмещавший в себя мини-бар и дверь в ванную, Лили прошла в гостиную. Условно она делилась на две части. Ближе к выходу расположилась небольшая композиция из дивана, кресел и настенного телевизора, построенная вокруг стеклянного журнального столика. В дальнем конце комнаты, у панорамного окна, за которым уже вовсю синели сумерки, стоял небольшой круглый стол с двумя стульями. Туда и прошла Лиллиан, чтобы прибавить свет в номере, щёлкнув выключателем торшера.

— Не люблю яркий свет, — зачем-то пояснила она. — Присаживайся пока сюда.

На столе уже стояла пара стаканов и широкое блюдо со свежими фруктами. Лиллиан заняла стул, который находился справа, у входа в спальню, жестом приглашая Корнелию занять свободное место рядом с собой.

— Ах, и снова красная гостиная, — на губах заиграла кокетливая улыбка. — Ну как? Скучала?

Отредактировано Lillian far Britannia (2021-03-09 07:12:02)

«Некогда скучать, значит?» — отзвук сдержанного смешка отозвался в улыбке-укусе на влажно-персиковых губах, в снисходительно-понимающем взгляде, в тонком изгибе вскинутой брови: «Но скучала же».

Разоблачить слишком очевидную ложь Лиллиан не успела. Или не захотела, предоставив Корнелии сделать всё самой. У неё это отлично получалось: она уже сама вышла на связь, уже сама приехала сюда. Она же сама во всём откровенно признается. На меньшее Лиллиан не согласна, а потому будет умело направлять старшую, деликатно подталкивать её в нужном направлении, не оставляя возможности сорваться с крючка. Нет, это не будет просто. Зато как увлекательно — завоёвывать себе победу руками соперника. 

Корнелия, будто угадав мысли сестры, тут же принялась убористо ронять одну фразу за другой, словно боялась не успеть до конца продекламировать не единожды повторенный в голове текст. Направленный на неё прищур голубых глаз, казалось, предостерегал: стоит замолчать хоть на несколько секунд — Лиллиан тут же прервёт, задушит любую попытку выгородить себя, наступит на горло этой песне полуправды.

Но Корнелия ни разу не запнулась, а Лили скучающе молчала, медленно накручивая на палец одну из бретелек своего платья, отпуская и снова накручивая: каждый раз туже предыдущего. Стоило признать: повод для поездки Корнелия выбрала вполне веский. Не будь Лили непосредственной участницей произошедшего в их прошлую встречу — приняла бы сказанное без лишних вопросов. Но она была там. А потому и вопросы у неё — были.

Под конец блестящей тирады осечка всё же случилась. Увлёкшись исполнением заученной роли, Корнелия совсем забыла об импровизации. Думала ли она о том, что будет дальше? Осознаёт ли, что пресловутые стаканы — самое незначительное отклонение от сценария из всех возможных? Или рассчитывает провести этот вечер как по писаному?

«Не надейся, что я не заметила», — льдистые глаза тут же впились в лицо Корнелии, вгрызлись в её замешательство, въелись в досадливо прикушенную губу. И пусть лица сестёр находились примерно на одном уровне, создавалось впечатление, будто Лиллиан нависала над старшей, смотрела на неё сверху вниз.

Наваждение тут же рассеялось, стоило Лили растянуть губы в невинной улыбке. Она подвинула сначала один, потом другой стакан поближе, как будто специально акцентировала внимание на их присутствии.

— Сомневаюсь, что для меня вкус будет тот же, — Лили потянулась за бутылкой и, схватив её за горлышко, с каким-то особым удовольствием открутила крышку. — Из стакана он не такой, знаешь… Не такой интересный.

Она принялась неспешно разливать золотистый напиток по стаканам, наполняя и тот и другой лишь на треть. В тишине звук льющейся жидкости казался особенно объёмным, каждая капля камушком падала на прозрачное дно. Закончив, Лили нахлобучила крышку на бутылку и тут же повернулась к сестре. 

— Похоже, астрологи объявили месяц встреч с генерал-губернаторами, — отметила она мимоходом, переводя тему в заданное Корнелией русло. — С местным ты, скорее всего, ещё не встречалась. А что с Юфемией? Как прошло ваше трогательное воссоединение?

Покривившись, она вальяжно откинулась на спинку стула и закинула ногу на ногу, отчего шёлк платья задрался ещё выше, практически полностью обнажая кожу бёдер.

— Уже можно произнести тост за сестёр? — Лили подняла руку со стаканом, готовая в любой момент отсалютовать им, и выжидательно посмотрела на Корнелию. Был ли хоть какой-то толк от их прошлой беседы? Повлияла ли старшая на решение Юфемии? Или они были так рады увидеть друг друга, что о делах и речи не зашло? От последнего предположения как-то неприятно кольнуло внутри, отчего Лиллиан тут же поспешила отмахнуться от этой мысли и нетерпеливо качнула золотом в бокале.

Отредактировано Lillian far Britannia (2021-03-10 13:45:52)

Лиллиан пожевала губами, почти физически ощущая на зубах хруст традиционных взглядов, о которых только что гордо заявила ей сестра. И эта едва заметная дрожь тоже, видимо, была признаком трепетного к ним отношения, а вовсе не лихорадочной попыткой засунуть свои желания и волнения куда подальше.

В свою очередь, лазоревый взгляд без тени смущения заскользил по стыдливо стиснутым бёдрам, обтянутым леггинсами так сильно, что, казалось, послышится треск не только традиционных взглядов, но и многострадальной ткани, оказавшейся недостаточно эластичной для атлетического телосложения Корнелии.

Казалось, новость о том, что старшая так и не встретилась с Юфемией, должна была расстроить Лиллиан, но… Первой реакцией было иррациональное чувство радости, совершившее кульбит где-то внизу её живота. Но его тут же вытеснило злорадство, которое так и не успело оформиться в какую-то реплику и быстро сменилось недовольством, стоило Корнелии в один присест влить в себя первый стакан.

«Стала совсем взрослой? Я бы назвала это иначе», — Лили так и подмывало высказать всё, что она думает, разбередить рану, которую пыталась прижечь алкоголем Корнелия. Да и к чему сдерживать себя?

— Для меня поведение твоей сестры — признак не зрелости, а неуверенности в себе и в своём деле. Похоже, она опасается, что капля твоего здравомыслия тут же лишит её всех иллюзий. Как она собирается других убедить в верности избранного пути, если даже не потрудилась убедить тебя? В политике нет места слепой поддержке, доверие нужно заслуживать постоянно, — Лиллиан медленно отпила виски, цедя терпкую жидкость сквозь стиснутые зубы. Смурные глаза, не отрываясь от Корнелии, казалось, впитывали в себя каждую клеточку её тела. Отчего-то та казалась сейчас такой хрупкой, словно покрытой сеткой из мелких трещинок. Коснёшься — рассыпится. Это было… Странно? Так странно, что хотелось её задеть, проверить на прочность. Лиллиан чуть отстранилась и, отмахиваясь от желания пожалеть гостью, долила ей ещё виски.

— Я не стану тебя обнадёживать: мои худшие опасения никуда не делись. Мне не нравится то, что происходит. Даже в большей степени, чем раньше. Всё это очень настораживает. Поведение Юфемии, Шнайзель и… многое другое, — перечислять всё не было смысла. То, о чём позволено знать, и так все знают. О неизвестном остаётся только догадываться. Как и том, что из известного — совсем не то, чем кажется. Иметь сколько-нибудь устойчивую позицию при творящемся вокруг безумии сложно, почти невозможно. Корнелия держится, но очередная даже самая маленькая трещинка в её мировоззрении может оказаться критической.

— И ты, конечно, послушаешься сестру, с которой даже не виделась. И ничего не сделаешь, только бы не оскорбить чувства бедняжки Юфи, вздумавшей поиграть во взрослую и самостоятельную. Сколько ещё похищений и происшествий нужно, чтобы Юфемия поняла, что её самодеятельность губительна и для неё и для остальных? А сколько ещё нужно тебе, чтобы понять это? — указательный палец Лиллиан металлическим стержнем упёрся в грудь Корнелии. Хотелось вскочить, вцепиться в сестру и встряхнуть её как следует. 

— И почему ты сама по себе не можешь быть сильной и взрослой? Почему, когда в тебе не нуждаются, ты тут же опускаешь руки? Почему? — каждое требовательное «почему» сопровождалось ощутимым тычком в грудную клетку, раз за разом припечатывающим Корнелию к спинке стула. Лили злилась. Такая богиня ей не соперница.

«Скажи хоть что-то. Сделай что-то. Или я…»

— Можешь меня ударить, но я скажу ещё вот что: хорошо, если только одна Юфемия ощутит на себе последствия своего ребячества. Может, это её чему-нибудь научит. Или, наконец, избавит нас всех от проблемы в её лице, — последние слова прозвучали звонкой пощёчиной по любви Корнелии к родной сестре, которая тут же могла отозваться красным следом ладони на щеке самой Лиллиан.

— Заткни меня, если считаешь, что я совсем не права, — ожидая нападения, выдохнула она в лицо Корнелии, вонзившись в неё колючим взглядом. Кончики их носов уже практически касались друг друга. — Или я заткну тебя.

Последнее прозвучало почти зло, горячим дыханием обдав губы Корнелии. Пусть она своими словами перечеркнула всё то, что между ними было или могло быть, пусть Корнелия разозлится, всё равно. Это лучше, чем видеть Богиню Победы такой. Такая победа Лиллиан не нужна.

Отредактировано Lillian far Britannia (2021-03-20 02:11:04)

Последняя фраза, успевшая вырваться из уст Лиллиан, замкнула электрическую цепь. Предохранителя не было, а сама принцесса на поверку оказалась источником с малым внутренним сопротивлением. Так там, кажется, было. А ещё было что-то вроде: «ток короткого замыкания может быть очень велик и вызывать разрушение электрической цепи или источника». Получается, пострадает или она сама, или их отношения с Корнелией.

Никогда Лили не была сильна в физике, но внезапно пришедшая на ум аналогия, составленная из исковерканных и кое-как склеенных между собой кусков памяти, показалась принцессе очень удачной. До смешного удачной.

Казалось, она смотрела на всё со стороны. Будто не с ней, не ей, не её. Годами выработанная привычка не подвела и в этот раз, и мысли о законах физики оказались сейчас как нельзя кстати. Стоило Корнелии выплюнуть в Лиллиан первые обвинения, стоило заикнуться о провале на Ближнем Востоке, как та тут же ушла в себя, перестала воспринимать реальность, отсутствующим взглядом вперившись в наливающиеся яростью глаза напротив.

Видеть, как теплившееся в них восхищение со скоростью подгоняемого ветром огня превращается во всепожирающие ненависть и отвращение, было больно. Гораздо больнее, чем ожидалось. Лили казалось, что она давно привыкла: Корнелия далеко не первая и точно не последняя, от кого она слышит подобное в свой адрес. Но почему-то именно от неё, такой прямой и честной, слышать это было больно. Невыносимо. Противно. Хотелось отрицать, возражать, спорить, объяснить, но зачем? Зачем, если окружающим гораздо проще, не разобравшись, навесить ярлык, обругать и успокоиться. А Корнелия просто оказалась одной из, а вовсе не исключением. Глупо было надеяться на иное. Остаётся просто переждать. Слушать, но не внимать. Смотреть, но не видеть. Ощущать, но не чувствовать. А потом встать, отработанными движениями отряхнуться и просто пойти дальше.

«А что знаешь обо мне ты, Корнелия?»

До Лиллиан не сразу дошло, что происходит. Голубые глаза, только что глядящие как бы сквозь нависающее тело, вскинулись на Корнелию осмысленно, испуганно расширились, медленно наполняясь осознанием.

«Только не снова».

Каждый палец. Она чувствует каждый палец, раскалённым железом прилипший к шее. Чувствует, как птицей забилась жилка под накрывшим её большим пальцем. Чувствует, как попытка сглотнуть упирается в ладонь, с трудом продирается через неё. Давится, хрипит, чувствует, как бьёт кровь в голову, как увлажняются непрошенными слезами глаза.

Лили инстинктивно выгибается, дёргается в сторону, пытаясь освободиться, сбросить с себя мёртвую хватку живых тисков, но колено, с силой вдавившееся в её промежность, обездвиживает, лишает смысла любую попытку сбежать. Тело тут же бросает в жар, его липкие щупальца стискивают его, покалывают бёдра, подбираются к запрокинутой голове, зажигая кожу изнутри. Боль и удовольствие вылились в резкое, как удар, возбуждение. Балансируя на грани агонии, Лиллиан ещё пыталась слабо протестовать, упираясь в руки Корнелии, тут же соскальзывая, цепляясь за кромку стола, по-рыбьи беззвучно раскрывая губы. Но с каждым мигом всё сильнее росло внутреннее оцепенение, тонкой коркой льда затягивая ощущение реальности происходящего. Лили почти заворожённо смотрит на Корнелию, почти любуется её перекошенным яростью лицом. Изредка до неё долетают обрывки пропитанной ядом речи:

— От тебя просто другого и не ждали.
— С каким ты удовольствием слизывала с меня виски.
— Каково это — быть побеждённой?

Слова били точно в цель, служа отличным гарниром для физической боли. Даже в такой момент Лиллиан не нужно было излишне напрягаться, чтобы понять их смысл. Ничего другого сейчас в её голове не было. Только шум крови в ушах, только пульсация по всему телу, будто всё оно вдруг обратилось в единственный орган — сердце.

Хотелось поскорее впасть в спасительное забытьё.
А лучше — раскрыть пасть и вцепиться в это лицо.
Совсем ничего не чувствовать.
Рвать, рвать, рвать — за себя постоять. За новые обиды и за дела минувших дней. Как смеют поступать так с ней?

Капкан пальцев вдруг разжался. Затухающее сознание тут же встрепенулось от очередной порции отрезвляющей боли. Лиллиан шумно, с надрывом проглотила хлынувший в лёгкие кислород. Мучительно закашлялась, хватаясь за горло. Голова кружилась. Немного придя в себя, Лили с удивлением обнаружила, что Корнелия теперь обнимает её, чередуя извинения с поцелуями. 

— Ты… — страшно прохрипела Лиллиан и вяло отстранила от себя сестру, непроизвольно ёжась от её прикосновений. — Отойди.

Снова закашлялась так, будто прямо здесь собиралась исторгнуть из себя все внутренности. Дрожащей рукой схватилась за бутылку. Долила себе виски, львиную долю расплескав на стол. Залпом осушила стакан. В глазах снова помутнело от выступивших слёз. Но теперь казалось, что онемевшее тело постепенно стало возвращаться к жизни. Уже тише шумело в ушах. Бешено бьющееся сердце чуть замедлило свой бег. 

— Я и забыла, каково это, — сиплый истеричный смешок, больше похожий на всхлип. Свободная рука непроизвольно потянулась к шее, осторожно ощупывая багровые пятна на прозрачной коже: многоточие пальцев Корнелии, оставленное в ответ на нежную запятую Лиллиан. Налила себе ещё виски. С сестрицы не убудет. 

— Я не заберу свои слова назад. Но несмотря на то, что ты сделала, я всё же надеюсь, что тебе не придётся их вспоминать, — цедя каждую фразу сквозь зубы, она наконец посмотрела на сестру. Кашлянула, презрительно морщась.

— Смотришь на меня свысока. Думаешь, ты лучше меня? Как лицемерно. Ты ведь совсем не против со мной потрахаться, а? Ты ведь только за этим здесь. С меня же больше нечего взять, да? Так давай, в чём дело? — Лиллиан опрокинула в себя остатки алкоголя, со стуком отставила стакан в сторону, поднялась. Её всё ещё потряхивало от бурлящего в крови адреналина, от выпитого виски, от заново пережитого ужаса прошлого. Ноги, казалось, вот-вот откажут, сбросят с своей высоты, оставят лежать на полу тряпичной куклой.

— Давай, — Лиллиан качнулась в сторону Корнелии, не сразу сфокусировав на ней свой взгляд. Зацепив пальцем резинку легинсов, она по-хозяйски забралась под неё сначала одной рукой, затем другой. Горячие ладони, натягивая ткань, поползли вниз по бёдрам, бесстыже исследуя их, после чего, не церемонясь, скользнули назад, накрывая ягодицы, с силой сжимая их. Резкий рывок на себя, и Корнелия вынуждена приблизиться, нанизываясь на пристальный взгляд, подёрнутый поволокой похоти.

— Мои глаза уже блестят, как тогда? — в горле всё ещё саднило, отчего голос казался шершавым, наждачной бумагой царапал слух.

Не дожидаясь ответа, Лиллиан зажмурилась и грубо вдавила свои губы в губы Корнелии, едва-едва избежав лязга от столкновения их зубов. Её руки продолжали шарить под легинсами, то поглаживая, то стискивая сильное тело. Лиллиан вжималась в него, вдавливала его в себя, покусывала, вцеплялась ногтями в мягкую кожу. Во рту терпкую вязь алкоголя разбил металлический привкус крови. Сложно было сказать, чьей именно. Лиллиан сейчас не смогла бы даже сказать, где кончается она и начинается Корнелия.

Руки выскользнули из-под одежды, упёрлись в грудь сестры, с силой пихнули её на стул, грубо разрывая поцелуй. Лиллиан тут же оказалась сверху, оседлав крутые бёдра. Вцепилась рукой в пурпур волос, властно заставляя Корнелию запрокинуть голову назад. Провела языком от ключицы до уха, зубами ухватила мочку, оттянула на себя, терзая.

— Ты за этим пришла? — горячее дыхание обожгло влажное ухо. Губы опустились на шею, втягивая в себя нежную кожу, покусывая, оставляя дорожку из алеющих следов.

— Или за этим? — ладони легли на грудь Корнелии, упруго качнувшуюся под смявшими её пальцами, чуть приподняли, словно взвешивая.

— Может, за этим? — пальцы побежали вниз по ступенькам угадывающихся под одеждой рёбер, миновали плавный изгиб талии, протиснулись в ложбинку между сжатыми бёдрами. — Отвечай!

И пусть Лиллиан физически гораздо слабее Корнелии — в этот раз она костьми ляжет, но не даст сестрице убежать от ответа. Заставит её признать то, от чего она всеми силами пытается откреститься.

«Ты ничем не лучше меня».

Отредактировано Lillian far Britannia (2021-03-27 06:02:00)

— Да, — с этим третьим «аминь» на языке Лиллиан тянется к губам сестры, запечатлевая на них своё благословение, принимая её краткую молитву, отчаянную мольбу об отпущении грехов. Скользящие по предплечьям бретельки игриво щекочут кожу, покалывающими полосками отмеряя и тут же прибавляя сантиметры неуклонно оголяющегося тела. Несмело замерев на затвердевших от возбуждения сосках, ткань соскользнула только с одного из них, косой линией выреза обнажив бугорок левой груди.

Сочетание медленного скольжения прохладного шёлка платья и тёплого шёлка ладоней впивалось в плоть тысячью микроскопических иголочек, отчего по позвоночнику Лиллиан тут же пробежала сильная дрожь, вынуждая её выгнуться, задрав подбородок. Но даже так жадные голубые глаза ни на секунду не оторвались от той, чьи руки так нежно и беспощадно лишали её остатков разжиженного алкоголем разума.

Возвышаясь над Богиней Победы, Лиллиан хотела видеть её всю. Малейшее движение бровей, лёгкий трепет крыльев носа, дрожание ресниц и влажный блеск губ. Она хотела видеть её пышущее здоровьем тело, наливающиеся силой тугие узлы мышц, матовое сияние солёной от пота кожи. Любая одежда, лишающая её возможности наслаждаться видом всего этого, казалась нелепым недоразумением, досадным препятствием.

Лиллиан приподнимается, опустив руки, и, легко качнув бёдрами, позволяет белому шёлку стечь по её телу, блестящей лужицей разлиться у розоватых аккуратных ступней. Тень на противоположной стороне в точности повторила эти движения, заставляя Лили невольно залюбоваться своим сотканным из ночи и тусклого света силуэтом. Она поблагодарила себя за предусмотрительность: будь на ней что-то затейливее этого платья, больше похожего на ночную сорочку, у подвыпившей принцессы могли бы возникнуть трудности с собственным разоблачением. К счастью, в этот раз всё прошло гладко и без эксцессов вроде сломавшейся молнии на брюках. 

Переступив через глянцевую гладь платья, которое сразу как-то посерело в полумраке комнаты, Лили склоняется над Корнелией и мягко упирается в её колени, гладя, очерчивает их трогательную округлость. Вид старшей заставлял звенеть от напряжения каждую клеточку разгорячённой плоти. Лиллиан чувствовала, как подрагивают руки, служащие сейчас единственной опорой для её тела, казавшегося сейчас таким неподъёмным, словно это не она, а её бронзовое изваяние, застывшее в странной позе. Секунда, две, и Лили перестаёт сопротивляться силе тяжести, опускаясь на колени прямо между разведённых ног сестры. Смотрит снизу вверх на её лицо, улыбается одними глазами, хитро и немного ошалело, будто спрашивает: «Что бы мне такого сделать?»

Ласковой кошкой трётся лицом о внутреннюю сторону бёдер, ногтями рисует полосы на внешней, пока, наконец, носом не упирается в низ живота, тут же сползая ещё ниже. Непроизвольно вжимается в складки леггинсов, чувствуя, какая Корнелия мягкая и тёплая там. Втягивает носом запах свежего белья и смешанный с ним аромат возбуждения, обухом бьющий по всем рецепторам. Следующий вдох Лиллиан делает уже намеренно, не скрывая нотки хищного удовольствия в своём голосе.

— Боже… — не в силах оторваться, ластится, легонько покусывает эту несчастную ткань, дразня, а сама чувствует, как непозволительно мокро в её собственных трусиках.

Неловко отодвинувшись, Лили медленно поднялась, силой мысли убеждая своё тело не потерять равновесие. Осторожно идёт к дивану, с ногами забирается на него.

— Иди сюда, — переведя дыхание, негромко, но твёрдо говорит она. В горле всё ещё саднит, однако Лиллиан будто совсем не замечает этого. — Я хочу, чтобы ты разделась для меня.

«Умница», — искусанные губы растягиваются в плотоядной улыбке, поощряя вызывающую покорность сестры. Удивительно, как она могла быть… такой. Вот, раздевается с чувством, с толком, с расстановкой, делая это перед ней, своей сестрой, и, похоже, наслаждается процессом. И всё же, делая что-то, что явно раскинулось ниже нуля в её моральной системе координат, Корнелия не переставала оставаться собой. И оттого была ещё желаннее.

«Бесстыдная. Лицемерная. Сука», — через силу чеканит бег неверной мысли, то и дело поскальзывающейся на янтаре выпитого алкоголя. Хотелось её, Корнелию, такую благоразумную и правильную (ни дать ни взять, пример для подражания!), протащить по самому дну, растереть по нему, вынудить прочувствовать дыхание абсолютного нуля, от которого волосы дыбом встанут. Чтобы ниже просто некуда. Что-то внутри хищно облизнулось этим мыслям, но настаивать не посмело. Ни к чему всё это. Пусть наслаждается своим превосходством над той, кто «лишь виляет задом». Зато каким приятным будет миг, когда она сама осознает свою собственную суть.

Взгляд горящих от возбуждения глаз шарит по красивому телу, одаривая вниманием каждый его сантиметр, пока не оказывается на мушке ответного взгляда Корнелии. Лиллиан вопросительно поднимает бровь и начинает улыбаться ещё шире, ни на секунду не смутившись.

«Что такое?» — смотрит с вызовом, даже не думая идти на попятную. Корнелии был предложен билет. В её власти было воспользоваться им или, скомкав, выбросить и забыть. Свой выбор она, очевидно, сделала. На том вся её власть заканчивалась, уступая место животным инстинктам, давно изнывающим от нетерпения, скребущим изнутри их обеих. Инстинктам, которые вот-вот были готовы схлестнуться друг с другом, стоило массивным подошвам чёрных ботинок сделать последний шаг. Блестящая тьма расширенных зрачков наблюдает за этим сближением, касаясь своей душой души Корнелии, марая её чернильными пятнами, взамен впитывая странно волнующие одиночные пятна стрингов и ботинок с холста нагого тела.

Больше не скованная лишней одеждой, Корнелия даже двигаться стала как-то по-звериному: вся подобралась, стремительно, но мягко пружинит коленками по обивке дивана, словно львица, напавшая на след своей добычи. Момент, и комната вдруг переворачивается: вместо глухо-красной коробки стен — сумрачная белизна потолка.

Лиллиан охает от неожиданности, оказавшись поваленной на спину, пытается приподняться на локтях, но тут же выгибается, стоит сбивчивому дыханию обжечь влажную ткань её трусиков. Только со свистом втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, вслепую находит сильное плечо, вцепляясь в него, как в спасательный круг, чтобы не захлебнуться от нахлынувших девятым валом ощущений.

Рот Корнелии дразнит, хватая и тут же отпуская её, сводя с ума, вырывая из горла короткий недовольный рык. Тонкие пальцы зарываются в роскошную пурпурную гриву, наматывают её на кулак и медленно, но настойчиво тянут на себя, вжимая в ноющую от возбуждения промежность. Спину тут же вылизывает крупной волной мурашек, выталкивая протяжный стон из приоткрытых губ. Закинутая на плечо нога тянется носком вверх, едва заметно дрожит, то сжимая, то растопыривая маленькие пальчики.

— Сними их, — горячечный шёпот на грани сознания. Лили корчит от то и дело накатывающего возбуждения, бьющего изнутри, требующего выхода. Свободная рука сама тянется к полоске трусиков, сдвигая их в сторону. Другую руку Лиллиан глубже топит в пурпуре волос, крепче перехватывает их, грубовато направляя голову сестры. Сдвинутая ткань то и дело норовила вернуться на место, так что Лили с силой оттянула её в сторону, отчего трусики глубже впились в её ягодицы, натирая, делая сладкую пытку почти невыносимой.

У каждого слова Лиллиан, сказанного в присутствии Корнелии, есть свои последствия. Но соцветий синяков на тонкой шее оказывается мало, чтобы младшая взяла это в толк.

И когда Лили осознает, что наделала, становится слишком поздно. Контроль уже потерян, а прежние приемы ей не помогут. Не выйдет уязвить словами: вместо них с губ срываются стоны, вперемешку с неразборчивыми проклятиями и мольбами. Не получится вырваться и оттолкнуть: тело Лиллиан целиком и полностью оказывается во власти Корнелии.

Это злит. Бесит настолько, что хочется расцарапать сестре всю спину, искусать красивые плечи, впиться пальцами в копну сливовых волос. Если Корнелия думает, что победила, то очень зря.

— Ненавижу, — горячечный шепот прорывается через череду стонов. Лиллиан уже не пытается сдержать их, кусая губы. С каждым новым толчком пальцев она уступает Корнелии все больше и больше. Но не для того, чтобы сдаться, а чтобы, подстроившись, перехватить инициативу.

В исступлении Лиллиан запрокидывает голову, разметав золото волос по подушкам дивана, подается сестре навстречу, насаживается на ее пальцы, подстраивая под себя ее темп. Лили делает так, как будет приятно ей самой, а не так, как того захочет Корнелия. Ей ли не знать, как пьянит власть, как до вспышек перед глазами приятно обладать кем-то, подчинять чужие желания своим.

«Ничего личного, сестрица».

Лиллиан не будет играть по чужим правилам. Никому не подарит такого удовольствия. Жизнь научила ее только брать, воспринимать все как должное и ничего не обещать взамен.

Сейчас Лили движет безумная жажда, граничащая с безумием. Желание отыграться, получить свое, что-то доказать окружающим или самой себе. Лиллиан не уверена, воспринимает ли Корнелию как свой трофей, но в ситуации, когда Богиня Победы собственной персоной ублажает ее, не предаться самодовольству довольно сложно.

Даже больше: от того, что делает Корнелия, и от того, что это делает именно она, напрочь сносит голову, а низ живота еще сильнее стягивает нитями удовольствия.

Лиллиан настойчиво тянет сестру к своему лицу, заводит ногу ей за спину, прижимая к себе. Что-то неразборчиво шепчет ей в рот, прежде чем впиться в него жадным поцелуем. Ощущает на языке свой вкус, смешивающийся со вкусом крови из искусанных губ и чувствует, что уже близка к пику. Лили уже не понимает, звучит имя Корнелии в ее голове, или она произносит его вслух.

Широко распахнув глаза, она впивается в плечи сестры, цепляясь за остатки самообладания, но собственные движения и пальцы Корнелии неумолимо толкают ее к границе сознания, сбрасывая в бездну.

Последний раз толкнувшись навстречу сестре, Лиллиан откидывается на подушки и чувствует, что срывается и падает, падает, падает, рассыпаясь на тысячи мерцающих искр. Тело сжимает в сладкой истоме, и внезапно схлынувшее напряжение сотрясает его дрожью. Затуманенный взгляд направлен в пустоту, а сознание укрывает темной ширмой. На короткий миг Лиллиан кажется, что она умерла.

Но в следующие мгновения принцесса глубоко вздыхает, блаженно прикрывает веки, а на ее губах играет хитрая улыбка.

— Боже… — только и может вымолвить она, охрипшим от стонов голосом. И тут же приподнимается на локтях. — Полагаю, всемогущей Богине Победы тоже не терпится кончить?

Лиллиан соскальзывает с дивана и на нетвердых ногах уходит в спальню. Назад она возвращается уже с двухсторонним страпоном в руке и хитрой улыбкой на лице.

— Ты же не будешь против?

Тонкая рука толкает Корнелию в грудь. Движение легкое, но не терпящее возражений. Лиллиан тут же садится на старшую сверху, плотоядно облизнувшись. Вид Корнелии тешит самолюбие, заставляя желать ее еще больше.

Затуманенным взглядом Лили смотрит сестре в глаза, кончиками пальцев убирает за ухо прядку взъерошенных волос. Склоняется ближе, дыханием обжигает ухо.

— Кто бы мог подумать… — горячий шепот заползает внутрь, щекочет едва сдерживаемым самодовольством.

Медленно, словно нарочно, Лиллиан рисует дорожку поцелуев на шее, спускаясь к ключицам. Руки очерчивают ребра Корнелии, изгиб ее талии, упругий пресс. Влажный язык исследует кожу между грудями, обрисовывает их округлости, петляет ниже, словно вспоминая свой недавний маршрут. Его Лили знает уже наизусть, раз за разом сворачивая на скользкую дорожку в своих сновидениях.

Лиллиан медленно разводит бедра сестры, опускаясь между ними. Прикрыв глаза, втягивает аромат возбуждения и чувствует, что снова намокает.

Она и представить себе не могла, что будет хотеть Корнелию так сильно.

— Ты прекрасна, — тихо мурлычет Лили, прижимаясь к внутренней стороне бедра сестры. Ласкает нежную кожу губами, чередуя поцелуи с легкими покусываниями. — Не могу удержаться.

Наигравшись, Лиллиан отрывается от Корнелии, и, глядя в лиловые глаза, медленно стягивает с нее белье, оставляя белые полоски от ногтей на ногах сестры. Не торопится, намеренно подвергая себя и Корнелию сладкой пытке. Наконец, стринги летят в сторону, а Лиллиан приникает к изнывающей от желания плоти.

Страпон пока подождет. Для начала Лили хочется попробовать Богиню Победы на вкус…

Горячий язык скользит между сочащихся влагой складок, кружит около клитора, с каждым разом приближаясь все ближе, пока, наконец, губы не смыкаются на нем, лаская, посасывая, упиваясь вкусом возбуждения. Теперь остается надеяться, что язык, так искусно управляющийся со словами, сумеет раскрыть и другие таланты своей хозяйки.

Отстранившись, Лили впивается взглядом в лицо Корнелии, словно надеясь узнать ее сокровенные мысли. Достает ожидающий своего часа двухсторонний страпон. Один конец без труда вводит в себя, другой, являющий собой полную имитацию мужского полового органа, остается снаружи.

Застегнув ремешки Лиллиан склоняется над Корнелией, пальцем проводит вниз по ее животу, надавливая, задерживается на клиторе, соскальзывает ниже. Вводит в нее сначала один палец, а затем добавляет к нему другой, раздвигает их в стороны, наслаждаясь тем, как податливо тело сестры.

Вынув влажные пальцы, Лили проводит ими по губам Корнелии, заставляя ее взять их в рот и как следует вылизать. Одновременно с этим Лиллиан приставляет силиконовую головку страпона к промежности сестры и дразняще проводит ею по набухшим половым губам.

— Скажи мне, чего ты хочешь.