- Я желаю помолиться, - требовательно говорит Наннали. Возможно, это ее последний шанс отдать дань уважения привычной для нее вере.

Конечно, она слепа и не увидит разницы между Богом британцев и Богом африканеров, но отчего-то этот шаг кажется огромным, важнейшим, прокладывающим огромную пропасть между ее прежней жизнью и ее будущим. Кто бы знал, что религия, к которой так редко обращалась маленькая принцесса, будет так важна для нее?

Перечить ей не посмели. Со времени разговора с сестрой Юфемией Наннали так никому больше и не раскрыла своих планов, боясь потерять решимость – и вдруг не удастся претворить их в жизнь? Принцесса скрывала это даже от Дункана – особенно от него – зная, что ее поступки проложат еще большую пропасть между ними. Пока она одна несла боль за эти решения, но дальше будет хуже – когда она примет на себя и его боль тоже.

Кроме того, она опасалась, что ее планы могут вызвать много негатива из Пендрагона – и тогда под удар попадут все, кого она любит. И больше всех достанется тем, кто поддержит ее сейчас, когда остановить задуманное еще так просто.

Не говорила она об этом и с африканерами. Она догадывалась, что гордые буры не пожелают принять помощь от слепой калеки, навязанной их национальному герою в качестве жены. Кроме того, она все еще немного боялась, что ничего не выйдет – и тогда она лишь напрасно дала бы им надежду. Она заключила бы себя в тюрьму невыполненных обещаний, сделав ее узницей собственных впустую брошенных слов.

Наннали застыла, оставшись одна в небольшом молебне на территории британского посольства в ЮАР. Едва ли так быстро успели бы построить настоящую церковь – скорее всего в помещении лишь повесили несколько икон, но так ли это было важно? Даже Дункан остался за дверьми, оставив принцессу в уединении, уважая ее право на молитву.

Сложив руки на груди, принцесса возносила тихий шепот к небу, к незримому Богу, что смотрел на нее так пристально, что болью сдавливало грудь. Желания опасны, но не может же Всемогущий обратить во вред молитвы искренней души?

Она молилась о покое для мамы, о свободе для брата, о любви для сестры и Сузаку. Не просила, но желала этого для близких ей людей всем сердцем. Молилась о счастье для Дункана – раз они не могут быть вместе, то было бы лучше, найди он себе хорошую девушку: свободную, целую, честную и искренне любящую его.

Молилась найти силы для воплощения своих идей. Она вознамерилась слишком много взять на себя – еще больше, чем взяла уже– и слишком много врагов ждало ее на этом пути. Пойти против собственной семьи, пусть эта семья и не была никогда добра к ней, было непросто. Быть может, кто-то из них поддержит ее, когда узнает – Ренли, Вергилия?

Девочка мотнула головой, гоня прочь пустые надежды – она уже запомнила, что нельзя хотеть большего, чем имеешь. Даже если они поддержат ее и защитят от гнева старшего брата, она не в праве рассчитывать на это. Это ее решения и ответственность она за них понесет сама.

Тихий шорох шагов был уже знаком, и Наннали кивнула приветствуя друга. Пусть она так и не вспомнила его, он все же был добр к ней и хранил в сердце память о Марианне.

- За мной ведь следят… Зачем вы так рискуете? – Прошептала девочка, не отнимая переплетенных пальцев от груди.

Предательски дрогнуло сердце – хотелось довериться этому тихому, сбитому голосу. Хотелось позволить ему увезти ее, укрыться от всего света, быть счастливой с другом Марианны и Дунканом, перестать быть марионеткой в руках старших. Хотелось заплакать от безысходности, но немедля пришел образ Сузаку, пытающегося спасти подругу от участи, о которой он еще ничего не знал.
Если она сейчас даст слабину, если позволит забрать себя – все пропало. Продолжится война, под угрозой будет сестра Юфемия, выступит принцесса Корнелия – все будет напрасно, абсолютно все. Пострадают невинные только потому что одна маленькая девочка взяла на себя слишком много и пошла на попятный в самый последний момент.
Она не может. У нее нет права передумать и переиначить произошедшее. Пусть Юфи никогда не простит ее. Пусть в бессильной ярости сжимаются кулаки Сузаку, пусть затаился, поклявшись вернуть все на круги своя, Лелуш. Пусть никогда не поймет и не примет ее шага Ренли… Пусть так больно она сделала Дункану.
Чего стоят их чувства в сравнении с человеческими жизнями?
- Нет, - выдохнула Наннали. Уверенно, спокойно. Она однажды уже показала свою слабость Сузаку, и из-за этого он ввязался в неприятности, из-за этого он ушел от Юфи. Даже не руками – своими словами, невесомыми интонациями голоса она предала сестру, разрушила ее счастье. Вина за это никогда не оставит сердце девочки, но снова эту ошибку она не повторит.
- Это мое решение, Джеймс. Мое, - она подняла ладонь, коснулась руки, замершей на ручках кресла. – Я останусь здесь. Я хочу этого.
Голос Наннали глухой и тихий, но на удивление сильный для искалеченного ребенка в инвалидном кресле.
- Никто не понимает этого, - заговорила она, не опуская руки. – Большинство считают меня жертвой, но я сама просила этой судьбы. Те немногие, кто поняли это, винят меня и твердят, что я не должна была так поступать.
Юфи, Ренли, Сузаку не приняли ее решения, не услышали ее, не поверили в нее, а от молчаливого смирения Дункана на душе было только еще тяжелее.
- Но если бы у меня снова был выбор: поступить так или как-то иначе – я снова стала бы невестой Ганнибала Боты.
Ей не нужно спасение – куда важнее просто понять, принять ее решение. Не смириться – именно принять.

- Я знаю, - довольно резко ответила Наннали, убирая ладонь. – Я знаю, на что я иду.
Она помнила все, до последнего мига, до последнего разговора с Сузаку. Помнила премьер-министра Куруруги и его жестокое решение. Помнила безмолвную ярость друга, бросившегося на защиту. Помнила злость Лелуша… И собственную беспомощность.
В этот раз все будет иначе. В этот раз она не беспомощная калека, она способна на многое. Есть те, кто будут ее защищать и кто не предаст ее. Есть те, кто помогут сделать задуманное, кто поддержит ее.
- Мне не нужна помощь, Джеймс. У меня есть почти все, чего я желала.
«Почти». Не все, лишь «почти». Она все еще беспокоилась о брате – он вышел на связь с семьей, но так и не дал о себе знать ей. Быть может, все в порядке, но тревога не покидала ее сердца.
- Я тревожусь о Лелуше. С тех пор как мы расстались, я не получала от него весточек и не знаю, что с ним сейчас.
Короткая пауза, чтобы собраться с силами. Предстоял недобрый ход, нечестный.
- Именем нашей с ним матери, Марианны Ламперуж, молю – найди его и помогай ему во всех его начинаниях.