Наннали задумчиво теребила в руках журавлика - символ ее разочарования и боли, память о цене желаний и жестокой истине, поведанной прекрасной Шицу, но слишком поздно понятой девочкой.
- Дункан, - тихо начала она, решив сформулировать то, что так ее беспокоило. С момента встречи в церкви она никак не могла найти покоя, словно что-то постоянно пытаясь вспомнить. - Что ты знаешь о Вилле Ариес?
- Только то, что ты... Вы там жили. И там погибла Императрица Марианна. - Также тихо ответил он, как будто стараясь не затронуть ту давнюю боль Наннали и не думать о том, что  ей пришлось пережить - все равно ему не понять ее боли...
Наннали кивнула. Эта рана не заживет никогда, но чувство боли со временем притупилось.
- Кто-то жил там после.. того случая?..
- Насколько я знаю - нет. - Рыцарь мог это понять. Мало кому захочется жить там, где произошло убийство. А может и выродок Чарльз не хотел, чтобы  что-то напоминало о произошедшем...
- Эта встреча... Джеймс, ангел - это было в моем прошлом, но я совсем ничего не помню, - Наннали протянула руку в сторону Дункана. - Я чувствую, что должна вспомнить это.
- Ты... Хочешь посетить Ариес? - Догадался юноша.
- Ум. - Наннали кивнула, невольно опуская руку. - Быть может, там найдется что-то, что поможет вспомнить...
- Тогда я пойду с тобой. - Уверенно сказал он, - Спрошу у императрицы Джоан, можно ли туда.
- Будь моими глазами, - грустно улыбнулась девочка, прижимая к груди так и не принятую руку. С Дунканом что-то было не так, и это тревожило ее, но поднимать этого вопроса она не решилась. - Спасибо.

Раньше здесь был красивый, ухоженный сад, с цветущими вишнями и яблонями, а на ухоженных газонах росла самые различные цветы от маленьких розочек до восхитительно нежных гортензий. Маленькой Наннали часто играла здесь и немало приставала к Лелушу с просьбой рассказать обо всем - почему небо голубое и какие цветы растут на клумбах, почему вишня цветет только по весне и почему ветер шумит листвой. Столько было вопросов когда-то, а сейчас, вдыхая запах опавшей листвы, Наннали хотела знать только одно: за что? За что была убита всеми любимая Марианна? За что были искалечены жизни ее детей?
Но все это было бесполезно.
- Раньше здесь было очень красиво, - проговорила Наннали, поднимая ладонь к Дункану. Они медленно продвигались ко входу на Виллу. В главной приемной зале, на лестнице тогда произошла трагедия, сломавшая девочку. Пятьдесят одна ступенька боли и страшных воспоминаний. Сможет ли она оставить это все позади, побывав спустя столько лет на месте тех событий?
Ей было страшно. Принцесса Священной Британской Империи не имела права на слабость, но маленькой Нане хотелось заплакать и уйти прочь.
- Мои комнаты были на втором этаже, в восточном крыле Виллы, - с трудом проговорила она. Миновать проклятые ступени, последнее, что она видела в своей жизни, не удастся.

Каждый шаг отдавался болью в душе. Девочка обняла Дункана за шею, так сильно, насколько вообще позволяли ее худенькие ручки. Запустив пальцы в волосы рыцаря, она пыталась успокоиться, но с каждой ступенькой она становилась все ближе и ближе к своему персональному Аду.
Тихий стон сорвался с губ, когда перед глазами встали картины прошлого. Погибшая мама, боль в ногах, кровь, медленно стекающая по ступеням вниз. Как много их было?..
- Пятьдесят одна, - выдохнула она, прижимаясь щекой к щеке Дункана. – Пятьдесят одна.
Ее колотила крупная дрожь, а воспоминания упрямо не уходили, становясь все ярче, реальнее. И вот ей уже кажется, что она обнимает не Дункана, а маму, которая истекает кровью и смотрит пустым взглядом куда-то далеко.
- Мама, - прошептала Наннали, поднимая слепое лицо. – Мама, - заплакала она, желая закрыть глаза и не видеть этого кошмара, как тогда – но этот кошмар теперь был с ней и спастись от него было невозможно. – Мама…

Наваждение, полное страха и боли, не отпускало. По тонкому запястью матери скользила капля крови, которая преследовала девочку в кошмарах, безразличный, пустой, мертвый взгляд смотрел сквозь Наннали, и та, не имея сил зажмуриться, судорожно дышала, забывая как кричать или плакать. Тогда она не понимала, что произошло, лишь чувствовала горячую кровь мамы, но со временем пришло осознание всего.
Кошмар ее стал явью здесь, на Вилле Ариес. По воле старого друга мамы и собственной глупости Наннали переживала сейчас то, чего боялась последние восемь лет.
- Я здесь, - шепчет мама обескровленными и сухими губами. - Я тебя не оставлю. Я не умру.
Голос ее грубее обычного, хриплый и горький, а все еще теплые объятия мертвеца пугают. Наннали пытается оттолкнуть маму в своих видениях – и Дункана в реальности.
- Нет… Ты мертва, ты мертва, - плакала она, сама не замечая, как примирялась с этой непростой для нее мыслью. Она так долго мечтала, чтобы все тогда оказалось страшным сном, и чтобы мама вдруг объявилась на пороге их дома. Но Марианна Вспышка не озарила свои присутствием ни пристройку к синтоистскому храму, ни комнаты студенческого совета при Академии Эшфорд.
Как долго мечтала об этом девочка – и нашла она то, что искала, там, где все произошло восемь лет назад. Воистину все желания имеют свою цену, и эта оказалась непомерно жестокой.
- Ты мертва, - Наннали вдруг перестала плакать, когда объятия мертвеца ослабли, находя в глубине души силы принять это. Они, эти силы, всегда были там, но она сама не хотела верить. Бледное лицо Марианны дернулось дымкой перед мысленным взором девочки и уступило место привычной тьме, когда маленькая принцесса упала в объятия своего рыцаря, потеряв сознание.
Какая удача, должно быть, что они пошли сюда лишь вдвоем.

Прошло не меньше получаса прежде чем Наннали пришла в себя. Под ее пальцами мягким бархатом ласкал кожу мягкий диван – девочка с замиранием сердца скользнула рукой к ручкам – с резным деревянным узором, столь дорогим для слепой принцессы.

Именно здесь много лет назад Марианна читала своим детям сказки. Именно здесь маленькая Наннали играла с сестрой Юфемией. Именно здесь утомленная насыщенными днями принцесса засыпала на коленях старшего брата.

Это было так давно – словно бы в другой жизни. Но диван все еще был здесь, подтверждая реальность того, что случилось давно в прошлом. Наннали даже помнила его цвет – нежно-розовый – и помнила, что с одной из сторон, верно, до сих пор осталось пятнышко, оставленное маленькой непоседой маминым лаком.

Все это было так же реально, как она сама.

Постепенно приходили и другие чувства, в том числе и тепло под головой – все еще не до конца понимая, кто рядом с ней, Наннали провела ладонью по коленям, в глубине души надеясь понять, что это все-таки брат. Лелуша не хватало маленькой принцессе, особенно теперь, когда память об их детстве всколыхнулась новой волной.

Но это не брат.

- Дункан, - шепнула девочка, радуясь родному человеку.

Знал ли он сам, что сделал для нее то, ради чего Наннали вообще просила его стать рыцарем? Она не нуждалась в защите от колких комментариев Винсента, в вооруженных кортежах охраны или в сочувствии, но то тепло, которое она ощутила, проснувшись после всего произошедшего, было именно тем, в чем нуждалась маленькая искалеченная принцесса.

- Спасибо, - произнесла она так же тихо: за тепло, за то, что Дункан был рядом. За все. – Это наша с Лелушем детская.

Уйти сейчас было бы неправильно. Все-таки, у них была цель, с которой они направились сюда. То, ради чего она прошла через этот кошмар.

Наннали не вполне осознавала, что помимо желания найти того игрушечного ангела и желания вспомнить Джеймса, у нее был и другой мотив добраться до Виллы Ариес – как раз чтобы пройти через все это. Чтобы пережить снова трагедию, случившуюся восемь лет назад – и чтобы оставить ее наконец позади. Быть может, теперь кошмарные сны перестанут преследовать ее?

Сама того не осознавая, Наннали сделала очень непростую вещь – она наконец-то примирилась со смертью матери. До последнего она надеялась, что все это было лишь дурным сном или что маме удалось спастись так же, как исчезли они с Лелушем – тайно ото всех. Это объяснило бы и странное поведение отца, но все же это было не так. Очередной виток ужаса, который принцесса сама вокруг себя накрутила, заставил ее принять смерть Марианны. А дальше уже будет легче.

- Мы должны найти ангела. Должно быть, он в игрушках.

Наннали подложила ладони под поясницу, пытаясь сесть, а Дункан поддержал ее. Это было одно из тех упражнений, которые она делала последнюю неделю – училась сама садиться и ложиться, пыталась вернуть силу мышцам спины и пресса. Со временем, как сказал доктор Кларк, можно будет перейти к более серьезным тренировкам, но пока ей нужно было научиться справляться с весом собственного тела и шевелить ногами хотя бы в воде.

- В той стороне была гардеробная. А вот там – шкаф с игрушками, - сев, Наннали направляла ладони по памяти. Если расположение комнаты не изменилось, что все должно было остаться там же. Направление, правда, она указывала немного неверное, промахиваясь мимо описываемых предметов интерьера, но все же сохраняя верный вектор взгляда.

Игрушек у Императорских детей было немало, но большинство из них получались в подарок, складывались в шкаф и больше никогда не доставались. Лелушу, сколько его помнила Наннали, всегда были интересны только интеллектуальные игры, а ей самой – самая разнообразная яркая мелочевка. Но если ангел действительно так сильно приглянулся ей тогда, как описывал Джеймс – он должен быть где-то на поверхности.

В шкафу на самом видном месте, на одной из открытых полок, лежала половинка наградной тарелки. Хотя и не было видно имени целиком, нетрудно было догадаться, что это была награда Марианны Британской. Для Наннали это была знаковая вещь, которую когда-то она с таким трудом поделила с любимой сестрицей Юфемией.

Щербатые концы тарелки были бережно, но местами неаккуратно обработаны – было видно, что тот, кто убирал острые сколы, делал это неумело, но очень старательно. Едва ли это были слуги, но тогда кто же?

Выше на полках лежали шахматы – несколько коробок самых разных: от самых очевидно дорогих до простых деревянных. По расположению полок было легко догадаться, что половинка наградной тарелки лежала там, куда могла дотянуться маленькая девочка, а вот шахматы уже выше – где легко дотянулся бы ее старший брат Лелуш.

По бокам в открывающихся шкафах был целый ворох самых различных игрушек от палок с конскими головами и лошадками-качалками. Не было похоже, чтобы они пользовались популярностью у детей.

Под полкой с наградной тарелкой было несколько выдвижных ящиков: в них были скинуты кучей дешевые и простые игрушки: машинки, солдатики, куклы, новогодние шарики и даже пластмассовая посуда. Казалось бы, игрушки благородных принцев и принцесс должны были бы отличаться от игрушек для простых смертных – и, быть может, где-то так и было. Но Марианна Ламперуж выбирала для своих детей самые простые и безопасные игрушки, о которые им было бы тяжело пораниться. Стеклянными были только шахматы на верхней полке – лишь одна из многих коробок, а все остальное было из самых простых и безобидных материалов: пластик, дерево, ткани. И в каждой из них чувствовалась забота и любовь матери к своим детям.

- Тарелка, - Наннали улыбнулась, вспоминая прошлое. – Ты позволишь?

Девочка протянула руку вперед, и в ладонь ей легла половинка тарелки – та самая, с шероховатыми краями и рельефной надписью. Половинка имени Марианны была легко ощутима под пальцами, и принцесса поглаживала буквы словно бы успокаиваясь.

Пока Дункан занимался поисками, Наннали набралась смелости рассказать ему эту историю.

- Этой тарелкой наградил Император нашу с Лелушем маму, когда она еще не была Императрицей. Она была рыцарем – лучшим рыцарем Британии.

В ее голосе при этом было больше тепла, чем скорби или боли. Воспоминания о том времени были добрыми и светлыми, и девочка старалась не омрачать их памятью о том, что случилось позднее.

- Мама оставила ее Корнелии, а Корнелия подарила Юфи. Мне она очень понравилась, - Наннали тепло улыбнулась. – Мы едва не поругались с Лелушем из-за нее, пока спорили, чья будет тарелка. А в итоге она разбилась – точно пополам. Я тогда заплакала, а Юфи наоборот – улыбнулась и отдала мне одну из половинок. Сказала, что теперь нам обеим хватит.

Юфемия с самого детства была такой. Даже там, где случалось что-то плохое, она находила светлые стороны и улыбалась. Улыбалась ли сестра, узнав о планах Шнайзеля на ее замужество? Улыбнется ли она, узнав о смене невесты?..

…Едва ли…

- Лелуш потом сам обработал края обеих половинок, - Наннали провела пальцами по неровному краю. – Чтобы мы с Юфи не поранились, играя.

Половинка наградной тарелки стала для них символом всего лучшего, что было в их семье: любви Наннали, доброты Юфемии, заботы Лелуша, символом светлого и беззаботного детства, когда они были счастливы. Счастливы все вместе.

Теперь Наннали была здесь, в столице, а Юфемия и Лелуш были где-то далеко в 11 секторе и тоже порознь. Того времени уже было не вернуть, как бы она ни хотела обратить время вспять. Стало грустно и горько.

- Ум, - девочка кивнула. – Это половинка Юфи.

Быть может, однажды ей представится возможность вернуть ее сестре, и тогда все станет как прежде: Юфемия будет улыбаться, а Наннали будет радоваться этому совсем как в детстве.

Нана прижала к груди трофейную половинку наградной тарелки, нежно улыбаясь. Одна сломанная вещь дарила ей больше счастья, чем все, с чем она столкнулась в столице. Если подумать – она сама тоже сломанная, и душа ее тоже треснула напополам, когда Лелуш оставил ее. Сердце предательски сжалось в тоске – а можно ли восстановить что-то разбитое?..

- Там ничего нет? – Поспешила спросить Наннали, уводя саму себя подальше от тоскливых мыслей.