Офицерский бар Координационного Штаба никогда особо не жаловался на нехватку клиентов. Благо, что постоянные здешние обитатели, что залетные офицеры обычно не упускали возможности пропустить стаканчик, раз уж место под рукой и выбор приличный. Но сейчас посреди бара зияла вопиющая пустота. Ганнибал сидел в одиночестве за барной стойкой, с бокалом в руках, мрачно переводя взгляд с протирающего стаканы бармена, на ряды бутылок. В стороне на сидел Марк, облокотившись всем телом на стойку и наблюдая то за своим патроном, то за залом во избежание эксцессов. По тем же причинам один из соседних столов заняли два южноафриканских офицера, гауптман и фельдкорнет, с нашивками «Kommandokorps».  Но похоже организовывать эти самые эксцессы никому не хотелось. Не желаю попадаться под руку Боте, прочие посетители бара кучковались у дальних стен.
- Налей мне еще одну, братец, - генерал вновь повернулся к бармену. Для знающих людей выражение лица генерала не предвещало ничего хорошего. А бармен был явно опытный и уже слышал о результатах комиссии. – Нет, лучше оставь всю бутылку.
- Как скажете генерал, - бармен поставил перед генералом округлую бутылку, больше смахивающую на графин и поспешил ретироваться.
Генерал Бота знал, как малы шансы на иной исход его поездки в Париж, но сейчас гнев буквально душил его. И он долго не найдет выхода. По крайней мере, пока генерал здесь, в Париже. А разгребать придется долго и много. Что бы там не затеяли Штерн и его покровители, это, скорее всего, станет еще одним гвоздем в гроб Евросоюза. Но пока генерал мог только ждать. У него на ближайшие дни было запланировано еще несколько рабочих встреч, с тем чтобы минимизировать потери от создавшейся ситуации. А сегодня возвращаться в свой номер в отеле совершенно не хотелось.
Хотелось расслабиться или дать волю чувствам. Но это была бы непозволительная роскошь. Так что оставалось только наслаждаться великолепным букетом «Камю Бордери» наедине со своими мыслями. И затем, наконец, добравшись до своего номера, провалиться в кошмар. Хотелось бы чтобы рядом оказался кто-то, кому можно было бы выговориться. Касс, Берт или хотя бы кузен Пит. Только у всех у них куча дел поважнее, чем приводить в чувство контуженого пьяницу. На верху сейчас завязалась эпическая драка. Южная Африка не отступится без сатисфакции, а значит не видать Европе ни южноафриканских солдат на фронте, ни новых контрактов на поставки сакурайдата и редкоземельных металлов на айфоны. А Германия ни за что не пойдет на попятную. Сколько это будет продолжаться, никто бы не взялся предсказать. Как и ради чего они заварили всю эту чертову кашу. А план у Штерна и КО был. И по очень высоким ставкам, раз после неудачной попытки избавиться от Боты их так прикрывают.
Содержимое бутылки резко сокращалось. Редко когда Ганнибал пил коньяк залпом, но сегодня очень уж хотелось напиться. Хотя какое право «Африканский Буйвол» имел раскисать в такой момент? Никакого. Евросоюз которому ты служил, так и норовит развалиться прямо у тебя на глазах. Создание Сил Обороны Евросоюза стало чудовищно отдаленной перспективой. Твой сын погиб, на этой трижды проклятой войне. А ты все так же далек от ее окончания, как и в тот день когда впервые надел мундир.
Генерал посмотрел на свое отражение, искаженное изгибом бутылки.
- Ну и что делать будешь?

Отредактировано Ганнибал Бота (2013-12-03 19:37:14)

При приближении генерал-майора Штерна, двое офицеров коммандо было поднялись со своих мест, но генерал Бота повернулся к ним и жестом дал понять, что против присутствия Штерна не возражает. Офицеры вернулись за свой стол, а Марк, смерив Штерна недобрым взглядом, вернулся к созерцанию окружающей действительности. Правда, не выпуская немца их поля зрения. Конрад Штерн явно исчерпал весь кредит доверия со стороны южноафриканцев.
Ганнибал не ожидал, что Штерн, заявится к нему напрямую. Хотя после генерала Гота явно наблюдался общий синдром. Генерал Бота не забыл, каким был немец во время заседания комиссии. И сейчас он выглядел и держался совсем по другому. По крайней мере прекратил копировать самодовольного патсдамского паркетного шаркуна. Покончив с заседанием, он сбросил с себя уже не нужную личину. Только чего генерал не ожидал, так это то, что Штерн захочет выговориться напрямую. Судя по виду немца, ему было погано, действительно очень погано. Осознав это, генерал Бота не почувствовал радости или удовлетворения. Если честно он ничего не почувствовал, просто принял к сведению. Что бы сейчас не чувствовал Штерн,  это ни шло не в какие сравнения с той болью, которую по его вине испытывал Бота. И даже понятия о ней не имел. Ганнибал повернулся к Штерну и оценивающе посмотрел на него. Он не верил, что слова хитрого ублюдка что-то изменят, но выслушать его мог. Здесь в Париже уже больше ничего не решится, по крайней мере, на этот раз. Но раз уж у него хватило духу встретиться лицом к лицу, то пусть говорит. Прейдет время и за все придется ответить. Тогда взыскивая долги, Ганнибал Бота вспомнит о том, что говорил предатель и как он говорил.
- Употребление алколоидов не виноградного происхождения, это крайняя стадия варварвства, - ответил генерал, отрывая опустошенный бокал от губ. – А что до остального… Верю, - коньяк вновь наполнил округлый снифтер. – Как и ты веришь в свою правоту и не сожалеешь. Так и надо, раз вынул меч из ножен. Но только скажи мне, парень, что это меняет? Тень бы не пала, если бы они осудили этот самый удар ножом, в ответ на протянутую руку. Но если уж они взялись одобрить, поддержать и наградить, значит, приняли твое предательство на себя. Ты ведь не сам по себе. Ты часть армии. Отвечаешь за все дела своего знамени. А знамя отвечает за все, что бы ты не сделал, пока стоишь под ним.  И что меняет тот факт, что ты хотел убить только меня и походя смахнуть с доски тридцать тысяч моих небритых охламонов? Не для меня, ни для моих сыновей, ни для моих солдат, ни даже для тебя, это ничего не меняет. И нет смысла объяснять, что будет дальше. Ты не хуже меня знаешь. Тем не менее, ты хочешь поговорить. Ну что же, если у тебя еще есть что сказать, я слушаю.
Закончив говорить, генерал все еще глядя в глаза Штерну сделал щедрый глоток коньяка и смакуя его ожидал ответа.

Кажется, чертов немец не смог оценить иронию Ганнибала Боты.
- Тогда не трать время на обычные, а сразу переходи к старому, доброму «жженому вину», - еще один глоток янтарного «Сamus». Сама по себе реакция на алкогольную часть разговора, генерала Боту волновала мало. Так сглаживала на время углы, пока он говорил со Штерном. Видит Бог, поддерживать с ним мирную беседу было не просто. А вот остальное стоило бы и послушать. Хотя если и расходиться в частностях, то в целом генерал неплохо понимал подоплеку действий Штерна и тех, кто стоял за ним. Да, они оба немало знали друг о друге. Вопрос в том, насколько хорошо они друг друга понимали. Главнокомандующий третьей по мощи армии Евросоюза и дивизионный командир из крупнейшей, правда имевший в ней вес куда больший, чем обычный комдив.
- А ведь по сути сам виноват, должен был ведь понимать, с какой стороны ждать подножки.
Да, правда Бота до последнего надеялся, что сможет использовать эту, очень вероятно последнюю возможность выстоять в этой войне. Но чертовы колбасники решили поучаствовать в этом на свой лад. Интересно, понимают ли они, чем это все может обернуться. Дорого бы сейчас генерал отдал, за информацию, необходимую, чтобы стопроцентно разобраться в мотивации и планах германского командования. Увы, пока у него были лишь туманные обрывки, слухи и предположения. И если то, во что эта мозаика складывалась правда – то немцы вполне понимают что делают и не остановятся не перед чем. Почему? А как раз потому, о чем сейчас говорил Штерн. И говорил он от лица всей трижды проклятой немецкой армии. Именно поэтому все, что Штерн уже сделал и еще сделает, будет от лица всей армии. Неужели, он и правда думал, что открывает для Боты темную сторону луны. Все это генерал знал и так, а вот Штерн и иже с ним, видимо, понимать  не желали.
- Тогда не пытайтесь приписать мне удары молотком, забивавшим этот гвоздь, - ответил генерал Бота, когда Штерн замолчал. – Этот гвоздь был выкован, чтобы быть вбитым  в самое сердце британского льва. И если вы решили использовать его по другому, что же, будьте готовы к последствиям. Весь мир сейчас поле битвы, а поле битвы всегда переменчиво. А что до моих планов… - генерал сделал еще один  глубокий глоток и выдержав положенную паузу продолжил. Я не припоминаю, чтобы я их скрывал. Впервые эту концепцию я изложил в своей книге еще пятнадцать лет назад. Работа к стати переведена на немецкий и переиздавалась, так что ознакомиться с ней ни у кого не было бы проблем даже, если бы я тогда и остановился. Но я продолжал работать над созданием Сил Обороны Евросоюза все эти пятнадцать лет. И у всех ваших опытных офицеров была масса возможностей опровергнуть меня. Только вот загвоздка в том, что у вас не нашлось бы аргументов. Вы против, потому, что немецкая армия с самого основания Евросоюза на исключительном положении. Вы привыкли, считаться сильнейшими в Европе, эдаким эталоном. Но вот незадача, вы не в состоянии победить Британию, текущий Евросоюз обречен в этом противостоянии. А значит, чтобы победить нам нужен титан, способный содрать с британского льва шкуру и гордо носить ее на могучих плечах. И бундесвер должен был стать частью этого титана, ради нашей общей победы. Разве от вас требовалось чего-то большего, чем  от прочих. Но вы оказались не способны перебороть свою спесь. Сколько еще поражений мы должны были потерпеть, из за элементарной неспособности Евросоюза организовать свои силы и сражаться как единое целое? Сколько еще своих лучших детей должны были бы потерять наши страны, из-за того что их командиры тянули фронт кто в зад, кто в море? Ведь в «Силах Обороны Евросоюза», Германия бы получила влияния пропорционально своему вкладу в их создание. Но вам этого мало. Ведь вы богом избранный меч Евросоюза, так кажется Ольбрехт выразился в своей последней речи. Голословное утверждение. На чем оно построено? На том, что Блюхер разбил Наполеона. Разбил когда корсиканец уже надорвался борьбой с Британией, а перед этим проходил у этого самого корсиканца в шестерках почти пятнадцать лет, с солдатами получившими боевую закалку в рядах «Великой Армии». Или когда в Крымскую войну Севастополь видите ли взял Хильперт со своими семнадцатью тысячами, а сто тысяч французов Конрабера виде те ли просто рядом стояли. Или как в Первую Мировую Людендорф присвоил себе заслуги Петена? Да вы сила. Вы важная часть армии Евросоюза. Но пора бы вам осознать, что вы просто ее часть. Вы долго поддерживали миф о своей непобедимости и исключительности, вешали на союзников ярлыки слабаков и клейма трусов. Но уж простите за прямоту, я имею честь служить в армии, в которой нет традиции преклоняться  перед Германией и равняться на ее армию. И только в единой армии я вижу возможность не только победы, а просто выживания Евросоюза.

А ведь если задуматься, это было вполне ожидаемо. Как и на заседании комиссии, немец даже не стал пытаться ответить Боте, как-то опровергнуть сказанное. Он просто начал с другого конца. Но хотел он или нет, свой ответ он уже получил, но не желал его признать. Просто потому, что  Конрад Штерн был слишком уж породистым немецким офицером, и переступить через это был не в состоянии. Да, генерал Бота прекрасно знал, что именно о таких офицеров, как сидящий перед ним, намеченная им реформа и запнется. Была, конечно, сумрачная надежда на то, что немцы смогут подавить свою гордость, но рассчитывать на нее было глупо. Потому африканский буйвол сделал ставку на упорство и необходимость. Посмотрим, кто кого смелет. И это уже дорого обошлось ему, и могло бы встать куда дороже. Но отступать он не собирался, да и не имел права. Ну и что с того, что очень может быть, Конрад Штерн, предавший союзников в самый разгар битвы, был, по сути, неплохим парнем, уверенным что действует ради общего блага? Даже если так, его планы уже очень дорого обошлись и Южной Африке и Евросоюзу в целом. К чему он призывал? Воевать с тем, что есть? Или знал что-то неизвестное генералу Боте? На что-то же немцы должны были рассчитывать. Но, увы, с их точки зрения, если остальные армии Евросоюза считают себя чем-то большим, чем придатком к германской, это уже не в какие ворота не лезут. За тридцать лет службы, Ганнибал Бота уже успел побиться об эту стенку.
- Значит, считаешь, можно победить в войне, просто выигрывая в одном безнадежном бою за другим? – Ганнибал  усмехнулся, пригубив полупустой бокал, и затем пристально посмотрел в глаза немца. Даже не верилось сразу, что он не издевается, хотя похоже он и правда верил в то, что говоришь. – Даже выигрывая такие бои, ты лишь оттягиваешь неизбежное. С чего британцам нас бояться, если они воюют только на нашей земле? Когда Евросоюз наносил удары по ту сторону Атлантики. Война идет по их правилам. На нашу землю льется кровь, наши города горят, наши женщины и дети погибают. А мы лишь отмахиваемся. Что ты, что я, что любой военный и в этом здании и во всем Евросоюзе, никогда не наносили удар по самой Британии, - вообще-то тут генерал покривил душой. Он бывал и на той стороне, когда инструктировал сальвадорских повстанцев. Но это он к серьезным ударам по Британии не относил.  - И если так продолжать, то в конце концов однажды мы просто не сможем отбиться. И когда они зацепятся здесь, это будет началом конца. А что до ресурсов, то тут бояться стоит нам. Потому что Британцы, то что имеют, расходуют куда как рациональнее нас. А ни на что большее, то Евросоюз что существует сейчас, неспособен. И они это понимают не хуже нас. На то и весь расчет их действий, бить пока мы не выдохнемся, не истечем кровью, не рухнем под тяжестью накопившихся противоречий и взаимных обид. Потому что нельзя бесконечно доставать козырный туз из колоды.
Штерн опять заговорил. Генералу казалось, что они смотрят на одно и то же разными глазами или вернее сквозь разные очки. И видят совершенно противоположное. Ведь Ганнибал Бота все доступные ему средства и возможности использовал, насколько мог. Независимо от того, что Штерн и прочие немецкие офицеры объявили его концепцию мертворожденной. И не стеснялись тех средств, которыми они собирались остановить своего конкурента. И значит, вместо того чтобы бороться с Британией, будут бороться между собой два плана борьбы с Британией.  Значит не приближать конец войны, а отдалять его. Потому что как резонно заметил Штерн, в распоряжении Ганнибала Боты было достаточно средств, как и у Штерна и стоящих за ним. И он никогда не забудет, что потерял по их вине своего сына. Немец не предлагал отступиться, он кажется, действительно хотел быть понятым. Понять его генерал мог, но принять никогда.
- Ифни говоришь? Сколько тебе тогда было? – голос Боты стал тверже. – Лет шесть. Про Ифни писали много, но никогда всей правды. Хочешь знать, как это было на самом деле. Тогда в Марокко нагнали кучу обрезанных контингентов со всего Евросоюза, потому что больше мятежа, всех волновало, чтобы другие не набрали большего влияния в регионе. В итоге у каждого были свои инструкции, не совместимые ни с соседями по фронту, ни с жизнью вообще. И еле справлялись с толпой кое как вооруженных фанатиков, из которых разве что десять процентов были хоть сколько-то обучены и с британским оружием. Наконец удалось загнать ихнего вожака-изувера и его британских советников в Ифни. Там  в нас стреляли кажется даже кошки и крысы. А наши доблестные силы рвались в город, не сподобившись нормально прикрыть друг друга. А под конец выяснилось, что посланный захватить вожака, засевшего в катакомбах, немецкий штурмовой батальон, где-то потерялся. Пока разбирались, пока орали друг на друга на дюжине языков и искали крайнего, повстанцы  пошли в контратаку. И рота посланная прикрыть танкистов с поврежденных машин, оказалась отрезана посреди воющей толпы фанатиков. И полезли в эти катакомбы, просто потому, что там их не ждали и выжить там было больше шанцев. И таки накрыли там и главаря и его британских помощников. Тварь осталась без головы и тогда уже в город ломанулись остальные. Так одна рота взяла город, пока стоящая вокруг армия пыталась нащупать свою задницу двумя руками, при помощи карты. Такой вот великий был подвиг. Монумент славы всему Евросоюзу. Так ты хочешь воевать с Британией? А пять лет спустя, британцы вторглись в Намибию, развалив союзную группировку в Анголе за три дня. По той же причине. И снова пришлось затыкать эту дыру. Мой штаб разнесла в клочья Марианна, тогда еще не Британская. Контуженного, обезвоженного, меня нашли в пустыне бушмены. Они закапали меня в песок и откармливали какими-то травами. Когда смог ходить, был белее мела. И вот пока я лежал там, я как молитву повторял четвертую главу Сунь Цзы. И потом, было много сражений, которыми ты наверное восхищаешься. А я нет. Потому что  «Когда хорошо сражавшийся побеждает, у него не оказывается ни славы ума, ни подвигов мужества. Потому что побеждал он когда форма противника еще не собрана. Потому что не обагрял меча кровью, а неприятельское государство уже покорилось. Потому у лучшего из лучших не может быть подвигов мужества». Именно так нужно победить Британию, а не бросая раз за разом наших солдат в очередной адский котел, из-за того, что Евросоюз клинически не способен воевать нормально. И просто чтобы выжить, мы должны отказаться от текущего положения вещей, когда каждый норовит красиво пожить за чужой счет, но скорее удавится, чем даст другим что-то получить за свой. Ты хочешь выпить на развалинах Пендрагона? Но для этого нужно настоящее оружие победы и только Силы Обороны Евросоюза могут им стать. Единые и хорошо управляемые.
Да, об этом генерал говорил не раз, но был готов повторять еще и еще. Только гигант может на равных драться с гигантом. Иначе все было напрасно. А Ганнибал Бота прошел слишком много, этих самых, восхваляемых Штерном безнадежных сражений. А еще он знал, что и Штерн повидал немало таково же. И как он после этого может призывать снова, выигрывать безнадежные бои. Хотя, выводы делать еще рано, может немец все-таки пояснит, что он имел в виду.
- Что толку от этого правосудия. Оно не вернет мне сына, а нашим армиям утерянного доверия. А если уж говорить о моем правосудии, то лучше тебе молиться, чтобы британская пуля спасла тебя от него, - опустошив очередной бокал генерал посерьезнел. – Но, как и тридцать лет назад, я буду делать все, чтобы закончить эту войну. Вот только кажется мне, на этой тропинке нам уже не разойтись.

- А чему тут удивляться, - Бота пристально посмотрел на своего собеседования. – Может кому-то и трудно понять, но мы же оба солдаты. И хотим в конечном счете одного и того же. Только у каждого из нас свое средство достижения этой цели, и притом, это взаимоисключающие средства. Нам с тобой просто не повезло, что мы оказались в одно время, на одной стороне. Но  это опять же ничего не меняет. И я сделаю все, чтобы взыскать с тебя по полной. Думаю, ты сам понимаешь, что я беспощадный кредитор.
Действительно, это на первый взгляд, казалось противным всякой логике. Почему эти двое собираются схлестнуться между собой, когда у них есть общий враг, общая цель, общее дело? Но даже если Ганнибал Бота и Конрад Штерн во многом были так похожи, тем хуже было для них обоих и для Евросоюза в целом. Генерал Бота это хорошо понимал. Да и немец тоже. Только эта чертова война могла расставить все по своим местам. Да, сейчас этот парень вырвался вперед, как не горько признавать. Теперь оставалось только подняться после очередной подножки и догонять. А тем временем он будет действовать, пока Бота только пытается разобраться в его планах. Но начав действовать, Штерн раскроется. И тогда Ганнибал Бота сделает все, чтобы устроить ему шикарные проводы на тот свет. Ради сына, которого он потерял из-за йеменского предательства. Ради своей страны, которая иначе обречена рухнуть британскому льву в пасть, вместе со всем Евросоюзом. И ради этого самого Евросоюза, который уже висел над пропастью и в любой момент мог лишиться последней своей опоры.
- Тогда я мог бы уличить вас в совершенно британских снобизме и спеси, - ответил генерал, когда немец закончил говорить. – Можем долго искать внутреннего британца друг в друге. Только вот скажи, разве в ярких индивидуальностях заложен успех на поле битвы? Когда солдат идет на войну, он должен соблюдать единые для всех правила и выполнять обязательные для всех приказы. Тебе ведь не надо это объяснять.  Как-то раз пленный британский генерал заявил моему деду, что возмущен его варварскими методами ведения войны. И дед ответил – «Приспосабливайтесь или умрите». Таков закон войны. И как бы не была хороша германская армия, она сейчас на в состоянии победить в этой войне. Как и любая другая в Евросоюзе. Что по отдельности, что вместе. И я приспосабливаю Евросоюз к новым условиям, потому что иначе нельзя. Мы можем или поступиться чем-то и победить, или вымереть как мамонты. Или как древние галлы. Они тоже были яркими индивидуальностями. И к чему же это привело их, когда в гости пожаловали римские легионы. Галлов было в десятки раз больше, но все это рубилось о единый римский монолит. Или ваши предки, херуски, хаты и марсы, смогли сопротивляться только когда римский ветеран Арминий, объединил их и заставил воевать по римски. За что ярые сторонники индивидуальности рекомого Арминия оперативно спровадили к Доннару и Вотану. И на карте империи возникли провинции Нижняя Германия и Верхняя Германия.  – генерал повернулся к Штерну, поднял руку перед собой и сжал ее в кулак, с такой силой, что вздулись жилы. – Только так можно закончить эту войну. А что я буду делать после войны? Сброшу с себя тяжкий груз, который волоку уже тридцать лет. Буду разводить племенных быков и гнаконец смогу нормально преподавать. У меня между прочим профессорская степень, по античной истории. Так что об этом, можешь не беспокоиться, мне бы и трех жизней не хватило, на все чем я могу заняться помимо войны. В этом смысле, тебе лучше будет побеспокоиться о себе.
Значит говоришь, что остался бы в Сане и погиб там? Ради чего? Ради своего уже сорванного плана? Или чтобы подыграть тому кто тебя подставил? Как бы это помогло выиграть эту войну? Никак. У меня и моих небритых охламонов есть долг перед своей страной и Евросоюзом. А останься мы в Сане, мы бы лишь позволили британцам наконец от нас избавиться. Они были бы этому очень рады, вот только я не склонен делать им такие подарки. Да и тебе не советую. А твой гамбит  в Йемене приблизил победу? Сделал Евросоюз сильнее? Если скажешь да, я тебе все равно не поверю. Вот скажи мне честно, какова вероятность успеха твоей «Валькирии»?
Генерал смотрел прямо в глаза Штерна и его тяжелый взгляд требовал правдивого ответа.

Отредактировано Ганнибал Бота (2014-01-12 01:10:33)

А вот теперь генералу казалось, что чертов немец действительно над ним издевается. Его заявление насчет Саны еще можно было спустить восторженному мальчишке школьнику, но даже для только что выпустившегося младшего офицера была непростительна, тем более от одного из лучших тактиков Германии. Бота недоверчиво посмотрел на своего собеседника. Тот улыбался, но не как после «удачной» шутки. Нет, такого генерал от Штерна услышать был никак не готов. Заяви кто-то из его офицеров нечто подобное, для Ганнибала Боты это было бы как минимум поводом серьезно пересмотреть его пригодность к командованию хотя бы взводом.
- Если этот парень всерьез так думает, то он просто больной. Но вот позвольте-ка мне усомниться. Поступаешь то ты совсем не так. Или у него такая каша в голове, что даже папаша Бота не разберется.  Тогда, где же проходит  его грань между профессионализмом и подобным бредом. Вообще я не припоминаю за ним ничего подобного. Но что тогда, он просто красуется? Почему-то в это я тоже не верю.
Но Бота ничем не выдал своего изумления, от осознания факта, что вместе с расчетливым предателем, погубившим его сына, может уживаться больной романтик. Он просто долил себе коньяку, пока Штерн не закончил говорить.
- От того что ты сейчас сказал, все уважаемые мной военноначальники, начиная от Сунь-Цзы и Ганнибала и заканчивая наполеоновскими маршалами и моим дедом, перевернулись бы в своих могилах. И что бы ты выиграл, позволив Британской Ведьме сожрать с потрохами отборные части, которые тебе Родина доверила? Солдаты которых, тебе к стати тоже доверяли. Или даже так, то почему тогда ты покинул свою позицию под Санной? А не положил там свою дивизию ради чести германского офицера, ради тех, кто всё ещё верит в неё. Или честь германского офицера позволяет поступать целесообразно только германским офицерам, - последние слова генерал жестко выделил, - у которых есть хитрый план и никому другому. Ты бы уже определился, быть тебе Ланселотом или Цезарем. Если конечно ты сейчас надо мной не издеваешься. А если нет, то кое что мне про тебя уже ясно. Как сказал бы Вергилий, мне покровительствует Миневра, а тебе Марс. Вот только Марс очень непостоянный субъект. Знаешь почему? Я воюю чуток подольше тебя и за это время кое что понял. На войне нет ни одной постоянной. И уж тем более невозможно драться только тогда, когда считаешь что твои люди к этому готовы. Ты правильно заметил, ни один план не пережил битвы для которой он был разработан. Поэтому командир всегда действует соответственно ситуации на поле боя. А поскольку он отвечает за своих людей перед своей страной и Господом, он всегда должен действовать целесообразно. Именно поэтому войны принадлежат генералам. Я никогда не позволяю своим небритым охламонам погибать без толку. Поэтому если есть куда отступать, я отступаю и наношу удар позднее, когда переиграю противника. Чтобы победить, надо сделать для противника невозможным победить себя. К стати, поэтому насчет последствий моей гибели ты не прав. Ты же сам добивался, чтобы я там геройски погиб и вышел из игры. Сколько раз уже живой предатель, переигрывал мертвого героя? Да, наши страны переругались бы на три порядка сильнее, но ты то, был к этому готов. И тебя было кому прикрыть. А южноафриканцам все равно пришлось бы защищать Африку, когда британцы туда вторгнутся. Ведь на этом твой план был построен, не так ли?
Генерал поднес бокал ко рту и наполовину осушил его.
- Что для меня победа? Настоящей победой, будет только полное уничтожение Британской Империи. После которого от британского льва не останется даже костей. После которой он уже не поднимется как полтора века назад. Победа как во время Првой мировой, не даст нам ничего, кроме очередной заминки в этом конфликте. Поэтому чтобы победить, мы должны не просто перенести войну на другую сторону Атлантики, не только лишить британцев их колоний, а уничтожить Британию и как государство, и как идею. 

Можно было конечно посчитать, что немец просто пытался побольнее задеть генерала. И умело переврав факты, добавил к боли тяжелой потери еще и горечь безапелляционного поражения. Как же легко тогда было бы просто рассмеяться ему в лицо и показать, чего стоит для Боты эта ложь. Ничего. Но вместо этого Ганнибал  просто спокойно допивал очередной бокал, то задумчиво переводя взгляд с собеседника на бутылку, пока слушал речь Штерна, перебирающего все варианты того что могло случиться под Санной. Он привык доверять своему чутью и умению чувствовать, когда собеседник лжет. Штерн не врал и мотивы у него были, увы далеко не такие приземленные. А еще он точно знал, что правда куда больнее любой лжи. Намеренно или нет, сейчас он сорвал повязку с едва затянувшейся, глубокой, кровоточащей раны.
- Да все-таки я теряю хватку, - генералу было сейчас стыдно, в первую очередь перед собой, за глупую ошибку, допущенную только что. Нет, чертов немец действительно оказался куда опаснее, чем казалось и после Йеменской операции, и сегодня утром на слушании. А это означало, что Ганнибал Бота допустил ту самую ошибку, от которой предостерегал всех молодых офицеров, прошедших через его руки. Он не просто недооценил своего противника, он просто не разглядел его. И, что таить, генерал был честен с самим собой. Подобный расклад даже не прикол ему в голову в тот момент. Они со Штерном слишком расходились в значении того, что произошло тогда в аравийской пустыне. Для Штерна это была та самая крайняя точка невозвращения, для Боты же, это всего лишь эпизод. Битва пусть и важная, но которую всегда можно переиграть, поражение, за которое еще будет возможность отомстить втридорога. Да он мог бы, нет не приказать своим солдатам окопаться в городе и держаться до последнего патрона. Он мог бы атаковать, сделав ставку на один яростный удар в самое сердце. Мог бы опрокинуть британцев в центре и драться, пока два свежих южноафриканских корпуса высаживались бы на юге. Даже заняв берега, солдаты Британской Ведьмы просто бы не успели там окопаться. А значит огромной кровью, он смог бы вырвать ту победу. И кто знает, может быть среди тех восьмидесяти процентов погибших, не было бы имени его сына. Может быть, в той бойне Манфреду выпал бы счастливый шанс и он бы был среди выживших. Поймав себя на этой мысли генерал чуть было не откусил ломоть стекла от бокала.
- Воистину нет дурака, хуже старого дурака. Кто ты после этого?
Сейчас дать слабину для него преступно. Сейчас он должен быть крепостью, вырубленной в кремневой скале, а не жевать свою потерю. Слишком поздно.
- Скажи ты сейчас Манфреду об этом, он бы тебя не простил. И Лотар не простит, скажи ты ему. И даже твоя дочь не простит.
Да Бота и его солдаты стали бы драться, так как говорил Штерн. Но если бы британцы были на их земле, когда враг уже в доме и реванш взять уже будет невозможно. Ганнибал улыбнулся неожиданной догадке. Похоже, для Штерна он и Силы Обороны Евросаюза, стали именно тем врагом, что забрался в его дом. Что-то подобное генерал подозревал, но, увы предотвратить это было не в его силах. Надо отдать немцу должное, он поставил все на этого жеребца и сорвал куш. Но даже если так, Бота принял решение как военный и не жалел о нем. В направлении, указанном Штерном, он начал думать только после того, как Первый Корпус переправился через Красное Море. Что же, вот она, дерзость молодых, размах, отвага и удача. Это содержание плана Штерна генерал оценил. И запомнил на бедующее. Главный закон этой игры – пока один из участников жив, будет следующий раунд.
- Ну что же, в одном ты прав, - генерал полностью повернулся к своему собеседнику, отодвинув локтем снифтер далеко себе за спину. – Что бы тобой не двигало, на что бы ты не рассчитывал, если бы результат твоего плана был бы коньяком, он бы получил пять звездочек. И да, от живого меня толку все-таки больше, об этом тебе тоже придется помнить. Что-же, позор мне, я не принимал тебя в расчет до Йемена. Ты сыграл и получил больше чем рассчитывал. Но вот что интересное у нас вырисовывается, мы оба удивили друг друга, при том, что ты знал обо мне больше, чем я о тебе. Вижу, ты думаешь, что получил то, что хотел. Оспаривать смысл этого я не буду, может быть позже, когда узнаю точно, что у тебя за душой. Этот раунд за тобой, признаю посрамил. Как же там было… - Генерал на секунду отвернулся, прищурив глаза, вспоминая, затем напел из весьма полюбившейся ему оперы - Sie gehört nur zu mir, alter Narr viel zu spät für dein Heldentum.Mach dich besser davon oder Stirb!  Viel Qual für ein bisschen Ruhm. Dein Leben war vergeudet ohne Lohn und dank. Warum gibst du nicht freiwillig auf kommt aufs´ selbe hinaus. (нем. Примерный перевод: Она принадлежит мне, старый дурак. Поздно для бравады. Смирись или умри! Много боли и немного славы. Твоя жизнь потрачена бесславно. Почему ты не сдаешься добровольно, ведь будет то же самое.). Но ты не убедишь меня в том, что я совершил ошибку. Побеждает лишь тот, за кем в конце осталось поле битвы. А мы пока оба на нем. А дальше, ну это тебе объяснять не надо.
- Одна маленькая оговорка Штерн. Я никогда так не воевал. Я не совершал невозможное. Я делал то, что считали невозможным, найдя возможность, уж прости за тавтологию. И рассчитывал на свои силы, потому, что хорошо знал их предел. Этой разницы, ты кажется так и не понял.

Отредактировано Ганнибал Бота (2014-02-03 16:47:34)