Дарина стала молчаливым наблюдателем, ее внимание переключилось с вопросов Урихи на искусно составленные ответы Винтер. То, как красноречиво наемник представил ее невидимой аудитории, не осталось для нее незамеченным. Его слова нарисовали ее портрет широкими, лестными мазками: журналистка, спортсменка, красавица, интригующая загадка. Он обладал обаянием квинтэссенциального сердцееда, который, казалось, есть в каждом университетском классе. Оказалось, что даже в Легионе есть свои.
Когда пришло время внести свою лепту в эту симфонию слов, она слегка наклонилась вперед и сделала глубокий вдох, словно вызывая призраки недавних воспоминаний.
— Ваш и сам вопрос отвечает на то, кто ведет войну, — задумчиво начала она, отвернувшись от Винтера и улыбнувшись Уриху. — Я могу лишь сказать, против кого я сражаюсь. Не секрет, что многие сепаратисты в этой войне — перебежчики. Я убедилась в этом на собственном опыте, когда предполагаемые союзники из ЛоА захватили меня в плен.
Ее голос слегка дрогнул, когда она вспомнила о найденных ею загадочных записках. Она не решалась раскрыть их содержание: такая информация была подобна пороху - летучая и потенциально катастрофическая, если попадет не в те руки. Не говоря уже о зловещем присутствии Аида, нависшем над Ливией и за ее пределами, - угрозе, способной расколоть и без того истерзанный войной мир.
— С моей точки зрения, - твердо продолжила Дарина, — сепаратисты в первую очередь используют обман. Как человек, стремящийся найти правду среди хаоса, я могу подтвердить, что ложь — это оружие массового поражения.
Ее мысли снова вернулись к тем таинственным ящикам с потенциальным химическим оружием - смертоносному тузу в рукаве сепаратистов, который лучше скрывать от общественности, чтобы не вызвать всеобщую панику или, что еще хуже, не подтолкнуть к переходу на сторону тех, кто достаточно безжалостен, чтобы использовать такую тактику.
— И страх, — уверенно добавила Дарина, встретившись взглядом с Урихой. — Сепаратисты используют тактику террора. Терроризм — это не просто бездумная резня, это расчетливое, систематическое запугивание. Война, напротив, гораздо более хаотична и менее регламентирована, чем терроризм.
В наступившей тишине мысли Дарины вращались, как в калейдоскопе, и каждый фрагмент был кусочком головоломки, которую она пыталась собрать. Напротив нее терпеливо ждали Саран и Винтер, их внимание было столь же ощутимо, как и жар пустыни за брезентовыми стенами палатки.
— Видите ли, — снова начала она, ее голос был низким, но ровным. — Война процветает на хаосе. Это неконтролируемый лесной пожар, который сжирает все на своем пути — договоры, союзы, даже мораль.
Она сделала небольшую паузу, давая своим словам закрепиться в их сознании, прежде чем продолжить.
— Но терроризм? Терроризм больше похож на скальпель хирурга - точный и скрупулезно рассчитанный, чтобы нанести максимальный ущерб при минимальных усилиях.
Дарина откинулась в кресле, скрестив руки на груди, словно физически защищаясь от воспоминаний о своем плене. Ее взгляд был отстраненным и в то же время сосредоточенным - свидетельство сотен ночей, проведенных в бездне, и лишь потом обнаруживших, что она смотрит в ответ.
— Дело не только в том, у кого больше пушка или крепче броня, — тихо сказала она. — Вся суть в том, кто может контролировать страх... и кто может ему противостоять.
Когда эти слова эхом разнеслись по палатке, Дарина снова замолчала. Она не понаслышке знала, на что способен страх — как он превращает людей в чудовищ, а союзников — во врагов. И теперь она делилась этой правдой с Сараном, Винтером и аудиторией, перед которой происходило вещание.
— И все же, — добавила Дарина, в ее глазах отразилась суровая реальность ее слов, — не все сепаратисты по-настоящему понимают механику терроризма. Только те, кто дергает за ниточки на самом верху.
Она пошевелилась в кресле, готовясь к потоку воспоминаний, грозящих захлестнуть ее.
— Многие из тех, кто дезертировал и вступил в их ряды, по-прежнему ведут традиционную войну, в то время как Аид придерживается террористической тактики.
Ее голос был ровным, каждое слово выверенным и продуманным — как маяк, прорезающий туман войны. "Такое расхождение в подходах потенциально может дать трещину в их рядах. Трещину в их броне, которой можно воспользоваться".
Но она решительно покачала головой и посмотрела прямо на Сарана и Винтер.
— Но мы не можем полагаться только на эту возможность. Мы должны быть готовы ко всему. В том числе и к тому, что спонсировать терроризм могут извне. И даже изнутри.
Ее слова повисли в воздухе, как торжественное обещание быть готовыми к любым испытаниям, ожидающим их за пределами палатки.
— Но, — предостерегла Дарина, ее взгляд ожесточился, — Преждевременно делать выводы о том, что сепаратисты пользуются иностранной поддержкой. Если эти связи и расследуются, то за закрытыми дверями.
Ее пальцы бессознательно провели по краю блокнота, молчаливо свидетельствуя о бесчисленных историях, рожденных в хаосе и раздорах.
— Что касается меня, то я пока не нашла никаких ощутимых доказательств. След остается неуловимым.
Произнося эти слова, Дарина ощущала странную смесь разочарования и решимости, бурлящую в ее жилах. Она была похожа на охотника, преследующего неуловимую добычу; запах был — слабый, но неоспоримый, — но зверь оставался невидимым.
Она проводила бесчисленные ночи над документами и картами, освещенными лишь резким светом экрана ноутбука, и каждое прочитанное слово и каждая проведенная линия не приближали ее к разгадке тайны. Горький привкус бесплодных поисков был слишком хорошо знаком ей на языке.
Но на каждый тупик, с которым она сталкивалась, в ней разгоралась не меньшая решимость — неугасимое пламя, которое не желало гаснуть из-за временных неудач. В конце концов, ее профессия была не для тех, кто ищет мгновенного удовлетворения или легких побед, — она требовала терпения и упорства перед лицом трудностей.
Сидя перед Сараном и Винтером, Дарина черпала из этого источника решимости. Ее роль военного корреспондента вела ее по многим дорогам — одни предательские, другие поучительные, — но никогда еще ставки не были так высоки.
Она прекрасно понимала, что каждое слово, произнесенное в этой палатке, может разлететься по всему миру и привести к неисчислимым последствиям. Это было тяжелое бремя, но она несла его с готовностью, потому что в его основе лежала суть того, кем она была — провозвестником правды в мире, раздираемом ложью.
Закончив говорить, Дарина позволила себе минуту спокойного размышления. Предстоящий путь был сопряжен с неопределенностью и опасностью, но в глубине души она знала, что встретит его лицом к лицу — не только как журналист, но и как женщина, стремящаяся открыть правду. Особенно после того, как все эти люди, наёмники, сражающиеся не за страну, а за себя и своё благополучие, спасли её. И после того, как её напарник, не щадя себя, вложил все свои силы в то, чтобы в этом им помочь.
