— Народу больше, чем в Сочи в курортный сезон, — равнодушно промычал Владимир, стоя на кухне у окна любезно предоставленной Диазом квартиры, и через изящные деревянные жалюзи рассматривая пляж. — Никогда не понимал, что заставляет люди высовывать нос из дома в такую жару.

Поправив выбившуюся из серых брюк белую сорочку с закатанными рукавами, он отвернулся от окна. В глубине помещения, у барной стойки, приютился Роман, приобнимая рукой запотевшую бутылку минеральной воды. Из открытого окна рядом со стойкой доносилась популярная в секторе мелодия — какой-то известный бразильский певец на местном карнавальном пел о том, как весело и задорно жить в Британии, если ты сильный, смелый, умелый.

— Ты Алину не пробовал спрашивать? — саркастичным тоном отметил друг и заулыбался. — Не хочешь же ты сказать, что загар уже не в твоём вкусе?

— В 21 веке уже давно придумали солярий, — сухо, незамедлительно ответил Владимир, отстранённо наблюдая за тем, как друг открывает бутылку с водой и жадно пьёт. — А такую жару я со времён Анголы не перевариваю. Хватило мне тогда беготни.

— Наша первая горячая точка, между прочим, — на пороге кухни появился Саша, только-только вышедший из душа, о чём свидетельствовало большое красное полотенце с ярким рисунком пальм, в которое тот был обёрнут.
Владимир кивнул, усаживаясь за стойку напротив Романа.

— Хуже было только в Ираке, — отметил Владимир, бросив взгляд на друга, а затем и на минералку в руках друга, игра света на поверхности которой манила своей блаженной прохладой.

— А Китай? — спросил Роман, протягивая Макарову бутылку с водой.

— В Китае только из-за коллаборантов проблемы были, — Владимир открыл бутылку и сделал несколько глотков. — Да и то только потому что тот случай растиражировали слишком широко.

— Выбора тогда не было, — Малолин, который всегда был на стороне друга, вновь это отметил. — Эти черти сами виноваты. Хреновы борцы с злом империализма. Как они тогда пели? «Лучше быть свободной колонией Британии, чем рабами Российской Империи»?

— Уже не поют, — сказал Антонов, присаживаясь рядом. — Мария, если что, в душ следом за мной нырнула.

— А вынырнула уже без тебя? — Роман взорвался хохотом, отчего даже Владимир заулыбался.
Саша махнул рукой.

— Лучше скажи, какие планы у нас на сегодняшний день? — не обращая внимание, спросил он, глядя на своего командира.

Макаров устроился поудобнее на барном стуле, и ответ, известный заранее, не заставил себя ждать.

— Отдохнём до вечера, а попутно оценим внешнюю обстановку на местности. Патрули, охранные посты, возможные пути отступления, а также подступы к особняку Герреро. Мы с Беном на связи, он будет после шести. Основной разведывательный этап начнётся в течение двух часов после его прибытия. Если, конечно, всё пойдёт по плану.
Роман и Саша переглянулись.

— То есть, отдыхать мы не будем, — подытожил Малолин. — Ну, вот, а я в Гаванне плавки на свою задницу еле отыскал...

Когда в светлой комнате воцарилась тишина, все взгляды медленно сошлись на Марии, и невысказанные вопросы повисли в воздухе, как едкий дым от только что выстрелившего пистолета.

— Выдохни, — с расчетливым спокойствием опытного оперативника скомандовал Макаров, делая очередной глоток из своей бутылки; холодная минеральная вода обдала его, наполнив нервы новой энергией. — Время — наш союзник на данный момент. И давайте не будем упускать из виду тот факт, что мы все еще ожидаем прибытия двух наших отсутствующих компаньонов.

— А не будет ли тактической ошибкой, если мы сойдемся в одном месте, начертив на этом пляже огромную красную мишень? — спросил Саша, его рука инстинктивно поглаживала столешницу, выдавая скрытое напряжение. — И цель их отбытия для нас, пока, остается загадкой. Ты нам так ничего и не рассказал.

Владимир позволил своему взгляду задержаться на товарище и с беззаботностью, которая не соответствовала серьезности ситуации, отпустил пустой сосуд с водой, отвечая так, словно обсуждал погоду и местный национальный колорит, а не вопросы чрезвычайной секретности.

— Я отправил их на разведку. Рэда, чтобы тот держался подальше от нашего отряда. А Иван проследить за ним, отвлекая внимание, чтобы мы могли вести беседу без посторонних ушей.

— Зачем тебе понадобилось проводить такой финт ушами? — На лице Владимира отразилось недоумение и недоверие, вплетенные в черты Романа, который, как правило, никогда не давал себе усомниться в словах друга. — Разве не доверие должно быть тем фундаментом, на котором мы держимся с теми, кого берём с собой для таких дел? Или ты что-то не рассказал?

Жесты Романа были жестами человека, хватающегося за неосязаемую соломинку, его голова склонилась в безмолвном вопросе, и Владимир заколебался. Ему редко приходилось оправдывать свои уловки. Готовность к однозначной ясности была его обычной позицией, но сейчас мириады потенциальных ответ лежали перед ним, как шведский стол с иллюзиями. Война, в конце концов, — это грандиозный театр лжи. А в этом Макарову не было равных на арене любого толка.

— У меня есть не просто подозрения, а полная уверенность, что кукловоды, дергающие за ниточки Рэда, причастны к покушению на Мальченко. «Хозяева», если  будет угодно. Те же самые актеры, которые организовали мое освобождение из холодных объятий тюремных стен на Борнхольме. Помншь допрос Уоррингтон? Именно из ее уст мы узнали об их цели: вырвать Россию из европейских объятий. И это в тот момент, когда единство является нашим оплотом против набирающего силу британского военного левиафана, который недавно вывел на поле боя свою воздушную громадину. Какую цель можно преследовать, ввергая страну в водоворот нового конфликта, в то время как китайский дракон дышит огнем у нашего порога? Ничего, кроме ослабления. Стас — крепкий орешек, стратег. Несмотря на его стремление усилить влияние государства в ЕС, он никогда не пойдет на конфликт с равным. Нет, даже пока ЕС борется со своими собственными демонами, одержимый ливийскими сепаратистами, превращающими некогда колыбель христианства в некрополь, Стас продолжит искать выгоду для России. Он не из тех, кто может столкнуться с быком лоб в лоб. А кукловоды, стоящие за Рэдом? У них иные аппетиты. Оставаясь верными Короне, они стремятся перестроить, переделать Британию изнутри. Их интересы всегда будут превыше наших. Я убежден, что они — архитекторы заговора против Мальченко, замышляющие возвысить новую марионетку над Кремлём, которая будет плясать под ту дудку, которую Стас никогда не услышит. Но он смог обмануть смерть. И этого исхода они не учли. Выбор — иллюзия, но его последствия всегда не определены. Их замысел? Разжечь топку глобальной войны, раздувать пламя, пока мир не будет поглощен, а из пепла восстанет Британия, феникс наций, посредник примирения, и вознесется к зениту нового мирового порядка, маскируясь при этом под предвестников минимального кровопролития. Что провозгласил Наполеон? Разделяй и властвуй. Это как раз и есть воплощение этого принципа. Отсюда мое недоверие к Рэду. Бойтесь богов, дары приносящих.

На кухне воцарилась гробовая тишина, прерывая всё тем же шумом за окном. Владимир перевел взгляд на Марию и, едва заметно дернув уголком рта, незаметно для остальных, передал её безмолвный приказ. Молчать. Она должна была молчать. Он знал, что это встанет её поперёк, как рыбья кость, упрямо застрявшая между зубов, но он был уверен, что она не бросит ему вызов. Не сейчас. Она будет поддерживать легенду, которую он раскручивает, до самого конца. Ведь Макарову были слишком хорошо известны ее уязвимые места. Все до единого.

— Ты намерен избавиться от него? — вопрос Саши прорезал тишину, такой же прямой и жесткий, как прямая трасса Гран-при.

— В тот момент, когда Рэд станет расходным материалом, когда его хозяева больше не смогут вмешиваться в наши дела, — нехарактерно откровенный ответ Макарова поставил точку в дискуссии, пронесшись по комнате эхом, подобно окончательному щелчку захлопнувшейся дверцы сейфа.

Едва заметное подергивание головы подтвердило правдивость заявления Марии, словно тонкая нота, идеально сыгранная в большом оркестровом произведении. Его взгляд, острый и победный, скользнул по лицам товарищей, Саши и Романа. Мария согласилась с правилами его тактического гамбита. И это открывало ещё множество дверей, за каждую из которых Владимир обязательно заглянет, если того потребует случай.

— Да-да, они не дураки, - произнес Владимир голосом, источавшим ироничную уверенность опытного маэстро. — Не пропадут. Ты права.

Мария, воин, облаченный в атрибуты спокойствия, позволила себе легкое удовлетворение. Ее одинокий глаз, маяк упорства и нерассказанных историй, сиял с интенсивностью маяка, направляющего корабли в бурных морях. Улыбка Владимира была редким цветком, мимолетной орхидеей в густом лесу его обычно непостижимого лика. Это была негласная уступка, кратковременный союз в их постоянной шахматной партии.

Он повернулся к своим спутникам, и в его словах прозвучала ирония, богатая и темная, как выдержанное вино.

— Давайте не будем спорить с этой дамой. Я тоже устал и хочу отдохнуть. Не будем терять времени.

С хореографией, сложной как балет, квартет покинул пределы своего временного убежища, отправившись на залитый солнцем холст пляжа Акапулько. Они пересекали улицы с грацией фантомов, каждый шаг был продуманным следом яркой краски на городском полотне.

В оживленном районе, пульсирующем повседневной жизнью, невольно появлялись молчаливые дозорные британских военных. Эти стражи порядка были всего лишь шахматными фигурами, которые можно было перехитрить с помощью искусного обмана. Четверо товарищей украшали свои личины с ловкостью опытных артистов. Затемненные линзы защищали глаза знающих, одежда бесстрастно драпировалась на телах, искусственные бороды прилегали к лицам - все это было орудием их грандиозного маскарада. Солнце, беспристрастный арбитр в небе, бросало свои лучи на их путь, пока они пробирались к золотым берегам Акапулько, готовые исполнить свои роли в разворачивающейся саге. И нутро подсказывало Владимиру, что она была ой как далека от завершения. Тревожное чувство продиралось наружу через стальную броню хладнокровия, отражаясь в настороженном взгляде, скрытом под чёрной оправой.

По мере приближения к золотым пескам чувства квартета ласкал соленый шепот моря, симфония волн играла на берегу. Перед ними простирался пляж, расписанный широкими мазками загорающих и смехом детей, танцующих под дуновениями бриза. В воздухе витал аромат кокосового масла, а слух улавливал шипение со стороны палаток уличных торговцев, жаривших местные деликатесы.

Каждый шаг был размеренным, это был продуманный променад по живой диораме безмятежного отдыха местных. Патрули, вечно бдительные часовые в этом раю эскапизма, не замечали, как четверо нарушителей пробираются сквозь толпу.

Роман в своём обыкновении двигался с развязностью, которая не соответствовала его расчетливой осторожности и крепкому телосложению. Эдакий вечный весельчак. Его глаза, скрытые за темными линзами, постоянно сканировали, оценивали окружающих. Саша, сосредоточенно молчавший, излучал спокойствие, которое, казалось, растекалось по телу, точно безмятежное озеро в человеческом облике. Владимир хорошо знал о его любви к долгим заплывам. Вот уж кто определённо получит больше всех удовольствия от пребывания на пляже. Вместе они были зеркалом сдержанного спокойствия Владимира, отголоском его непреклонной решимости победить в этой бесконечной войне.

Они добрались до места на окраине, где объятия пляжа были самыми нежными. Здесь, среди смеха волн и ласкового солнца, они могли осматривать окрестности с осторожностью хищников в состоянии покоя. Патрули продолжали свой марш, играя роль актёров в пьесе, о которой даже не подозревали.

И вот, с ловкостью мастеров-иллюзионистов, Владимир, Мария, Саша и Роман заняли свое место на берегу Акапулько. Они расселились с легкостью песка, проскальзывающего в песочные часы, их присутствие было таким же естественным, как ракушки, украшающие пляж. Каждый миг был вздохом, каждый взгляд - мазком кисти, и они рисовали себя в уголке мира, который выбрали своей сценой, готовые к любому приливу и отливу.