— Мистер Смол, — одетый по форме молодой офицер примерно одного возраста с Лесли, вёл советник по просторному, хорошо освещённому коридору, вдоль стен которого крепились один за другим удобные пластиковые сиденья, время от времени встречались аппараты со снэками, а за плотно закрытыми дверьми кабинетов то и дело раздавались то смех, то голоса, то недовольные командирские вопли. — Подозреваемый будет прикован к столу наручниками во избежание нежелательных инцидентов. Поскольку доказательная база уже достаточно весомая, ему вот-вот предъявят обвинение. Поэтому будьте осмотрительны и не дайте себя запутать. Скорее всего, он будет стараться склонить вас на свою сторону, чтобы вы повлияли на ход дела.

Они остановились напротив железной двери, находившейся на торце узкого ответвления коридора. Золотая табличка на ней достаточно красноречиво говорила Лесли о том, что это — допросная.

— По вашей просьбе разговор состоится один на один, звукоизоляция полная, на случай непредвиденных обстоятельств в помещении установлена видеокамера, а я буду находиться за дверью, — офицер встал у стенки, скрестив ладони внизу. — Удачного вам разговора, мистер Смол.

***

Найт выглядел опустошённым. Это был молодой черноволосый парень с осунувшимся лицом и не особо высокий, лет двадцати пяти на вид, скромно одетый в типичную домашнюю одежду, которая явно была великовата для его текущего веса. Грустным, чуть ошалевшим и напуганным взглядом он смотрел перед собой, а его запястья плотно удерживали встроенные в стол браслеты.

Парень поднял взгляд, полный отчаяния, на вошедшего в помещение Лесли. Но стоило тому лишь словом обмолвиться о невиновности Найта, как его глаза мигом расширились, а губы беспомощно зашевелились, как у глубоководного сома.

— Вы... Вы серьёзно? — игнорируя все формальности и вопросы просипел он. — Мне никто тут не верит! Я всего лишь ходил к нему на терапию на дом, потому что не хотел ни малейшего официоза! Представляете, что бы было, если кто-то из моих вдруг узнает, что я хожу лечить нервы и душу к эскулапу с сомнительной репутацией в области знаний, которые многими даже за науку не признаются! Моя вина лишь в том, что я испугался и убежал, как дурак...

Парень опустил взгляд, сжал руки в кулаки, зажмурился, резко и часто задышал от напряжения. Выждал, вновь посмотрел на Лесли — тоскливо, с мольбой в глазах.

— Простите меня, — Дункан помотал головой, будто пытаясь сбросить с себя нахлынувшее наваждение. — Понимаете, я... Впервые слышу, чтобы Черчилль был как-то связан с принцем Кловисом. А уж про генерала Бартли я и вообще молчу. Я хорошо общался с ним, не только как с терапевтом, но и как с хорошим собеседником, ближе к концу сеансов. И он всегда мне говорил, что является всего лишь доктором, сильно увлечённым своей наукой. Вот и всё, что я мог про это сказать.

Найт растерянно пожал плечами.

— А почему вы... Спрашиваете об этом? — вопрос Дункан задал резко, словно он снизошёл в его разум подобно озарению. — Причём тут принц Кловис?

Найт слушал Лесли, а на лице так и вырисовывалось, как он сам же не верит собственным ушам. Кажется, под конец он даже стал забывать об изначальных темах разговора: про Черчилля, Бартли и всё остальное. И лишь своевременное напоминание об этом вернуло Найта с небес на землю и он, чуть приосанившись, заговорил:

— Что угодно, неважно что, лишь бы в рамках закона, — он отрывисто шмыгнул носом несколько раз. — Ну... Наверное, вам не особо поможет, если я начну рассказывать детали нашей с ним терапии. А так... Я даже не знаю, что сказать. Я приходил к нему по вечерам, когда он освобождался с работы. Иногда днём, если Черчилль сам назначал. Сперва он всегда предлагал чай, и только затем мы приступали. Прерывались время от времени — иногда ему кто-то звонил на телефон. Он извинялся и уходил на кухню, а потом возвращался. Иногда быстро, иногда через десять минут. И он никогда не зажимал сеансы в строгие временные рамки — пару раз мы сидели и на полчаса дольше обычного, но как правило под конец мы просто беседовали о жизни. Это не относилось к терапии, но... Терапевтический эффект оказывало. Мистер Черчилль был лёгким человеком. И пунктуальным. Ни разу не переносил сеансы. Разве что...

Найти замолк и, поджав губы, задумчиво опустил взгляд.

— Ему однажды кто-то позвонил, сразу после начала сеанса. Он не выходил из комнаты, послушал, бросил пару дежурных фраз, не помню, каких, а затем сказал, что сеанс будет длиться всего час. Меня это не огорчило, он порывался вернуть часть суммы, но я отказался. К нему должен был гость прийти. Его звали... Чарльз Альт, кажется. Так что я даже на чай не стал оставаться, оделся быстренько и ушёл. Встретил по пути одного мужчину, когда в лифт заходил... Ну и всё.

Найти вздохнул, заканчивая рассказ.

— Вряд ли, — Дункан помотал головой. — Больше я практически ничего не знаю. Я тут случайный пассажир и чуть больше, чем обычный зевака только из-за того, что оказался не в то время, не в том месте.

Найт ничего не сказал вслед ушедшему Лесли и скорбно опустил голову, раздумывая над своей дальнейшей участью, хотя и выдохнул с толикой облегчения, так что Смол мог быть точно уверен, что дал парню надежду на светлое будущее.

Офицер со всей строгостью устава исполнял свои обязанности и даже с места не сдвинулся, не говоря уже о том, чтобы отвлечься попить воды или достать телефон и забуриться в соцсети. Лишь увидев, как дверь открылась и из помещения вышел Лесли, он позволил себе принять расслабленную позу.

— Вы про обстоятельства второго убийства? — офицер поморщился — по лицу можно было предположить, что одно лишь упоминание об этом заставляет его напрячься и вызывает чувство внутреннего отторжения. — Да, кажется, уже все в следственной группе в курсе. Только...

Офицер неожиданно замялся. Словно бы Лесли задел какую-то сторону происходящего, о которой ему очень хотелось бы сказать, но он никак не решался.

— Слушайте, вам, как советнику генерал-губернатора её высочества принцессы Юфемии, я не могу не сказать: у нас в следственной группе какая-то неразбериха творится. Изначально следствие вёл вообще другой человек. Молодой относительно офицер, постарше вас. Перспективный. Мы только арестовали Найта, как вдруг тут же ему приходит предложение о переводе на лакомую должность в Пендрагон в один из участков начальником следственного отдела. Это мало того, что должность выше на пару голов, так ещё и звание повысят, оклад неимоверно должен вырасти. А помимо этого ещё и в окружении сплошь представители дворянского рода. От такого не отказываются и он согласился, естественно. Вместо него главным следователем назначили полковника Фила Паттисона. Матёрый мужик, по слухам раньше работал где-то в шестом секторе, ещё в нулевых, а после второй тихоокеанской он перевёлся сюда, но ничего практически не расследовал. У него огромный опыт, но вы представьте: он за все семь лет после перевода приступал лишь к паре дел, да и те под секретным грифом. Так более того, он всё руководство следственной группы разогнал и поставил людей из других управлений вообще. Они хотят предъявлять Найту обвинения, но... Это слух, конечно.

Офицер осмотрелся по сторонам, словно собирался выдать Лесли какой-то секрет.

— Но вроде как у полковника есть связи, благодаря которым он хочет отправить Найта из 11 сектора, если приговор не станет вдруг оправдательным. Не понимаю, для чего, но этот разговор я не один раз слышал. В общем-то, если с кем и говорить, то только с самим полковником. Я и сам хожу под его началом, так что больше вряд ли скажу.