По любым вопросам обращаться

к Vladimir Makarov

(discord: punshpwnz)

Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP Для размещения ваших баннеров в шапке форума напишите администрации.

Code Geass

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Code Geass » События игры » 11.01.18. Что происходит в Вегасе, остается в Вегасе


11.01.18. Что происходит в Вегасе, остается в Вегасе

Сообщений 1 страница 15 из 15

1

1. Дата: 11 января 2018 года
2. Время старта: 01:30
3. Время окончания: 03:00
4. Погода: Температура воздуха: 13°С
Давление: 749 мм. рт. ст.
Влажность: 66%
Ветер: западный, 3 м/с
5. Персонажи: Урсула Димитриди, Манфред Рихтер
6. Место действия: ЕС, Ливия, Ваддан, лагерь наёмников «Легиона» (PND+9)
7. Игровая ситуация: Не спишь сам — разбуди товарища, вдвоём не спится веселее.
8. Текущая очередность: по договорённости

+2

2

Разлапистая тень, раскачивающаяся на потолке палатки, напоминала чьи-то длинные, костлявые пальцы. Или одеревеневшие, мёртвые щупальца — невелика разница. Откуда она взялась, вопрос, конечно же, очень интересный, ибо ни одного дерева в прямой видимости не было. Но Урсулу оптические иллюзии занимали в последнюю очередь. Неподвижный, устремлённый в одну точку взгляд гречанки сейчас больше всего напоминал пустые буркала свеженького покойника, на которого она и внешне была пугающе похожа. Под глазами залегли тёмные круги, первый признак затянувшейся бессонницы, а тонкие кисти рук, лежащие поверх шерстяного, колючего одеяла, слегка подрагивали, не то от холода, не то от морального истощения.

Женщина резко села, тихо зашипев от боли в спине. Рихтер, как и было обещано, безвозмездно подарил свою подчинённую Отто, а здоровяк привык выкладываться на все сто, если не двести процентов. Особенно если дело касалось возможности кого-то погонять по полигону, выбивая из головы всю дурь. Но даже его неисчислимых талантов было недостаточно, чтобы наёмница, доползая до палатки, выключалась как севший телефон. Чёрная, ледяная лапа кошмаров неизменно вырывала её из сна где-то в середине ночи, оставляя Димитриди молча смотреть в потолок палатки, наблюдая за пальцами теней.

Урсула повернулась, опуская ноги вниз, и сгорбилась, потирая веки кончиками пальцев. В глаза словно насыпали песка, и сейчас это вполне могло быть грустной реальностью, а не красивой метафорой — чего-чего, а сраного песка в Ливии было более чем предостаточно. Нашарив ступнями свои ботинки, гречанка наклонилась ещё ниже, затягивая на лодыжках тугие петли шнурков, попросту обернув их поверх поверх голенищ, не особо утруждая себя тем, чтобы зацепить их за крючки. В конце концов, выползти наружу покурить можно было и не при полном параде, едва ли посреди ночи до неё кто-то докопается за неуставной внешний вид. Едва ли кто-то вообще попытается до неё докопаться с такими нелепыми претензиями, не будучи послан ко всем херам. Женщина протянула руку за курткой, набрасывая её на плечи, и тихой тенью выскользнула наружу, ёжась от ночной прохлады.

— Димитриди, может хватит шебуршать? — догнало её на пороге злобное шипение одного из медиков, в чьей палатке наёмница и обитала, пусть даже исключительно по половому признаку, — Ты здесь не одна.
Наёмница злобно хмыкнула. В военном лагере вообще сложно остаться одной где бы то ни было, даже если одиночество срочно требовалось в качестве пилюли от раздражения. Всё время кто-то да находился, чтобы составить компанию, пусть даже его об этом и не просили. Особенно если его об этом не просили. Гречанка опустилась на корточки, нашаривая в кармане свежую пачку сигарет и чиркая зажигалкой. Маленький, синеватый огонёк, на миг осветил усталое лицо Димитриди, выхватывая его из темноты. По хорошему, нужно было ложиться, и попытаться заснуть обратно, хотя бы ради собственного здоровья, коего и без всех этих ночных похождений осталось не очень много. Но Урсула отлично понимала, что заснуть ей не светит. Знакомое чувство, что иглой сидело в затылке, просто не позволит. Чувство, имени которому она так и не сумела придумать. Тоска, замешанная на тянущем, словно старая рана, страхе. Даже не страхе — призрачном ощущении опасности, что не применёт вернуться, как только гречанка провалится в мир сновидений.

Раньше ей чертовски помогало оказаться рядом с кем-то, кому она доверяет. Для этого отлично подходили Романовы, например. Учитывая паскудный характер и крайнюю неуживчивость близнецов, никто не рисковал занимать с ними одну палатку, а им только того и надо было. Разве что Урсула была достаточно безумна, чтобы посреди ночи притащиться со своим спальником, падая между двумя мужчинами. Но как раз её-то Ларик и Ярик вполне были готовы стерпеть, принимая не то за младшую сестру, не то за экзотическую домашнюю зверушку. Зато рядом с ними приступы ночных кошмаров отступали, становясь неважными и пустыми сновидениями, что забывались через несколько секунд после пробуждения. В общем, идея-то была отличная. Но совершенно невыполнимая, ибо бегающие по лесам Амазонки Романовы находились вне зоны доступа всех на свете сетей.
Димитриди глухо заворчала, затушивая сигарету о землю. Беда была в том, что единственный человек, которому она в этом лагере хоть сколько-то доверяла, и была готова подставить спину, едва ли обрадовался бы её визиту. Женщина задумчиво поковыряла штаны на колене ногтем и задрала голову к небу, словно бы пытаясь найти какой-то ответ, написанный на небосклоне светящейся звёздной вязью. Естественно тщетно.

Она сама не поняла, почему ноги принесли её к командирской палатке, но топталась у входа уже пару минут, задумчиво созерцая незашнурованный клапан, слегка покачиваемый заблудившимся в лагере ветром. В конце концов, — решила Димитриди, — это и её рабочее место тоже. По крайней мере, так значилось бы в должностной инструкции адъютанта, если бы она была, та самая инструкция. Хотя бы где-то. Стараясь ступать как можно тише, наёмница скользнула внутрь святая святых местного контингента «Легиона», по памяти добираясь до стола. Лампу хозяин палатки на ночь не оставлял, прекрасно ориентируясь на собственной территории, но и сама Урсула хорошо помнила, где что стояло. Во всяком случае достаточно хорошо, чтобы не споткнуться о какой-нибудь ящик, и не разбудить Манфреда весёлой матерщиной на пяти известных ей языках. Гречанка устало опустилась на стул, складывая руки на столешницу и опуская на них гудящую от усталости голову. Чертовски неудобная поза, и окончательная смерть её и без того вымотанному телу, однако посидев несколько минут, Урсула почувствовала наваливающуюся сверху, как тяжёлое ватное одеяло, сонливость.

Вот ведь какие странные метаморфозы. Еще недавно она была готова раскрошить Рихтеру все зубы, заставив плеваться ими по всей Ливии, а теперь чувствует себя спокойно только в его присутствии. Шутка Богов, и шутка эта явно затянулась. Димитриди рвано выдохнула, позволяя себе прикрыть глаза. Всего на пару минут. Не больше.

Отредактировано Урсула Димитриди (2021-04-23 00:45:32)

+9

3

Какие сны видят люди, прошедшие через множество войн, видевшие кровь и предательство? Люди, самолично убивавшие и принимавшие последний вздох товарищей на поле битвы? Люди, готовые устроить вокруг себя маленький рукотворный ад просто потому, что иному не обучены? Как ни странно, Манфред не страдал от ночных кошмаров с каким-нибудь Штерном в роли личного завывающего привидения. Нет, ему снилось что-то мирное, спокойное. Что-то, от чего теплом веяло, а не жаром раскалившейся от здешнего солнца брони. Угрызения совести бывший гауптман благополучно оставил кому-нибудь другому, наслаждаясь спокойным сном человека, который каждый день проделывает немалую работу и заслуживает возможность провести ночь в собственной койке, если вокруг всё тихо и относительно благополучно. День выдался достаточно хлопотным, поэтому командир даже не травил на ночь глядя жизнь никому из подчинённых, в особенности одной зловредной гречанке, новой игрушке Отто на ближайшие дни. Как оказалось - напрасно. Весьма напрасно.
Пробуждение получилось не слишком резким - возможно, ощущение чужого присутствия радом дополнил какой-то посторонний звук. Или же Манфред просто обладал врождённым чутьём на беспорядок, который кто-то притащил с собой. А что, разве присутствие чьей-то неучтённой тушки в святая святых этой части лагеря - порядок? Нет? Вот то-то же. В общем, немец открыл глаза и какое-то время просто пытался разглядывать потолок, который всё равно в этой кромешной темноте был не информативнее досье Димитриди. А вот, кстати, и она сама, чтоб её. Не то, чтобы офицер уже выучился узнавать своих людей по едва различимому отсюда дыханию, но у кого в самом деле ещё хватит мозгов заявиться сюда и уснуть, будто бы здесь какой-то отель? Мужчина медленно садится на кровати, давая глазам возможность всё-таки привыкнуть к тому подобию освещения, что создавалось в палатке благодаря скудным лучам фонарей, проникающих через не до конца зашнурованный вход. Ну точно - Урсула, мать её так. Какие-то тараканы выбрались из головы, укусили бедолагу за задницу. Прибежала за успокоительными тумаками и бодрящей порцией оскорблений по привычке - а тут нате вам, командир спит. Этак она до утра тут сидеть будет? Ну нет. Манфред не спит теперь - так и она не будет.
Одевался он достаточно сноровисто и почти что бесшумно. Зная, где что лежит - это не так уж и трудно, в сущности. Сложнее было подобраться к источнику едва различимых звуков так, чтобы не вспугнуть. Вот она. Ну да, точно, притащилась отсыпаться или с какой-то проблемой своей, а уж потом "вырубилась". Не имеет особого значения.
- Страшидло ты моё, - офицер легонько проводит ладонью по голове женщины, тут же ощутив на своей руке цепкую хватку чужих пальцев. - Тебе если ночью заняться нечем, пошла бы да поменяла кого-нибудь из часовых. Или пробирки в медицинской палатке пересчитала. На самый крайний случай могла бы поотжиматься. Нет, надо было тащиться сюда и меня будить. Ты совсем охренела, Димитриди?
Смесь раздражения с нежностью, ласки с язвительностью. Не то, чтобы он прямо уж настолько не рад её видеть даже посреди ночи, но треклятая гречанка могла бы явиться и раньше. Или значительно позже. Никак не тогда, когда приличным людям положено досматривать первый сон, плавно переходя ко второму. Глупо полагать, что офицер сейчас бодр и весел, поэтому вряд ли он годится в собеседники или тем паче - утешители. Типичный утренний ворчун, разве что посреди ночи и пока что не начал собственно ворчать. Но всё впереди, не так ли?

+9

4

«Пара минут» явно затянулись, хотя гречанка и не осознала этого. Во сне время вообще идёт совершенно не так, как у бодрствующего человека. Казалось бы, ты только прикрыл усталые глаза, как тебя уже будит какой-то мудак и орёт, что пора выступать. Блядство, как есть блядство. Вот и сейчас, стоило Урсуле нырнуть в тёмную и тёплую воду сна, без каких либо сновидений — хороших ли, что было редко, плохих ли, что порой случалось и доводило её до ручки, или попросту глупых и сумеречных, — какая-то скотина решила, что ей хватит. А то расслабилась тут, понимаешь. Хотя почему «какая-то»? Вполне себе конкретная скотина, в лице нежно любимого командира. Урсула механическим движением остановила конечность, опустившуюся ей на голову, и только после этого медленно осознала, где она, собственно, находится, и какого хрена её разбудили. Видимо усталость окончательно брала своё, путая мысли, как нерадивая хозяйка — нитки.

Наёмница осторожно выпрямилась, выпуская чужую руку из своей нервной хватки и подняла на Манфреда мутный взгляд, вытирая тыльной стороной ладони лицо.
— Хули ты вскочил? — глубокомысленно поинтересовалась она, хмуря тонкие брови.
Наверное, это не лучший способ начать разговор, особенно после того, как самолично впёрлась на чужую территорию и устроила там бардак своим присутствием. Но Димитриди никогда не отличалась мягкостью характера и даже банальной вежливостью, особенно тогда, когда просыпалась. Первые несколько часов после пробуждения гречанке неистово хотелось уронить на каждого окружающего кирпич побольше, чтобы не мельтешили и не портили и без того поганое настроение. Женщина душераздирающе зевнула, окончательно выпрямившись и смерив гауптмана недовольным и злым взглядом. Вообще, конечно, сама виновата. Нашла место для «поспать».

— Я тебя не будила, — уточнила она, понимая, что оправдаться как-то надо.
Даже не столько оправдаться, сколько объяснить Манфреду своё раздражающее присутствие. В прошлый их разговор, наёмники договорились, что Урсула будет говорить прямо, если ей что-то будет нужно, или что-то будет её мучить. Говорить прямо, а не устраивать цирк, — по меткому выражению самого Рихтера. Вот и сейчас, наверное, нужно было начать разговор не с так любимых гречанкой «пошёл на хер», а с «извините, пожалуйста». Жаль, что этого у неё не получалось никогда, даже в раннем детстве. Но попробовать определённо стоило, потому что Манфреду ничего не стоило выкинуть её отсюда ко всем Титанам, а ползти до своей палатки сил уже не было.

— Кошмары, — буркнула она, словно это всё объясняло.
Димитриди наклонилась вперёд, упираясь локтями в стол и складывая кисти рук в замок, а голову попросту уронив на столешницу. Держать её сейчас прямо дольше трёх минут кряду организм просто отказывался.
— Когда мне снятся кошмары, я не могу спать. Если рядом нет никого.
Она расцепила руки, покрутив кистью в воздухе, словно не могла подобрать слово. И в самом деле — не могла. Потому что признаваться мерзкому гансу в том, что он единственный, кому она в этом лагере готова подставить спину, не хотелось. Давать в руки условному противнику такое оружие дураков нет.
— Короче, кто не бесит. Ложись спать, Манфред. Я посижу немного и уйду. Тут... спокойно.

Отредактировано Урсула Димитриди (2021-04-22 18:43:20)

+9

5

Дерзит, стервозина. Ещё толком не проснулась, а уже тренирует на командире умение огрызаться в любой непонятной ситуации. Здесь помог бы хороший отеческий подзатыльник, но Манфред был в какой-то мере гуманистом, поэтому воздержался. И без того лёгкие поганые, зачем же ещё и единственную извилину отбивать? На ней же уши держатся!
- Мне, чтобы спокойно поспать, нужно копать бункер и минировать к нему подходы. И то ты умудришься пробраться через канализацию и скакать по коридорам дерьмовой феей.
Командир ворчал уже достаточно недовольно, хотя особого негатива покамест не испытывал. Так, больше для порядка. Чтобы понимала, куда притащилась и где пытается характер свой вредный демонстрировать. Впрочем, Урсулу это не проймёт, разумеется. Её, даже в таком вот состоянии наполовину овоща, можно впечатлить, пожалуй, только ором в ухо и кружкой шнапса на голову. И то реакцией будет вялое удивление, не более того. А значит, эту стервозную бабу нужно либо как-то растормошить и донести до неё мысль о недопустимости такого поведения, либо загнать спать уже нормально. Второй вариант, право же, предпочтительнее, ведь первый ну просто по традиции перерастёт в мордобитие, которого хотелось бы избежать даже по причине не слишком презентабельного внешнего вида с фингалом где-нибудь под глазом.
- И не оправдывайся, ты именно разбудила меня. Притащила свою тощую задницу на чужую территорию и думаешь, что это пройдёт незаметно?
Вообще-то, она могла и незаметно. В конце концов, диверсант и всё такое прочее, двадцать ПНВ ей в задницу. Но похоже, гречанка сама толком не понимала, что творит и ради чего сюда притащилась. Ну не думать же о том, что ненавистный ганс-угнетатель внушает этой чокнутой хоть какое-то подобие чувства безопасности? А впрочем... она сама сказала, только чуть по-другому. Разумеется, заставив Манфреда внутренне оскалиться, чисто инстинктивно. Когда дело касалось его людей, немец становился тем ещё злобным подонком. А Урсула легко и просто наступила на больную мозоль.
- Во-первых, подняла свою тощую задницу, нашла спальный мешок и прекратила страдать хернёй. Во-вторых... как давно тебя бесят мои люди рядом, Димитриди? Schlafende Hunde soll man nicht wecken, чёртова ты баба, иначе получишь бодрящий заряд модного нынче тимбилдинга, поступив в распоряжение кому-нибудь ещё до кучи к нашему большому другу.
Приступ раздражения схлынул так же быстро, как и появился. Всерьёз злиться на Урсулу не было смысла, ведь она была, по крайней мере, честной. Мерзкой, злоязыкой, но - честной. Это было, как ни крути, важнее умения держать свой поганый ядовитый язык за острыми зубами. Если ей так уж хреново спится на положенном месте - ладно, пёс с ней, пусть останется на ночь. А завтра - на мотивирующую беседу во всё тот же лазарет. Быть может, с таким нервным истощением, как у неё, стоит получить какие-нибудь пилюли. Или начать пить перед сном, как будто в последний раз на этом свете. Хотя, конечно, Манфред ничего подобного не одобрял, но ещё меньше ему нравилось то, что по лагерю ночью шастает зомби в дурном расположении духа.

+8

6

Идея эта с самого начала попахивала идиотизмом, и если до сих пор Урсула не могла внятно сформулировать «почему», то сейчас легко ответила на этот невысказанный вопрос: «а вот поэтому». В конце концов, Рихтер — это не Романовы, которым совершенно ничего не нужно было объяснять, и которые отлично умели не лезть в душу и куда их не просят, а просто вставали рядом, когда требовалось. Ну так они, слава Богам, никогда ей и не командовали, разве что в их совместных вылазках Ярополк номинально считался «старшим». Но дремучий инстинкт, требующий искать тёмную нору где-то поближе к вожаку, было не перебить. Особенно в том состоянии, в котором гречанка пребывала в последние дни.

— Если ты не забыл, — вяло огрызнулась она, поднимая голову и упираясь щекой в свою ладонь, — Я сплю в палатке медиков. И они бесят меня по умолчанию.
И вовсе не потому, что в отличие от остальной женской части Шестой Урсула была довольно угрюмой и неприятной бабой, с явно прогрессирующим ПТСР. И даже не потому, что знала любимые позы половины приходящих к Фертиг за утешением, хотя предпочла бы жить без этих ценных знаний. Они просто были разные. Димитриди не умаляла заслуг военных медиков, но Боги слепили их из разной глины.
— Не тащиться же мне ночевать к штурмовикам. Винтер был бы в восторге, я полагаю.

Он и так будет в восторге, если кто-то из часовых видел, как она сюда заходила. Этот говнюк и без того любил пройтись по их с гауптманом нежной любви друг к другу, выражаемой мордобоями и колкими остротами, а теперь, небось, в штаны наваляет от счастья, что его теория сбылась. Но и хрен бы на него, она точно ничего подтверждать или опровергать не будет. Всё, что было в командирской палатке, остаётся в командирской палатке, и пусть хоть захлебнётся своими остротами. В конце концов, должно же у людей быть хоть какое-то развлечение в этой далёкой и чужой Африке, кроме убийства сепаратистов.

Гречанка зевнула, закрыв рот ладонью, и тоскливо уставилась на командира. Вот ведь заноза в заднице. И чего ему стоило просто уснуть обратно, а не трахать ей мозги? В конце концов, ничего криминального наёмница не совершила.
— Это и моё рабочее место тоже, — голос женщины сочился ехидством. — И ты сам это подтвердил, назначив меня своим адъютантом. Страдай.
Пусть и вялые, сонные, но отчаянно колкие препирательства с Манфредом даже подняли ей настроение. Наверное, стоит заходить к нему каждый вечер, перед сном, чтобы просто немного поговорить. Глядишь и спать будет лучше.

Команда «найти спальник» особого энтузиазма не вызвала, потому что в такие дебри личных вещей своего начальства гречанка ещё не лазила. Она смутно помнила, что где-то в теории он точно есть, но не была уверена, что сумеет отыскать его в темноте, не перевернув тут всё к такой-то матери. Рихтер и без того от злости аж подпрыгивает, а если она тут устроит кавардак, он в неё ядом плюнет, не иначе.
— Мне и тут неплохо, — буркнула она, устраивая голову обратно на стол. — Ложись спать, серьёзно. Завтра не самый лёгкий день.
Когда, интересно, они тут были лёгкими.
— Я не собираюсь перерезать тебе глотку, воровать запасы спирта или покушаться на твою честь. Обещаю.

Отредактировано Урсула Димитриди (2021-04-23 00:49:36)

+8

7

- Hummel im Hintern. Надо будет попросить этих милых дам сделать тебе уколы от бешенства, от депрессии и, на всякий случай, от диареи.
Получившийся адский коктейль можно будет намазывать на стрелы и копья вместо самого убойного яда. Ну или вымачивать в нём пули, если уж они живут в современном мире. Впрочем, ехидство Манфреда было чисто рефлекторным, как если бы он щурил глаза от яркого света или там пытался муху прихлопнуть. Постепенно стряхивая с себя сонливость, немец становился всё более и более язвительным и вредным, но при этом всё меньше хотел треснуть нахалку чем-нибудь тяжелым. Хотя, честно говоря, такое желание присутствовало у него перманентно. Урсула была... особенной. Если со своими немецкими подчинёнными Манфред легко и просто находил общий язык, а к русским и вовсе не лез, то в этой башке было загадок на пару сотен сфинксов из легенд. Нельзя сказать, что Манфред был в восторге, как и от этого ишачьего упрямства, но с этим приходилось как-то мириться. Во-первых, баба в хозяйстве полезная, способна нарезать колбасу и этим же ножом заколоть местного сепаратиста. Во-вторых, сделать из неё подобие приличного человека было интересным вызовом для самого себя. В-третьих... а впрочем, не суть важно, что там в-третьих.
- Адъютант, мать твою, ты игнорируешь прямой приказ? - голос офицера источал ядовитую ласку. - Du gehst mir auf den Sack.
В силу мерзостного своего характера, они оба не собирались уступать. Но у Манфреда было преимущество - он-то стоял, а она-то сидела. Пока ещё. Положив руки на плечи Урсулы, мужчина легонько провёл ими вниз, после чего хорошим пинком выбил из-под её задницы стул, одновременно подхватывая, чтобы не дать безобразно шлёпнуться на пол. Не давая опомниться - развернул, закидывая на плечо как большой, сердитый куль, набитый собаками. Да, это её разбудит. Даже, пожалуй, озадачит - но одновременно будет достаточно изящным решением проблемы неподчинения. Оставалось очень быстро отнести вредную бабу к кровати, пока не начала в самом деле всерьёз выдираться, царапаться и грызть из плеча куски мяса. Именно что к кровати, поскольку гораздо проще загнать её в уже готовое спальное место и пусть себе спит. Да, ему в очередной раз придётся ощущать себя гостем в собственной палатке. Да, она совершенно и бесповоротно охамела и пользуется его крайней добротой. Да. Всё именно так и есть. Но это не мешает Манфреду резким движением усадить стервозину на кровать, отходя на шаг просто во избежание прямого удара в пах от не сильно благодарной "пассажирки". А ведь они даже по дороге ничего не своротили и никуда головой Урсулы не врезались, могла бы сказать пару ласковых. Нет, на самом деле ласковых, а не того, что она сейчас явно выдаст.
- Обувь долой, спать.
В его голосе не лязгал металл, поскольку для этого требовалось бы, чтобы Урсула ершилась и отказывалась делать что-то действительно полезное. А она просто была вредной бабой, что мнит себя самодостаточной и независимой. Это немного другое. Или не немного. И все её попытки обходиться без его помощи сейчас здорово напоминали действия трёхлетнего ребёнка, активно познающего мир. А тётке, на минутку, уже тридцать один год. Да и выглядит она сильно погано для ребёнка. И курит, как скотина бессмертная. И ругается, как боцман, которому якорем пару пальцев отдавили. А всё равно - похожа на ребёнка и всё тут...

Отредактировано Манфред Рихтер (2021-04-23 09:24:34)

+8

8

Пожалуй только всепоглощающее изумление не позволило Урсуле разразиться громкой площадной бранью. Женщина успела лишь коротко вскрикнуть, когда из-под её тела исчезла опора, но даже этот крик больше походил на недовольное мяуканье кошки, коей неосторожное двуногое наступило на хвост в темноте. Поведение Манфреда ошарашило гречанку настолько, что она забыла поинтересоваться, не охренел ли он, даже тогда, когда её неласково приземлили на край койки, предусмотрительно отходя подальше. Какое-то время наёмница хватала воздух ртом, словно вытащенная из аквариума золотая рыбка, не в силах выдавить из себя ничего, что подходило бы ситуации. А после ругаться, вроде как, было уже поздно. Урсула глубоко вдохнула, успокаиваясь, и нашла взглядом фигуру командира, замершую в метре от неё.

Вообще, Рихтера можно было понять. С особым старанием выматывающая ему нервы гречанка, вероятно, задолбала его настолько, что он готов был даже пожертвовать собственным удобством, лишь бы она успокоилась и не мешала ему отдыхать. На долю секунды Урсуле стало стыдно, но это мгновение прошло довольно быстро, оставив после себя только вспыхнувшие щёки. Женщина неуверенно потёрла лоб рукой, всё так же не сводя взгляда со своего командира.
— Знаешь, — осторожно начала она, вкрадчивым полушёпотом, — Я не настолько злодейка, чтобы лишать тебя спального места. Можешь просто кинуть в меня спальником, чтобы я не искала его по всей палатке и не своротила тут какой-нибудь ящик со взрывчаткой. Нам только фейерверка над лагерем не хватает в середине ночи.
Последняя фраза прозвучала в высшей степени ехидно, но почти неслышно. Всё-таки Урсула прекрасно понимала, когда следует заткнуться и не бесить Манфреда ещё больше. Грань между «поддерживать гауптмана в форме» и «довести человека до цугундера» была тоньше, чем волос, а Димитриди не всегда отличалась чувством равновесия, за что не раз огребала.

Женщина наклонилась, расшнуровывая ненадёжную конструкцию, что держала ботинки на месте, и отшвырнула обувь подальше, к входу. Не хватало ещё о них же споткнуться поутру. Особенно Манфреду, который и без того не в восторге от нахождения в своей палатке неучтённого элемента. Если бы у гречанки было чуть больше совести, она бы ушла, извинившись. Но Димитриди всегда была на редкость эгоистичной сукой, и надежду на крепкий сон, пусть и весьма призрачную, упускать не собиралась. Пускай даже на полу, в спальнике. Не отель класса «люкс», конечно, но гораздо лучше, чем ничего. Особенно, если рядом будет сопеть какой-никакой, а маяк спокойствия.

Она подтянула под себя ноги, устраиваясь по-турецки на разворошённой постели. Куртка, накинутая на плечи, вероятно осталась валяться где-то в районе стола, слетевшая во время принудительных акробатических упражнений, но идти искать её сейчас, чтобы аккуратно водрузить на какое-нибудь более подходящее место, было откровенно лень.
— Если ещё и утром на меня не наступишь, я буду в восторге, — пробурчала она, обхватывая себя руками за плечи.
Всё же, по ночам в Ливии было весьма прохладно. Хорошо хоть снег не выпадал — если бы им приходилось месить эту мерзкую кашу, жизнь Урсулы была бы ещё отвратительнее, чем сейчас.

Отредактировано Урсула Димитриди (2021-04-24 19:07:36)

+7

9

- Иди. В. Жопу. Димитриди.
Немец отчеканил каждое слово будто какое-нибудь зенитное оружие, с лязгом выбрасывающее снаряды в ночное небо. Не то, чтобы его действительно что-то там раздражало, но на очередное неповиновение стоило ответить уже несколько более... наглядно, что ли. Если подобное слово применимо к интонациям, разумеется. Манфред, конечно же, легко отыщет спальный мешок, даже не зажигая свет. Легко и быстро обустроит место для размещения назойливой зловредной бабы. Даже не наступит на неё утром, хоть и есть уже давненько желание это сделать, просто чтобы послушать недовольные звуки! Да только не будет он этого делать. Не будет. Потому, что пойти на разумное решение сейчас, согласиться на некий компромисс, это неприемлемо. Его палатка, его правила. Да и баба, в сущности, тоже его. Пусть порой мужчина и относился к ней совсем-совсем не так, как следовало бы вести себя с подчинённой, добровольно загнавшей себя в без двух минут рабство, он ни на минуту не забывал о том, что - таки да, загнала. И поэтому с ней можно делать всё, что угодно - таскать, как куль. Силком загонять в койку, причём отнюдь не для любовных утех. Можно и для утех, конечно, но это как-то низковато. Будто он один из этих полудурков бородатых и смуглых, для которых женщина это лишь инкубатор.
- Похоже, нужно включить в твою программу тренировок что-нибудь настолько тупое и изматывающее, чтобы ты даже язвить под вечер не смогла. Я даже не знаю... плац мести ломом, чтобы руки стали сильными, а взгляд отсутствующим?
Сейчас он ворчал, ворчал расслабленно, понимая, что драки не будет, да и вообще - пора бы завершать этот цирк и идти спать. Что ж, пришло время очередных силовых решений проблемы, столь любимых Манфредом? Дать по лбу, чтобы не спорила - к драке, есть такая народная примета. Просто сграбастать и силком запихать под одеяло... заманчиво, но ведь брыкаться начнёт, "случайно" стукнет куда-нибудь не туда. Нет, чего-то очевидного и простого не было, во всяком случае - сейчас. Но делать что-то нужно, поэтому мужчина делает собственно шаг вперёд, после чего разворачивается, присаживаясь на койку рядом с недовольной зажатой гречанкой, без стеснения обнимая её за плечи и слегка подтягивая к себе. Что толку, в самом деле, пытаться ломать, пересиливать и наперекор идти? Можно ведь, например, сперва удивить. Да и потом, нельзя сказать, что ему была совсем-совсем безразлична эта заноза во множестве задниц, поэтому пусть уж будет вот так.
- Ладно, Урсула. Давай перестанем играть в пару упрямых баранов, у обоих был тот ещё денёк. Тебе хреново, тебя что-то жрёт изнутри, даже изнуряющие нагрузки не помогают. Ты притащилась к... ладно, кому-то, кто тебя не бесит. Будь любезна не бесить меня. Давай что-нибудь придумывать, потому что завтра это наверняка повторится, а мне не слишком нужны злобные заспанные солдаты. Личную палатку я тебе не предлагаю, как и личную яму. Что там остаётся, прописать тебе снотворное? А вдруг тревога? В общем, давай думать, голова у тебя не только для запихивания в неё пайка дана.
Как и ему руки - не только чтобы собственно бабу вредную держать, когда её можно, например, гладить, поддавшись сиюминутному желанию быть не просто вредным офицером с железной задницей, но и просто кем-то хоть немного близким. У неё ведь, если вдуматься, вообще больше никого здесь нет, только ганс, которого то ли любит, то ли ненавидит. Воистину, странная женщина, нужно отдать ей Винтеру на недельку, тогда она будет рада вообще всем, кто не носит длинные волосы и не отпускает дурацкие шутки по поводу и без.

+6

10

Манфред ворчит, но ворчит уже без злобы и раздражения. Она-то умеет почувствовать разницу между желанием придушить её, которое перманентно возникало у командира, и просто усталостью. Он не хочет с ней ругаться, и, в целом, гречанка вполне себе поддерживает его миролюбие. Ей и самой не хочется ссориться, продолжая их бесконечное противостояние. Она даже не сопротивляется, когда руки немца обхватывают её за плечи, и тянут назад, на себя. Не сопротивляется, позволяя себе устроить голову у него на плече, а ладонь положить где-то напротив сердца, гулко бьющегося в груди. Кончиками пальцев, покрытыми жёсткой мозолью, она чувствует, как оно пульсирует там, под слоем кожи, костей и мышц, словно в клетке. От шеи командира пахнет почти выветрившимся одеколоном, пополам с потом и, почему-то, костром. Нагретые огнём ветки, что трескаются с громкими щелчками, и облетают серым пеплом, опадая на волосы словно снежные хлопья. Урсула закрывает глаза, вслушиваясь даже не в слова, что он говорит, а в мерное гудение знакомого голоса.

— Можешь выделить мне место на коврике у твоего порога, — в голосе гречанки нет привычного ехидства, только усталая, ленивая насмешка. — Заодно враги споткнутся о мою тушу, и не смогут к тебе подобраться.
Ну а что она ещё может предложить? Урсула и сама не понимает, как ей теперь справляться со своим прошлым, что догнало её наяву, и зловеще стучится в голове, словно пульсация гнилой и ядовитой крови, даже во сне. Пробирается туда, не спросив ни позволения, ни извинений. Хочется по-детски пожаловаться ему на картины, что приходят по ночам, перехватывая горло мохнатой лапой. На ядовитый дым Абу-Даби, что крадётся по улицам Ваддана. На злые, чёрные глаза, что впиваются ей в кожу как колючие крючья. На мёртвые глаза всех тех, кто ей ещё хоть как-то дорог. Но в голове недостаточно слов, которые помогли бы выразить тот ужас, что сковывает её, не позволяя хоть как-то сопротивляться. Да и что-то острое в горле, стоящее поперёк и раздирающее нежное мясо гортани, не позволяет вырваться наружу ни слову. Может быть это стыд за то, что она не в состоянии сама справиться со своей слабостью.

Мягкие прикосновения убаюкивают, и ей даже не хочется рыкнуть, чтобы призвать Манфреда к порядку. Она сама расписалась в том, что нуждается в его помощи и обществе, так что же теперь строить из себя святую невинность. Он успокаивает её так, как успокаивают злобное животное, или маленького ребёнка. Интересно, какие мысли сейчас роятся в его голове? О чём он думает, прижимая к себе свою извечную головную боль, которую совершенно самостоятельно обеспечил себе, выкупив гречанку у её старого командования?
Женщина положила ладонь на его щеку, колючую от пробившейся щетины, и осторожно развернула лицо Манфреда на себя, вглядываясь в мерцающие в темноте серые усталые глаза. Она хочет рассказать о том, что верила, будто сумеет всё забыть. Верила, что сумеет как-то справиться со своим собственным Адом, живущим в голове. Но не может произнести ни слова, потому что в его глазах - его собственный Ад. Они оба ранены и брошены умирать теми, кто поленился их добить. Пусть даже раны их оставлены разным оружием, они совершенно не желают затягиваться.

Урсула выпрямилась, опираясь рукой о кровать, и подалась вперед, ловя губами его губы, и пропуская меж пальцев короткие тонкие волоски на затылке. Пусть думает что хочет, пусть решает сам. Однажды наёмница уже предложила ему себя, но он отказался. Теперь она делает это снова, но видят Боги, третьего раза не будет.

Отредактировано Урсула Димитриди (2021-04-26 19:18:26)

+7

11

Манфред, в сущности, действовал уже знакомым и привычным образом, расценивая Урсулу как здоровенную рассерженную зверюгу, которую нужно хоть как-то приласкать, чтобы ему не вырвали когтями кадык и не поменяли его местами с мошонкой. Ну или... по крайней мере, чтобы не жрали мозг здесь и сейчас. Поэтому - гладить и говорить, говорить и гладить, позволяя женщине расслабиться, наконец. Перестать быть просто приставкой к штурмовой винтовке, которой эмоции-то и не положены особо. Мужчина не слишком настроен сейчас лезть в душу или пытаться что-то там понять в происходящем, в первую очередь его задача - успокоить. И вроде бы - справляется. Гречанка зловредная уже не шипит и не пытается строить из себя владычицу морскую, которую лишний раз тронуть - преступление. Наверное, после которого уже по счёту мордобоя начала привыкать. Или просто ей сейчас не до попыток казаться неприступной и жутко самостоятельной. Устала. Бывает такое со всеми. Ей, похоже, действительно нужно подыскать место поближе, чтобы хотя бы высыпалась. К сожалению, громкий приказ командира не поможет выкинуть ночные кошмары из жизни так же просто, как отправляют какой-нибудь фантик в урну.  И крепко спать она тоже не сможет по команде, для этого нужно... что-то вроде чувства локтя, что ли. Или прикрытого тыла. И хоть лагерь наёмников в этом плане был местом надёжным и безопасным, чего-то ей не хватало. Или кого-то. А Манфред, как ни крути, понимал Урсулу лучше остальных, хоть и бесил порой изрядно, как и она его.
- Ты, конечно, сука та ещё, но это не повод совсем уж тебя к ней приравнивать.
Голос офицера достаточно мягок, движения плавны и неторопливы. Главное - не заснуть сейчас самому, смотреться они с утра будут достаточно комично. Хотя кому какая разница, в общем-то? "Легион" не был обителью монахинь и поборников нравственности, поэтому остальные наёмники воспримут это зрелище как что-то обыденное. Кроме Винтера, конечно. Этот даже на том, чего не было, умудрится устроить тотализатор и ток-шоу. Просто из любви к искусству. Больной ублюдок.
Вот чего Манфреду в жизни постоянно недоставало, так это умения находить общий язык с женщинами, если отношения грозят вылиться во что-то хоть чуть-чуть сложнее деловых. Или товарно-денежных, на худой конец. Поэтому чёртова Урсула его порой изрядно озадачивала, но пока что всё это воспринималось как нормальная забота командира о моральном состоянии подчинённых. Ну ладно, не совсем нормальная, но вроде как - часть обязанностей. Не самая неприятная часть. А вот что делать, когда женщина буквально на ровном месте лезет целоваться, он не знал. Не заготовил в уме плана действий на этот счёт, даже как-то и не думая, что такое возможно. В голове пронеслись звуки характерного треска и звона, вот только характерного для чего - он уже не помнил. Давно слышал в последний раз что-то такое, очень давно. Да и имеет ли это какое-то значение? Могло показаться, что немец, опешив, "отключился" от реальности достаточно надолго, тогда как на самом деле прошла где-то секунда. Ну, может быть, полторы. Достаточно, чтобы что-нибудь придумать? Наверное, нет. Придётся импровизировать в который уже раз, ведь отталкивать женщину от себя это как-то... по-детски, что ли. Сам эту кашу заварил.
Манфред - чурбан, в сущности. Кто-то более раскрепощённый на его месте непременно начал бы играть в героя-любовника с плавным переходом от поцелуев в горизонтальную плоскость. И нельзя сказать, что Урсула была бы сильно уж против, но... Манфред - чурбан. Он не отодвигается и никак не мешает, более того - отвечает зеркально, положив ладонь на затылок женщины и слегка надавив, привлекая к себе. А вот сам поцелуй получается каким-то очень уж коротким, смазанным, и дело здесь отнюдь не в неумении. Скорее - в недоумении. Ярый противник служебных романов, немец попросту не может одним хорошим рывком перешагнуть через самого себя и воспользоваться ситуацией в полной мере. Может быть, и не хочет толком. Может быть, даже боится. Боится подпускать кого-то к себе близко, чтобы в случае потери не обезуметь окончательно. Впрочем, в этом сложно признаться даже самому себе, будь ты хоть трижды злобный ганс. Он и не признаётся, даже не задумывается. Просто чуть смещает ладонь на затылке Урсулы, утыкая её в собственное плечо и второй рукой как следует прижимая к себе. Не до хруста, конечно, она всё ещё имеет для него ценность. Изрядную.

+5

12

Она совершенно не умеет жить. Не в том смысле, который вкладывают в это простое слово какие-нибудь там биологи или ещё какие любители покопаться в чужих организмах, с целью выяснить, как эта загадочная херня работает. В этом-то, как раз, умеет. Как и все остальные жители планеты. Растёт, пусть всего лишь местами, дышит, питается, выделяет и даже раздражается. Разве что не размножается, но с этим делом Урсула вообще решила не спешить, потому как родителем себя представляла только в самых страшных, — не чета тем мультикам, что сегодня в кинотеатре «у Гипноса» крутили, — кошмарах. А вот жить — совершенно не умеет. Не способна. Тогда, когда прочие учились этому немудрёному навыку, у Димитриди были совсем другие дела.

Потому она сейчас и хватается за жизнь — жадно. С той самой жадностью, что свойственна лишь маленьким детям. Вырастая, они умеют найти для себя границу, которую впоследствии не сильно-то стараются пересекать. Научившись чему-то, они пользуются полученным знанием до самого конца, твёрдо зная, что и как делать. Урсула пьёт свою жизнь большими глотками — скорее, скорее, не успеешь! Завтра ты, возможно, сдохнешь. Завтра тебя может быть не станет.
Урсула живёт так, как научилась, быстро и хищно, не успевая оглянуться и подумать о том, что она оставляет после себя. Только разруху. Но сейчас, на краткий, запертый в долгую секунду, миг, ей хорошо. Настолько, насколько может быть.

Манфред тоже не умеет жить. Никто из них — не умеет. Это плата, которую с них взыскивают за страх замерший в чужих зрачках, за то, что они оставляют за собой горящие руины и разбитые жизни. Не самая высокая, если подумать. Но почти всегда непомерная для одного. Никто из них не умеет жить, и они алчно ищут друг в друге хотя бы какое-то подобие покоя, оазис пусть не с ключевой водой, но хотя бы с грязной лужей. Не всё ли равно, в выжженной-то пустыне? Урсула понимает это как никто, не раз пытавшаяся приникнуть губами, но всегда обжигающая их до мяса. Но не сильно беспокоится. Потому что когда боль становится невыносимой, ты перестаёшь её чувствовать. Манфред не умеет жить, и не позволяет себе научиться. Новокаиновая блокада вместо болевого шока. Два идиота.

От его плеча пахнет смутно знакомо, почти родственно. Так, наверное, звери находят по запаху себе подобных. Урсула выдыхает со всхлипом, осторожно смыкая руки на его спине, обнимая как что-то хрупкое, словно способна причинить ему боль лишним движением. На самом деле, просто боится расколоть на части момент. Момент понимания и осознания. Дерьмовый же она себе выбрала объект для имитации жизни. Да и сама она — тот ещё. Наёмница закрывает глаза, убаюканная его дыханием и близостью. И только титаническим усилием воли заставляет себя отодвинуться, не претендуя на что-то большее. Сворачивая их маленькую вечность, как пыльный коврик, и выбрасывая туда, где ей самое место.

— Спасибо, — голос её хриплый, царапает горло, и гречанка прокашливается, виновато дёргая губой в подобии улыбки. — Но спальник всё равно найди, пожалуйста. Во мне больше центнера веса и я пинаюсь.
Глупо всё получилось. Как и всегда. С ней по-другому и быть не может. И Урсула предпочитает не думать, что было бы, если бы они встретились как-то иначе, нежели посреди чужой бесконечной войны. Потому что это были бы не они, а какие-то другие, возможно ещё более противные и злые люди. А на кой ей думать о каких-то чужаках? А у них ничего нет, и быть не может.

Отредактировано Урсула Димитриди (2021-04-27 21:16:46)

+5

13

Манфред не осознаёт толком, что жить не умеет. Его жизнь - бесконечная война с перерывами на подготовку к ней же. Давным-давно сдана в аренду квартира в далёком Кёльне, продано всё лишнее. Деньги, что осели на счетах за годы работы убийцей по контракту, пригодятся в случае тяжелых ранений. Ну или если он каким-то чудом дотянет до хотя бы сорока, чтобы "завязать" по причине множества пережитых травм и контузий. На самом деле, уже сейчас хотелось остановиться и передохнуть хотя бы с год, быть может - два. Бешеная гонка со смертью выматывала почище разгрузки вагона с армейским имуществом силами неполного отделения новобранцев. Хотя бы потому, что вагон - разгрузил и проваливай, а здесь его не хочет пристрелить разве что ленивый. Ну или кто-то из немногочисленных союзников. И то не факт, вот та же Урсула наверняка порой хотела прострелить ему ноги просто чтобы не докапывался из-за этих мерзких вонючих сигарет, смутный запах которых был её извечным спутником. Сейчас Манфред не морщится из-за него, он просто понимает, что дрянная баба курила совсем недавно. Как будто не знает, что это его бесит. Или - визит сюда не был в планах и это просто попытка успокоиться? Так себе помогло курево. Так себе. И всё же, она упрямо цепляется за него, даже когда с лёгкой руки Отто готова выблевать лёгкие. Упрямая стерва.
Он ворчит даже мысленно, но не отпускает её, принимая тепло чужого тела даже с каким-то подобием благодарности. Эти идиотские ливийские ночи таковы, что даже обогрев палатки не гарантирует спокойного сна. Выписать каждому солдату по бабе, конечно, не получится, но... в конце концов, она ведь сама ему продалась с потрохам. Вот пусть будет грелкой. Большой живой грелкой весом больше центнера. Странно было бы, не дотягивай Урсула до пяти десятков, пришлось бы выводить глистов вместе с тараканами в голове.
- Ой иди к чёрту, тяжеловеска. Ещё раз услышу про спальник - откушу ухо, будешь выглядеть совсем погано. Ложись, закрывай глаза и спи. Если захочется покуситься на мой спирт, глотку или честь, мысленно представь, сколько с этим будет возни и всё равно спи.
Его койка... тесновата для двоих, но если постараться, то сойдёт. Да, это доставит некоторые неудобства обоим, но идти и искать спальный мешок, обустраивать отдельное место - уже не хочется совершенно. Урсула, чтоб её - тёплая. И с ней рядом как-то даже лучше. Наверное, она сама чувствует что-то подобное. И явно не привыкла к подобному, иначе бы оказалась здесь гораздо раньше. Манфред тихо фыркает, представляя перспективу "прописывания" гречанки в своей палатке, но потихоньку начинает это обдумывать. Нервная баба рядом с лазаретом, где есть лекарства и спирт. Нервная баба в палатке командира, где есть спирт. Безопаснее для общества, пожалуй, всё-таки второе. А вот для командира - неизвестно, учитывая их общую тягу к мордобою.
- Завтра захочешь притащиться - изволь сама позаботиться о месте для ночлега.
Манфред, чтоб его - не романтик ни в одном месте, поэтому подходит к вопросу исключительно с позиции решения некой задачи. В частности - оптимального размещения отдельно взятой гречанки во вверенном его заботам лагере. То, что он при этом эту гречанку поглаживал по голове и спине, потихоньку пытаясь уложить и как-то улечься рядом - уже мелочи, право же.

+4

14

Никогда ещё Урсуле так сильно не хотелось сказать собеседнику «бе-бе-бе», и показать язык. Никогда, с самого, наверное, детства, когда она ещё могла позволить себе столь легкомысленные эскапады. Но именно сейчас придумать более осмысленного ответа на ворчание Манфреда попросту не получалось. Да и не надо было, потому что немец совершенно точно не ждал от неё какого-то ответа. Он ворчал просто потому, что по-другому не мог. Уж точно не в разговоре с самой беспокойной своей подчинённой, которая залезла к нему в душу, голову и вот, даже постель. Пускай и оказалась в ней безобразно одетая и, похоже, в качестве плюшевой игрушки. Не самый плохой вариант. Потому как кошмары ей точно не светят. Если не считать кошмаром попытку разместиться на узкой командирской койке с ним самим под боком. Или то, что утром она непременно свалится на пол, спихнутая туда, или наоборот проснётся от удушья, когда начальственная туша окажется сверху, перепутав греческие мощи с катышком в матрасе.

Урсула заворочалась, в попытке отбить себе хотя бы немного места, но быстро наплевала на все попытки. Манфреда было больше, и он был явно сильнее, и отвоёвывать у него место для сна было не сильно проще, чем бить ему морду на полигоне. Пожалуй, в спарринге у неё было куда больше шансов. В итоге, Димитриди просто закинула ногу на бедро мужчины, и уткнулась лицом в его плечо, затихая. Чертовски двусмысленная поза, но кому какое дело, если разобраться? Среди Легионеров едва ли были ревностные католики. А если и были, они вполне могли бы скатать своё мнение в тоненькую трубочку и засунуть туда, где никогда не светит солнце. С точки зрения Урсулы, конечно. Их же личное мнение на этот счёт наёмница не собиралась даже спрашивать.
— Винтер будет счастлив до усрачки, — пробормотала гречанка, вытаскивая свою руку из-под командира и вытягивая её вдоль тела. — Или наоборот, оплачет свои капиталы, поставленные на точную дату того, когда мы окажемся в одной койке.
Женщина коротко зевнула, закрывая глаза.
— Но и похер, — веско добавила она, прежде чем провалиться в сон так быстро, как гаснет экран отключённого от сети телевизора.

Запах Манфреда, его тепло, прикосновения и дыхание стали отличным «амулетом» от страшных снов. Куда лучшим, чем могли бы стать таблетки или алкоголь, которыми Урсула справлялась раньше в таких ситуациях. Утром она ещё обдумает сказанное Рихтером перед сном. Например, стоит ли считать его пожелание самой заботиться о спальном месте, приглашением. И, вероятно даже примет его, заявившись на порог со скатанным в небольшой рулон одеялом и спальным мешком. И даже бровью не поведёт, устраивая себе гнездовище на полу, неподалёку от кровати Манфреда. Но это будет завтра, а сегодня она просто выспится, впервые за последние дни. И это гораздо больший подарок, чем многое, из того, что командир мог бы ей предложить. Ему очень не повезло стать единственным близким для наёмницы человеком на многие сотни километров вокруг, так что пусть живёт с этим, пытаясь как-то разгребать полученное. Или не пытаясь. Какая уже разница?

Отредактировано Урсула Димитриди (2021-04-29 19:26:42)

+3

15

Она очень забавно возится под боком, пытаясь устроить свои тощие телеса на узкой койке чтобы не быть раздавленной в ближайшие часа два после того, как они оба уснут. В том, что уснут, сомневаться попросту глупо, ведь заниматься развратом или устраивать глубоко философские беседы на тему, например, расового превосходства британцев над леммингами — лень. Хотя Чарльз, пожалуй, самый натуральный лемминг, только большущий и злючий. Вона как расплодился, девать некуда отпрысков, кого в адмиралы пихнёт а кого в губернаторы. Готовы они при этом или нет — дело десятое. Ладно, это просто зависть. Манфреду бы такой гарем и такие возможности, разве вёл бы себя иначе? Ну, после того как покорил бы ЮАР и ввёл там поклонение бананам, конечно же. Тем временем наглая баба сложила на него ногу, отвлекая от мыслей об огромных алтарях и тянущихся до горизонта плантациях с пальмами, пальмами, тысячами пальм... выведенных генетически, разумеется, ведь бананы немного иначе растут. Чёртова Маслина, такую красоту испоганила. А что взамен, нога? Просто нога, ещё и в одежде? У, стервь.
- Поверь, наш патлатый друг обогатился бы, даже появись посреди лагеря Сатана, одержимый желанием отодрать его в задницу. А теперь заткнись и с...
Она, похоже, уже заснула и без его отдельного приказа, сейчас вовсе даже бессмысленного. Чудная женщина, как есть — чудная. С ударением на второй слог, конечно же. Интересно, она завтра сюда со спальником притащится или сразу кровать на хребтишунке приволочет, убедив Отто, что это вместо его физических упражнений и вообще всячески пользительно. Кстати, она — может. Только вот беда, ближайшая доступная ей кровать - о двух ярусах, а такую в одиночку утащит разве что какой-нибудь огромный раскормленный культурист размером с небольшой фургончик. Это ж теперь придётся перестановку делать, ящики переставлять, чтобы ненормальная не придавила собой что-нибудь особо важное. Но это уже завтра. Пока что пусть себе спит, пёс с ней. Когда вернутся на Большую землю, нужно не забыть сводить Урсулу в добрым докторам с понимающими улыбками и лёгкой придурью во взгляде. Под дулом автомата. Лучше двух. Сейчас она вот к командиру лезет в палатку, завтра объявит себя адепткой свободной любви и совратит того же Винтера, занимаясь с ним в кустах чем угодно, но не слаженной работой снайперской пары. Или вовсе "слетит с катушек" и вылакает весь спирт, после чего уже лагерному сортиру добавит неочевидную функцию перемещения в пространстве по случайным координатам. Манфред — решительно против, между прочим!
А пока он легонько гладит женщину по волосам тыльной стороной ладони, после чего и вовсе крепко обнимает, прижимая к себе на манер той самой плюшевой игрушки. Она не могла не понимать, во что ввязывается. И зачем-то всё равно пришла, зачем-то снова, по сути, предложила ему себя не только в качестве грелки, а он... а он даже целоваться толком не умеет, по её мнению нынешнему, видимо. Так и до импотенции недалеко вместе с общественным порицанием. Нет уж, лучше снова вернуться к мыслям о бананах в стране Боты. Множестве, множестве бананов...

Эпизод завершен.

+3


Вы здесь » Code Geass » События игры » 11.01.18. Что происходит в Вегасе, остается в Вегасе