Отношения между братьями и сёстрами в венценосной семье всегда были темой сложной и неоднозначной, особенно для принца Шнайзеля. Вне всяких сомнений он любил своих братьев и сестёр, всех и каждого, хотя, временами, эта любовь принимала весьма неортодоксальные формы, как, например, с Юфемией. Или Корнелией. Были времена, принц сожалел о том, что не может быть с одной из них, как мужчине положено быть с женщиной. А ещё, вне всяких сомнений, он любил свою страну, отдавая всего себя каждый день, жертвуя своими желаниями, своим покоем и совестью, ради того, чтобы миллионы граждан каждое утро просыпались в знакомом им мире и не теряли уверенность в завтрашнем дне. Задача, требующая определённого подхода, и определённой репутации, в итоге забрала у Шнайзеля всё. Не осталось ни былого уважения, ни восхищения, ни, как показала недавняя встреча с Ренли, любви. Пост премьера, будь он проклят всеми проклятьями этого мира, выжал Шнайзеля досуха, перемолол, и выбросил на свалку как ненужный мусор. Столько сил отдано, столько союзов заключено, столько схем спланировано, и всё ради того, чтобы в один день проснуться никем.
Никто. Да, это слово подходило Шнайзелю. Лишившись статуса премьера, а вместе с ним и всей причитающейся власти, он словно исчез для мира. Теперь другой стал самым важным человеком Британии, теперь другой собирает себе всю любовь и всю ненависть, а Белый Принц стал лишь бледной тенью, но, по правде, его устраивало такое развитие событий. Хватит с него без конца отдавать и жертвовать, хватит прятать своё истинное «Я» под десятком политических масок, хватит быть премьером, и пора быть просто Шнайзелем.
Конечно, для всех вокруг, его состояние выглядело иначе. Люди видели, как бокал утром или вечером превращается в несколько, в бутылку, как постепенно щетина всё сильнее покрывает его лицо, становясь короткой бородкой, как тухнет взгляд, становясь пустым, направленным в никуда. Жалкий и сломленный, не вызывающий ничего, кроме сочувствия, именно таким Шнайзель и желал быть для мира. Для всех его поездка в А11 выглядела как побег, как желание затеряться, спрятать свою тоску в объятиях гейш, залить бутылкой саке, занять дни появлением на ТВ в глупых передачах, и Шнайзелю стоило больших усилий поддерживать этот образ, играть того, в кого поверит весь мир, ради одной лишь цели. Юфемия. Он знал, что сестра в опасности, и какой вообще был смысл все эти годы отдавать самого себя государству, жертвуя всем и оттачивая навыки, если в итоге не использовать эти навыки для защиты самого близкого, самого важного для него человека? Он прибыл в это проклятое место с одной единственной целью, и никто не заставит его от неё отказаться.
Однако события большого мира никто не отменял, и у других его родственников, неважно сколь близких, оставались к нему вопросы. Оставить их разбираться со своими проблемами, почему бы и нет? Ведь они, в свою очередь, тоже бросили его одного со всей Империей на плечах, а после только и сделали, что отвернулись. Но, как уже говорилось прежде, Шнайзель любил своих братьев и сестёр, даже если они его презирали, и если Корнелии требовалось его увидеть, значит, он будет там для неё.
-И я рад тебе, возлюбленная сестра.
Дорогой ресторан, отдельный зал, обслуга, не задающая вопросов, и вино, наполняющее бокал бывшего премьера, складывалось в формулу приятного вечера, вот только будет ли он таким на самом деле? О чём же хотела поговорить Корнелия, что не поленилась перелететь через весь мир? Прошлое. Вот что её интересовало, не будущее принца, но его прошлое, в котором она хотела найти ответы для своего настоящего. Взгляд, который она так отчаянно желала поймать, упорно не желал подниматься от бокала, словно блики на вине были всем, что интересует Шнайзеля.
-Ты должна была стать новым премьером после меня. Рад, что ты отказалась.
Говорить правду было сложно, когда живёшь жизнью, полной тумана лжи и обмана, но в этот вечер, в этот момент, он был самой искренней версией самого себя. Премьерство это не достижение, не награда, но тяжкое бремя, не дающее несущему его ничего кроме боли. Конечно же, Корнелия была воином, привыкшим к смерти и боли на поле боя, но, это Шнайзель знал точно, его бремя было ей не по плечу, и, наверное, к лучшему было, что пост достался единственному, кого он не сломает. Или, если и сломает, то не так быстро, как остальных.
