Рабан взирает пристально, улыбаясь почти неразличимо. Ни один мускул ни на лице, ни в других частях тела не дрогает в ответ на ее стремительную реакцию. Уже научен. Первые несколько раз это могло вызывать проблемы - но не теперь. В конце концов, не одного ли они племени? И в том была своя темная и ироничная гармония - один мир, объединявший их, как бы жесток он ни был, редко допускал недоумения и непонимания меж ними. Профессия или призвание - как ни назови, возводило стену слишком высокую и непреодолимую между ними и остальным миром - гражданских и нанимателей - и этот мир был чужд и исполнен противоречий, не принимая тех, кто предпочитал более краткий, прямой и ясный путь. Будь они связаны с кем-либо извне тем, что связывало ныне их, это неизбежно бы приводило лишь к большему непониманию и осознанию невероятной отдаленности двух граней, пусть одного лезвия. Но дол, лежавший между ними, был слишком широк. И - не то, чтобы к счастью, но уж наверняка к комфорту - оба принадлежали к одной грани. И это было первое преимущество. Удобство. Коль скоро на самом низшем, рефлекторном уровне, между ними не было никакого непонимания. А под огнем иного не бывало. Там оставалась лишь эта - звериная и неосознанная, но бесконечно глубокая и древняя - суть, исконнее и правдивее иного. Под пулями и градом разрывных решало жизнь и смерть доверие инстинктам. В том и... еще в одном. Но это было делом прошлой ночи, о чем теперь напоминало лишь легкое бессилие и едва уловимое нытье свежих царапин. И это тоже было частью одного.

Именно поэтому немец сейчас взирал так спокойно. Пусть глок смотрел прямо в лицо, в его взгляде не было ни тревоги, ни нежности, ни какого-либо иного чувства - только покой. Не было даже мягкости. Пистолет в руках женщины выглядел грозно и влекуще одновременно - именно такой она ему нравилась более всего, палящейся и дикой, в одно время немилосердным пламенем, в другое же - неумолимой, но обтекающей волной, поглощающей душу и тело без остатка. Помимо того, что перед взглядом промелькнули сбивчивые картинки прошлой ночи, ее реакция никак не повлияла на Рабана. Он всецело понимал ее. И сам не отреагировал бы иначе. Разве что предусмотрительно бы выждал мгновение прежде, чем хвататься за оружие. Мгновение недвижимым и неслышным. Половины его хватило бы, чтобы осознать, успел ли противник подобраться достаточно близко - или расправа неминуема. Вторая ушла бы на то, чтобы позволить - если речь о первом случае - вторженцу поверить в то, что его ошибка осталась незамеченной. И лишь затем нанести удар. Ну, а если все шло по второму сценарию... оставалось лишь вспомнить что-нибудь до чертей религиозное.

Взгляд мужчины не дрогнул и не отклонился от ее светлых глаз. Он не знал, сколько уже так лежал проснувшимся, наблюдая за ней. Даже не спрашивал себя, зачем именно так делает. В конце концов, она принадлежала ему - так не его ли это право? Наверное, он нарочно столкнул локтем нож с подлокотника, чтобы тот с грохотом рухнул на паркет. Хотел посмотреть, как стремительно придет в себя, как устремит свой взгляд сосредоточенный и полный инстинкта. Как вчера. Как множество ночей до того. Но всякий раз этот взгляд и эта звериная сосредоточенность - оставались несравненны в своей первозданной дикости.
Конечно, ей необязательно было знать, что он это специально. Быть может, поймёт сама. Или нет - не так важно. Важен ее взгляд, и спокойный ответ собственных глаз. Веки медленно опускаются и восходят вновь в знак принятия ее слов, и еще мгновение мужчина выжидает. А после произносит кратко и с тем же, не теплым и не ледяным, спокойствием:
- Доброе утро, Урсула, - и только теперь позволяет себе долгий выдох, вдруг осознав, что задержал дыхание в тот самый миг, когда она направила на него пистолет.
И вовсе не из страха. Но в этом было, чему завораживать.
[nick]Рабан Мантис[/nick][status]там, где пели валькирии[/status][fld1] [/fld1][fld4] [/fld4][icon]https://funkyimg.com/i/31FF8.jpg[/icon][sign]я-то думал что ты дура -
это меньшее из двух зол[/sign]

Отредактировано Урсула Димитриди (2020-03-26 23:23:04)

Немец подается вперед не сразу, медленно, словно бы утверждая, что не подчиняется ее рукам, утягивающим за собой, а самостоятельно сделал выбор. Обнимает ее за спину левой рукой, располагая предплечье вдоль шеи и лопаток, ладонью к затылку прикасаясь и запуская пальцы в волосы, поглаживая почти неощутимо, но прижимая к себе уверенно, только дыханием глубоким и неслышным воспринимая ее прикосновения. Прошлая ночь лишила пламени - оставив лишь тепло, но и оно принадлежало ей всецело - мужчина давно решил, что будет только так. Он приподнял подбородок, касаясь ее головы, устремляя невидящий взгляд куда-то вперед и вверх, лишенный размышлений и терзаний равно. В ее присутствии все отступало на второй план, пусть внешне по нему было не скажешь - да он и сам не слишком-то стремился это выразить. Уж точно не в словах. Но тот покой, что был сейчас - он не был напускным, и не преддверием бури, и не бессилием, когда свист, боль и ярость пламени лишали чувств, оставляя только отчаяние и слепоту инстинкта. За этой сферой лежали поля пепла и мечей, и там стремление выжить вытесняло все иное, а страх, всякому знакомый, без сомнения, лишал самого смысла красоту. Но сфера, конечно, только в малой доли состояла из безопасности места. И в большей степени - из ее близости. И ее безопасности. Он задумался о странном, приносящем тепло чувстве - здесь ей ничто не грозит, ничто не причинит вред, кроме ее собственных призраков и терзаний, живущих в голове. О, он был не столь наивен, чтобы недооценивать их. И сам знал их прекрасно. И то, сколь мучительно сложна эта борьба - с гнетущим гноем в душе и сознании, страхом и бесконечной болью - извечными жнецами псов войны. Перенять хотя бы часть этих страхов и боли - было бы безграничной радостью. Но она не позволяла. И не позволила бы. На этот счет наивности в Рабане тоже не было ни грамма. Да и ни на какой другой. Поэтому и делал то, что мог. Как и на поле боя. Можно было проявить инициативу, выйти за свою зону ответственности - в критический момент - но не за грань возможностей. Истории об обратном - в целом, правдивы, но для гражданских всегда упрощают суть: те парни, что стали героями - единицы среди таких же безымянных тысяч павших, да и они героями были не по своей воле - когда жизнь припирает к стенке так, что либо проломишь, либо сдохнешь, пытаясь, некоторым просто везёт чуть более других. Но, когда оставался выбор, переоценка своих способностей вела только к одному, плачевному исходу. И сознание немца переносило эту скорбную максиму на все без исключения аспекты жизни.

- В следующий раз придумаю что-нибудь другое, - отвечает он на замечание девушки, вкладывая в то легкую иронию, впрочем, совсем не получающую выражения в голосе и его тембре - только уголок губ приподнимается в незримой для нее, краткой улыбке.
Она гаснет быстрее, чем возникла. Слова Урсулы грустно ироничны. За гранью сферы их будили крик и разрывы снарядов; порой - товарищи, порою - рация, вопли постовых, некоторые из которых к тому времени уже бывали обречены и вопили отнюдь не о предостережении. Пожары, грохот и гудения машин - отзвуки бригадной жизни, вне битв или в них. Но самое леденящее в их пробуждениях были не сами звуки. А то, что предвещали - ведь каждое, совершенное не в назначенный час, приносило лишь потерянных товарищей, новые раны, старую боль и только больше животного, всепоглощающего страха. Он сковывал сердце каждый раз, где-то в самой глубине, сколько бы сражений ни прошел - и первые моменты был ощутимы особенно. Рабан знал, что эти мысли и память преследовали не его одного. В конце концов, они ведь и там были вместе. Но здесь упавший нож был просто упавшим ножом - а звук от него просто звуком. И это было так... милосердно? Безгранично. Ошибка или нет - последствием была лишь ее мимолетная тревога, а после возможность прижать к себе в руках, позволить ощутить отсутствие угрозы. Позволить вернуться покою, ставшему гостем чуждым и незнакомым в обеих душах. Удар ножа о пол - подобен приглашению. Объятия - открытый дверной проем. Осталось только, чтобы его почувствовали оба. Но сможет ли она? Хотел сказать по-другому, но не позволило что-то. И почему некоторые истины так до боли очевидны?

Пальцы по волосам скользят все также беспорядочно, бесцельно. Достаточно лишь ощущать ее во всех прикосновениях - и сфера замыкается, оставляя наедине со всем. По крайней мере, так в его восприятии. Мысли же девушки ему открыты не были, как не пытался слушать. Он мог предполагать, но точно знал, чему там отведено первое место - тому же страху, той же боли, тем же ужасам, инстинктам и рефлексам, соделавшими из человека зверя вновь, какие переживал он сам. Знал, они ведь проходили это вместе. И это - второе преимущество. Пускай других объединяет упоение каждым мгновением, восторг и счастье мира и любви в нем. Их единили лишения и боль, бок о бок шествие сквозь Ад, отчаяние, пытка и огонь - и этого цена была не меньше. Рабан не думал, что хотел иначе. Пусть казни заменяли ласки, пусть жар напалма - душ огонь, а горечь о потере - счастье приобретений, зато из этой тьмы и отчаяния - как безгранично драгоценен был редкий миг покоя и отдохновения. И безопасности... только для нее. Себя он давно не принимал за человека. А зверь - пускай лишь пес - коль скоро верен, защищает то одно, что дорого. То, в чем еще осталась искра. Человечность.

- Да, у меня были планы на сегодня. Хотел бы, чтобы ты была со мной, - также просто и спокойно произносит мужчина, прижимая ее крепче - мягко, но ощутимо, и мускулы на руках едва уловимо твердеют.
Его первейший - и, пока, единственно верный - план заключен лишь в том, чтобы быть с ней. Все прочее - наносное. Впрочем, этого Рабан тоже намеренно не объясняет, оставляя ей расспросы или принятие. Второй ее вопрос также не звучит неожиданным. Он предполагал что-то подобное, даже думал над этим. В словах - «уехать», но имелось ввиду, конечно, бегство. Немцу некуда было уезжать. Где-то здесь был его дом - пусть пока он был закрыт и заколочен для изгнанника. Здесь - хвойная пуща и кристальные озера Шварцвальда, подле которых он надеялся провести тихую старость. И она должна быть с ним. Седые Альпы, врата меж Севером и Югом, видели много битв. Кому, как не им, понять? Где еще, как не у массивного горного подножия, искать исцеления, словно в объятиях разом сотен тысяч пращуров?
- Куда ты хочешь уехать? - все же звучит вопрос, тихо и мягко, скорее даже с безразличием.
Ибо то, что искали они оба, никогда не лежало в пространствах. Лишь во времени.[nick]Рабан Мантис[/nick][status]там, где пели валькирии[/status][icon]https://funkyimg.com/i/31FF8.jpg[/icon][fld4] [/fld4][fld1] [/fld1][sign]я-то думал что ты дура -
это меньшее из двух зол[/sign]

Отредактировано Урсула Димитриди (2020-04-21 15:52:18)

[sign]я-то думал что ты дура -
это меньшее из двух зол[/sign]Возвращаясь из душа, вытирая полотенцем выбеленные уже больше не природой, но временем пряди, он упирается взглядом в ее лопатки, виднеющиеся из-под сползшего полотенца. Упирается, чтобы увидеть, как Урсула ведет ими неуютно, словно, - и на самом деле, - чувствуя его взгляд как прикосновение. Смотрит, не отводя взгляд в сторону, до тех пор, пока она не поворачивается, с вопросом в глазах, выдыхая табачный дым через нос. И только тогда подходит, отнимая из пальцев третью, - в пепельнице желтеют уже два окурка, затушенные у самого фильтра, - сигарету.
- Хватит.

Хватит курить, отравляя себя еще больше, хватит пытаться заглушить никотиновой тошнотой ту, другую, живущую где-то в самом центре грудной клетки. Тошноту бездействия. Рабан знает, как она ненавидит находиться в отпуске, видит, как с каждым днем мирным ее губы сжимаются все в более тонкую полоску, а под глазами залегают темные круги тревоги. Видит, что на тарелке после ужина остается больше половины, а по ночам, когда она, измученная прожитым днем и его руками, спит, вздрагивая во сне, посреди лба пролегает нахмуренная морщина. Рабан и сам не знает, почему выбрал ее - войной пропитанную до самого основания, от кончиков коротко остриженных всегда ногтей, до гулко бьющегося в груди сердца. И дело тут вовсе не в том, что она всегда рядом, и на контрактах и в короткие моменты передышки, которые, будь его воля, случались бы чаще, но она никогда не позволит, а одному ему они совершенно ни к чему. Были и другие, не зараженные жестокостью настолько, что плавился асфальт под взглядом тяжелым, как могильный камень, были и красивее и умеющие жить, а не существовать. Наверное, это был всего лишь вызов самому себе. А потом стало уже не важно. Когда-нибудь Рабану удастся вытащить из нее ту маленькую девочку, которой слишком рано пришлось примерить на себя взрослые проблемы. Вытащить, чтобы отобрать у нее эту серьезную и злую маску и позволить быть собой. Он уверен, что та, другая, умеет улыбаться искренне и станет той, с кем он хотел бы состариться в этих горах. Иногда ему удается разглядеть ее, на самом дне ее глаз, в мимолетной улыбке, не напоминающей оскал, в движении свободном, в котором не угадывается звон невидимых кандалов. Гораздо реже, чем ему бы хотелось.

Вслух он этого, конечно, не говорит. И едва ли когда-то вообще расскажет. Рабан молчалив всегда, не спеша тратить на людей серебро слов, оставляя для всего мира презренного металла молчание. Когда она кричит и бесится, сдирая зубами кожу с губ, он лишь смотрит устало и безразлично, сосредоточенный и пустой. Пустота его стала защитной маской, отражением маски яростной и злой на лице Урсулы. Когда она смеется зло и хрипло, выплескивая ядовитое веселье, он лишь вымученно кривит губы. Оба сломаны в самом деле, оба разбиты. И склеивать друг друга не спешат, только по надрывам водят руками, не боясь порезаться, словно ищут ту самую границу, за которую переступить нельзя. Она еще не понимает, что никакой границы нет.
- О чем ты хотела поговорить?
На самом деле, ему не интересно. Все их разговоры всегда звучат одинаково, в какие бы слова не были облачены. Поэтому Рабан просто тушит ее недокуренную сигарету в пепельнице, садясь рядом и принуждая ее облокотиться спиной о его грудь и просто считает удары ее пульса, сжимая в руке ее запястье и осторожно водя подушечкой большого пальца по трепещущей жилке.[nick]Рабан Мантис[/nick][status]там, где пели валькирии[/status][icon]https://funkyimg.com/i/31FF8.jpg[/icon][fld4] [/fld4][fld1] [/fld1]

Отредактировано Урсула Димитриди (2020-04-06 23:37:08)