По любым вопросам обращаться

к Vladimir Makarov

(discord: punshpwnz)

Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP Для размещения ваших баннеров в шапке форума напишите администрации.

Code Geass

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Code Geass » События игры » Turn VI. Turmoil » 25.12.17. O Tannenbaum, o Tannenbaum


25.12.17. O Tannenbaum, o Tannenbaum

Сообщений 1 страница 20 из 20

1

1. Дата: 25.12.17
2. Время старта: 22:00
3. Время окончания: 23:00
4. Погода: Температура воздуха: 24°С
Давление: 642 мм. рт. ст.
Влажность: 72%
Ветер: юго-западный, 7 м/с
5. Персонажи: Урсула Димитриди, Манфред Рихтер
6. Место действия: Ливия, окрестности Ваддана, лагерь наёмников.
7. Игровая ситуация: Сегодня у Манфреда выдался весьма напряженный день: несмотря на праздник, а точнее, именно из-за него, работы привалило столько, что ей не видно края и конца. А у Урсулы проснулась совесть, в честь чего она решила извиниться перед командиром за свой недавний косяк. И надо же было Рихтеру оставить на столе в своей палатке весьма компрометирующие их «отношения» документы...
8. Текущая очередность: Урсула, Манфред.

Созданный мной эпизод не влечет за собой серьезных сюжетных последствий. Мной гарантируется соответствие шаблону названия эпизода и полное заполнение шапки эпизода на момент завершения эпизода

Отредактировано Урсула Димитриди (2019-11-06 19:46:57)

+1

2

Последние несколько дней не принесли Урсуле никаких новых потрясений сверх того, что уже было свалено на нее пакостной судьбой, и женщина успела немного успокоиться, и даже перестать ждать от жизни подлянок. Рихтер оказался не такой уж мразотной тварью, какой показался изначально, - после подписания контракта он как будто бы угомонился и в упор перестал замечать Урсулу, не то мысленно приписав ее к своим бойцам и успокоившись на этом, не то набираясь сеансу до следующего раза, когда можно будет проявить собственное паскудство. Сама же гречанка затаилась, обдумывая произошедшие в ее жизни перемены и на внешние раздражители почти не реагировала. Отвечала когда спросят, делала что скажут, а в остальном предпочла уйти глубоко в свою голову, и оставаться там до тех пор, пока не разберется во всем, разложив свое отношение по полочкам и придя к каким-то выводам, разве что иногда перекидываясь парой слов в курилке с Леманом, с которым, - она вспомнила, - они встречались несколько лет назад в Мексике, но тогда было не до обстоятельного знакомства, ибо над ней тяжелым плащем нависала тень Кагами, да и вообще они были из разных контор, и общаться кроме как по делу им было совершенно незачем. С остальными же бойцами Димитриди пока держала нейтралитет, предпочитая принюхаться, прежде чем заводить новые знакомства и давать какие-то оценки. Да и некогда было особо заниматься ерундой - если она не требовалась герру командиру как личный водитель, то в лагере работа находилась всегда. Как, например, сегодня.

Кухня у немцев была поставлена так себе, но в данных походно-полевых условиях и это было огромным достижением, позволяя бойцам питаться условно-горячей пищей, не опасаясь заработать язву на сухпайке. Урсула никогда не была мастером в готовке, но суметь приготовить то, что проходит под грифом «сытно, съедобно, не ядовито» способен даже ребенок. По крайней мере она, будучи ребенком, это уже умела, и навыков с тех пор не растеряла. К тому же, было в готовке что-то медитативное, не позволяющее в очередной раз выйти из себя и послать кого-нибудь по матушке или по батюшке, ибо оливки на одном дереве имеют одинаковый вкус, и каким был командир, такими и его подчиненные, и терпеть их порой становилось невыносимо. Взять хотя бы прилепившееся к ней с ходу, непонятно чьими стараниями прозвище. Что-то подсказывало Урсуле, что старый позывной, въевшийся в кожу как шрамы, скоро совсем забудется, заменившись издевательски-шутливым «Маслина». «Ну а что ты хотела», - брякнул кто-то из бойцов, когда она, не выдержав, потребовала объяснений. - «Мелкая, темноволосая и из Греции. Маслина ты и есть». Димитриди хотела было поспорить по поводу «мелкая», но оглядев все окрестные рыла просто махнула рукой. Пусть как хотят называют, не самое худшее из ее прозвищ.

Сегодня она постаралась приготовить что-то отличающееся от обычного, - весьма однообразного, - пайка. В Греции Рождество праздновали только католики, а главный праздник приходился на ночь с тридцать первого на первое число, на Святого Василия. Но сейчас ее окружали сплошь немецкие рожи, а для них этот день был важнее, чем ночь на перелом года. Кажется, все в лагере уже поужинали, разве что некоторые задерживались, но и на их долю оставалось что-то в общем котле. Урсула бросила взгляд на отставленную в сторону тарелку, наполненную одной из первых. Рихтер, кажется, совсем заработался, и в очередной раз забыл о том, что людям иногда свойственно жрать. Димитриди тяжело вздохнула и закатила глаза. Что же, не самый плохой повод зайти к нему. Отнесет еду, а заодно все-таки извинится за тот удар, отправивший его в нокаут прямо перед своими бойцами. Конечно, немцы своего командира уважали, судя по разговорам, и едва ли она своими действиями сильно испортила ему репутацию, но мужчины порой бывают невыносимы и за поруганную гордость мстят посильнее, чем за прочие мифические и не очень идеалы.
- Присмотри тут, - тихо проговорила она немцу, чье имя так и не удосужилась запомнить, который помогал ей сегодня (или она ему, какая, в сущности, разница). - Отнесу ужин Рихтеру.
Пока он там бумагу жрать не начал, - мысленно добавила она, предусмотрительно не произнося этого вслух.

В командирской палатке, как и ожидалось, еще горел свет. Урсула откинула полог на входе, преувеличенно громко топая, обозначив этим свое присутствие. Как оказалось - зря, ибо неугомонного ганса опять куда-то унесло. Женщина вздохнула, пристраивая ужин на краю стола, заваленного документами. Сам увидит, не слепой. И посуду донесет. А ее ждет пригоревшее на стенках котла дерьмо, которое еще требуется отскрести. Женщина собралась уходить, но зацепилась взглядом за лежащую на самом верху кипы знакомую папку. Интересно, на кой хрен он вытащил ее контракт? Перечитывает и радуется? Женщина подхватила папку, открывая ее, и пробежалась взглядом по буквам, замирая как кошка, услышавшая мышь. Это был не ее контракт. Точнее - ее, но не тот. Вероятно копия черновика, в котором сухими фактами излагалось то, что специально для нее было закручено так, что мозги вытекали через уши.
С каждой прочитанной строчкой гречанка мрачнела все больше, а настроение ее падало все ниже и ниже.
Остро захотелось надеть тарелку с ужином на чью-то голову. Точнее, на одну конкретную голову. Женщина захлопнула папку и сделала несколько глубоких вдохов, загоняя ярость куда-то вглубь себя и прислушиваясь к тихим шагам снаружи. Ну вот и поговорят. Ну вот, бл*дь, и извинится.

Отредактировано Урсула Димитриди (2019-11-06 21:06:29)

+2

3

[indent] Предыдущие несколько дней для Манфреда выдались достаточно хлопотными. Во-первых, с его лёгкой руки в округе был наведён какой-никакой, а порядок. Во-вторых, в процессе наведения этого самого порядка, хозяйственные немцы деловито прибирали к рукам всё, что плохо лежит, хорошо стоит... и вообще всё, что имеет ценность и не закреплено намертво, в кои-то веки обойдясь без побочного ущерба и крупных конфликтов с местными - война есть война, кто успел первым обчистить ломбард, тот и Отто, как говорится. А что он какое-то время был похож на папуасского вождя, обмотавшись золотыми цепями и бегая вокруг палатки в импровизированной юбке из тонкой фанеры, так это же в личное время происходило, в конце концов. Добычу благополучно поделили, что прибавило мороки командиру, но обеспечило практически весь личный состав европейских головорезов хорошими рождественскими подарками, не проходящими через бухгалтерию компании "Легион", да и вообще нигде не отмеченными, кроме одной-единственной тетради, которую герр Рихтер не столь давно сжёг к какой-то матери. Ещё ему требовалось позаботиться о рождественском дереве, и вот беда и незадача - в округе не было ничего подходящего, даже если слегка доработать напильником и пучками арматуры. В итоге пришлось озадачивать группу МТО, в результате чего прямо посреди "немецкой" части лагеря возвышалось грандиозное нечто из труб, арматуры и уголков - в общем, из всего, что удалось в темпе вытащить из всё того же городка, соединить в худо-бедно пристойную конструкцию и выкрасить в зелёный цвет. Получилось, надо сказать, не совсем отвратно, тем более - сделано с душой, пусть и из дерьма и палок. Следующей заботой офицера была организация охранения лагеря. Вернее, не собственно попытка организовать по-новой то, что уже и без того функционирует, а ненавязчивое спихивание этого самого охранения полностью на плечи русских на время празднования. Ясен хрен, не задаром, даже без использования служебного положения, немцы просто точно так же дадут коллегам встретить их версию Рождества. Ну а чтобы не было скучно - они выпустили здоровенных дронов-убийц бродить по округе и нагонять ужас там, где не было заминировано. Последней заботой, отложенной уже на "после праздника, всё равно некуда спешить" была выдача подарочно-премиальных средств новобранцу, с лёгкой руки получившему прозвище Маслина. Вернее - получившей.
[indent] Для этого пришлось извлечь на свет копию её "договора", чтобы свериться с заявленными там числами и уже на их основе прикинуть, много ли твёрдой валюты она заслужила в подарок от... кто у них там раздаёт подарки хорошим девочкам? Бес их знает. Не этот, у которого морда похожа на тыкву, угодившую в кухонный комбайн, а настоящий, с рогами и хвостом из лохматой задницы. Хотя, наверное, русский тоже в курсе должен быть.
[indent] Оставить документы на столе было дурной идеей, безусловно - но учитывая, что Манфред в последнее время много бегал по делам и крайне мало отдыхал, всё получилось как бы само собой. Да и потом, не сунется же она к нему, своих дел, небось, хватает. Сунулась. Verdammte Scheisse! Постаравшись сохранить на физиономии невозмутимое выражение, немец спокойно прошествовал к столу, небрежно помахивая достаточно пухлым конвертом. Цены у здешних перекупщиков были весьма спекулятивными даже после угроз развешать их за яйца вдоль дороги, а внизу разжечь костры... или в том числе из-за этих угроз. Но что поделать, Манфред был неисправимым расистом и очень плохо ладил с теми, кого считал людьми второго сорта. Безусловно, околокриминальные торговцы относились именно к этой категории, если не хуже. Конверт мог бы оказаться толще, отправься вчера на переговоры кто-нибудь менее зловредный, туда и без того пришлось немного добавить из собственных запасов, просто чтобы довести до среднего по роте уровня.
[indent] Начинать разговор не особо хотелось, хотя бы потому, что был ещё некий шанс, что гречанка не стала любопытствовать и, ergo, не знала ещё, в каком статусе пребывает. Поэтому офицер просто остановился напротив, вопросительно на неё уставившись и положив конверт на стол, чтобы освободить руки. Просто потому, что второй нокаутирующий удар по морде будет уже позором, даже если свидетелей поблизости не водилось. Кстати, именно отсутствие свидетелей позволит ей ещё и по почкам добавить, а потом и рёбра пересчитать, если получится повторить относительно недавний подвиг. Но это уже будет несколько сложнее провернуть, при всём её желании.

+2

4

Она его сейчас, в данный момент, тихо ненавидит. Тихо, но от этого не менее отчаянно, до желания повалить на пол еще одним удачным, - как первый, - ударом. Так, чтоб брызнула зубная крошка, белая, как снег, которого тут нет. С Рождеством, блядь.
Затягивается на шее парфорс, впиваясь острыми хромированными шипами в едва затянувшиеся шрамы, бередя их вновь, до ощущения стекающих по коже, куда-то за воротник куртки, капель крови. Димитриди бросает папку на стол, словно она жжет ей руки. Словно? Она почти ощущает, как оплавляются кончики ее пальцев.
Она хочет орать на него, срывая голос, раздирая свои голосовые связки в лохмотья. Она хочет топать ногами. словно маленькая капризная девочка, которой купили зеленую сладкую вату вместо розовой. Она просто хочет расплакаться, впервые за черт знает сколько времени. Она чувствует себя не просто обманутой - использованной. Как презерватив.
- Ну и как мне к тебе теперь обращаться, герр гауптман? - Урсула облизывает пересыхающие губы, но чувствует, как их снова мгновенно покрывает липкая пленка, - «Хозяин»? «Мастер»? Может быть «господин»?
Она пытается говорить ровно, но все равно голос срывается на свистящий шепот, предвестник истерики. Урсула усилием воли, сравнимым разве что с тем, что испытывает арахнафоб, засовывающий руку по локоть в банку с пауками, загоняет все чувства вглубь себя, запирает тяжелую дверь, проворачивает несколько раз острый ключ, выбрасывает его к чертовой матери. Она не может позволить себе сорваться. Она не должна. Не должна. Не.
- Может быть мне раздеться, чтобы мой владелец оценил товар полностью? - хрипит она сведенным судорогой горлом, смаргивая с ресниц тупую ноющую ярость.
Она понимает, что своим поведением всего лишь снова выставляет себя на посмешище, но не может остановиться. Не может просто перестать. В животе проворачивается грязный, покрытый загнившей кровью и землей трехгранный штык-боль.

Димитриди кажется, что ее захлестывает удушливая волна гари. Ее злоба пахнет как горящая деревня, жителей которой, пытающихся спасти, заталкивают обратно штыками и выстрелами под ноги, загоняя на смерть как скот.
- Знаешь, - произносит она в землю, тяжело опираясь руками о стол. - Я вообще принесла тебе ужин. И хотела извиниться. Но теперь вижу, что не за что. Потому что ты еще худший у*бок, чем я думала. И тот удар заслужил.
Не первый, далеко не первый у*бок в ее жизни. Но от этого почему-то совсем не легче. Видимо у нее над башкой висит огромный, переливающийся неоновыми огнями, как вывеска азиатского борделя, баннер с надписью «вот эту точно надо поиметь, потому что если не ты, то кто». Другой причины того, что с ней постоянно происходит подобное дерьмо, Урсула просто не видит. Но Кагами хотя бы не подтверждал своё мудачество документально. Женщина тянется к отброшенной папке, перелистывает тонкую бумагу, кривит губы болезненно.
- Возьму себе, ладно? - голос ее звучит почти нежно, если бы не так окровавленно-надтреснуто, - Буду перечитывать перед сном, вместо молитвы.

Отредактировано Урсула Димитриди (2019-11-15 03:15:21)

+2

5

[indent] Судя по выражению на физиономии, Урсула не просто изучила содержимое папки, а ещё и умудрилась осознать, в какую задницу вляпалась всерьёз и надолго. К своему вялому неудовольствию, Манфред осознал, что его чёрный юмор зашёл далековато и "сама напросилась" в качестве аргумента здесь уже смотрится как-то... слабенько, что ли. Впрочем, просто так взять и признать свою ошибку было для него равносильно расторжению этого контракта здесь и сейчас, после чего гречанка, разумеется, покажет ему средний палец и свалит в закат. Неприемлемо. Heilige Scheiße! Ведь, в сущности, чёртова Маслина, мать её культурно-растительную, была не самым хреновым в этих краях бойцом и имела определённую ценность. Манфред не хотел её терять, как не хотел и оставлять всё так, как было сейчас. Вяло поморщившись и пару раз матернувшись мысленно, он уже было приготовил умеренно едкий ответ на "как обращаться?", но следом прилетело предложение ещё и стриптиз дармовой устроить, что, конечно, заманчиво, однако же...
- У себя в палатке разденешься. Койке, конечно, плевать на твою тощую задницу и всё прочее, ну так и я не проститутку нанимал, позволь заметить.
[indent] Он ехиден, но достаточно умеренно. Просто чтобы продемонстрировать, что не собирается ползать здесь на коленях и вымаливать прощение, пусть даже и осознавая свою неправоту. Упрямый, мерзкий, вредный ганс как он есть. Ему ведь не было необходимости сейчас топтать её грязными ботинками для поддержания собственного авторитета, они были наедине. Наверное, чёртова гречанка может и застрелиться с тоски, весь её вид говорил о том, что ей не просто хреново, а немыслимо, невероятно и непотребно хреново. Ему-то хреново не было, он-то уже, похоже, в принципе отучился страдать, но не всех же по себе замерять.
- Две вещи. Во-первых, я изначально не планировал загонять тебя в кабалу этими бумажками, нечего было руки распускать. Во-вторых, сядь, выдохни и давай спокойно обсудим, как нам теперь уживаться... и почему я не собираюсь немедленно всё исправлять. А хотя не вижу смысла что-то утаивать - если прямо сейчас избавиться от всего лишнего, ты немедленно попытаешься вновь набить мне морду, после чего дезертируешь. Просто потому, что я по глазам твоим вижу, что была бы твоя воля - вцепилась бы в глотку зубами.
[indent] Быть чрезвычайно спокойным подонком тоже непросто, надо признать. Одно дело - сжигать дома вместе с врагами и случайно оказавшимися там гражданскими, просто стараясь избежать потерь даже столь грязной ценой. Совершенно другое - расписываться в собственной мерзопакостности, глядя в глаза человеку, доверие которого только что раскатал, порубил, сжёг и скормил гиенам. И даже не столько во имя дела, а ибо так получилось. Сам он усаживаться покамест не собирался, смутно помня, что получает какое-то там психологическое преимущество, находясь выше. Ну и просто потому, что так проще отбиваться, если её всё-таки "перемкнёт".
- И нет, не возьмёшь. Если тебе нечего читать перед сном, могу выдать какую-нибудь нудятину вроде биографий британских принцев и принцесс.
[indent] Это он немного запоздало, но спохватился. Не хватало ещё распространить информацию по всему лагерю, выставив, что характерно, именно Урсулу на посмешище. Она ведь не до конца мерзкая баба, пусть и стремится к этому по мере сил.

+1

6

На предложение «присесть и все обсудить» Урсула лишь обидно смеется, запрокинув голове назад настолько театрально, словно она сейчас не в палатке своего непосредственного командира (или, судя по контракту. будет правильнее сказать «рабовладельца»), а где-то на сцене, в спектакле для детей играющая Страшную Злую Ведьму. Наверное именно им такой смех принадлежать может - ехидный донельзя, впивающийся под кожу острыми иголками. Хлещущий по лицу мокрыми ладонями.
он обрывается так же резко, как начинается. Урсула просто замолкает на полувсхлипе, вытирая фальшивые слезы, выступившие в уголках ее глаз, и выпрямляется, острым взглядом препарируя Манфреда, словно лягушку на уроке биологии.
Нечего тут обсуждать. И совершенно незачем.
Он уже во всей красе показал свое отношение к ней, и Урсула не собирается вымаливать другого. Он зря решил ее ломать. Димитриди не ломаются - они сгибаются под давлением обстоятельств, а после выпрямляются, больно метя в лицо врага. женщина подходит к нему плавным шагом, держась на расстоянии удара и демонстрируя свои открытые ладони, поднятые на уровень лица. Безопасность - пока. Она не нападает. Она просто готовится укусить.

- Хочешь я расскажу тебе, что будет дальше, Манфред? - голос ее вкрадчивый, с едва заметными отголосками недавнего больного веселья, выраженных в хрипловато-сорванных нотках, - Дальше я буду работать на тебя. Но так, что тебе не понравится. К концу этой войны от твоего батальона останется едва ли половина, но в этом нельзя будет обвинить меня. Я очень хороший диверсант, герр гауптман. И я умею ждать и мстить. Можешь мне поверить.

Женщина отодвигает тарелку, бесцеремонно ставя ее прямо на документы, присаживается на край стола, находя в кармане сигареты и нервно мнет вынутую из пачки белую палочку между пальцев, оставляя на них сыровато-маслянистый запах смол и табака. Едва заметный.
- Есть еще один вариант.
Урсула качает головой, глядя на мужчину исподлобья. Он поступил нечестно. Чертовски нечестно! Он надел на нее цепи, хотя не имел на то никакого права. Хотя в их противостоянии именно она была победительницей, а он лежал на земле в отрубе, после удара. И в том, что она оказалась в яме, его заслуги не было совершенно никакой. Так что он просто не имел права распоряжаться ей как своим имуществом. Она ему не принадлежит.
- Один на один, здесь и сейчас.
Димитриди швырнула истерзанные лохмотья сигареты на стол, поднимаясь и бросая на командира волчий оценивающий взгляд.
- Если я побеждаю, то ты сжигаешь наш договор и составляешь новый. Я не прошу каких-то бонусов или чего-то сверх того, что получает каждый из твоих бойцов. Я хочу равенства со всеми, без каких-то дополнительных пунктов.
Женщина сбросила куртку, разминая плечи и отступая от противника, - теперь уже противника, - на два шага назад.
- А если побеждаешь ты, то я буду тебе хоть солдатом.
Во взгляде ее отражается пугающая пустота, в которой, чернильной, утопает все вокруг. Два пулевых - навылет. Две черные дыры с сокрытой в их глубине искрой ненависти.
- Хоть личным водителем.
Она встает в привычную для себя стойку, выставляя перед собой руки, сжатые в кулаки.
- Хоть подстилкой.
Последние слава падают на матерчатый пол с глухим стуком ее сердца. Тяжелым и холодным, как ледяные обломки.

+1

7

[indent] Похоже, чёртова баба сдурела с горя - хохочет, как бесноватая, изображая то ли карикатурную злодейку, то ли просто пациента психбольницы, по странной прихоти судьбы облаченного в военную форму. Манфред глядит на это, чуть наклонив голову влево, всем своим видом выражая простую фразу - "ну и что дальше?". А дальше - больше. Зыркнула, будто бы перед ней какой-нибудь грязный местный бомж, предложивший соитие под адскую какофонию из охрипшего магнитофона где-нибудь на задворках лепрозория. Натыкается взглядом на всё то же "ну и что дальше?", явно не произведя особого впечатления. Он видал и не такое дерьмо, как просто баба с сорванной "крышей", поэтому старается сдержанно терпеть её выходки, ожидая развязки и старательно загоняя поглубже желание просто и без затей дать Урсуле по морде прямым ударом.
[indent] Это желание лишь усилилось, стоило наглой женщине начать угрожать с таким видом, будто она на самом деле сможет как-то навредить после сказанного сейчас. Половина батальона? Ха, у него и без её стараний половина батальона выбыла из игры уже достаточно давно, чтобы считать азиатов попавшими в плен или истреблёнными под корень. Что ж... гречанка выбрала очень опасную тропу, прогуливаясь на волоске от пропасти с безразличием человека, которому нечего терять. Взгляд Манфреда теперь недвусмысленно излучал угрозу, но он всё ещё не переходил к силовому воздействию. Может, она только того и ждёт? Удрать отсюда на "большую землю" в виде измочаленного куска мяса, а оттуда, лишившись его надзора - куда угодно, хоть на край света? А что, похоже на правду.
[indent] Он больше не выжидающе-безразличен, хоть и пытается успокоиться, выровнять дыхание и расслабить руки. Всё же, даже на словах покушаться на его солдат - одна из изощрённых форм самоубийства, отложенного во времени, но вполне себе неотвратимого. Нет, понятно - не тот случай, чтобы нахалка поплатилась жизнью, в конце концов, она уже из своих, пусть и чисто на бумаге, но... предложение решить вопрос старой-доброй дуэлью было воспринято с огромным энтузиазмом. Равенства, значит? Ну что же, сейчас она получит равенство, а к нему порцию свобод и прав, с доставкой прямо в голову.
- Согласен.
[indent] Наёмник плавно отодвигается на два шага, не удосужившись что-то снять или ослабить. Он вполне сносно себя чувствовал в том, что носил все эти дни; вдобавок, где-то в глубине души плескалась веселая, бесшабашная злость, заставляющая оттеснить на второй план то, что не имело отношения к непосредственно драке. Боксёрская стойка была сочтена подходящей, поэтому именно в ней и был встречен первый удар - хороший, сильный, вполне могущий как следует расквасить нос или добавить лицу новых припухлостей. К счастью, женщина поспешила со своим возмездием, даже не попытавшись пойти на какую-нибудь хитрость. Просто прямой в лицо, в итоге лишь бессильно соскользнувший по готовой к подобному руке. От ответного удара, тоже прямого в голову, гречанка уклонилась с изяществом пантеры, хоть и выглядела сейчас больше как уличная бродячая кошка. Первые секунды боя, первый обмен ударами - и, как оказалось, ему достался неплохой противник. Пожалуй, не будь она такой злой, контролируй себя получше...
[indent] Удар!
[indent] Перестаралась, замахнулась слишком уж от души, теряя элемент внезапности - и получила от увернувшегося немца хороший пинок по голени, сразу здорово потеряв темп. Ей бы перейти в глухую оборону или попытаться измотать противника, уповая на свою подвижность, но Урсула шла вперёд с упорством обречённых. Следующий обмен ударами прошёл как-то скомканно, обоим удалось остаться "при своих", не понеся урона, лишь вспоров податливый воздух и чуть сместившись от стола, выигрывая необходимый простор. Колотящаяся в голове мысль была чёткой и недвусмысленной - мерзкую женщину, дерзнувшую покуситься на безопасность роты, нужно искалечить, переломав ей конечности и сбросив обратно в яму. Сложно было оставаться сосредоточенным, когда руки, казалось, сами рвались к этой нахальной физиономии, ещё сложнее - не получить по морде самому.
[indent] Но бой уже был закончен. Перелом, наступивший какими-то мгновениями раньше, не оставлял Урсуле особых надежд - она рванулась, конечно, вперёд, вновь пытаясь пробиться, достать, смять и разбить, но... немец оказался проворнее. Перехватил её руку, резко дёрнул на себя, вмазав коленом в живот и чувствуя, как женщина буквально складывается пополам от этого удара, слишком сильного для любого дружеского или учебного спарринга. И - отшвырнул назад, как использованную вещь, провожая взглядом больше по инерции, нежели отслеживая на предмет дальнейших угроз. Всё, конец, финиш. Амба. Кирдык. Бой окончен очень быстро и с убедительным перевесом на стороне хозяев ринга, даже если этот ринг был всего-навсего палаткой, не слишком просторной для такого провождения времени.
- Ну вот - несмотря на то, что драка заняла меньше пары минут, Манфреду нужно было отдышаться. - Вот и всё.
[indent] Что "всё", понятно и дураку. Здесь, в сраной Африке, населённой никчёмными людьми, Урсуле предстояло окончательно попрощаться со своей свободой. И ведь заметьте, она сама это предложила. Осознание победы как-то само собой заставило расслабиться, опустить руки, принять более удобную позицию для стояния ещё в течение какого-то времени. Она рискнула - и проиграла. Так тоже бывает. К счастью для немца, на этот раз - не с ним.
- Я был на редкость плохим мальчиком в этом году. Да что уж там - настоящим сукиным сыном. Но Санта, похоже, даже для таких припас рождественский подарок.
[indent] Не было нужды добавлять, кто здесь подарок для плохих мальчиков. Конечно, для усиления фразы можно было отметить, что под ёлкой гречанка смотрелась бы органичнее, особенно будучи перевязанной бантиком, но окончательно растаптывать её гордость было как-то... низко, что ли. И без того получила от души, что сейчас, что не так давно. А баба-то, в сущности, неплохая, просто с мерзким характером и явно нелёгкой судьбиной, раз ведёт себя так, будто ей в самом деле нечего терять. А это зря. Всегда есть то, чего можно лишиться, даже оказавшись на самом дне.

Отредактировано Манфред Рихтер (2019-11-20 16:36:23)

+1

8

Слишком поторопилась, слишком оглушена была собственной злостью, обидой и яростью - не каждый день узнаешь о том, что тебя продали в рабство. Что ты сама себя, по сути, продала, поставив подпись на контракте. Пусть и под давлением обстоятельств. Весьма поганых, надо сказать, обстоятельств. Урсула поставила все на первый удар, прекрасно понимая, что долгого спарринга с Манфредом ей не выдержать - слишком разные весовые категории, слишком. Но она уже знала, что свалить этого немецкого лося было можно. Сложно, но можно. И поэтому пошла в свою первую атаку с самоотречением камикадзе, направляющего свой самолет на машину противника.
Урсула поставила все на первый удар и - ошиблась. Еще тогда, когда ее кулак скользнул по его коже, не принося никакого урона, она поняла, что проиграла. Но продолжала надеяться на что-то. Быть может на свою гибкость - можно было уходить от ударов до тех пор, пока эта сволочь не устанет, просто взять его измором. Быть может - на свою удачу, ведь в ней-то Наяда никогда не сомневалась. Она выбиралась из такой задницы, где прочие просто тонули. Неужели сейчас не сможет? Быть может, просто на справедливость богов. Богов, в которых она не верила, но.... есть же в этом мире какая-то высшая справедливость, в конце-то концов?!
Не было.

Замешкавшись, она получила хороший пинок в голень, вскрикивая и отшатываясь в сторону. Силушки чертову гансу было не занимать, даже сквозь плотную кожу ботинка удар ощущался... ощущался. Наверное, надо было уходить в глухую оборону, попробовать отойти на прежнюю позицию, но Димитриди уже не видела ничего вокруг. Только упорно кидалась вперед, словно загнанная в угол крыса. Зря. Удар в живот коленом выбил из нее весь воздух, пополам с хрипом. Отброшенная в сторону, женщина приземлилась на одно колено, обхватывая себя руками и протяжно всхлипнула от боли, смаргивая с ресниц выступившие прозрачные капли. Сильный. И быстрый. Чего она еще, собственно, ожидала? Судьба подарила ей шанс выпутаться, и она бесславно просрала его, поставив все на свою победу. Урсула всегда была излишне азартна, но обычно не вела себя так глупо. И сама не очень понимала, что же изменилось  сейчас. Почему она так поступила, почему просто не заставила его ослабить поводок. Могла ведь. Но не теперь. Все на «красное». Перед глазами плывет маревная пелена. И не столько от удара. Издевательские слова Рихтера заставляют волосы на ее затылке зашевелиться, а пальцы руки, которой она опиралась на матерчатый пол командирской палатки, заскрести по ней, судорожно сгибаясь как когти большой хищной птицы.

Урсула, пошатнувшись, поднялась на ноги. Она еще может шевелиться, а значит ничего не кончилось. Она еще может.
Закусив свою боль вместе с тихим рвущимся из груди рыком, Димитриди шагнула вперед, в попытке нанести еще один, отчаянный и бессмысленный удар. Бессмысленно, конечно - вместо этого она уперлась плечом в опору палатки, медленно сползая по ней вниз и запрокинув голову назад. Сквозь полуприкрытые веки силуэт стоящего над ней Рихтера размывается, словно призрачное видение. Было бы прекрасно, если бы так было на самом деле. Но от него не избавишься просто сказав «чур меня». Урсула ненавидит его, но держит свое слово. Чаще всего.
- Победил, - иронично-устало выдохнула женщина, проведя по лицу ладонью.
Подняться на ноги сложно, но вполне реально. Боль затухает, оставляя после себя только ноющее послевкусие. Димитриди смотрит на своего владельца бессмысленно-пустым взглядом синих глаз. Словно не было тут только что драки. Словно не читала она той унизительной бумажонки.
- Поужинайте, герр гауптман, - голос у нее такой же бесцветный, как местные камни, выгоревшие на безжалостном солнце. - Сегодня это даже не каша из консервов. С Рождеством.

Она не знает, чего ей сейчас хочется больше - спиздить в медпункте бутылку спирта и нажраться как сволочь, или застрелиться. Вместо всего этого она просто закуривает, выходя из палатки и глядя в темное высокое небо.
Что же, все не так уж и плохо. Еще ни одному рабу не платили столько, сколько ей положено по контракту. И кто знает, может быть завтра мозги Манфреда расплескаются по местной степи, смешиваясь с грязным песком? Пуля дура.
Прямо как Урсула.

+1

9

[indent] Упрямая сука. Иначе и не скажешь. Даже сейчас, будучи в состоянии хорошо отбитого куска мяса, пытается трепыхаться и показывать характер. Не понимая, что бесполезно - или просто пытаясь убедить себя в том, что шанс ещё есть. А шанса, как водится, и в помине уже не было. Бумаги подписаны, часть дури из башки выбита. К сожалению, только часть. В полной мере сделать из упрямой, угрюмой и утратившей инстинкты самосохранения бабы хорошего и послушного солдата сделать всё равно не выйдет, она непременно напакостит ему не раз и не два. Если... ну да, если он поведёт себя сейчас, как законченная мразь и сполна воспользуется только что обретённой властью для того, чтобы попытаться Урсулу сломать.
[indent] Пока эти нехитрые мысли перемещались туда-сюда по черепушке, она уже поднялась на ноги, проделав это довольно-таки шустро. Предлагать помощь, протягивать руку - всё одно бессмысленно, он бы даже не попытался, поэтому никаких признаков запоздалого раскаяния по этому поводу не было. И по любому другому - тоже. Сама нарвалась, сама огребла, сама страдает. Всё сама. Нет, если быть совсем уж объективным, здесь не обошлось без немца и его глупой шутки, которая зашла далековато, но лучше эту мысль выгнать из головы хотя бы на время. Сейчас нужно стоять и злиться. Злиться на Урсулу, злиться из-за того, что вместо ужина у них тут мордобой, злиться на себя, злиться на чёртовых ливийцев, из-за которых они здесь застряли надолго. Ещё - на японцев, британцев, южноафриканцев и лично Ганнибала Боту - просто за компанию! - и вообще на всё, всех и вся. Потому, что иначе ему на самом деле придётся анализировать произошедшее трезво и делать выводы, которые могут не понравиться. Да что уж там - они и не понравятся.
[indent] Урсула, которую никто никуда не отпускал, решила выйти. Ушла совсем? Нет, стоит себе у самого входа. Что ж, ужин всё равно остыл к какой-то матери, а таскать с собой микроволновую печь было бы форменным идиотизмом, поэтому спешить ему некуда. Это действительно не консервированные овощи с консервированным же мясом, а кое-что получше, посвежее. То, что принято называть ирландским рагу, если его не подводит память относительно добытого мяса. Разумеется, это не свинина, а баранина. Картошка. Лук. Морковь. Ну да, оно и есть. Ладно, постоит ещё чуть-чуть, не сгниёт. Мысленно покрыв гречанку отборным матом, Манфред вышел наружу, тут же, к собственному неудовольствию, оказавшись пассивным курильщиком. Чёртова баба, битая жизнью до безобразного состояния, уверенно сокращала оставшиеся годы, сжигая табак и портя тем самым воздух. Да, мужчина принадлежал к той категории людей, которые табак на дух не переносят, тем более рядом со своим обиталищем. Только если в случае Лемана это ещё можно было терпеть, то когда курит снайпер с хреновой дыхалкой...
- Закончишь разрушать атмосферу - вернись обратно в палатку, мы ещё не закончили.
[indent] Рихтер не стал любоваться небом, что-то там выговаривать Урсуле за курение у него под носом, просто ограничился просьбой (именно просьбой, но какая её уже разница?) через некоторое время предстать пред его ясными очами. Чётко развернувшись, он быстро зашёл внутрь, не желая и дальше торчать в полуметре от источника дыма. Хм. С чего он так разошелся? Обычно Манфред в этом отношении был куда более сдержанным, но сейчас его буквально бесила такая мелочь, как распространённая вредная привычка. Видимо, это просто злость на мерзкую бабу, не иначе. Ладно, успокоиться... глубокий вдо-о-о-ох. Вы-ы-ы-ыдох. Не помогло, разумеется. Быстрым шагом, вбивая каблуки в матерчатый пол, немец прошёл к столу, принявшись копаться в бумагах просто для того, чтобы отвлечься. Они действительно ещё не закончили, поэтому к возвращению Урсулы нужно быть, в идеале, в нормальном расположении духа, а не как вот сейчас.
[indent] Прошло где-то минут пять прежде, чем полог палатки был откинут и женщина вернулась, дисциплинированно решив никуда не сбегать и не портить ему настроение окончательно. К тому времени Манфреду удалось придавить желание сделать ей какую-нибудь гадость, сформулировать в голове пару мыслей относительно того, как быть дальше, ну и заодно в быстром темпе истребить ужин, не особо ощущая его вкус. Что ж, теперь можно и поговорить?
- Ладно, вредная ты баба, иди сюда. Пошумели, поругались, подрались, попортили друг другу нервы. Дальше как жить будем? Не сильно я тебя приложил, рёбра хоть целы?
[indent] Он не стал покамест оборачиваться, сама подойдёт и, если не хочет общаться с затылком, обойдёт. Вместо этого можно было опять покопаться в содержимом стола, уже не столько ради процесса, а чтобы целенаправленно убить время в количестве аж нескольких секунд, которые потребуются гречанке на сближение и реакцию.

Отредактировано Манфред Рихтер (2019-11-20 19:12:56)

+1

10

Вид ночного неба даже немного успокаивал. Навевал спокойствие, обнимая душу прохладой далекого космоса, заставляя в голове крутиться мысли о вечном - о том, что большая часть звезд, чей свет она сейчас наблюдает, уже давно погасли, и то, что она сейчас наблюдает, не больше чем эхо мертвецов. Как закадровый смех, который вставляют в рекламные заставки, например - большая часть актеров, которых записывали когда-то, уже давно кормят червей, а их голоса по прежнему эксплуатируют. Она все еще живы, хотя бы так - записанным смехом, не погасшим еще светом. Что останется от нее, когда она просто закончится? Что-то кроме выцветших фотографий в альбоме, который никто и никогда уже не посмотрит. Фотографий, на которых ей пять лет, и на голове у нее завязаны уродливые капроновые банты цвета разбавленных водой чернил. Урсула выдохнула дым, запрокидывая голову к небу. Злоба почти ушла, затихла, свернулась клубками где-то в брюхе, там, где глухими волнами отдавалась еще боль. От этой боли хотелось сблевать куда-нибудь на землю, и Димитриди сглотнула горькую слюну пополам с табачным привкусом. Не в первый раз она огребает в спарринге - она никогда не была особо сильна в рукопашной, и что верткий тощий Кагами, чье тело, казалось, было выточено из твердого дерева, что высокие жилистые близнецы, гибкие и длиннорукие, что Рабан, похожий на сухую лозу, знатно валяли ее по полигону, в большинстве случаев отбирая три победы из пяти. Но не стреляться же ей было с этим ублюдским гансом?! Давайте перестреляем друг друга, на радость всем окрестным сепаратистам, они меньше патронов потратят. У них их, наверняка, и так не очень много. Откуда в грязной жопе алмазы...

Затушив жесткими мозолистыми пальцами окурок, и кинув его в карман на брюках - еще не хватало гадить в лагере, ей же потом, если что, и убирать, вместе с такими же неудачниками, которым не нашлось другой работы, кроме как облагораживать территорию, ибо пострелять каждый день доводилось далеко не всем, но и бездельничать в лагере не позволялось никому (Рихтеру было «не надо лучше, надо, чтоб вы за*бались»), - Урсула откинула полог палатки, возвращаясь в место своего позора. Кажется, она еще долго не сможет заходить сюда с хорошими мыслями, ибо вот уже второй раз она узнавала тут не самые прекрасные для себя новости.

Рихтер копался в столе с таким видом, словно от этого зависела его жизнь. Кажется, не столько для того, чтобы там что-то обнаружить, как для того, чтобы не оборачиваться к ней и не демонстрировать свою рожу, наверняка перекошенную гримасой. Кажется, ее вредной привычки командир не оценил - Димитриди видела, как его передернуло от табачного запаха. Но помочь ничем не могла. Она курила столько лет, сколько вообще себя помнила, и бросать из-за такой глупости как неудовольствие командира, или там рекомендации коновалов, не собиралась. Как, впрочем, и жить вечно.

- Дальше, герр гауптман, мы с вами будем работать, - Урсула заложила руки за спину, усилием воли выпрямляясь и глядя как и положено, вперед и чуть выше, расфокусированным взглядом профессионального вояки, прекрасно осознающего, что взгляд в глаза старшему по званию всегда считается вызовом.
А она свой вызов уже сделала, и проиграла. Он хочет, чтобы все было так, как ему хочется? Он своего добился. Она будет выполнять его приказы. Но на большее пусть не рассчитывает. Она обещала стать для него кем угодно, хоть солдатом, хоть личной обезьянкой в чепчике с колокольчиками. Она не обещала, что будет испытывать от этого удовольствие и улыбаться.
- Вы будете отдавать мне приказы, а я буду их исполнять, как и звучало в нашем устном договоре. За мое здоровье не волнуйтесь, я пострадала не настолько сильно, чтобы стать бесполезной.

Отредактировано Урсула Димитриди (2019-11-20 21:04:45)

+1

11

[indent] Вредничает. Изображает идеального солдата, лишенного эмоций, хотя внутри, небось, вулкан клокочет. Впрочем, было бы удивительно, если бы Урсула воспринимала происходящее со спокойствием глиняного болванчика, не так ли?
- Да, да, конечно, ты теперь у нас солдат, который есть автомат, к ружью приставленный. Самой не смешно, Маслина, мать твою?
[indent] Пожалуй, эту словесную битву он проиграет. Вернее, не так - позволит себе проиграть. Потому, что не хочет самострела в лагере. Или чтобы эта ненормальная вздёрнулась на собственных шнурках, с неё станется, она до сих пор является человеком непонятным, новым. И достаточно пакостным для того, чтобы это всё проделать. Впрочем, Манфред, собравшись на самом деле слегка ослабить удавку на шее Урсулы, предпочитал сохранять на физиономии безразличное выражение, чтобы не давать ей повода думать, будто командира можно легко и просто смягчить видом своих страданий. Которые, к слову, она не особо и демонстрировала, но явно же где-то в глубине своей чёрствой души гадкая баба страдала, ну не может же быть иначе.
- Я признаю, что этот идиотизм зашёл далековато. И мне не нужно, чтобы перспективный солдат в твоём лице превращался в тупого болванчика, которому и беречь себя не стоит. Довольна? По морде твоей вижу, что не особо, ну да и хрен с ним, здесь не шапито, чтобы все улыбались.
[indent] У него было аж несколько вариантов дальнейшего развития событий, самым простым из которых было переписывание контракта по-человечески. Но - ради чего тогда они здесь дрались? Чёртова гречанка получила ногой по пузу просто так? Нет уж, у поражения тоже была своя цена, вот пусть и заплатит её сполна, благо что это будет ей по силам. Но для начала, просто из принципа, нужно было вывести Урсулу из состояния стойкого оловянного солдатика, а для этого... ну, для начала, заставить немного понервничать? Неуставные отношения это такая милая штука, которую можно и нужно практиковать, когда другими способами на человека уже не подействовать. Или не хочется даже пытаться. Главное - палку не перегнуть, а то опять в драку полезет, решив, что хозяйка своему слову и его можно не держать. Так, что бы с ней вытворить? Пожалуй, нужно совместить приятное с полезным, коли уж представилась такая возможность.
- Ну ладно, раз уж ты стоишь без дела, слушай приказ. Раздевайся сверху до пояса и укладывайся в койку. На спину. Посмотрим, как сильно досталось твоим рёбрам.
[indent] А заодно - готова ли она в принципе выполнить приказ, который явно выходит за грань нормальных отношений командира и солдата. Если откажется - ладно, не беда, будет отжиматься в назидание. Если согласится, придётся на самом деле рассматривать место удара, пытаться что-то там определить, нажимая пальцами на рёбра... брр. Манфред, понятное дело, не был медиком, он обычно предпочитал людей калечить, а не лечить. И в любом случае Урсулу придётся загнать на ночь в лазарет, просто для собственного спокойствия. И попросить персонал оставить рядом с ней спирт, чтобы могла его стащить и употребить, ей явно нужно как-то снять стресс, а второй сеанс мордобоя устраивать как-то не хочется.

+1

12

В ответ на сарказм, которым были пропитаны слова начальства, Урсула даже не повела ухом. Пусть себе думает что хочет, она слишком устала с ним бодаться. Злоба, которая клубилась где-то в груди клочьями жирного, черного пепла, какой кружится над сгоревшим селами, по которым тяжелыми латными сапогами протопталась тяжеловооруженная пехота, осела внутри, превратившись в остывающую золу полного безразличия. Слишком много эмоций для нее на сегодня. Слишком много эмоций для нее на все прошедшие дни. Ей всегда нелегко удавалось приживаться среди новых людей, особенно если рядом не было хотя бы кого-то знакомого, на кого можно было бы положиться и просто посидеть рядом, молча каждый о своем. Наверное, ей чертовски не хватало близнецов. Или Кузнецова, чье спокойствие укрывало ее плотным ватным одеялом, не давая разрушительному яду проступать наружу. Она просто устала и нуждалась в перерыве, просто в спокойствии и тишине. И, возможно, в пьяном угаре. Но пить, к сожалению, было нельзя совершенно - нежный роман Димитриди с алкоголем имел место только на гражданке, когда она, в очередном отпуске, отпускала на волю внутреннее чудовище и пила, не просыхая неделями. В условиях же «рабочих» женщина редко позволяла себе притронуться к выпивке, если это были не сто грамм во имя того, чтобы не околеть после марш-броска во время сезона дождей, когда погода стояла такая, что за грязью не было видно злых озверевших рож бойцов. Так что оставалось только одно - попытаться приглушить свои эмоции на минимум, самостоятельно справляясь со всем этим. Со всей нервозностью последних дней, с ударом по роже, полученным от прошлого командования. С ударом по гордости, полученном от нынешнего.

Приказ, произнесенный с самой мерзкой мордой (на самом деле - с ничего не выражающей, но для Димитриди его рожа еще на долгие недели останется самой мерзкой под небом Африки, и ничего тут не поделать), похоже, был озвучен для того, чтобы вывести ее из хрупкого равновесия, установившегося в душе. Димитриди на секунду нахмурилась, пытаясь понять, с какого черта командир решил поизображать из себя медсанчасть - не проще ли отправить ее в лазарет, раз его так интересуют полученные ей в драке повреждения? Да и повреждений тех, - женщина прислушалась к себе, оценивая, - было не так чтоб много. Все-таки она не в первый раз получала по ребрам с колена. И не только с колена - и с локтя, и с сапога, и даже чужой дурной головушкой прилетало. И определить навскидку перелом или трещину она могла совершенно самостоятельно. Раз сказала, что нет, значит нет. Но раз командиру так необходимо самостоятельно удостовериться в том, что его оплаченное имущество в порядке... Как любил повторять Ярик - «Царь-батюшка сказал «надо», бойцы отозвались «есть», и неча тут». Мысленно пожав плечами женщина потянула вверх майку, обнажая поврежденный участок тела, на котором наливался дурной краснотой синяк, уже к утру грозящийся расцвести всеми оттенками синего, желтого и лилового, что твой цветник в палисаде. Поежившись от прохлады воздуха, тут же заставившего бледную, без следов загара, кожу покрыться мурашками, женщина убрала майку в карман и осторожно устроилась на указанном месте - по-армейски жесткой командирской койке, сколоченной из чего попало. Дико хотелось обхватить себя руками, растирая плечи, сведенные судорогой от холода, - все-таки ночи были не в пример холоднее, чем более или менее теплые дневные часы, а разгоряченное недавней дракой тело, теперь возвращающееся в состояние относительного покоя, недвусмысленно требовало натянуть сброшенную ранее курточку, а не устраивать тут очередной сеанс медицинского стриптиза, но Урсула глубоко вдохнула, заставив себя расслабиться, и уставилась в потолок скучающим взглядом.

Отредактировано Урсула Димитриди (2019-11-21 20:02:41)

+1

13

[indent] На удивление - подчинилась. Без вопросов. Молча. Возможно, иногда избиение подчинённых было не таким уж и злодейством? Возможно, в старых армиях времён этак Средневековья знали толк в достижении идеальной дисциплины? Хотя нет. Дезертирство тогда цвело и пахло, да и выучка была, надо сказать, дерьмовой. Но вот что есть, то есть - Урсула огребла, Урсула повредничала, Урсула  слушается! Идеально. Наверное. Пожалуй, если бы он просто приказал, без этих всех контрактов хитрых и прочих пинков по пузу, она бы тоже послушалась. Наверное. Что толку гадать? Лучше воспользоваться моментом, чтобы разглядеть как следует... нет, точно не её тщедушные "прелести", даже наполовину спущенная резиновая баба из секс-шопа выглядела бы привлекательнее. Хотя нет. В отличие от гречанки, кукла была бы холодной, скучной и неподвижной. Эта хотя бы шевелилась, зыркала в потолок и всем своим видом демонстрировала безразличие к происходящему. В принципе, её можно было понять - немец, например, тоже воспринимал происходящее исключительно как медицинскую процедуру. Вот, например, след от ожога, который он уже видел, не мешало разглядеть получше. А ведь он не один такой! Мелкие следы, будто от капель раскалённого металла, попадались на руках, на груди вообще пара отметин от давнишних пулевых ранений, которые чудом не угробили эту вредную бабу. Ещё - татуировка с группой крови, ажно четвёртой положительной. Редкий вид, однако! Следы от "холодняка" он даже считать не брался, так их было много. Учитывая, что сам Манфред не обладал не то, чтобы подобной "коллекцией" отметин, он не носил их вообще, стоило задуматься, кого же сильнее трепала жизнь. А ведь он старше, пусть и слегка.
- Скучно лежишь. Будь добра, расскажи мне, откуда у тебя две отметины от пуль на грудаке и этот безобразный ожог.
[indent] Ладно, хватит глаза таращить, пора и за дело - притащить табурет, удобно примоститься на нём и начать игру в доктора, аккуратно нажимая пальцами на те места, которые должны были пострадать сильнее всего, при этом краем глаза отмечая реакцию "пациентки". Морщится, временами аж зубами скрипит, но не воет и не дёргается особо. Вроде бы, пока что ничего особенного не было, обычная обширная гематома, в сравнении с пережитым Урсулой раньше это вообще мелочи жизни. Тем не менее, завершать осмотр не хотелось, сейчас эта вредина была относительно спокойной, что не могло не радовать. И потом - она была теплее окружающего воздуха, что само по себе приятно. Так, стоп. Это что ещё такое? Пластырь телесного цвета в условиях не ахти какого освещения был бы благополучно обойдён вниманием, если бы на него не наткнулись пальцы. Интересно, откуда бы там какая-то рана? Солдаты, которые сунули Урсулу в яму, "обрабатывали" её чуть иначе, да и не до такой степени, чтобы шкуру попортить. Хотя ладно, чёрт бы с ней, пластырь стоило просто принять как данность и выкинуть из головы на следующий же миг, продолжая - уже от нечего делать - слегка нажимать там, где особо и не надо было бы. Эта процедура была какой-то... медитативной, что ли, её не хотелось так просто прерывать, хотя неизбежно придётся.
- На живот.
[indent] Но это только после того, как он вдоволь наглядится на отметины на спине гречанки, ведь они могли рассказать очень и очень многое о своей "счастливой" обладательнице. Хотя бы и то, что у неё проблемы с инстинктом самосохранения. Или с начальством. В смысле - с предыдущим, с текущим-то они, безусловно, есть и никуда покамест не собираются деваться. Впрочем, почему бы двоим взрослым людям не договориться, сведя их к неизбежному минимуму?

+1

14

Неистово хотелось зыркнуть глазами и спросить «а вас волнует, герр гауптман?», ибо какое ему дело до того, как на ее шкуре появились непредусмотренные изначальной конструкцией отметины? Какое ему дело до ее шрамов и старой, уже не беспокоящей почти, боли? Женщина прикрыла глаза, погружаясь в свои воспоминания, давно отгоревшие, но все еще хранящиеся где-то в той части мозга, на входе в которую висела табличка «осторожно, дерьмо». Вообще-то психоаналитики советовали не пытаться запрятать болезненные воспоминания, не пытаться избавиться от них. Все нужно было обдумать и рассортировать - не прятать под ворохом тряпья кучу ненужного и даже вредного хлама, а разложить каждую «вещь» на ее полке, и только после этого запереть дверь и выбросить ключ. Но Урсула не могла. Просто не могла. Это было сродни ковырянию в ране грязными пальцами. В конце-то концов, все психологические тесты во имя того, чтобы ей позволили держать в руках оружие, и даже находиться с ним среди живых людей, она сдавала. И не стоит требовать большего. И вот теперь, Рихтер решил, что ему будут рады там, где не рады никому. Даже владелице той памяти. Он мог сколько угодно пялиться на ее шрамы, но заставлять ее рассказывать о каждом ранении? Она ему что, Шахерезада?
- Ливия, две тысячи четырнадцатый, - рука женщины скользнула вверх, едва прикасаясь кончиками пальцев к провалам пулевых.
Жаркое солнце Африки, дикое желание пить, запах загнивающих ран и вкрадчивый голос. «Тебе страшно, Урсула?»
- Алжир, две тысячи шестнадцатый, - пальцы пробежались по багровым «венам» ожога, все еще не чувствительного к прикосновениям, словно ее собственная кожа предала ее.
Страх, боль и запах собственного паленого мяса. Будь она хоть немного более слабонервной, стала бы вегетарианкой.
Поведав сии нехитрые тайны, женщина снова замолчала, вытягиваясь словно по стойке «смирно», и прикрыв веки.

Прикосновения прохладных и жестких мужских пальцев нельзя было назвать неприятными. Безразличными - да. Рихтер и в самом деле заморочился проверкой ее повреждений (хотя видят боги, лучше бы остановился на свежеполученных, а не лез к старым). наверное, если бы Урсула чуть больше понимала в медицинском деле, она бы поняла, что командир понимает в нем ровно столько же, сколько она сама, если не меньше - все-таки «крепко, хоть и криво зашить по-живому» она умела, пусть этот навык и пригождался не так уж часто. И, на самом деле, хорошо, что пригождался не часто. Каждый должен быть на своем месте. Но, так как медик из Димитриди был аховый, «выкупить» то, что осмотр был чистой фальшивкой, ей было не суждено. Оставалось только молча терпеть вспышки боли, рождающиеся под пальцами, хоть и осторожно, но чувствительно давящими на свежую гематому.
В конце концов, Рихтер создавал впечатление взрослого мужика, и был совсем не похож на британскую принцессу. Захотел бы облапать - не использовал бы для этого такой идиотский предлог. В конце концов, она сама что-то со злости ляпнула про «подстилку», о чем теперь запоздало сожалела. Но слово, как известно, не воробей. И вообще ни что не воробей. Кроме воробья.

- А по спине вы меня не били, - буркнула она, на грани слышимости, скорее для порядка, чем для того, чтобы возмутиться всерьез.
Хочется ему полюбоваться на всю ее богатую коллекцию жизненных неудач, от расстрелов до постельных игр с ножами? Пусть подавится.
Женщина приподнялась на локтях, осторожно переворачиваясь и, недовольно ерзая, устроилась на колючем армейском одеяле, наброшенном на койко-место Манфреда. Интересно, где они такую древность откопали? Колючее, зараза. И если на спине это было не так заметно, то спереди все было куда как деликатнее. Но высказывать вслух свое неудовольствие гречанка не стала. Раньше закончат - раньше свалит отсюда. Ей будет что обдумать сегодня ночью. Начиная с «и что теперь делать со всем этим дерьмом», заканчивая «и что это, мать его, было такое?!»

Отредактировано Урсула Димитриди (2019-11-21 21:03:54)

+1

15

[indent] Ай да Урсула, ай да гадкая баба! Она вроде бы и рассказала, откуда отметины, даже добавила, когда были получены, но... проку от этой информации было не больше, чем от попыток привить местным дикарям умение грамотно воевать. Впрочем, её прекрасно можно понять, Манфред явно лез не туда, куда следовало, заставляя вспоминать вещи, о которых лучше бы забыть. Это только в дешевых боевиках крутые герои любят рассказывать о своих ранения, в реальной жизни же всё куда сложнее. Но боевик он на то и боевик, чтобы упрощать, привирать и сглаживать одно, выпячивая при этом другое.
[indent] Ей не очень понравилась необходимость перевернуться, кажется, злая баба даже что-то там буркнула, Манфред не вслушивался, терпеливо ожидая, пока гречанка хоть как-то там обустроится. Ну да, его койка далека от понятия "удобная", но ведь они не в отеле находятся, да и таскать с собой что-то пристойное, когда на счету каждый килограмм и квадратный метр? Подобного нельзя было позволить себе даже командиру, который в принципе стремился к более или менее равным условиям для каждого в отряде.
- Знаешь, когда какой-нибудь изуродованный войной головорез в "ящике" брутальным голосом повествует о своих тяготах и паре-тройке-десятке нашивок за ранения, у меня всегда возникает резонный вопрос. Неужели этого идиота не научили использовать укрытия и средства защиты?
[indent] На спине всё было куда как интереснее. След от пулевого ранения, оказавшегося сквозным - но, что характерно, только от одного, во втором случае, судя по всему, пулю пришлось извлекать из этой тщедушной тушки. Несколько шрамов, вызванных порезами. Несколько непонятного вида отметин, как будто от удара чем-то широким, не лезвием. И, вишенкой на торте, чья-то убогая попытка изобразить при помощь ножа... какую-то непонятную башку? Или это шлем? М-да. Мало того, что с мозгами у "художника" проблем, так ещё и руки кривые. Сколько ни разглядывал немец это произведение убогого разума, сколько ни наклонялся, ни всматривался - так и не понял, что же неизвестный имел в виду.
- Вот смотрю я на тебя. Картина интересная - подстрелили толком один раз, и то это больше похоже на работу из засады с целью уложить наповал. Все остальные твои проблемы - от чересчур близкого знакомства с разного рода мудаками, которые пытались тебя зарезать или подпалить. И, как минимум, в одном случае некий выкидыш эволюции что-то там пытался вырезать. Даже знать не хочу, что.
[indent] Вроде бы, больше ничего интересного здесь не было - разглядывать ноги и задницу ему явно неохота, да и Урсуле происходящее может надоесть и она опять выкинет какой-нибудь фортель. Не то, чтобы Рихтеру не плевать, но лучше обойтись без подобного.
- В общем, тренировки у тебя будут касаться работы на малых дистанциях... и бег. Много бега, пока твои прокуренные лёгкие не начнут вылетать через задницу. Поднимайся, одевайся, иди в лазарет. Через минут двадцать изволь вернуться, если тебя не решат оставить там на ночь.
[indent] Была у него идея, что сделать с Урсулой в порядке ослабления воображаемого ошейника, который её откровенно тяготил, но для этого придётся какое-то время побыть наедине с собой, взвешивая "за" и "против", немного повозиться с содержимым стола, а заодно разок-другой выйти на связь с командованием. Не столько ради неё, были здесь и другие причины - в основном, касающиеся поставок снаряжения и боеприпасов. Наёмники готовились к большой войне, поэтому список необходимых "игрушек" постепенно расширялся. На всякий случай.

+1

16

Злобное бурчание уткнувшейся лицом в одеяло гречанки Манфред, конечно же, не услышал. Или сделал вид, что не услышал, поглощенный рассматриванием художеств на ее спине, оставленных, как он изящно выразился «разного рода мудаками». В принципе, не так уж он был и не прав - назвать своего родного папашу мудаком Урсула могла с полной уверенностью в правильности такого определения. И без того хреново умеющий контролировать свой гнев, после потери работы и, как следствие, ощущения своей полной несостоятельности и бесполезности для общества в целом и собственной семьи в частности, Кастор окончательно скатился до состояния «тиран домашний, мелкий, обыкновенный». И если молчаливая Селена и серьезная Ирида получали от него не так уж часто, то малолетней, уже тогда злоязыкой, да к тому же связавшейся с компанией малолетних отбросов Урсуле, прилетало даже чаще пакостников близнецов. Шрамы от пряжки его ремня еще долго чесались и после того, как он решил прокатиться до Тартара, и пускай со временем большинство из них рассосалось или просто перекрылось новыми, какие-то следы остались. На долгую память, как говорится. Чтобы каждый раз видя их в зеркале, переодеваясь, вспоминать, почему именно никогда не заведешь ребенка. Как не печально было признавать, но лицом и характером все три сестры Димитриди пошли в своего папашу - такие же злые, упертые и импульсивные суки. Кагами, наверное, тоже вполне проходил под определение «мудак», если бы не одно «но». Большую часть оставшихся после него шрамов Урсула приняла совершенно добровольно. За некоторым исключением. Да и вообще, этот немец что, сам чист аки новорождённый? Отметины на шкуре человек начинает получать с самого детства, от царапин из разряда «наебнулся с дерева», до следов дроби на заднице от ружья хозяина того самого дерева. И взрослея, большинство вовсе не становится аккуратнее, наоборот, раскрашивают себя все новыми и новыми следами-летописью, по которым можно проследить весь путь идиотизма.

Но за одно Урсула была, все-таки, благодарна Рихтеру. Высказав свое неприятное мнение, он все-таки не стал допытываться до происхождения каждой царапины, ибо в этом случае ей бы пришлось отойти от субординации и послать его в задницу уже прямым текстом. Но - не стал. Поворчал, высказал свое мнение по поводу предстоящих ей тренировок (напугал морского ежа голой пяткой, ей-Гадес), и разрешил, наконец-то, одеваться. Урсула сползла с койки вытащила из кармана майку и молча натянула ее. Вместе с тем к ней вернулась прежняя самоуверенность, изрядно подбитая коленом по ребрам и последующим приказом, пусть и не унизительным, - обнаженкой в казарме мало кого можно было удивить, и чтобы перевязать товарища пониже подбородка никто не бегал за благословением к его маме, - но непонятным и выбивающим из колеи. И в лазарет ее, после всего этого, отправлять было зачем? Кажется они уже определились, что ничего фатального он не сделал, и «хрупкую девочку» не сломал, так к чему лишние телодвижения? Особенно, если он с ней еще не закончил (Урсула уже всерьез жалела о том, что вообще сюда приперлась с этим гребаным ужином, отправила бы напарника и жила спокойно без знания всей правды о контракте, не устраивая драк и не демонстрируя командиру свою коллекцию отметин), и велел вернуться после?
Женщина тяжело вздохнула, шепотом выругалась и натянула куртку, чувствуя, как вечерняя прохлада, наконец-то, отступает. Вьющиеся в голове роем злых ос мысли заставляли ее скрипеть зубами и искренне ничего не понимать. А она не любила не понимать!

Спокойно, Димитриди. Вдох. Выдох. Вспоминаем поговорку «я начальник - ты говно», успокаиваемся и делаем так, как Рихтер хочет. Надо идти в лазарет? Окей, отлично. Она дойдет туда. Даже у входа покурит, прежде чем возвращаться обратно. Ибо обращаться за помощью с синяком, даже не с трещинами в ребрах, которые можно перетянуть плотным бинтом? А дальше что? «Я порезал пальчик, подуйте мне на вавочку»?!
Хочет от нее избавиться на какое-то время - она обеспечит ему такую возможность.
Димитриди откинула полог палатки, выныривая в ночную прохладу, но замерла на мгновение, оборачиваясь. Все-таки, долго оставаться послушной и смирной овечкой ей не позволял отвратительный характер, за который в обычной армии она не раз и не два огребала счастья.
- Знаете, герр гауптман, - протянула она, склонив голову к плечу. - Надо было соглашаться на мое первое предложение раздеться. Кучу времени бы сэкономили.
А теперь ходу, пока он переваривает услышанное.
Да, мелочно. Но до чего приятно.

Отредактировано Урсула Димитриди (2019-11-22 23:03:39)

+1

17

[indent] Ох, зря она это сказала. Зря. Проблемой Урсулы было то, что Манфреда она не зацепила. Ничуть. Никак. Нисколечки. Но при этом, обладая вредным характером, он сделал мысленную пометку - ответить на подобную дерзость соответствующим образом. Потом. Когда она вернётся. Ну а сейчас - дела. Дела муторные, дела необходимые. Для начала - добраться до рабочего стола, разместить на нём ноутбук, включить. Понять, что батарея "сдохла" и нужно искать зарядное устройство, которое... где-то там. Как оказалось в итоге - под кроватью. Подключив устройство к сети, Рихтер какое-то время угрюмо разглядывал логотип операционной системы, после чего ещё с минуту - рисунок на рабочем столе. "Обои" были скучными, серым, невзрачными, с корпоративным логотипом "Легиона", как бы в качестве напоминания, на кого он работает и кому принадлежит техника. Что ж - теперь открыть браузер, спохватившись, подключить устройство к мировой сети...
[indent] Минут через пять он закончил с бюрократией, запросив очередные подкрепления и очередное вооружение. Уже просто потому, что мог - всё равно ведь из всех запросов удовлетворяли лишь каждый третий, ресурсы компании не безграничны и бросать их все на нужды здешней тотальной войны никто не собирался. Наверное, потому, что эта война не была тотальной. Пока ещё. Где-нибудь в начале января он планировал исправить это вопиющее недоразумение, подстегнув боевые действия, ну а пока что - нужно было наводить порядок хотя бы в близлежащем городке, мать его так. Пограбить пограбили, теперь пора позаботиться о том, чтобы им в спины не стреляли из каждого окна. Ещё пара запросов в штаб - и офицер теряет интерес к ноутбуку, флегматично разглядывая теперь свисающую с потолка светодиодную лампу, чей тёплый желтоватый свет заливает помещение вот уже несколько часов кряду. А снаружи темно, да. Темно, гадко и копошатся злые супостаты. Хорошо, что рота Беса не состоит сплошь из неудачников, как в случае с японцами, и можно спокойно расслабиться, пока они охраняют лагерь. Плохо, что они в этом лагере засиделись. Пора бы и расшевеливать этот гадючник.
[indent] Вернувшуюся Урсулу он встретил, всё ещё сидя за столом и рассматривая помещение с бесконечно скучающим видом. Собственно, оставалось-то немного, проучить греческую вредину, разобраться с её основными проблемами и можно идти спать. Завтра дел у него, как-никак, не меньше будет. Дела, они вообще имели свойства наваливаться изобильно.
- Вернулась? Отлично. А теперь - раздевайся и тридцать отжиманий от пола. Никто тебя за язык не тянул.
[indent] Действительно, коли уж ей "лучше" и всё такое прочее - ну хорошо, пусть не просто расплачивается на вредность, а сделает это без одежды. Причём Манфреду-то всё равно, он Урсулу как женщину воспринимал весьма условно, а вот что подумает она... хотя ладно. Всё равно ведь подчинится, нет у неё выбора, сама подписалась. И сама напросилась.
[indent] Впрочем, немец не был капитальным, принципиальным мудаком, который наслаждался своей властью, отнюдь. Примерно на двадцать пятом - он не считал - отжимании прямо перед носом Урсулы приземлилась прозрачная папка, уже первый лист которой был украшен её же подписью. Контракт, тот самый - причём явно оригинал, а не какая-то копия. Понятно, что швырять из-за стола подобные вещи было бы глупостью, Манфред и не стал, неторопливо приблизившись и разглядывая женщину с лёгкой ухмылкой. Наверное, сейчас у него получилось её удивить, а не просто выбесить. Наверное.
- Закончишь протирать собой пол - можешь взять эту бумагу и использовать её в туалете. Или ещё где. Для растопки костра тоже сгодится. Подпишешь нормальный контракт, который я, наконец, смогу отправить в головную контору - и изволь прекратить изобретать планы, как меня извести. И да, Маслина. Условия, которые ты выставила перед нашей дракой, не меняются. Солдат, водитель... и всё прочее.

Отредактировано Манфред Рихтер (2019-11-22 21:37:57)

+1

18

До лазарета они дисциплинированно дошла. И даже внутри побывала, дабы засвидетельствовать работающим там немкам, - все же, она была не единственная в роте, у кого отсутствовала Y-хромосома, и была рада этому, - свое почтение и поздравить с Рождеством. Теперь она, на вопрос «была ли ты в лазарете» с легким сердцем может ответить «была», и не соврать ни единым словом. Другое дело, что происходило внутри, но кого это волнует? Урсула почти никогда не лгала. Недоговаривала, умалчивала, виртуозно обходила стороной какие-то факты, но лгать... Зачем? Да и приказа она не нарушила. Ни единой его буковки. «Одевайся» - сделано. «Иди в лазарет» - сделано. И даже «возвращайся обратно» будет сделано, как только она докурит сигарету. Так что к ней никаких претензий.

Правда, вернувшись в командирскую палатку, Димитриди поняла, что лучше бы ей было напроситься в лазарет на ночь. Ведь знала же, что Рихтер мстительный и злопамятный сукин сын, - об этом говорил хотя бы рабский контракт в ответ на единственный удар по роже, - догадывалась же, что он не оставит ее комментарий так просто, и что ей стоило оставить свое мнение при себе? Но, раз не смогла - получай и распишись. Гречанка скрипнула зубами, но покорно стянула с себя одежду, стараясь не выдать движениями бушующую внутри злость. Злость скорее на себя и свой длинный язык, но и Манфреду досталось мысленных пожеланий гореть в Аду, покрыться коростами, заработать сифилис и быть трахнутым быком-производителем, имеющим десяток медалей за оплодотворенные стада. Впрочем довольно вяленько и без энтузиазма. Единственное, чего она сейчас хотела от Рихтера - не видеть его рожу хотя бы несколько часов и обдумать свое нынешнее положение.

Шлепнувшаяся перед самым лицом папка заставила ее вздрогнуть от неожиданности, а раздавшиеся следом слова - окаменеть сведенными судорогой усталости мышцами. Урсула на полном автомате доделала оставшиеся отжимания, натянула одежду - как сомнамбула, не отрывая взгляда от титульного листа, скрытого за прозрачной пластиковой преградой, - и только после этого подняла с земли свой контракт. Судя по всему - недействительный.
Захотелось заорать. Желательно матом. Ибо сейчас Рихтер поимел ее. Морально поимел. Если бы все оставалось так, как прежде, она по крайней мере знала бы, кого ей ненавидеть. А сейчас - что? Он швырнул ей в лицо ключи от наручников, но связал ее собственным словом. Проблема в том, что эти цепи и есть самые для нее крепкие.
Это обескураживало. Урсула впервые в жизни не знала, что ей сейчас делать. Злость, недоумение, непонимание - острый коктейль чувств, пронзающий мозг раскаленной иглой. Злость. Недоумение. Обида. Совершенно детская обида, из-за которой хочется шмыгнуть носом и разреветься словно пятилетняя девочка. Откуда это гребаное чувство, словно она кошка, которую отхлестали мокрым веником?

Димитриди сжала папку в руке так сильно, что костяшки пальцев побелели и ощерились, словно шипы.
- Я могу быть свободна, герр гауптман? - просипела женщина, стараясь не сорваться в болезненно-жалкий хрип.
Подальше отсюда. Иначе она грохнет его к чертовой матери. И сама застрелится, потому что после убийства командира его верные овчарки распнут ее прямо по центру лагеря. Прямо на той уродливой конструкции, которую они назвали «елочкой».

Отредактировано Урсула Димитриди (2019-11-23 18:28:11)

+1

19

[indent] Похоже, ему удалось как следует поддеть Урсулу. Настолько серьёзно поддеть, что та на какое-то время стала походить на механическую куклу уже не из желания его побесить, а неосознанно, по воле обстоятельств непреодолимой силы. Ну да, эта бумажка была бессмысленной, отправлять её в таком виде в головной офис было бы форменным маразмом. Если ослеплённая злобой гречанка почему-то решила, что в серьёзной конторе возможен легальный рабовладельческий строй, то это её проблемы, исключительно и бесповоротно. Бумаги были просто намазанной дерьмом палкой, которой можно тыкать в бок сидящей на цепи собаки, чтобы её как следует позлить. Он и тыкал - пока не получил то, чего добивался. Даже с небольшим бонусом. Хотя нет. С большим бонусом. Урсула, как-никак, не отказывалась от своей части устного договора, а значит - была у него на крючке крепче, чем если бы контракт имел законную силу. Мило.
[indent] Оставалось окончательно разобраться, что с ней теперь делать. В смысле, после того, как она будет уже нормально, полноценно зачислена в штат. Конечно, какой-нибудь ординарец из гречанки бы получился, даже и корчащий за спиной свирепые физиономии и норовящий плюнуть в суп, но... она же диверсант, как-никак. И вполне успешный диверсант. Такие таланты в землю закапывать нельзя, особенно в угоду каким-нибудь своим прихотям.
- Нет, не можешь. Сначала бумаги, желаемые тобой равные условия с остальными, ради которых ты в драку полезла. Потом - всё остальное.
[indent] Стандартный договор был заблаговременно заготовлен, осталось всучить его женщине и дождаться, пока она прочтёт его от корки до корки в поисках какого-нибудь подвоха, которого там на сей раз не будет в принципе. Пришла пора играть честно.
- И да, Урсула.
[indent] Шаг вперёд. Вполне миролюбивое выражение лица не поменялось ни на йоту, когда правая рука легла на шею наёмницы, как если бы Манфред хотел её слегка придушить. Для этого потребовалось бы лишь слегка сместить кисть и как следует сдавить не особо податливую плоть, в приступе бессмысленного и бесполезного насилия всё испортив. Это в цели Манфреда не входило, дальше намёка он не пойдёт. Пока что не пойдёт, а там видно будет.
- Никогда, мать твою, не угрожай больше моим людям. Даже в шутку.
[indent] Рука смещается чуть назад, к затылку. Затем - вверх, пройдя по коротким волосам, что называется, против шерсти и, похоже, слегка зацепив очередной пластырь. Треснулась головой об какой-нибудь угол? Кто её разберёт теперь...
- Добро пожаловать в наши порядком поредевшие ряды. Сражайся хорошо, проявляй разумную инициативу и выполняй приказы. Тогда мы поладим, тем более, что стрессоустойчивость и умение быстро соображать у тебя на очень достойном уровне. На столе, как ты могла заметить, лежит конверт, он твой. Сейчас ли вскроешь или на этого вашего Василия, мне всё равно. Это своего рода подарок, который ты заслужила.
[indent] Увидеть на помятой физиономии Манфреда улыбку было сложно, он в принципе крайне редко проявлял эмоции, не относящиеся к негативным. Да и те больше в виде мата и приказов уничтожить источник плохого настроения. Сейчас, однако, он улыбнулся, вполне довольный новым приобретением. Вернее - пополнением в роте. Отойдя на полшага назад, немец протянул руку для пожатия, уже окончательно признавая вредную бабу достойной быть среди его людей, пусть она и не немка и не прошла с ними огонь воду и медные трубы. Всё ещё впереди, а здешняя война способна связывать людей не хуже любой другой.

Отредактировано Манфред Рихтер (2019-11-23 20:34:22)

+1

20

Сейчас ей меньше всего на свете хотелось возиться с договором - читать его, в попытках найти еще кучу подвохов, ибо доверять на слово этому мерзопакостному гансу она не собиралась, - но выбора ей, кажется, не оставили. Вспомнив парочку особо крепких ругательств, и пробормотав их себе под нос, гречанка упала на стул и вгрызлась в текст, бурча себе под нос все, что она думает о воспитательных методах начальства. На арабском, чтобы не нарваться на какую-нибудь еще программу дрессировки непокорных наемниц.
Но, кажется на этот раз все и в самом деле было честно - конечно Димитриди не читала договоров других бойцов. чтобы сравнить свои условия с ними, но и без этого все выходило вполне себе прилично. Да и смысл ему был в очередной раз обманывать, если Урсула и сама подставилась дальше некуда? Поставив подписи в требуемых местах, женщина устало потерла глаза и зевнула, прикрыв рот ладонью. Разговаривать не хотелось. Хотелось добраться до своего спальника и вырубиться часов на несколько, чтобы на свежую голову обдумать в какую же задницу она вляпалась благодаря своему длинному языку.

Однако, похоже он с ней еще не закончил. Едва поднявшись, она нарвалась на руку, нежно, почти любовно сдавившую шею. Не до удушения даже, всего лишь его обозначив. очередная демонстрация силы? Пускай. Пускай делает что хочет - угрожает ей, треплет по волосам, как собаку. Толкает пафосные речи. Она потерпит. И помолчит. Только конверт на какой-то момент заставляет женщину вяло приподнять бровь, демонстрируя удивление. Точнее - его блеклую, почти не заметную тень.
- Как скажете герр гауптман, - наверное, она сейчас согласится с чем угодно, только бы он от нее отстал.
Эмоциональное выгорание достигло своего пика. Урсула просто перегорела - просто кто-то дернул рубильник ее чувств, выставив его на минимум. Она даже рукопожатия его почти не чувствует - только тень от тени прикосновения.

Когда она покидает палатку, сжимая в руке папку с вложенным в нее конвертом, ночь обрушивается ей на голову словно осколки стекла. Женщина замирает посреди обезлюдившего почти,  - только где-то вдалеке виднеются огоньки сигарет, говорящие о том, что патрули, все-таки, выставлены, и лагерь не остался без охраны, да слышится откуда-то смех (видимо кто-то из немцев продолжает празднование, для хороших посиделок порой даже алкоголь не нужен), - лагеря, прислушиваясь к темноте, принюхиваясь к ней словно зверь. И смеется, присев на корточки и закусив жесткий угол воротника. Смеется, отпуская сковавшую ее ледяную броню, проморозившую внутренности до самого позвоночника.
Все-таки он ее поимел. И сделал это чертовски красиво. Пожалуй, они с Манфредом сработаются - такой командир достоин того, чтобы его уважали. Она не собирается подчиняться слабаку или идиоту, но Рихтер сумел доказать, что не является ни тем, ни другим.
Сработаются, если раньше друг друга не прикончат.

Ладно. До своей палатки, где можно оставить недействительные теперь документы, в качестве сувенира о ее собственной тупости, и - вперед. Отскребание общего котла от остатков ужина никто не отменял.

Эпизод завершен.

Отредактировано Урсула Димитриди (2019-12-20 14:53:34)

+1


Вы здесь » Code Geass » События игры » Turn VI. Turmoil » 25.12.17. O Tannenbaum, o Tannenbaum