Это не ее страна, не ее дело и вообще не ее проблемы, казалось бы, но почему-то Хару послушно садится в «вертушку», сжимая в правой руке (перчатки тонкие, поэтому совсем не спасают от холода, но без них еще хуже) рукоять трости, а в левой — лямку вещмешка с весьма скудным содержимым, среди которого единственной по-настоящему важной вещью является папка с документами и сопроводительным письмом, без них ее попросту не подпустят к базе «Красноплечих» ближе, чем на выстрел, и пусть она туда не особо-то и рвется, приказ есть приказ. А жизнь ее теперь состоит только из приказов, проданная за возможность ходить не только под себя и сумму с пугающим количеством нулей после цифры «девять». Магия чисел не пророчит ничего хорошего — «девять» и «боль» звучат почти одинаково. Хару опускает ресницы, отбрасывая длинную тень на белое без всякой краски лицо, — белое в серый, не дорогая пудра, а известочная пыль, трясет немилосердно, каждый рывок отдается в позвоночник тупой липкой болью, словно кто-то решил, что ее спина — прекрасное место для того, чтобы натыкать иголок. Или толстых вязальных спиц. Не выдаст, конечно, ни звука — у европейцев гордость всегда считалась одним из самых страшных грехов, но она-то, слава Ками, не европеец — хотя и хочется застонать сквозь стиснутые зубы, но Хару только нащупывает в кармане блистер с обезболивающим, и сжимает его в ладони, как талисман на удачу. Мучительно хочется кинуть на язык красновато-коричневую, как подсыхающая корочка крови, капсулу с белым порошком внутри, запуская вечный цикл спокойствия, но нельзя — превышение дневной дозы ничем хорошим не закончится, организм у Хару и без того не самый здоровый под этими небесами, а за «ремонт» в ее личном счете с минусовым лимитом появится еще одна сумма, пусть и не такая впечатляющая как первая, но все же. Хару и без того достаточно проблем. Она не рассчитывает, что ее спишут до тех пор, пока она не выплатит все. Достанут из гроба, пригласят какого-нибудь магистра магии вуду и заставят пахать дальше.
Женщина усмехается грустно, сквозь туманную пелену боли. Скоро все закончится. Скоро все закончится. Скоро все.

Когда вертолет садится на базе, она едва ли помнит саму себя, судорожно стискивая в руках трость и пытаясь услышать хоть что-то сквозь гулкий бой кровяного тока-метронома в ушах. Проверка документов, инструктаж, заселение в казармы на женской половине — все сливается в калейдоскоп, где вместо цветного битого стекла сворачиваются ядовитыми клубками змеи, вонзающие тонкие полые зубы куда-то в кости. Хару кивает, когда нужно, говорит, когда ее об этом просят, и хочет только одного — чтобы ее оставили в покое. Пожалуйста. Пожалуйстапожалуйстапожалуйста.
Не оставляют. Самое важное — знакомство с тем, кто будет ее «ведущим».
Не ведущим, — поправляют ее, — первым пилотом.
Какая, в общем-то, разница. Все равно это будет не он. Он где-то там, под двумя метрами смерзшейся в лед земли. Смерзшейся, как она — живая — смерзлась. Ей всегда была странна эта традиция, закапывать мертвых в землю, куда проще и чище огонь, но. Как говорят на ее родине — если пришел в деревню, подчиняйся ее порядкам. Русские в таких случаях упоминают монастырь. Только на секунду мысль вырывается из сонного оцепенения, когда звучит — «старший лейтенант Такаи». «Рядовой», — мягко поправляет она. Оказывается, говорят не о ней. Первый пилот — Такаи. Хару пожимает плечами незаметно, и скорее для себя. Не самая распространенная фамилия, но и не редкая. Два иероглифа. «Высокий колодец», что бы это ни значило. Забавное совпадение.

Техники в ангаре подсказывают, куда ей идти, стоит только упомянуть фамилию. Первым делом внимание, конечно, приковывает «Найтмер», на котором ей предстоит работать. «Panzer Hummel», который странные русские почему-то называют «хомяк». Вопреки все на свете правильным переводам, но это ведь русские.
Женщина присматривается к силуэту машины, — она не видела такие в живую, только на изображениях, но его ни с чем не перепутаешь. Невзрачный мужчина, сидящий неподалеку, внимания удостаивается лишь после. Она его, если честно, вообще не сразу заметила.
— Такаи-сан? — вежливое обращение срывается само, по привычке, Хару покинула Японию несколько лет назад, но некоторые привычки нельзя просто так взять и выбросить, особенно если они вбиваются в тебя с самого детства, в самом прямом смысле.
Иногда палкой. Отец, почему-то, думал, что палка добавит дочери почтительности.
— Я буду вашим вторым пиротом. Мое имя Такаи Хару, — поклон нужной глубины у нее все равно не получится, так что Хару ограничивается вежливым кивком. — Позаботьтесь обо мне, пожаруйста.

Отредактировано Такаи Хару (2019-06-18 22:31:13)

Имя ее нового командира отозвалось в висках металлическим звоном — Хару пытается вспомнить, почему оно кажется ей таким знакомым, но мысли разлетаются в разные стороны, как ночные мотыльки вспугнутые включенной лампой, а потому женщина отмахивается от них. Точнее — откладывает на потом, как вопрос не первой и даже не второй важности.
В конце концов, это и в самом деле неважно — «Красноплечие» действительно известный батальон, и для того, чтобы не знать о его существовании, нужно было жить в бункере. Вполне вероятно, что она натыкалась на имя этого полукровки (в том, что он полукровка не давал засомневаться немалый для уроженца Страны Восходящего Солнца рост, да и черты лица) где-нибудь в прессе.

Наверное, многие мечтали бы оказаться на ее месте. Вот только судьба такая сволочь, что никогда не дает тебе того, чего тебе хочется. А того, чего тебе сто лет не надо — отсыпает полной горстью, со всей доступной ей щедростью.
Хару никогда не мечтала о том, чтобы стать пилотом «Найтмера», а теперь была связана с боевыми машинами смерти до самого конца своей жизни. Но такова судьба, и она сама сделала первый шаг на этом пути, позволив своим чувствам взять верх над разумом, а одним из жизненных принципов, привитых ей, было то, что выбранный путь нужно пройти с достоинством и без бесполезных жалоб на судьбу. А еще лучше — попытаться найти что-то хорошее, ибо оно обязательно есть. Мир построен на гармонии, и если ты не способен увидеть ее, значит ты просто смотришь не туда.
На самом деле, проще было сказать, чем последовать этим мудрым советам, но Такаи, и без того не обладавшая особой эмоциональностью, после ранения и вовсе замкнулась в своем спокойно-упокойном внутреннем мире, всегда полном штиля и холода.

Хару тяжело оперлась на трость — спина все еще болела, противно тянуло поясницу, но ей сказали, что со временем боли станут терпимее, а может и вовсе уйдут, надо только подождать, — смещая центр тяжести влево, на здоровую ногу. Очень хотелось покончить со всем этим поскорее, но женщина знала, что надежда — вообще самое глупое на свете чувство, так что загнала свои пустые хотелки обратно. Смысл, если от нее, в общем-то, ничего не зависит?
Переход на родной язык она восприняла с огромным облегчением, ибо не смотря на внушительный срок жизни в Российской Империи, она так и не смогла изжить свой акцент, сразу выдающий в ней чужачку.
— Рада знакомству, Такаи-сан, — женщина снова кивнула, мысленно радуясь тому, что командир ей, похоже, достался не слишком принципиальный, а значит можно немного отступить от сухой казенной манеры речи. — Мне сказали, что дальнейшие указания я получу от вас.

То время, пока мужчина собирался с мыслями для ответа и придумывал те самые ценные указания, которые он непременно должен был выдать своему новоиспеченному подчиненному, Хару потратила на то, чтобы повнимательнее рассмотреть того, кто теперь будет вторым для нее человеком после командира всего батальона. Непривычно высокий для японца рост и более плотное телосложение она отметила ранее, и теперь всматривалась в более мелкие детали образа. Например то, что даже сейчас, находясь на своей базе и среди — условно — союзников, он не расстался с броней. Выглядело это по меньшей мере странно. Что это, паранойя или вросшая под кожу привычка? Легендарные воины, спавшие в броне и с рукой на гарде остались в прошлом. В том прошлом, когда женщины чернили себе зубы углем и мазали лица белилами, а какой-нибудь высокородный мог запросто вспороть брюхо нерасторопному «черноногому» простолюдину просто за то, что он недостаточно низко поклонился или не успел убраться с дороги, тем самым до глубины души оскорбляя того, кто стоял выше него в табеле о рангах.
Но это, наверное, не ее дело. Хару отметила про себя вероятность того, что командир ей достался «с приветом», но не стала акцентировать на этом свое внимание. В конце концов, она не знала достаточно для того, чтобы составить окончательное мнение.

Отредактировано Такаи Хару (2019-07-05 18:39:38)

Конечно, лезть в кабину прямо сейчас, после перелета, Хару не хотелось вообще. Но она прекрасно понимала и то, что ее мнение вообще мало кого интересует. И предполагала, что ее навыки захотят проверить. В этом не было ничего удивительного — прежде чем доверять кому-то свою жизнь, следовало выяснить, достоин ли человек такого доверия. И не станет ли она обузой тогда, когда это будет совершенно невовремя. Во время боя, например. Хару вынула из кармана блистер и выдавила на ладонь капсулу с обезболивающим. Все-таки, нужно было принять заранее, чтобы не ждать, когда оно подействует. Но сейчас уже поздно думать о том, что надо было сделать раньше.
Японка расстегнула бушлат, аккуратно складывая его на покинутый мужчиной стул, оставаясь в одном комбинезоне и прислоняя трость рядом. Конечно, можно было разоблачиться и в кабине, место там было, пусть и не слишком много, но Хару очень не любила, когда это «не слишком много» занято посторонними, по сути, вещами. Это кабина, а не помойка. Еще бы собачку на приборную панель поставить. И шторки с бахромой. И рычаги сделать пластиковыми и прозрачными, с искусственными цветами внутри. Не «Найтмер», а «Русак».

Пока подъемник полз вверх, женщина решила ответить на заданный вопрос.
— Мое имя вы уже знаете, — Хару опустила ресницы, раздумывая, что командир мог иметь в виду под «рассказать вкратце», и зачем вообще ему понадобилась информация, которую он с легкостью мог прочитать в ее досье.
Однако, намекать ему на это не стоило. Он озвучил свое пожелание, а ее дело — исполнить его. «Я начальник, ты — дурак», как говорится. О том, что его может интересовать информация, в том самом досье не указанная, Хару даже не думала. Информации, содержащейся в нем, было вполне достаточно, чтобы составить ее психологический портрет и выяснить основные навыки. А большего ему знать и не надо. Не невесту себе выбирает, а второго пилота. Подчиненного. Напарника. Рамки частной жизни, в которую не допускались посторонние, Такаи имела четкие.
— Окончила обучение полтора года назад, имею опыт боевых выходов. Ранее работала на модели «МиГ-23М1».
Она замолчала, раздумывая, не стоит ли добавить что-то еще, а после отметая эту мысль в сторону. Как она посчитала, этой информации сейчас должно быть достаточно. Вообще, почему она должна озвучивать свое досье как попугайчик?

В целом, внешний вид машины капитана Такаи не сильно выбивался из стандартных рамок — разве что кабина была немного больше, чем положено, но оно и понятно — в большинстве своем «Шмели» были рассчитаны на одного пилота, а у этого конкретного образца был расширенный экипаж и, как следствие, места для него требовалось больше. В остальном — ничего нового или удивительного. Метки, означающие, судя по всему, количество побед, нарисованная странная крокозябра, вызывающая оторопь... Русские любили украшать свою технику кто во что горазд, в отличие от британцев, например, которые предпочитали строгий порядок какой-либо индивидуальности. И, судя по местной росписи, список побед капитана был весьма внушительным. Хару даже восхитилась. И восхищалась еще секунд тридцать, пока не надоело. Да, Такаи-сан, судя по всему, был весьма хорошим пилотом. Это всего лишь значит, что ей повезло с назначением. Можно будет потом поблагодарить духов за это, а пока — работать.

Забравшись в кабину, женщина устроилась на своем месте, пристегивая ремни, и надела переговорное устройство. В целом, ничего нового и удивительного она не заметила, не считая пары панелей, не особо понятного ей назначения. Но с этим можно будет разобраться и потом. «Шмели» вообще были одной из самых распространенных моделей, и во время обучения большинство задач строилось именно исходя из их конфигурации. Так что справится. Обязана справиться.
— Я готова, Такаи-сан, — оповестила она своего командира, стараясь не подавать вида, что его паранойя начинает ее пугать, ибо к броне добавился еще и закрытый шлем, — Командуйте.

Отредактировано Такаи Хару (2019-07-05 18:40:11)

Как бы она не храбрилась, как бы не держала сейчас беспристрастную, давным-давно приросшую к лицу маску вежливого безразличия ко всему вокруг, звук, с которым запустились системы найтмера, заставил Хару почувствовать себя неуютно. Не смотря на то, что обезболивающее уже подействовало, мягкими кошачьими лапами обволакивая ее уставшую спину, японка ощутила, как проворачивается где-то в позвоночнике тупой нож, как в животе все скручивается в тугой комок. Женщина нервно облизнула губы, стараясь прогнать паническую атаку. Все хорошо. Это всего лишь пробный заезд. Ничего страшного. Усилием воли ей удалось запереть страх где-то внутри себя. Не самый лучший выход из ситуации, но сейчас вполне достаточный для того, чтобы продолжить нормально функционировать. Позже она вернется к этому, а сейчас главное не подавать вида и не закапывать себя еще глубже, чем можно. И без того чувство, что она стоит на два метра ниже уровня земли, а сверху падают липкие комки размытой дождем грязи, стало почти материальным, ибо недоумение командира читалось так же явно, как показатели на экранах. Недоумение по поводу того, как ее вообще сюда взяли после такой травмы. Честно говоря, Такаи и сама не находилась, что на это ответить.

- Позывного у меня нет, - проговорила она, каменея лицом, - Не заслужила. Медики посчитали, что я достаточно восстановилась после травмы, а командование подписало приказ о моем переводе к «Красноплечим», значит они посчитали, что я справлюсь, Такаи-сан.
Честно говоря, она и сама была не в восторге от нового места своей службы, но ее, как водится, не спрашивали. Да, попасть сюда было невероятно почетно, «Красноплечие» слыли сущими дьяволами и чумой на поле боя... вот только Хару прекрасно понимала, что и спрашивают с них вдвое больше, и на острие атаки им приходится бывать гораздо чаще. А еще - между убийством благородной лисицы и дворовой собаки большая, большая разница. И враги об этом тоже помнят.

Тем временем, командир вспомнил, что они залезли сюда не только читать и обсуждать ее личное дело, и построил маршрут до, вероятно, полигона. Не в ангаре же им «обкатываться»? На этом его помощь закончилась, но Такаи была благодарна и за такую малость. Она тут новичок, и основных маршрутов пока не изучила. Японка опустила руки на рычаги, привычно выбрасывая из головы все лишние мысли, которые сейчас только мешали. Не осталось мимолетного раздражения на первого пилота, заставляющего ее отвечать на совершенно идиотские, - вроде «как ты тут оказалась» (можно было ответить, что сначала самолетом, а потом пришлось в вертушке потрястись, но это было бы уже откровенным хамством, а хамить мужчинам, тем более вышестоящим, Хару не была приучена, поэтому о том, что она подумала, никто так и не узнал, ибо воспитание в нее вбили достаточно хорошо), - вопросы. Умер мимолетный страх, порожденный ее воспоминаниями о том, что случилось несколько месяцев назад. Сгинуло где-то во тьме подсознания все, что было Такаи Хару. Снаружи остался только пилот.

Женщина активировала роликовую систему и выставила скорость, - для начала небольшую, им ведь нужно добраться до полигона, а не разнести тут все к Ками, а уже на месте можно будет посмотреть, что из себя представляет эта машина, - готовая выдвигаться.
Что ни говори, но «Шмель» после того прототипа, на котором ей довелось поработать и едва не подохнуть, казался просто подарком судьбы. Не смотря на все новые навороты, с которыми она пообещала себе разобраться позже, но в самое ближайшее время, до первого боевого выхода.
Список дел множился в геометрической прогрессии.
Огромная боевая машина, с двумя находящимися в ней людьми, выдвинулась в сторону тренировочного поля.

Отредактировано Такаи Хару (2019-07-05 19:03:29)

Приказы японка выслушала не моргнув и глазом. По прибытию на полигон втопить на полную и проходить препятствия не снижая скорости? Как скажете командир. Придумать себе позывной? С этим сложнее. Пусть Хару и не была суеверной, но все равно придумывать себе прозвище, под которым тебя будут знать союзники и, если тебе «повезет» прославиться, враги, считалось плохой приметой. Не называть командира «Такаи-сан»? Нет ничего проще. Если он позволяет перейти на более неформальное общение, она только рада.
- Как скажете Садао-сан, - тонко улыбнулась женщина, выходя на первое препятствие и вдавливая рычаг скорости до конца.
Впрочем, достаточно быстро, - преодолев пару препятствий и осознав, что ни погода, ни местность не располагают к подобному (заявленному командиром, но не совсем же он идиот) лихачеству, Такаи снизила скорость. Снежно-грязевая каша, с хорошим слоем наледи поверх, явно намекала на то, что прикладная акробатика на ванзерах это не то, что сейчас требуется.

Командир, однако, продолжал задавать идиотские вопросы, не то с целью лучшего знакомства со вторым пилотом, - хотя, видят духи, лучше бы он выбрал для этого более спокойное время, например не тогда, когда она управляет техникой на незнакомой трассе и при дерьмовых погодных условиях, или, что куда более вероятно, просто отвлекая ее и пытаясь выбить из колеи. Стрессоустойчивость всегда являлась одним из тех китов, на которых стояла черепаха с названием «вероятность стать пилотом». И, если Хару не ошиблась в своих размышлениях, командиру тут ничего не светило. Заставить Хару выйти из себя было сложно. Она никогда не отличалась особой эмоциональностью, да и воспитание, - черт бы побрал это воспитание, - отточило эту черту ее характера до бритвенной остроты. Навык «выдохни, досчитай до ста, подумай что тебя так расстроило и только потом ответь», нередко спасал ее в подростковом возрасте, когда гормоны и бунтарство начинают прорастать в любом, даже самом спокойном и послушном ребенке. Она не ударилась в протест, не стала одеваться в какие-нибудь яркие тряпки пародирующие не то героев аниме, не то вид человека, на которого выгрузили полный самосвал праздничных гирлянд и мишуры, и даже не повесилась. Хотя порой очень хотелось.
Лишь один раз Такаи пошла против того, что являлось основой ее мировоззрения - посмела перечить отцу и даже сбежала, но в этой ситуации ее оправдывал конфликт понятий. Любовь к своей стране и любовь к семье столкнулись между собой, и национальная гордость победила. Хару просто не смогла наблюдать за тем, как чертовы британцы ломают все то, что она считала незыблемым и вечным - их устои, их жизнь. Их достоинство.

- Родилась в Кобе, префектура Хиого, - Хару сбила очередную мишень, но пропустила вторую, разочарованно цыкнув зубом.
Она никогда не была асом, а ранение и месяцы реабилитации, похоже, здорово подточили ее навыки. На восстановление уйдет какое-то время, и, похоже, большее, чем она изначально предполагала. Но это мелочи. Главное, что она жива и ходит. Пусть даже с тростью. Пусть даже через боль и проклятия.
- Несколько лет назад перебралась в Российскую Империю, - причины своего «переезда» японка решила не озвучивать, ибо для человека с мозгами они были очевидны. - В действующих войсках оказалась после обучения.
Откровения командира о том, что он тоже побывал в той проклятой мясорубке Такаи не задели. Ей было все равно. Да, они сражались когда-то неподалеку друг от друга. Да, ему, судя по всему, в том бою повезло больше. Это жизнь.
Только в одном он был неправ. В душе Хару не было места мыслям о мести. По крайней мере, о мести за себя. Она была слаба, и потому оказалась сломана. И винить в этом кого-то, кроме себя, было нельзя.
Мстить стоило за Японию, оказавшуюся под каблуком Британской Империи. Мстить стоило за закрытый гроб Антона.
Только даже на это не оставалось душевных сил и злости.
Хару шла вперед лишь по инерции.
- А вы, Садао-сан? Вы из Японии, или родились уже тут?

Не то чтоб ей было особо интересно. Но раз уж он ковыряется в ее ранах, пусть и свои карты откроет. В конце концов он прав. Им теперь работать вместе. Какие уж тут секреты.

Отредактировано Такаи Хару (2019-07-21 13:32:03)

Попытка тонкого издевательства была не замечена, или попросту проигнорирована. Садао-сан, сам того не понимая, запорол ей всю немудреную «шутку», а заодно и нехитрую проверку адекватности, чем немало японку огорчил. Ну и Ками с ним. Встречную откровенность, выраженную в рассказе о своей жизни в исполнении командира, Хару слушала вполуха. Не сказать, что ей правда были интересны подробности чужой биографии, особенно сейчас, когда все ее внимание занимало управление боевой машиной, - все-таки, за время проведенное в госпитале, она растеряла приличную часть наработанных навыков. Но это ничего, восстановит. Тут как с браслетами-кумихимо - пока только учишься, приходится думать о том, какую нитку с какой сплести, а потом можно даже не задумываться, руки делают все сами. Но стоит сделать перерыв, как следующий же шнурок снова заставит тебя напрягать память, пока былой навык не восстановится.
Только в голове все равно билось что-то, не дающее покоя - мысль, скользящая по краешку сознания кошачьей мягкой лапкой, в которой спрятались опасные коготки, способные разорвать все вокруг на мелкие клочья. Хару на секунду прикрыла веки, абстрагируясь от окружающей действительности и мысленно сливаясь с машиной. Ее не должно отвлекать что-то со стороны. Даже если это почему-то показалось важным. Она сумеет разобраться в своих мыслях потом, когда покинет кабину пилота.

А сейчас ей предстояло очередное испытание на прочность нервов и шкурки, - весьма хрупкой, пусть и усиленной, временно, действием обезболивающего. Прыжки и прочую «боевую акробатику» Хару недолюбливала даже в те времена, когда ее хребет был целым. Но командир сказал «надо», а ей оставалось только ответить «есть». Заранее посочувствовав самой себе из будущего, которая крепко отхватит от жизни радостей после того, как обезболивающее перестанет действовать, Такаи резко затормозила, высекая из-под «роликов» комья грязного снега, вперемешку с землей и осколками льда, и развернулась на месте, снося выстрелом одну из мишеней. Страховочный ремень больно врезался в грудь, вжимая собранное по кускам докторами тело в спинку кресла. Хару резко вдохнула сквозь стиснутые зубы, не чувствуя, но ощущая, как напрягаются скрепленные меж собой металлическими штифтами и скобами кости.

Где-то на краю сознания промелькнула подлая мыслишка о том, что если она не справится с этой проверкой, если командир останется ей недоволен, то у нее будет шанс сбежать отсюда. Ее просто отправят домой, выкинут, как не оправдавшую доверия сломанную, и не поддавшуюся починке куклу. Но Хару быстро одернула себя, - глупые мечты. Учитывая, сколько денег было потрачено на ее лечение, с живой с нее не слезут. Будет отрабатывать, хоть пилотом, хоть уборщицей, хоть подстилкой. И лучше ей сейчас показать себя с лучшей стороны. Может просто сдохнет в каком-то бою, и тем самым получит свободу.

В начавшейся болтанке Хару оставалось только одно - следить за резко появляющимися мишенями и стараться попасть хотя бы в половину из них, - почти получалось, учитывая, какой калейдоскоп сейчас мелькал перед ее глазами. Командир, похоже, поставил перед собой цель вывести ее на чистую воду, показав, что ей тут не место. А может просто привык работать такими методами - жесткими, как свинцовая подушка, и жестокими, как оголодавшая лисица после зимовки. Благо, продлилось это не очень долго, - в какой-то момент Такаи почувствовала, что все закончилось, а найтмер просто тормозит, переходя в режим спокойного следования. Очень хотелось опустить руки с рычагов, оттянуть в сторону ремень и просто вдохнуть воздух полной грудью, загоняя внутрь себя легкую дурноту. Нет, с вестибулярным аппаратом у нее был полный порядок, о чем красноречиво говорили результаты десятка тестов, проведенных еще в академии но... но это было еще до того, как ее смяло в кабине собственного найтмера, перемалывая кости позвоночника в собачий фарш. однако, позволить себе минуту слабости сейчас означало завалить проверку, - чем-то задним она чувствовала это, а потому удержала на лице свою привычную невозмутимую маску, лучшую броню из всех, когда-либо носимых. И прислушалась к себе, дабы доложить по существу то, что от нее требовалось.

- Легкая дезориентация, - женщина прикрыла веки, мысленно обследуя невеликие ресурсы своего организма. - Боль появится позже, когда закончится действие анестетика. Не волнуйтесь, командир, несколько часов у меня еще есть. После приема второй таблетки будет еще три-четыре часа, после третьей - еще час или полтора.
Голос женщины на протяжении всего монолога оставался спокойным и беспристрастным, словно не о собственном здоровье рассказывает, а о погоде на завтра. Или о проделках соседской собачонки. Хотя, собачонка, верно, вызвала бы куда больше эмоций - мелкий омерзительный комок ненависти и злости на трясущихся лапках частенько был причиной недосыпов Такаи, оглашая комнату своей хозяйки и две соседние, - стены в общежитии были омерзительно тонкие, - истошным захлебывающимся лаем.
- Давайте начистоту, командир, - Хару подняла на Садао черные блестящие глаза, полные отталкивающей глубинной пустоты, - Меня собирали в лучшей клинике. За мое лечение я до сих пор должна сумму, количество нулей в которой больше, чем количество отметин на вашей кабине. Даже если я сейчас переломлюсь пополам, мне придется остаться и работать тут. До тех пор, пока я не выплачу клинике всю стоимость своего лечения и реабилитации. Вам не стоит беспокоиться, я справлюсь. Я обязана.

Пожалуй, это была самая длинная ее речь за последние несколько месяцев, но ситуацию прояснить стоило до самого конца. Иначе, чувствовала она, Садао-сан от нее так просто не отвяжется. Мужчина явно был из тех, кто предпочитает просчитывать ситуацию до конца и не любит неожиданности. Пусть лучше сейчас вытащит из нее всю подноготную, вплоть до имени домашнего животного в детстве, чем потом нервничает и прикидывает, кого же ему подсунули.

Отредактировано Такаи Хару (2019-09-01 11:31:46)

Впервые за сегодняшний день Хару позволила себе улыбку. Не вежливую до оскомины, положенную этикетом и элементарной вежливостью. Не искреннюю, рожденную теплом и солнечным светом поднимающимся откуда-то изнутри. Горькую, как одна из тех пилюль, что лежали у нее в кармане, надежно запакованные в пластик и фольгу сверкающего блистера. Если раскусить оболочку такой пилюли, позволяя белому порошку просыпаться, язык онемеет на пару минут, а горло сведет спазматической горечью.
Он был прав, - она, в общем-то, никто. Предательница и беглянка родной страны, сломанный жестокими руками великовозрастных детей, заигравшихся в войну, манекен. Просто Такаи Хару, двадцати шести, - почти двадцати семи, - лет. Пилот «Найтмера». Человек, потерявший все, ради чего стоило идти вперед, но упрямо идущий, просто потому, что остановиться и рыдать о том, что так и не сбылось, было бы подобно медленной смерти. В первую очередь болезненной для ее гордости. Женщина спокойно развернула машину, направляясь в сторону ангара, благо ориентиры на пути сюда она успела для себя отметить, - боковым зрением, на уровне игры в прятки. Обернись и посмотри, что изменилось в комнате, и тогда точно заметишь торчащую из-под кровати пятку.

- Да, вы правы, командир, - женщина слегка качнула головой, подтверждая слова Садао. - Я не любовница принца, не суперсолдат и даже не пилот высшего класса. Но эксперименты проводят на наименее ценных членах экипажа.
Хотя бы для того, чтобы ошибка не стоила жизни тому, кто действительно важен для этого мира. Пилоты частенько ломаются, да и не только пилоты. Любой, кто выбрал своей дорогой путь меча, как высокопарно называли это когда-то, может оказаться на ее месте. И тогда его смогут поставить на ноги по испытанной методике, не рискуя потерять ценную единицу. А если бы потеряли ее... что же, никто бы и не расстроился. Некому было бы расстраиваться. Антон закопан на два метра ниже уровня грунта, родители давно считают ее мертвой. По крайней мере отец. Хару была уверена, что он так же кривил губы, произнося «у меня нет дочери», как когда-то с таким же выражением лица вычеркнул из своей жизни родного брата.

Такаи притормозила перед дверями ангара, в ожидании, когда их откроют, и скосила глаза на своего командира. Похоже, этой выездкой они оба остались недовольны, но их, в общем-то, никто и не спрашивал. Каким бы «асом» не был Такаи Садао, он так же, как и она, оставался подчиненным. И если ее поставили к нему в пару, придется им притираться друг к другу, так или иначе.
Поставившись на место, она опустила руки с рычагов, сняла шлем, рассыпая и без того державшуюся на честном слове косу и отстегнула ремень. Кажется, на сегодня ее «выездка» закончена, и оставалось уладить только некоторые вопросы. Часть из которых крутилась и в ее голове. Сейчас, когда она позволила себе выйти из состояния единения с машиной, в которое намеренно погружала себя каждый раз, оказавшись в кресле пилота, - медитации немало помогали отсекать все лишнее и ненужное, но это не значит, что оно не возвращалось после, - вопросы к командиру появились и у нее самой. По крайней мере один, но, кажется, достаточно важный. Ответ на который должен определить их отношения гораздо лучше совместного тренировочного выхода. По крайней мере для нее самой.

Отредактировано Такаи Хару (2019-09-01 13:15:54)

Как будто бы она собиралась возражать. Хару сама прекрасно понимала, что после перелета на вертушке, где ее хорошенечко протрясло, как молочный коктейль в шейкере, а потом и после акробатических трюков для слабых желудком, что вытворял ее первый пилот, ей лучше отлежаться. Но и показывать свою слабость Хару не любила. Совсем не любила. не перед людьми, с которыми она знакома чуть больше часа. Поэтому, пускай Садао-сан думает, что она всего лишь подчинилась приказу старшего по званию. И никак иначе.
Движения японки, когда она вылезла из кабины на подъемник, напоминали скорее движения шарнирной куклы-марионетки, оказавшейся в руках не самого умелого кукловода, - женщина стиснула зубы, судорожно цепляясь за поручень и заставляя себя сделать шаг. Собственная слабость бесила, до темноты перед глазами, до мерного боя крови в висках, отдающегося в голове суровым голосом отца, в котором ярость билась с разочарованием. Столько лет прошло, а внутренний голос в моменты наиболее сильного самоуничижения продолжал говорить голосом Наваки.

Спустившись вниз, женщина подняла свою верхнюю одежду, брошенную на складной стул, и медленно натянула на себя бушлат. Все-таки, воздух в ангаре был немногим теплее, чем на улице, а Такаи зверушкой была теплолюбивой. Наверное, потому и выбрала для своего места жительства именно эту страну. Ха-ха. Три раза.
Хару подняла свою трость, осторожно опираясь на нее, и прислушиваясь к себе, - эта привычка вообще выработалась быстро и стала таким же безусловным рефлексом, как дыхание. Когда у тебя постоянно что-то болит, ты учишься жить с этим, учишься слушать себя, учишься определять свой предел по малейшим изменениям тональности ощущений. Хару всегда была хорошей ученицей, - в школе, в академии, в бою, - и потому постигла эту науку так же легко, как в детстве научилась считать до ста и обратно, демонстрируя взрослым свою разумность.

А мысль, что застряла в голове, и явно не собиралась покидать ее, все так же навязчиво скреблась где-то в черепной коробке, требуя, чтобы на нее обратили внимание.
Когда отец отказался от своего брата, Хару еще не родилась. И он не так уж часто всплывал в разговорах, этот мифический, практически, родственник. Как дух-ёкай - вроде он есть, но говорить о нем вслух не принято. Но, все-таки, что-то Хару услышать и запомнить смогла. И это что-то сейчас не давало ей покоя, навязчиво подсовываясь под размышления. Женщина замерла, осознав, что именно не давало ей покоя все это время. И догадка требовала проверки. Кончено, глупости все это, так бывает только в глупых сериалах, которые один за другим крутятся по старенькому телевизору, стоящему в будочке консьержей в общежитии. В реальной жизни такие «чудеса» происходят так же редко, как снег в середине лета. Но уточнить стоило. Просто для себя. И раз и навсегда закрыть этот вопрос.
Хару остановилась, поворачиваясь к своему первому пилоту, и поднимая на него глаза.
- Такаи Садао? - вопросительно произнесла она, словно бы в первый раз, словно и не зная его имени, - Сын Такаи Сато?

Отредактировано Такаи Хару (2019-09-01 16:23:19)