Сон опять был тяжёлым и давящим, как гул пустого канала на телеке, и сквозь него Пьер как будто бы слышал шёпот проводов, который для себя называл «призраки». Не этот Призрак, конечно. В момент пробуждения он явственно помнил это чувство, и тот странный разговор с другим контрактором Сети о том, что у опутывающих их цивилизованный мир проводов тоже может быть сердце, что все попавшие в её логи мертвецы больше никогда не будут мертвы в прежнем смысле, и много другой очень странной фигни, от которой обезоруженному таким количеством псевдонаучных спекуляций скептики Мао, по жизни не пьющему из-за целого ряда причин, хотелось выпить.
После воспоминания он сразу вспомнил о делах, которые сегодня не сделал. Это было его любимым сортом мазохизма — считать, что он не сделал, потому что лежал больным, и заставлять себя делать хоть часть, хоть понемногу. Потому что движение — жизнь, даже если двигаться больно и за возможность ходить на двоих, а не только ездить на коляске, нужно платить такую цену.
Ему нужно было:
1. Покормить Шеваль.
2. Проверить запросы, контакты и транзакции и подтвердить, перенаправить или отклонить их, не давая Сети задерживать работу, ведь праздник был только у русских такой, что на неделю-две всё вымирало, а воры, шпионы и ликвидаторы работали всегда.
3. Проверить состояние Призрака.
4. Покормить Шеваль нет, стоп, это было уже в первом пункте.
4. Разобраться с передачей добычи Призрака дальше по цепочке, и это должно было стоять на первом месте, потому что ещё девушку каким-то образом вели или отследили, они будут при вещдоках и без возможности сбежать.
А во дворе за окном уже была синяя снежная сказка, несмотря на стеклопакеты доносился визг детей с бенгальскими огнями, и один взрослый пускал фейерверк для малышни с маленькой батареи. Но, по крайней мере лекарство было прочищало голову, и парень смог собрать себя морально, чтобы продолжить ползать по своей никчёмной жизни, прежде чем оцепенение в теле спало и он понял, что ему холодно в голых плечах.
Астрид спала рядом в недопустимой для треснутых рёбрах даже с учётом бандажа позе.
Нда, и снова он оказывается в постели с привлекательной женщиной совсем не так, как хотелось бы, но, по крайней мере, от него не разило чем-то кислотно-химическим, за что стоило сказать ей спасибо. Но на вене расползался синяк. Ах, если бы можно было менять и жилы.
Пьер пошёл по списку: под настойчивыми боданиями хвостатой кавалеристам прошёл в кухню и навалил ей весь остаток консервной еды, после чего опрокинул в себя весь графин слитой кипячёной воды, тоже очень российской вещи, и умылся над заброшенной мойкой. Там уже скоро должна была завестись жизнь, но у него всё ещё не было сил поставить дело в свой список и сделать его, а это важно. Следом он перетащил с дивана развалы подушек и белья, и лёгкий плед, казалось, весил как двухсоткилограммовая штанга. Одеваться, несмотря на голодный озноб, не было сил, поэтому Пьер, голый по пояс, просто накинул на плечи халат. Делать из кровати рабочее место было для него привычно, он даже купил приставной столик, на котором обычно сервировали обеды для лежачих больных, а он ставил ноутбук, чтобы тот с вентиляторами не грелся от его тела и одеяла. Коврик мышки у бедра внизу, он глянул мельком вбок и переключился на скрытую из меню учётную запись Динамита.
Отредактировано Pierre Eugène Mao (2019-06-10 09:12:14)