Путешествовать тайно никогда не было просто, но сложность напрямую зависела от места. По Бразилии Траун мог передвигаться спокойно, хоть и с определённой осторожностью, но чтобы попасть на территорию Мейнленда пришлось заручиться помощью нового союзника. Нет, наверняка бы Ренли без труда смог организовать перелёт из Сальвадора до любого аэропорта, но глупость никогда не было присуща молодому принцу. Наивность – вполне. Идеалистичность – наверняка. Глупость – никогда. Он точно понял бы, что задумал Траун, и выступил бы резко против. Юный принц старался всех защищать, всех оберегать, не понимая, что не ему решать, кто будет любить и оберегать его самого. Митт Траун, один из лучших умов СБИ, признанный гений, уже совершил однажды страшную, непростительную ошибку, но больше ошибаться он не собирался. Нельзя доверять судьбу тем, кому приказано подчиняться и следовать. Её можно доверять лишь тем, кто добровольно выбирает веру, выбирает привязанность, выбирает любовь. Выбирает сына.

Путь был неблизкий, и этого времени хватило, чтобы освежить в памяти всё, что он знал о ла Британия. Все рисунки детей, все предметы коллекций, какие мероприятия посещались, выступления, обращения, всё, что можно было найти, и всё, что поможет понять, тот ли ещё человек его ждёт. Рассказанное Элеонорой проливало свет на несколько резкую и, казалось бы, беспричинную смену поведения Третьей Императрицы, но всецело принять теорию мистического воздействия Траун ещё не был готов. Так же он не был готов к возвращению на большую сцену, но отсиживаться в Сальвадоре, налаживая связь с революционерами и террористами для Ренли, необходимости тоже больше не было. Благодаря союзу с Коброй и исключительной подготовке бывших бойцов «Руки» сам Митт мог заняться командировками для обеспечения успеха принца Ренли, а затем, наконец, заняться поисками своего пропавшего наследника.

Изъеденная солью и пропахшая рыбой майка идеально подходила для работы с контрабандистами в городском порту, но нанося визит столь важной особе, требовалось выглядеть соответствующе. Кэл, бывший командир и инструктор Трауна, хоть и был несколько удивлён неожиданному визиту «покойного» ученика, без лишних вопросов предоставил одежду, напоминавшую утеплённый гражданский вариант офицерской формы, а там же подвёз так близко к особняку, как только смог. Последние часы до встречи они молча провели в салоне автомобиля: Траун пересматривал некоторые детские рисунки принца на планшете, Кэл оглядывался по сторонам, поддаваясь старой привычке. С заходом солнца температура стала стремительно опускаться. Бывший адмирал знал, что Габриэлла получила его письмо, знал, что она будет ждать гостя, но вот что будет ждать там его самого оставалось загадкой.

“Похоже, значимость смерти несколько переоценивают”.

Траун поблагодарил Третью и сел на предложенный стул. Оранжерея действительно была хорошим выбором, располагая к разговору и сглаживая возможное недоверие собеседников друг к другу. Такова была сила растений, и Митт отметил про себя, что и сам бы хотел завести такую. Встретив у двери Ричарда, экс-адмирал не удивился, но оценил эту встречу скорее как хороший знак, ведь морпех всегда поймёт морпеха, сколько бы лет ни прошло, и сложно найти кого-то, кто бы любил принца Ренли так же сильно, как барон. Кивком он подтвердил невысказанное требование Ричарда Кэлу, этот разговор касался только самой Императрицы, и в телохранителе не было необходимости, ведь рано или поздно кто-то же должен начать кому-то доверять? Хотя, стоило отметить, что вся эта ситуация до боли напоминала злосчастный визит Трауна к Ренли, и если в этот раз что-то пойдёт не так, у адмирала были большие сомнения, что получится воскреснуть ещё раз.

“В первую очередь позвольте выразить мои соболезнования по поводу гибели вашего сына Кловиса. Мне знакомо каково это… потерять сына”.

Пауза в конце была едва уловимой, но всё же Траун на мгновение задумался, прежде чем закончить предложение. Хайна нельзя было считать погибшим до тех пор пока не будет найдено каких-либо подтверждений, но это жестокий мир, и всё может случиться. Переходить сразу к делам он не спешил, подмечая и изучая каждое движение собеседницы. Ходили слухи, что она сошла с ума, но столь острый ум не притупляется так просто, а Габриэлла была одной из умнейших и сообразительных женщин, и следовало убедиться лично, прежде чем делать выводы. В некоем роде, Траун был благодарен за совпадение, которое позволит пролить свет на этот вопрос, стоит лишь внимательно следить.

“Прежде, чем мы начнём, я бы хотел, чтобы вы знали - мной движет исключительно любовь к моей родине, Британии, и, в большей степени, любовь к вашему сыну Ренли. Я имею честь зваться его другом и готов на любые риски ради его безопасности. Полагаю, и вы тоже, потому я и пожелал нашей встречи”.

Осторожным, плавным движением он достал из внутреннего кармана флешку и положил на стол перед собой. Всем своим видом он старался продемонстрировать, что не представляет угрозы и не имеет при себе оружия, которое желал бы применить во вред Императрице. Конечно, они были знакомы не первый год, но пуля в сердце заставляет задуматься об осторожности.

“Я привёз с собой три подарка для Вас, и это первый из них. На этой флешке содержится вся необходимая информация, которая позволит вам убрать врагов вашего сына, которых он не может убрать сам, при этом не подставив себя. Имена людей из правительства, из администраций секторов, криминальных деятелей, доказательства их преступлений и связей. Всего этого должно быть достаточно, чтобы похоронить их. А повод, чтобы эту информацию продемонстрировать миру, скоро представится. Мне стало известно, что вскоре ракетный крейсер “Принц Кловис” покинет порт Сальвадора, и отправится на учения. На какое-то время он исчезнет с радаров для проведения маневров, после чего вернется к побережью и нанесёт удар по городским кварталам, где проживают нумерованные. Британский военный корабль обстреливающий британский же город вызовет много вопросов, и у вас в руках будут все правильные ответы”.

Конечно же, на самом деле большая часть людей, чьи имена значились в списках на флешке Трауна, не имели никакого отношения к готовящемуся удару, но у каждого было достаточно грехов, чтобы сгореть за них. Продажные чиновники, наркоторговцы и оружейные бароны, немало конкурентов, осложняющих жизни Трауна и Кобры, политики, покрывающие торговлю людьми, и прочее в этом духе. Ренли нужен был повод, чтобы начать на них охоту, и нужен был человек, который возьмет на себя роль обвинителя, и Траун с готовностью предоставит ему и то и другое, все выигрывают.

Указывать самой Императрице мог либо её супруг, либо глупцы, желающие поскорее оказаться в аду, и поскольку, вероятно, к счастью, Траун не являлся ни первым, ни вторым, свое влияние он ограничил лишь предложениями и предоставлениями сведений. Реакция Габриэллы, её взгляд и тон, всё лишь подтверждало предположение Митта о том, что разум её всё так же крепок, а хватка сильна. Она была права, так использовать имя Кловиса было жестоким, и адмирал не сомневался, что любящая мать не сомкнет глаз, пока адские псы не пожрут души всех виновных. А в виновных в Британии недостатка не было, и Траун всегда будет рад предоставить ещё. В конце концов, участие лично самого адмирала в планировании этого обстрела обнаружить будет крайне сложно, а остальными можно пожертвовать.

“Я удивлён, что Ингрид вам не рассказала. В тот день действительно произошла измена, и я действительно получил пулю в сердце. И именно это будем вторым моим подарком - правда, которая позволит вам помочь вашему сыну”.

Выкручиваться и лгать в сложившейся ситуации не имело никакого смысла, ведь любое достаточно сильное искажение истины сложно будет вписать в общую картину, а когда события не связаны логикой и закономерностью, доверие сменяется подозрением. Трауну было необходимо, чтобы Габриэлла доверяла ему, видела в нём союзника, или хотя бы ценную фигуру, которую можно использовать во благо сына, и только в таком случае она и сама сыграет необходимую роль. Она видела его выступление в суде, следила за его карьерой,  и ни на секунду Митт не усомнился в том, что несмотря на начало, она даст ему закончить эту историю, не делая поспешных выводов. Будь на месте Ричарда кто-то другой, адмиралу пришлось бы пересмотреть подход, но и в бароне он был уверен.

“Наша страна больна, и вы не можете этого не замечать. Мы без конца воюем по всему миру на пределе наших возможностей, и не можем себе остановиться, потому что наши военные успехи это единственное, что удерживает систему от краха. При этом в секторах неспокойно, и я говорю не только о недавно захваченном Альбионе или всё ещё не покорённой до конца Японии. Из файлов, которые я передал, вы сможете понять насколько много недовольных, готовых разжечь пламя войны на нашем континенте. И, как ни прискорбно мне об этом говорить, всему виной ваш супруг. Мало того, что наш великий император жестоко избавляется от симптомов, вместо поиска причин, так и его новая игрушка, Великая Британния, станет нашим величайшим поражением и ударом, после которого нация не оправится. Ренли, как и я, понимает эту проблему, он видит к чему всё идёт, стремится защитить империю и её граждан. В тот день мы с ним встретились и пришли к обоюдному решению, что действовать необходимо. Предложенный мною вариант был радикальным, в то время как принц предпочел действовать осторожнее. Но Ингрид, вопреки желаниям принца, решила действовать самостоятельно и застрелила меня. К счастью, я выжил, и мы нашли способ обернуть ситуацию в свою пользу. Будучи официально мертвым я мог без проблем посещать разные страны, общаться с нужными людьми, и выполнять для Ренли поручения, которые он больше никому не мог доверить. У вас в руках результаты моей работы. Считайте всю историю с казнью лишь операцией под прикрытием, и кроме непосредственных участников, а теперь и вас, о том, что случилось за закрытой дверью, знают лишь несколько верных людей”.

Конечно же, это был риск. Опасно было доверять такую информацию кому-либо, но генерал Нордберг фактически заменил Ренли отца, и должен был понимать, что принц сам своим стремлением всем помогать и делать хорошо дошел до таких идей, Траун лишь вовремя впрыгнул в этот поезд, чтобы помочь не разбиться на поворотах. Если Габриэлла сама этого и не увидит, возможно, к нему она прислушается. В любом случае, судьба адмирала вновь оказалась в её руках.

“Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы обезопасить вашего сына. Однако, увы, сейчас я ограничен своим положением, но даже в таких условиях я сделаю всё от меня зависящее если мои навыки и способности понадобятся ему… или вам”.

Это был довольно грубый намёк, но адмирал и императрица не были заигрывающими любовниками, что танцуют вокруг постели, соревнуясь в том, кто составит более витиеватое и завуалированное предложение переспать. Они пришли к этой кровати чтобы вытащить из неё любого чужака и вывесить его из окна за тестикулы, фигурально или буквально. Траун знал, что нет опаснее существа, чем умная женщина в гневе, а уж если эта женщина защищает своего ребенка, остановить её ничто не сможет. И хотя она была права в том, что адмирал принес с собой жестокие подарки, Митт не думал, что она выбрала бы забыть о них. Как и не выбирала забыть о чём-то ещё.

“Я никогда не был сторонником резни ради резни, и не ставлю своей целью пролить как можно больше крови, но моя служба вынуждала меня спровоцировать не одну бойню, и уверяю вас, по мерзавцам из моего списка никто плакать не будет”.

И вот настало время третьего, самого сложного подарка. С первым всё было просто, сбор информации и передача её вышестоящему офицеру была чуть ли не самой базовой задачей во времена его службы в морской пехоте, а второй подарок стал для Трауна обыденностью, ведь Габриэлла была не первым их союзником в сражении за жизнь мятежного принца. Только вот с последним всё было сложнее, ведь Траун ещё не знал, как воевать с этим врагом, как победить того, кто оставался непобеждённым, и всегда возвращался? И всё же, он должен был рискнуть, должен был сделать этот выстрел. Впервые с начала их разговора он сделал несколько глотков чая, после чего встал со стула и не спеша прошёлся вдоль чудесных цветов, выращенных рукой самой Третьей.

“Мой третий подарок, боюсь, разобьет на куски ваш мир, но ведь так будет гораздо проще собрать их в правильную картину?”

Проще, вот только сможет ли человек, получивший этот дар, воспользоваться им в полной мере? И сможет ли сам Траун воспользоваться этим? Время покажет, но если он хотел иметь в союзниках Габриэллу с острым умом и былой хваткой, выбора у него не оставалось. Повернувшись, он пристально посмотрел в глаза сначала ей, а затем и барону, изучая их настрой, подмечая любые перемены, вызванные его словами.

“Что если я скажу вам о том, что вашему сыну угрожает враг куда более страшный, чем все о ком мы знали? Когда до меня донесли эту информацию, я не был уверен в её достоверности, но достаточно доверял человеку, её принесшему, чтобы задуматься. Когда я поговорил с принцем Ренли, я понял, что информация верна. Знаете, проблема большинства людей в том, что они не верят в то, что может случиться, пока это не произойдёт. В этом нет их глупости или слабости, ведь это - природа человека. Но только обуздав свою природу, можно добиться победы. Вы слышали о правиле десятого человека? Если девять человек изучили информацию и пришли к выводу единогласно, десятый обязан с ними не согласиться несмотря на то, насколько иной вариант нереалистичен. Сегодня я буду этим десятым человеком. Когда мне говорят о том, что сказки оживают, что легенды возвращаются к жизни, я выслушаю девятерых, что скажут о символизме этих слов, и решу, что символизма в них нет и это стоит понимать буквально”.

Долгое вступление, не очень чёткое, но оставившее уже достаточно намеков, как положено, было лишь ширмой. Траун не оставался на месте, но ходил перед своими слушателями, сопровождая свои слова тем или иным жестом, чтобы привлекать внимание к нужным моментам. Ему необходимо было погрузить их в эту информацию, чтобы они слушали её и воспринимали, реагируя живо, и тогда он точно будет знать, постави ли он на ту лошадь.

“Что, если я скажу вам, что есть человек или группа людей, которые владеют определёнными талантами, способностями, или технологиями, которые кто-то может счесть неестественными? Пределы этих возможностей невозможно осознать, не изучив их, но я не верю во всемогущих врагов без слабых месте. У всего есть слабости, таков закон природы. Моя Императрица, ваша оранжерея прекрасна, и я вижу в каждом цветке, в каждом стебле вашу силу и душу, ваши пот и слёзы. Вы, как никто, понимаете природу и потому, надеюсь, согласитесь с тем, что природа - превосходный убийца? И она мастерски скрывает свои слабости, маскируя их под силу. Слабые растения, насекомые, животные - все они могут выглядеть устрашающими и пугающими, опасными, но так они лишь скрывают свою слабость. Наш враг - часть природы, и слабости его кроются в его силе. Главная слабость - информация. Если не знать о враге, невозможно быть готовым ко встрече с нему, и ваш сын, увы, не был готов. Представьте себе что эта способность, или технология, считайте как угодно, способна без труда проникнуть в человеческую память, выудить любую информацию, даже то, что вы сами ни за что бы не вспомнили, и сделать с ней что угодно. Переписать, стереть, положить что-то новое. Представьте, что есть какая-то вещь, о которой вы знаете, или думаете что знаете, всё, но вас не покидает чувство, что это неправильно, неестественно, чего-то не хватает. Или, например, что вы забыли о чём-то важном, и даже не осознаете что забыли, просто мозаика вашего мира не хочет собираться, словно капризный ребенок забрал у вас кусочек пазла, но вы никак не можете понять, какой, словно… Барон Нордберг, не уделите мне минуту? Моя Императрица, прошу вашего прощения, но мне необходимо переговорить с Ричардом наедине, это не займёт много времени”.

Развернувшись, Траун прошёл вглубь оранжереи. Он смотрел внимательно и увидел то, чего искал. Мимолетная, непроизвольная реакция, но она была, и теперь последние куски мозаики встали на место уже в его голове. Когда Ричард нагнал его и экс-адмирал с немолодым морпехом остались вдвоём, каждый, наверное, понимал, что будет сказано и почему.

“Я понимаю, что мои слова звучат безумно, и никак иначе я доказать это не могу, но вы не можете не видеть, что это единственное логичное объяснение. Есть некто или целая группа, способные стирать память, изменять воспоминания, и нет, я не знаю, как они это делают. Пока не знаю. Но я не сомневаюсь в том, что это реально. Я говорил с принцем Ренли и он тоже считает эту проблему реальной. Как и я, он не может этого объяснить, но он заметил что кто-то словно вытер часть его воспоминаний, что странные вещи в его окружении остальными воспринимаются как данность и никто даже не подозревает. Я не решаюсь доверить всё что знаю об этом Габриэлле, потому как определённые моменты её поведения вызывают подозрения. Я не могу утверждать что она как-то с этим связаны, но, возможно, она тоже стала жертвой. Вы знаете её лучше меня, и что делать с моим подарком дальше вам виднее. Я сказал всё, что мог. Дам вам возможность поговорить наедине, если необходимо, и передайте Императрице, что я ожидаю её решения по поводу моей дальнейшей судьбы. Если я более ничего не могу для неё сделать или дать ей, я предпочёл бы вернуться к работе”.

“Быть может, тот кто это сделал, поступил так из благих побуждений, желая помочь”.

Нельзя быть полностью уверенным в своей правоте, когда не обладаешь всей необходимой информацией, и Траун мог допустить, что этот некто может делать то, что делает, не только чтобы навредить, но и чтобы оградить от вреда. Однако же, сила, способная менять воспоминания, была слишком опасной, если не находилась под контролем.

“Я не ищу вашего одобрения, Ричард, как и вы вряд ли желаете увидеть, как я извиваюсь, пытаясь его добиться. Мы с вами оба бывшие морпехи, и оба можем зваться профессионалами своего дела. Мы с вами сейчас на поле боя, которое мы не выбирали, и сражаемся с врагами, которых не просили нападать”.

Осторожно погладив бледно желтый цветок, Траун сжал пальцами его стебель, но срывать не спешил, словно рука огромного синего великана душила хрупкую тонкую шею. Союзы можно строить на многом, но поддерживать их куда сложнее, чем строить. Ему нужна была Габриэлла, но она должна была прийти к нему сама, чтобы остаться с ним до конца. Только так можно было выложить дорогу к трону для Ренли… или для того, кто окажется более достойным здесь и сейчас.

“Все мы стремимся защитить то, что мы любим. Такова природа человека, он защищает свой дом, свою жизнь, своих детей. Я знаю, что вы думаете обо мне и моих амбициях, но как и вы, я всего лишь стремлюсь защитить тех, кого люблю. Мой народ, моих людей, и моего принца. И стою я сегодня перед вами не ради того чтобы нести боль и хаос. Как ни прискорбно, сейчас я вынужден скрываться в подполье и действовать из тени, что даёт мне определенную свободу, но закрывает для меня многие двери. Я не смогу защитить то, что мне дорого, без вашей помощи и помощи Её Величества”.

Эти слова должны были быть произнесены жарко, громко, с ударом кулака в грудь и клятвой затевать только добро и справедливость, но Траун оставался тих и холоден. Он не пытался убедить Ричарда или доказать что-то, он попросту перечислял факты. Дети делают тебя уязвимым, и чем их больше, тем больше у тебя слабых мест. У Габриэллы их было более чем достаточно, и даже если стереть одного из памяти, она останется уязвимой, но обретенный ею покой… Траун видел ответ прямо перед собой, только протяни руку и схвати его. Её головные боли, её поведение, то, о чём говорит и молчит Ричард, сама оранжерея, всё это было кусочками единой картины, которая понемногу собиралась.

“К счастью, мы с вами взрослые люди, и способны решить наши разногласия, не убив друг друга. Вы храните свои тайны, а я свои, и как джентльмены, мы просто поверим в мотивы друг друга. Возможно, тот, кто повлиял на память Габриэллы и Ренли, хотел сохранить им жизнь, защитить от чего-то опасного, а может быть это хитрая манипуляция, наверняка мы сейчас не узнаем. Как это обратить и возможно ли обратить это вообще мы сейчас тоже не знаем, остается только решить, как это принять. И говорю я с вами сейчас наедине именно потому что я не знаю, что ещё могли изъять или поместить в её памяти, и как ей будет лучше с этим жить. Полагаю, у нас с вами не возникнет из-за этого неразешимых проблем?”

“Но это ведь не единственное, о чём Ренли не знает, не так ли?”

И вновь не угроза, а лишь холодная констатация факта. Они оба были умными людьми и знали, что некоторой информации лучше всего оставаться тайной даже от самых близких людей. Барон был прав, для Трауна он был удобным инструментом для манипуляции рыбой покрупнее, но ошибался, переоценивая планы экс-адмирала. Послушная девочка на коротком поводке это отнюдь не та роль, которую Траун выделил для Габриэллы, и принуждать к принятию удобных решений он никого не собирался, как минимум пока. Конечно, Ренли бы не позволил втянуть мать, но для того ведь и нужен каждому юй-тлатоани его хранитель святилища Сиуакоатль, каждому Людовику XIII нужен его Ришелье, а каждому Агамемнону нужен его Одиссей. Хорошему правителю нужен человек, принимающий решения, недоступные самому правителю, и Нордберг должен был понимать не хуже Трауна, что без помощи Габриэллы у юного принца гораздо больше шансов оказаться на виселице. Будучи более молодым, Трауну не составило бы труда оказаться первым у Императрицы, но он был не тем мужчиной, что должен был сейчас взять её за руку, и потому лишь звон раздался, адмирал обернулся, но не двинулся, отдавая первый шаг Ричарду. Возможно, очередной ловкий ход или манипуляция, а может и просто мужское понимание, но даже если с этого дня они будут врагами, ничто не мешает уважать врага. С Драйком они тоже были врагами, но взаимное уважение сыграло свою роль, подарив принцу верного соратника. Приблизившись, Митт всё же выдержал определённую дистанцию.

“В одном вы не правы, Ричард. Есть вещи, которые разобьют сердце моему дорогому принцу, и от вас мне нужно, чтобы вы не позволили некоторым из них произойти. Ваше Величество, вы здоровы? Надеюсь, у вас есть заслуживающий полного доверия врач? Я сожалею, что выбрал не лучшее время для своего визита, но если я могу быть вам чем-то полезен, просите”.

Победой или триумфом этот день нельзя было назвать, но поездка однозначно стоила всех усилй и рисков. Траун чувствовал себя ироком, который собирался пожертвовать фигурой ради преимущества, но случайно оказался и с фигурой и с преимуществом, которые теперь надлежало использовать с крайней осторожностью.