По любым вопросам обращаться

к Vladimir Makarov

(Telegram, Discord: punshpwnz)

Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP Для размещения ваших баннеров в шапке форума напишите администрации.

Code Geass

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Code Geass » События игры » Turn VI. Turmoil » 07.12.17. Месть - слабых душ наследство


07.12.17. Месть - слабых душ наследство

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

..в груди достойного ему не место

1. Дата:
07.12.17 - 08.12.17

2. Время старта:
23.10

3. Время окончания:
02:00

4. Погода:
-15, облачно, слегка ветрено

5. Персонажи:
Рэя Линдлей (NPC), Виктор Иствинд (NPC), Лея Иствинд и несколько НПС эпизодически.

6. Место действия:
Квартира Марьяны Ежовой, съёмная квартира Рэи Линдлей.

7. Игровая ситуация:
Маленькие семейные проблемы больших людей или История одной мести.
«Что дала тебе эта месть, сестра?»

8. Текущая очередность:
По договорённости

0

2

Марьяшку не пришлось долго  ждать – она вынырнула из какого-то неприметного переулка, почему-то слегка прихрамывая, махнула рукой Рэе, успевшей удалиться от «конспиративного дома» уже за три квартала, сдёрнуть с себя парик и спрятать татуировку воротником пальто. Только глаза оставались прежними, красновато-карими. «Ночная бабочка» шмыгнула носом, когда Рэя оказалась достаточно близко, и втянула голову в плечи – промозгло.

– Ты сегодня эта, как её… альбиноска, – сообщила Марьяшка, пряча руки в карманах. – У нас такая была, бешеные деньги платили. Только потом её переманил Арам, сука, и она сторчалась.

Рэя пожала плечами – история про проститутку-альбиноску походила на словесный мусор, которым речь Марьяши просто изобиловала. Шалава, с которой Линдлей нашла общий язык, была удивительно простой, глуповатой, таких называют провинциалками, и, по сути, лучше бы им в деревнях и жить. Но нет – эта была потомственной жительницей Петербурга, с тесной квартирой в одном из дворов-колодцев. Вот почему бесполезно пытаться делить людей на интеллигентов и не очень. Всё равно с потомством ничего не ясно заранее.

– Что Глазу сказала? – этот вопрос был более насущным. – Про меня заикалась?

– Я дура, что ли? – тут же обиделась Марьяна, – Сказала, ногу подвернула. Точнее, я её натурально подвернула, чтоб поверил – она попыталась задрать ногу, которую от питерских холодов защищала только тонкая колготка и карикатурно пошлая босоножка леопардовой расцветки, и Рэя увидела распухшую красноту лодыжки. – Он сказал валить… Ну ты знаешь, куда.

– Дура ты, – необидно охарактеризовала её Рэя, – Аккуратней бы действовала.

– Зато правдоподобно, – парировала Марьяша. – Пойдём, что ли? Я ещё дома не была, а холодно.


Как Рэя и опасалась, на середине пути Марьяна сдулась, стала опираться на её плечо – от ночной бабочки пахло неожиданно только детской жвачкой и, кажется, шампунем, – иногда похныкивать, но терпеливо идти, качаясь на каблуках. Рэю, раздражающуюся до дрожи от посторонних прикосновений, Марьяна не бесила – наоборот, вызывала доверие.

…Как-то само собой получилось, что они подружились – сразу после того, как Марьяна отревелась у неё на плече, уверяя, что они теперь подруги навеки, и что она, да для неё – у, сколько всего сделает. Рэя помалкивала, не веря людским обещаниям, но Марьяшка действительно стала пытаться с ней дружить – и Линдлей почему-то шагнула ей навстречу.

С равными дружить у неё не получалось, был Юрка Громов, словивший шальную пулю – один раз, но сразу и навсегда. Потом  не было никого. Кроме таких вот «неравных», которым она, вроде бы, и не компания вовсе – о чём им говорить? Оказалось, достаточно просто слушать. Болтливая Марьяша обладала избирательной способностью молчать, как партизан на допросе, и молчала во всём, что касалось её дружбы с «вертухайкой». Рэя знала – потому что пыталась проверить, насколько далеко можно зайти в доверии к ней.

Тело потихоньку успокаивалось, её больше не трясло, не вело в сторону, и, похоже, именно Марьяна селила в ней это спокойствие.

– Коньяком пахнет, – вдруг ляпнула Марьяна. – Мне б такую службу…

– Спиваться желаешь? – для поддержания разговора спросила Рэя  – они шли по узким дворам, иногда просачиваясь, иначе и не скажешь, через решётки, установленные жильцами во имя классовой войны с автолюбителями, которые сделают парковку везде, дай им волю.

– Не. Просто клёво, наверно, делать то, что хочешь. С людьми вот. Или с коньяком.

– Зайка моя, – поучающим тоном сообщила Линдлей, – Хочу тебе напомнить, что неприкосновенны у нас только депутаты и императоры, а средний вертухай страдает не хуже шалавы на Невском – ему-то за анальный секс по каждому косяку не доплачивают.

Марьяна хихикнула.

– Ну так и в жопу на самом деле ничего не суют. – прибавила она из вредности, но, в общем-то, явно была с Рэей согласна. Уж лучше в проститутки, чем в ГСБ. Это даже Рэя знала. Все знали – а гсбшников меньше не становилось.

Их путь закончился у раздолбанной железной двери, характерно помятой, будто кто-то по пьяни пытался открыть дверь без домофонного ключа – выгнутый край рядом с магнитным замком об этом прямо-таки кричал. Не перевелись ещё богатыри…

Марьяшка выудила из кармана связку ключей с розовым меховым брелочком, повозилась над домофоном – тот не хотел воспринимать ключ – и дверь в загаженный до безобразия подъезд гостеприимно распахнулась.

Некоторые люди, будь они хоть в пятом поколении интеллигенцией, ведут свой род не от обезьян, а от каких-то мутировавших во время эволюции свиней. Другие мысли в голову не лезут, пока приходится натурально перепрыгивать содержимое разодранных мусорных пакетов, иногда подхватывая Марьяшу и натурально перенося её через эти ловушки. Марьяша каждый раз восторженно вздыхала – чтоб её, да так легко поднимать. Рэя же, стремящаяся не запачкаться, сжимала зубы и напрягалась  – тяжело. Муравьи под кожей ещё шевелятся, да координация нарушается немного. Не хватало ещё грохнуть этот «подарок судьбы» прямо в помойку.

В общем, до четвёртого этажа Рэя успела всё-таки наступить в остатки помидора и основательно вымотаться.

– СЭС-а на твоих соседей нет, – сквозь зубы прошипела Рэя, пока Марьяна возилась над замком. – Хочешь, натравлю?

– Если бы, – донеслось с уровня замочной скважины, – Тут все собственники. Дремучие бабки, которые «лично с Николаем танцевали на балу», зато мусор за собой вынести не в состоянии, зато туда же – «нельзя пускать квартирантов в исторический дом, они все шалавы и гомосеки». Если бы я тут с рождения не жила, они бы и меня выжили. Зато всё дерьмо – сразу на лестницу. Что им СЭС-то сделает, если они им даже дверь не откроют и будут за сердце хвататься?

– Да уж, богатство нашей страны. Самая защищаемая часть общества. А съехать?

– Увидишь, – почему-то грустно сказала Марьяна, когда замок наконец-то подался.

Рэя искренне удивилась, увидев там не копию своей квартиры – казённую, пустую, только разбавленную деталями шалавьего быта, – а уютную двушку, в которой порядок наводился явно регулярно и явно с любовью. Настолько удивилась, что шоркала сапогами о тряпку куда как больше положенного, прежде чем их снять.

– На кухне посидим, – волевым решением повелела Марьяна, – Сумку сейчас вынесу.

Сумку Рэя передала ей пару дней назад, так же тайком вызвав её из-под зоркого глаза сутенёра.

– Чаю дашь? – вдруг почти жалобно попросила Рэя, понимая, насколько она устала, и насколько гадкую вещь сделала сегодня. Отходняк заканчивался, становилось… становилось никак. Только грустно немного. Да пальцы переставали чувствовать окружающий мир.


…Если не выпить норму, нервные окончания «засыпают». Не чувствуешь боли, потом – вообще ничего. Потом начинаешь терять остальные чувства, которые тоже «засыпают» – но для этого потребуется несколько часов. Не будь бы этих оговорок – и прекрасный был бы солдат, почти не ощущающий того, как из него выпустили кишки. Да только…

Марьяна усадила её на чистенькой, но тесной, кухне, поставила чайник, выволокла из комнаты сумку – спортивную, тяжёлую  – и никак не отреагировала на то, что Рэя первым делом вытащила оттуда банку таблеток без опознавательных знаков. Пальцы слушались Линдлей с трудом, крышка хрустнула от непомерного нажима, но сразу два кругляша всё-таки отправились в рот.

– Слушай, а нахера ты вообще пошла работать в наши правоохранительные? – вдруг спросила Марьяна, наблюдая, как Рэя морщится от отвратного вкуса.

– По той же причине, по которой ты – в шалавы, – Рэя кривилась так, будто ей в глотку лимон выжали, даже говорить было трудно.

– По-другому не могла? – Марьяна, кажется, что-то понимала.

– Бинго, зая. – Рэя хлопнула по столу и успокоилась – горечь была невыносимой, но внутри уже разливалось тепло. Приятное, пробуждающее – не те горячие мурашки, что были от алкоголя. Пальцы, которые словно морозом отрезало, снова теплели.

Из соседней комнаты раздался невнятный вой – Марьяна вдруг погрустнела и стала вертеть в руках коробок.

– Это что? – вообще, надо было промолчать, но Рэя цеплялась за любую возможность отвлечься, пока восстанавливается её способность чувствовать мир.

– Бабушка. – вздохнула Марьяшка. – Хрен её разберёт, что с ней, встать не может, гадит под себя, почти как животное. Родители вон свалили, надоело им её ворочать, хотели в дом престарелых сдать, а я сказала, валите вы тогда отсюда, если она вас раздражает.

По лицу Рэи было ясно, что уж таких историй она не ожидала.

– Она знаешь какие пирожки делала? И всё время боялась, что вот возьмёт и окажется беспомощной, а её сразу как мусор из дома вытащат. – Марьяна словно оправдывалась. – Мамка у меня дура, отец – алкаш вообще, но от квартиры отказались, пожелали мне до старости с ней возиться. И денег ноль, выживай, доча, как хочешь. Ну я с института документы забрала, а у девчонок с четвёртого курса узнала, к кому можно податься, если деньги совсем нужны.

– В жизни всегда есть место подвигу…  – многозначительно ляпнула Рэя, глаза которой больше походили на блюдца. – И… так и будешь всю жизнь?

Марьяна пожала плечами.

– Врач говорит, год или два осталось. А потом денег насобираю, квартиру продам – и рвану куда-нибудь в область. В области меня всё равно не знают, да и поступить легче. Но так-то явно лучше, чем бросать родных, а?..

Её оборвал свисток чайника – Марьяна, встрепенувшись, принялась возиться, только висели в воздухе её последние слова.

И правда. И куда лучше, чем убивать.

Рэе снова стало горько.

Марьяна приволокла большой старый таз – туда они покидали парик и большую часть одежды, плеснули керосинки, поставили в ванну и запалили. Марьяшка держала душ наготове и по команде залила этот небольшой костерок.

– Пожарной инспекции на тебя нет, – бросила она, когда в тазу осталась только грязная сажа.

– Хочешь, натравлю? – так же шутливо бросила Рэя, и ночная бабочка расхохоталась.

Она помогла ей накраситься, принесла надколотое зеркало, подержала перед лицом – вскоре вместо «альбиноски» стояла перед ней молоденькая девчушка с конфетным блеском на губах, синими глазками и париком блондинки с отрастающими корнями. Одежду в сумке выбрали по тому же принципу немного наивной студентки, ограниченной в средствах – другие вещи в сумке, которые не пригодились, Рэя широкой рукой подарила Марьяне, брала она с запасом. Косметичку тоже оставила – выходной набор, всё же, купленный, чтоб не светить настоящие средства. Татуировку пришлось пошоркать губкой и специальным раствором, но в итоге о ней напоминало только красное пятно.

– Как засос, – хохотнула бесхитростно Марьяна. – А ничего… красиво даже. Умеешь ты, конечно.

– Одна из ваших научила. – призналась Рэя. Хотя Моль и не была проституткой, всё равно – «из ваших». Из племени дворов-колодцев, замученных пыльной жизнью под вечно хмурым небом. Кто-то не бросает бабушек, а кто-то охотится на мужчин – у каждого своя миссия. – Ты это… молчать будешь?

– Обижаешь, начальник. – притворно обиделась Марьяна. – Ты только не рассказывай. Чем меньше знаю, тем меньше на допросе потом скажу.

Рэя зачем-то взяла её за руку, подержала и отпустила. Пальцы у Марьяны были шершавыми и короткими, но казались надёжными.

…Деньги она оставила на столе – месячный заработок. Правда, конкретно эту сумму взяла у Леи, сама в запасах поиздержалась. Марьяна проводила её до двери и ещё раз, на этот уже серьёзно, пообещала – никому не скажет. Не за деньги, а потому что… потому что.

Даже потом, когда Рэя спешила по ночным улицам, в ушах у неё звучали горькие слова Марьяны – «даже так лучше, чем бросать родных».

Ей отчаянно хотелось зареветь.
[nic]Reya Lindley[/nic][sta]There is a light and it never goes out[/sta][ava]http://i.imgur.com/QrX8VxJ.png[/ava][sgn]Смотри, я пришла сжечь твоё королевство[/sgn]

Отредактировано Leah Eastwind (2017-02-18 08:54:15)

0

3

Некоторое время назад. Квартира Рэи Линдлей.

Витька постучал в дверь через пять минут после того, как Рэя скрылась за ближайшим поворотом, заставляя Лею подумать, что он просто поджидал этого момента этажом выше, смоля сигарету за сигаретой. В пользу этой версии говорил и сигаретный запах, въевшийся в его одежду невидимым облаком и заставивший Лею чихнуть. Брат смотрел на неё со смесью осуждения и ожидания, держа в руках знакомую коробку. Лея вытерла нос и вернула ему тот же выжидающий взгляд.

Они стояли друг против друга в тесной прихожей, без улыбки сверля друг друга взглядами, Лея не торопилась уйти с дороги и освободить ему проход (иначе здесь было не развернуться), Витька не торопился стряхивать обувь или даже сказать хоть слово. На кухне что-то умиротворённо шкворчало (Рэя оставила обед разогреваться, строго наказав сестре не ставить огонь выше единички), всё выглядело обычно и даже буднично, включая Лею в фартуке, который сегодня был извлечён из хрустящей упаковки, ибо нашёлся повод наконец-то её распаковать. Всё было просто прекрасно, кроме одного.

На этой кухне в этой квартире сегодня был создан план по убийству человека, и он начал действовать уже сейчас.

Виктор никогда не был идеалистом – он был младшим братом, которому достались в сёстры женщины, которых даже святой бы выдержать был не в состоянии. Он знал и о несправедливости жизни, и о том, что редко кто «живёт по правде». Не знал, но догадывался, что Рэя успела испачкать руки – во всяком случае, именно чуткость была его достоинством – и понимал, что у неё на то были причины. Придумай всё это Рэя (впрочем, тогда они бы и не узнали об этом), Виктор не удивился. Рэя для него всегда была отчуждённым воплощением опасности. Но чтоб Лея…

Лея и убийства были настолько не связанными понятиями, что разум отказывался верить. И всё же, глядя на эту вихрастую голову, на взгляд чуть исподлобья и сквозящий в нём вопрос, когда её начнут ругать и осуждать, Витька не мог понять, как он это прозевал в своей сестре. Где и когда по ней пошёл такой надлом, что она стала согласна на подобный поступок, пусть и совершённый чужими руками?

Надлом этот он ощущал, хватало всё той же природной чуткости. Лея и смотрела немного по-другому, и пряталось в её глазах что-то тёмное, неуловимое. Он знал, что ей пришлось пережить – Рэя не отказала ему в том, чтоб посвятить и в эту тайну – но не мог поверить, что этого хватило. Правда, он не был в такой ситуации, и судить объективно, конечно, не мог.

Лея всё смотрела на него, ожидая осуждения. Вместо этого Виктор подал ей коробку и отмахнулся:

– Уйди отсюда, дай раздеться.

Лея тут же ожила, что-то обиженно пробурчала, выскользнула в коридор между кухней и двумя комнатами и, видимо, начала копаться в коробке. Виктор её живости не разделял, подцепляя края ботинок пальцами – обувных ложек тут отродясь не водилось. Он давал ей отсрочку, как и себе самому.

– А-а? – донёсся до него вопросительный возглас Леи. Витька, возящийся с обувью, усмехнулся – чёртов шар задал ему немало задачек. Лея сама не знала, что именно вручила ему на «доработку», а вот младший Иствинд знал. И был доволен. Если бы не сопутствующие обстоятельства, это был бы счастливейший момент его жизни.

Старый Подвырвиглазенко может сожрать свой галстук, когда узнает. Даже жаль, что диплом у Витьки совсем на другую тему.

– Потом наиграешься. – отозвался он, снимая верхнюю одежду. – Иди на кухню.

Лея что-то пробурчала, но, когда Витька, освободившись от целого кокона вещей (за это он ненавидел зиму и морозы), пробрался по узкому коридору на кухню, он увидел Лею, сидящую за столом и гладящую шар по тускло поблёскивающему боку.

– Добрая ты у меня. –  тихо сказал Виктор, встав в дверном проёме. Лея вскинула было голову, чтобы что-то сказать, но тут же съёжилась, сгорбилась так, что только оранжевая сфера мешала достать ей грудью до коленок, и промолчала. И на этом все заготовленные злые фразы у Витьки вылетели, будто их и не было.

И про то, что они с ненаглядной Рэей – убийцы. И что, если они засядут под небо в клеточку, братанов в полосочку, он не будет таскать им передачи. И что он скоро поседеет в свой двадцать один и не удивится этому даже. И, самое главное, теперь он к ним относиться по-прежнему не сможет.

Ничего этого он сказать не мог. Будь бы Лея взъерошенной, как тогда, когда её пытались учить, начни она спорить – тогда он бы радостно высказал всё это и до кучи сверху. Но сейчас, когда видел, как она сама от себя пытается спрятаться, уже не получалось. Будто в тот день, когда он, по её наущению, упал с дерева, замер от боли, потом подскочил, чтобы броситься на неё с кулаками за такие советы, а Лея так же съёжилась и уставилась в землю, терпеливо ожидая удара.

А ещё он вспомнил, как пропорол руку на сгибе локтя, и на следующий день Лея точно так же повторила его поступок, только намеренно.

"Я не хочу, чтоб мы различались", – выпалила она тогда, морщась от боли. Шрамы на сгибе локтя у них теперь одинаковые – белые припухшие рубчики, иногда начинающие чесаться на жаре.

Потом всё это прошло – как туманное детство, в котором они верили, что близнецы могут рождаться с разницей в два года, и что с птицами можно разговаривать, а неизвестная им обоим птица, летавшая летом над их районом города – птичий посол, который заберёт их в чудесную страну.

Одно не прошло – их привязанность друг к другу, трансформировавшаяся и растущая вместе с ними.

– А я человека убила. –  тихо начала Лея.

–  Знаю.

– Да не этого. –  Лея дёрнула плечом и сжалась ещё сильнее. – Другого. На снегу. Было холодно-холодно. И много крови. И глюков. Но я точно воткнула ему нож, как учили.

Она сбивчиво говорила ещё много чего – о том, как она в этом снегу оказалась, как видела свою смерть, как больно умирать, и как много, оказывается, дерьма здесь, наверху, в Питере, и что она до сих пор в опасности, и что в опасности те, кто её спасал и защищал, но поверх всего плыл её взгляд, наполненный слезами, в котором сквозила собственная вина. Точно такая же, как и в тот день, когда брат рухнул на землю с ветки дерева.

– И этот! – всхлипнула Лея уже по-настоящему. – Он ведь девушку убил. Такую же, как я, или как Рэя. Чтобы выставить убийцей императора. Подругу тех, кто меня в степи спас!

Витька, не говоря ни слова, пошёл к плите, помешивать грозящийся пригорать ужин. Смотреть на сестру в таком виде было выше его сил – ещё чуть-чуть, и он сам бы пошёл убивать "этого", не так умно, как Рэя, но менее быстро и более жёстко.

Теперь он верил объяснениям Рэи. И верил в сестёр снова.

– Вить.

– Тебе Рэя не говорила, что надо мешать всё, что она на плиту наставила?

– Вить, кем я теперь буду?

– Если сожжёшь всё, что Рэя наготовила – мёртвой.

– Ты серьёзно можешь разговаривать?

– Беру с тебя пример.

Лея всхлипнула снова, и Витька, закатив глаза, повернулся к ней, с лёгкостью дотянулся до воротника её футболки и, подняв её за шкирку, от души вытянул по заднице ладонью.

– Всё, наказал.

Лея, выронившая несчастный шар – тот откатился, моргнул светодиодными глазами и пробормотал что-то вроде "идиоты" – повисла у брата на шее, торопливо целуя его лицо, и Витька только простонал что-то, солидарное с Умкой.

– Отстань, дура. –  простонал он более членораздельно, отбиваясь от вошедшей в раж сестры, – Тебе уже не семь лет, это выглядит ненормально!

Лея фыркнула.

– Не выдумывай, а?

– Иди ты, а? – опасливо отмахнулся Витька, не желая развивать странную тему. Лея отцепилась, вытерла слёзы и подняла шар с пола, снова прижав к себе. Она не развеселилась, но прежний надлом снова спрятался.

Надолго ли, думалось Витьке, который возился с едой на плите лишь для виду – чтоб занять себя до возвращения Рэи.

Отредактировано Leah Eastwind (2017-11-27 05:29:30)

0

4

Дом встретил её светом – ярким электрическим светом всех лампочек, зажжённых в каждой комнате. Ярко было так, что Рэе, ввалившейся в квартиру, хотелось зашипеть и закрыться руками, стараясь скрыть каждый сантиметр кожи. Она сама никогда не зажигала всё верхнее освещение, предпочитая вечера в полумраке. Когда её накрывала бессонница, она включала один единственный ночник в виде звёздочки, не могущий рассеять мрак в комнате, садилась в кресло, стоящее в самом тёмном углу, и погружалась в подобие полураздумий, полусна. Сейчас квартира сияла и светилась, не было больше тёмных углов – ей некуда было спрятаться.

Ключи выпали из её рук и брякнули об пол. Рэя посмотрела на них со страхом – она даже не почувствовала, как пальцы не смогли больше удерживать тяжёлую связку. Она понимала, что, если сейчас наклонится, её вырвет, она упадёт лицом в наблёванное и не сможет встать, но остаться в таком беспомощном положении было невыносимо.

Как всегда, её спасла Лея, неслышно прошедшая с кухни, – она молча наклонилась, подняла ключи и положила их на тумбочку у зеркала. Рэя дрожащими губами попыталась что-то сказать, но сестра всё так же без слов шагнула к ней и мягко обняла, позволяя обмякнуть в её руках.

Стоять было невыносимо. Держаться не было сил.

Но была Лея.

Рэе не нужно было говорить, чтоб ей помогли раздеться, дойти до комнаты – просто помогли, в конце концов. Сестра это могла понять без слов.

– Вить. – окликнула Лея брата, обернувшись, и Рэя вздрогнула, не сдержав гримасу отвращения, но Лея, на счастье, ничего не заметила, или притворилась, что не заметила. Через пару мгновений она уже оказалась в других руках, которые подхватили её легко, словно она ничего не весила – возможно, так оно и было. Грош цена всем её деяниям, если подумать, и никакого веса они не имеют. Лишь наоборот – лучше бы их не существовало.

Лея – её пальцы Рэя могла опознать с закрытыми глазами, но здесь больше помогала логика – у Витьки не четыре руки – бережно стянула с неё обувь. Её отнесли в комнату, уложили на диван, и, пока её раздевали, вытирали её лицо чистым и свежим полотенцем, снимали всю шелуху, которую она на себя нанесла для маскировки, Рэе казалось, что точно так же с неё снимают все грехи. Что сейчас она наконец-то окажется чистой, и всё будет хорошо.

– Пей. – прошептала над ухом Лея, приставив к её губам стакан с водой, а потом протолкнув ей в рот пилюли, которые Рэя заблаговременно оставила на столе. Рэя подчинялась, точнее, не имела никаких сил ни сопротивляться, ни действовать самостоятельно – ей не верилось, что совсем недавно она могла убивать.

Постепенно становилось легче.

Внутри разливалось тепло, пальцы снова начинали ощущаться, словно их принесли с мороза и нежно отогрели, сначала в прохладной воде, потом в тёплой. Она покорно уткнулась носом в подушку, не открывая глаз, и подумала, что теперь, даже если бы её убили через минуту, она была бы не против. После такой заботы можно умереть.

Но она знала, это всё – ненадолго. Скоро ей снова станет омерзительно-гадко от себя. Скоро она вспомнит все подробности этого вечера, а потом и множества других.

Рэя скрючилась, подтянув колени к подбородку, обвив их руками, и разглядела лицо напротив. С разноцветными глазами – ещё один чужой элемент. Выцветший желтоватый глаз походил на кусок камня, который брату вставили в глазницу наспех и неаккуратно.

У них с сестрой глаза зелёные. У Леи – болотно-зелёные, у неё самой – словно мокрая трава.

А он – только половина.

– Если бы тебя не было, – бессильно прошептала Рэя сквозь зубы прямо в чужое лицо.

– Но я есть. – припечатал брат, накрыл её одеялом до подбородка и ушёл на кухню, не обернувшись.

Больше она не могла его достать. И из-за этого её тошнило сильнее, чем от запаха жертвы, отпечатавшейся на её коже. Рэе захотелось крикнуть, попросить, чтоб ей помогли дойти до ванной и отмыться, но она поняла, что на помощь к ней придёт не сестра, а брат.

Поэтому она смолчала.

0

5

Когда Витька вернулся на кухню, Лея слишком плохо изображала незаинтересованность, зачем-то уставившись в содержимое кастрюли, будто оно под её взглядом должно было изменить цвет, вкус, а то и агрегатное состояние. Лея не собиралась спрашивать, и даже вид у неё был ну совсем не вопросительный, но именно потому было ясно: она желает узнать, что там с Рэей, и не случилось ли за пару минут её отсутствия в комнате великого чуда примирения. На это она, разумеется, не надеется, но... вдруг, а?

Нет, не случилось.

У них — сестры, смотрящей в кастрюлю, и брата, прислонившегося к косяку, происходил сейчас самый странный молчаливый разговор, который вообще только мог быть, и который понимали только они сами.

Лея, например, прекрасно понимала, что чуда не произошло, поэтому дёрнула плечом, закрыла крышку и застыла, не оборачиваясь. Значило это что-то в духе "ну почему вы не можете помириться, я не понимаю". За точность передачи Витька не ручался, но общий посыл был примерно такой.

Витька, вместо ответа, почесал в затылке, постучал костяшками пальцев по косяку, видимо, пытаясь набить какой-то походный марш. "А что я тут сделаю".

Лея снова тягуче вздохнула, уселась за стол и пристроилась головой на сложенные на столешнице руки. "Да я в курсе", означало это. И, кажется, что-то в духе, "Ну а я — тем более".

Витька закатил глаза, зная, что сестра теперь его видит, а, значит, возможности для молчаливого диалога заметно расширились. Лея надулась и отвела взгляд.

Вот и поговорили.

Брат отлип от косяка (ему это напомнило разговор, случившийся здесь же некоторое время назад), подошёл к грустной макушке с торчащим вихром, широкой ладонью пригладил торчащую прядь, а после — чмокнул в эту самую макушку, подводя жирную черту беседы. А смысл беседовать, даже так... невербально? Тема-то одна, она никак не меняется. Да и чёрт с ней. Витька был согласен жить так — всё равно старшую он видит раз в сто лет. Перебьётся без общения с ней, в принципе, если Лея не будет настаивать.

— Есть будешь? — спросил он у макушки, отходя к плите. Макушка дёрнулась (вихор на ней чуть изменил положение), видимо, соглашаясь. Шар, бездумно катавшийся по кухне, ткнулся ему в ноги, задумчиво заскрипел и поднял на него светодиодные глаза. — А ты не будешь. Тебя я заряжал.

Шар, могущий ответить на это колкостью, обозвать идиотом или прочее — во всяком случае, Витька не делал из него послушную безмолвную машину, исполняющую приказы — почему-то промолчал и откатился к ногам Леи. Та, не поднимая головы, каким-то образом стекла — иначе этот странный нырок было не назвать — под стол, вслепую нашарила Умку, обхватила его руками и вернулась в прежнее положение, правда, теперь к столешнице она прижималась щекой, баюкая шар на коленях.

— А, может, спать пойдёшь? — на всякий случай уточнил Витька у макушки, гремя тарелками. Макушка снова дёрнулась, на этот раз немного по-другому.

Оставалось расшифровать, это она сейчас отказывается или отказалась раньше?

На всякий случай тарелку с супом он перед ней всё-таки поставил. Лея медленно отлепила щёку от столешницы, смерила взглядом содержимое тарелки и уставилась на плавающие в курином супе макароны так, будто не совсем понимала, где находится.

— А второе будет? — вдруг выдала сестра, развеяв витькины сомнения о том, хотела ли она вообще есть. Ну, скажем так, наполовину развеяла.

— Суп первый. — тоном, не терпящим возражений, парировал брат, садясь напротив с другой тарелкой. — Ешь давай, а не глазей в тарелку.

— А ложку?

Господи милосердный.

Ложку Лее он отдал свою, за новой ложкой для себя вставать пришлось отдельно. Лея даже ела как маленькая — долго дула на содержимое ложки, потом настороженно пробовала и отправляла столовую ложку в рот с риском проглотить целиком. Вернуться к шагу один, повторить.

— Как оно, на операции? — Витька сам не заметил, как в перерыве между поеданием супа и разглядыванием сестры, у него получилось заговорить о том, чего он касаться по понятным причинам не хотел.

Лея пожала плечами.

— Долго дрыхла.

— А теперь как?

Лея дёрнула за тесёмку фартука, которую уже успела немного надорвать. Новый-то фартук за один вечер. Зашивать, конечно, тоже ему.

— Показать? — ответила сестра вопросом на вопрос, потянувшись к подолу футболки. С неё сталось бы её снять вообще, если бы она захотела.

— Лучше расскажи.

— Зажило. Только шрам будет.

Проблема шрама её, видимо, ничуть не волновала. Да и не сказать, что проблема — вон их на ней сколько. Витька мог их все перечислить по памяти: крестовидный шрам, который мелькает, когда Лея сдувает со лба чёлку, смешно щурясь при этом; рубчик на сгибе локтя — как у него, точно такой же; рубец по линии подбородка, из-за которого улыбка у Леи такая, будто рот приклеили чуть наискосок; белый кружок над коленкой — след впившегося в ногу гвоздя; много-много шрамиков на руках, размером с рисовое зёрнышко, не больше. И, конечно, шрамик на губе, маленький, почти незаметный уже — его точно помнит только он, потому что рассекла себе губу Лея ещё дошколёнком, и с тех пор он успел зажить почти без остатка.

Теперь будет шрам на животе.

— Да не рви ты фартук, ради бога. — пока он вспоминал все шрамы сестры, та успела отодрать тесёмку от фартука уже сантиметров на десять. — Что за привычка разрывать ещё больше?

Шар под столом эхом повторил что-то вроде "привычка, привычка!". Витька точно не расслышал и за достоверность услышанного не ручался.

— Скажи мне только одно, дурочка. — суп в его тарелке уже уменьшился наполовину. — Вас после этого не найдут?

Надо было сказать "не посадят", но даже Витька допускал, что их могут слушать.

Лея посмотрела на него уже не рассеянным сонным взглядом, а так, будто её срочно отправляли лететь.

— Ничего не будет. — очень тихо, но твёрдо ответила она, погладив шар под столом. — Не бойся.

— Было бы чего бояться. — вообще, приврал. За них (и за себя) у него поджилки тряслись так, что он мог бы этот вопрос и раньше задать, долго сдерживался. Ясно, что за них в первую очередь, но и самому за решётку не хотелось.

— Не бойся. — повторила Лея, мешая суп в своей тарелке. Надлом в ней опять стал почти физически ощутим — если б на него могла реагировать реальность, у Витьки бы суп застыл в тарелке. В Лейкиной тоже, впрочем. — Тебя не привлекут.

Витька выпустил ложку из рук (та звякнула, ударившись о край тарелки) и воздел руки к небу так, будто спрашивал, какого чёрта его ещё не канонизировали.

— С тобой разговаривать бесполезно, ты клиническая. Это не лечится. Ты не должна проходить медкомиссии, тебя психиатр должен поймать прямо в кабинете. Как ты его проходишь, скажи мне?

— Отдаю ему своего механика. — кажется, Лея шутила. Уже хорошо. Лёд тронулся — но сколько ему ещё искать верные тропы, чтобы сестра не ощетинивалась на любой вопрос об их... преступлении?

— А зря. Упускают такой материал.

— Им же хуже.

Дальше они ели молча — Лея уже не зависала на каждой ложке, поэтому закончила она примерно одновременно с братом. Прежде чем идти за вторым, Витька бросил задумчивый взгляд на стену, разделявшую кухню и комнату, где скрючилась на диване Рэя. Лея это уловила и отреагировала мгновенно.

— Не надо. — сказала она, и, видимо, предвосхищая ответ в духе "я не пойду к этой дуре, она при виде меня бесится", пояснила, — Она говорит, её после такого блевать тянет от любой еды.

Этакое замаскированное "она не из-за тебя хочет блевать, а по жизни".

Спасибо за утешение, что ли.

— Воды ей тогда, — брат запнулся и выговорил предельно чётко, — принеси. Потом.

Лея кивнула и протянула ему пустую тарелку.

0

6

Прошло очень долго, по мнению Рэи, времени, прежде чем она осознала, что может встать. Как она это поняла, можно было считать величайшей загадкой мира — просто вдруг решила, что ей хочется в ванную, а тело покорно попыталось засучить конечностями, чтобы это её желание исполнить. Хотя, конечно, делало оно это не очень ловко, но делало же.

С кухни доносились голоса, судя по тону — беседовали о чём-то насущном, бытовом, можно сказать. Когда беседа переменила атмосферу, Рэя так и не успела понять, и это было ещё одним плюсом к тому, что времени всё-таки прошло значительно. Возможно, она даже успела задремать, но, хоть убейте её, не могла этого вспомнить.

Ещё с кухни тянуло запахом еды, той самой, которую Рэя наготовила, засучив рукава, и отыскав все рецепты в интернете. В любое другое время она бы, может, даже поесть захотела, раз имелась компания на ужин, но сейчас аппетитные ароматы вызывали отвращение. Как и запах спиртяги изо рта. И запах чужого мужчины от рук и тела. Мерзость какая.

Прошло пару минут от силы — с кухни донёсся отзвук смеха, особо не разберёшь, чьего — и Рэя всё-таки смогла усесться на диване. Тут же зачесалась нога, потом нос, потом бедро — всё сразу. Рэя с остервенением заскребла ногтями по коже и обозлилась сама на себя. Суперсолдат, надежда принцева, может убить человека и не почесаться, а тут сидит и чешется. На брата шипит, но ничего, кроме шипения, сделать не может. Если б не сестра, так вообще бы лежала носом в пол.

Позор какой.

Определённо, таблетки на неё влияют, особенно, их пропуск. Определённо, надо бы поговорить об этом с докторишкой, и на этот раз — по-настоящему. Стукнуть кулаком по столу (хотя бы метафорично), потребовать разобраться. Дело ли, когда охранница среднего принца (который никому-то, в общем, и не нужен) превращается время от времени в улитку пересоленную?

И перестать плевать брату в лицо. Прилюдно хотя бы.

Рэя замоталась в одеяло, как в кокон, и осторожно попыталась подняться. Первый раз тело само мотнулось назад, уронив её на диван, второй прошёл лучше — покачнулась, но устояла. И уже так, на манер гусеницы (или пингвина), покачиваясь с ноги на ногу, Рэя пошлёпала босыми ногами по полу в сторону коридора. С кухни её, разумеется, увидели, и ей пришлось заставить себя вяло улыбнуться, даже натолкнувшись взглядом на Виктора, который мириться первым на этот раз не желал.

— Тебе помочь? — поинтересовалась Лея, уничтожая жареную картошку и при этом не теряя способности членораздельно говорить.

— Ешь сиди. — фыркнула Рэя. — Я что, помыться одна не смогу?

Виктор всё ещё на неё пялился. Нет. Смотрел тяжёлым взглядом, будто ждал очередной подлянки.

Рэя плотнее закуталась в одеяло и прошествовала (точнее, ей хотелось думать, что она именно прошествовала и никак иначе, на деле же просто проковыляла) в ванную, не забыв закрыть за собой дверь. На задвижку, никак иначе. То, что при случае эту дверь с задвижки придётся сносить — дело десятое, главное, показать и им, и самой себе, что она пока сдохнуть не собирается.

Вместо душа у неё в квартире, как положено солдату, — настоящая ванна. Набрать воды и сидеть хоть до посинения (тогда задвижку точно придётся ломать). Горячей воды, разумеется. Не то что бы на пределе человеческой терпимости, но так, чтоб мурашки по коже и пар на всё помещение.

Пока ванна наполнялась, Рэя выбралась из одеяльного кокона, снова затряслась от холода — скорее мнимого, чем реального — сбросила бельё, мысленно посетовав, что не попросила Лею принести свежего. Да ладно, впрочем, в одеяле пройдётся. Поспать под сырым одеялом не страшно, в общем-то.

Когда сунула в ванну ногу — попробовать температурку — чуть первый раз не хлопнулась. И от потери равновесия, и от того, что ступня ещё до сих пор казалась отмороженной немного.

— Но ничего, это совсем ничего, — пробормотала себе под нос Рэя, с трудом залезая в воду.

Отсюда из кухни вообще ничего не слышно. Мода на окошко, соединяющее ванную и кухню, это здание обошла, а жаль. Можно было попросить через это окошко ей кружку с чаем бросить.

Жарко и хорошо. Думать сразу легче — о Думкине, конечно же, и о том, где она могла проколоться.

Принц, без сомнения, подтвердит, что она с ним была. И не весь вечер, но, так сказать, определённое время. А потом она домой пришла. В шапке, так что любопытные соседи её только со спины видели и парика не заметят. А заметят — ну, нравятся принцу блондинки. Партия сказала, надо — значит, нацепляй парик и лезь в койку, тебя не спрашивали.

Бабу эту, Ирину, искать будут. Ирин в России много, рыжих Ирин — тоже.

Сдох этот придурок в шалмане, и владельцы шалмана на мыло изойдут, но попытаются дело прикрыть. А тот сутенёр, именем которого она представилась, получит крупные неприятности и сам переполошится.

Если решат, что Думкина убрали, будут искать, кому выгодно. А кому выгодно убрать того, по чьей вине главная подозреваемая по императорскому делу лежит на кладбище?

Правильно, тем, кто эту подозреваемую убрать приказал.

Рэя положила голову на бортик ванны и прикрыла глаза. Вот как много следов, ищи в любом из них. Следы ведут в ГСБ, а там, как она верно сказала, раздрай и проституция. Не будут они под себя копать, ой не будут, потому что прямо спросить не у кого, а копать — опасно. А ей это убийство вообще не выгодно, потому что никто из её окружения с этим Думкиным никаким боком не связан. Некому делать самое невероятное предположение из невероятных — а ну как сотрудница ГСБ вдруг САМА, да добровольно решила убрать того, кто застрелил девчонку, которая к ней никаким боком не относится, знакомая знакомого знакомой.

Однако, это не значит, что её не найдут. Бывали разные совпадения.

Рэя зевнула.

Ну, к тому времени, когда найдут — если звёзды так сложатся — будут у неё и другие отступные пути. А пока нужно продолжать службу и делать то, что потребуется. Для начала, конечно, смыть с себя эту вонь, тогда станет легче.

0

7

И снова временной провал — сколько она успела просидеть в горячей воде с закрытыми глазами, хоть убейте, Рэя не понимала — вода успокаивала, согревала, смывала всё прожитое, делая её чище и самую чуточку лучше, пока мысли уводили куда-то далеко-далеко, не давая, впрочем, никаких ясных образов. Из этого забытья её выдернул стук в дверь и недвусмысленное обещание её сломать.

Рэя оперлась о бортик, дотянулась до защёлки, вот чудо, не вставая из воды целиком, и снова буквально стекла обратно в горячую жидкость. В ванную ввалились оба — прекрасная картина. Как будто она тут не моется, а, знаете, книжку читает, сидя на бортике ванны. Правда, лица у них такие, будто она читает какую-то абсолютно незаконную литературу.

— Если вам отшибло память, то в этой квартире раздельный санузел. — в голосе Рэи впервые за вечер проснулись знакомые стервозные нотки. — А если вам приспичило одновременно, пусть кто-то ссыт в раковину побыстрее, я тут моюсь.

— Ты нормальная или как? — спросил Виктор, не отворачиваясь и не краснея — впрочем, Рэя могла даже с полузакрытыми глазами распознать, что он и смотрит-то на неё как на предмет интерьера. — Мы тебе уже пять минут с кухни орём.

— Или как. — лениво отозвалась Рэя. — Я весь вечер была в омерзительной компании, пила спиртное, которое мне запретили ещё лет пять назад и очень хочу блевануть, плюс, я видела некоторое дерьмо. А вы мне наедине с собой остаться не даёте.

Виктор издал звук, схожий одновременно и с шипением, и с бульканьем. Лея привстала на цыпочки и отвесила ему лёгкий подзатыльник.

— Я ж тебе сказала, она в порядке!

Удивительно, оказывается, инициатором была не Лея. Рэя даже руку зудящую почесала крайне задумчиво, насколько вообще возможно задумчиво чесать руку.

— Слушайте, раз вы тут, помойте меня, а? — вдруг предложила Линдлей. Вот тут-то им нужно было разозлиться и свалить, наконец, из ванны, но брат с сестрой переглянулись, видимо, ставя ей диагноз, и полезли на полки с всякой дребеденью для мытья. Рэя могла поклясться, что с момента переезда сюда Леи дребедень возросла в геометрической прогрессии, но никак не могла понять, откуда Лея её тащит, и, уж тем более, откуда в её сестре такая страсть к банным процедурам.

Ну, раз они не злятся — пусть и моют её сами. Рэе лень.

Рэя сегодня совершила убийство, чтобы немного отвлечься. Ну кто ещё на такое способен? Вот же ненормальная, и правда.

Линдлей прикинулась недвижимым болванчиком, пользуясь заботой родственников на полную катушку, и с закрытыми глазами угадывала, кто сейчас плещет ей на голову, а кто хватает за руки и трёт по ним губкой так, что зуд утихает, но, когда чужие руки сцапали её за волосы и насильно погрузили под воду, Рэя вдруг подумала, что убивала она сегодня не того человека.

— Придурки! — гавкнула она и обнаружила, что руки ей пытался тереть брат, а незапланированное потопление обеспечила сестра. Она бы, пожалуй, поставила на обратное, но объективно истина была на стороне реальности.

— Да меня заколебало твою шевелюру поливать. — огрызнулась Лея. — Один раз окунёшься, не развалишься.

— Я, кажется, понимаю, почему ты никогда не выйдешь замуж, — не менее яростно огрызнулась Рэя, — Ты ненормальная напрочь. Я просила меня помыть, а не топить! Мужика ты так же будешь?

— А чё, — именно "чёкнула" Лея, — такого-то?

Виктор кашлянул в сторону, явно выражая солидарность с Рэей.

— Ничё. — передразнила её Рэя. — Мой давай. Или пусть лучше Витька моет голову, я второй раз на дно не хочу.

Брат с сестрой поменялись, и Рэя снова выпала в какое-то подобие обморока — отключилась от реальности, не замечая, что там с ней делают.

Думкин, Думкин, Думкин... Она это сделала, потому что обозлилась, да? Плевать ей на эту рыжую, ведь да? Она так и говорила Макарову: пле-вать. Она разозлилась на того, кто оборвал последние надежды на честное расследование смерти императора-чтоб-ему-икалось-даже-в-раю. Он исполнитель, но через него на кукловодов не выйти, это она знает, следы так просто не ищутся. А она обозлилась, потому что труп императора — самое худшее, что может случиться в её карьере. Или с её гордостью.

Она, знаете ли, мечтала быть цепной овчаркой, чтоб никто мимо не прошёл, чтоб гордились и восхищались — безопасность страны, как и граница, на замке. А тут вылезло...

— Эй, там. — Лея постучала ей согнутым пальцем по лбу. — Ноги там и остальное сама мой.

— И расскажи. — вмешался Виктор, который уже довольно давно стоял в стороне со сложенными на груди руками. — Рассказывай всё чётко и по порядку. Зачем я здесь. Что творится в Питере. Что ты будешь делать дальше.

Рэя осознала, что сидит в мыльной воде с намыленной головой и опять не понимает, сколько прошло времени.

Да, пожалуй, пора рассказать. Никто не должен знать, конечно, но...

— Мне осталось жить хрен да маленько. — ну вот, как в анекдоте, где у пацана родители померли. Не так надо начинать задушевные беседы. — Если, конечно, за это время врачи не придумают, как заменить мне часть организма дёшево и надёжно.

Лея закашлялась, и на этот раз — всерьёз. Ещё бы. Она, конечно, знала много, но не всё, и уж тем более не про это. Вообще, Рэя не хотела ей об этом рассказывать и уже почти жалела.

— И, раз такое дело, надо позаботиться о тех, кто останется. Например, вы. Вы и так в курсе, кого я тут люблю больше, а кого видеть бы не хотела, но больше у меня никого нет. Лея точно скоро заработает инвалидность или что похуже, ты тоже тот ещё работник, так что вам надо обеспечить не только старость, но и то, что до этой старости идёт. Ну, вот я над этим работаю.

Витька присел на корточки перед ванной, и Рэя отвернулась — слишком плохо получалось в таком случае выражаться отстранённо.

Она, конечно, хороший эксперимент, но сердце-то у неё живое.

— Совсем никак?

Рэе захотелось сжать зубы и нырнуть под воду от таких вопросов, заданных серьёзно и без упрёков. Она себя сейчас почти ненавидела, не Витьку, который этот вопрос задал.

— Совсем. — прошелестела Рэя.

Лея стояла рядом, губы у неё мелко дрожали, а в глазах было что-то такое, какое было, когда она рассказывала о том, как сама не умерла. Это Рэю безумно бесило, но странным образом давало хоть какие-то силы.

— Хватит меня хоронить. — обозлилась Рэя, но так и не нашла сил заорать так, чтоб поняли. — А здесь вы будете сидеть, потому что скоро начнётся чёрт знает что, и уследить за вами по всей стране я не смогу. И я ещё не умерла! Заткнись, Лея, даже не начинай тут сопли на кулак мотать, меня вылечат, слышишь, ты?!

Она не была уверена, говорит ли она это Лее или всё-таки самой себе.

— Я им нужна! И буду нужнее ещё больше, так что они зад порвут, но найдут способ меня спасти! И вас осыпят всеми благами, которые только найдут.

Рэя была готова сказать ещё много чего, но её остановил брат — точно так же, как на кухне, он молча поцеловал её в намыленную макушку, сплюнул в раковину попавший в рот шампунь и повёл Лею к выходу. Та, на удивление, не сопротивлялась, просто споткнулась и чуть не влетела в косяк.

— Мойся давай. — тихо сказал Витька, выпихивая Лею из ванной. — Хватит пока откровенностей.

Лея напоследок посмотрела на неё так, будто была до ужаса напугана, и всё же верила во что-то. Рэе захотелось огрызнуться на чёртового Витьку, который всё ещё её прощает и терпит, захотелось сказать, что она ещё огого, раз может позволять себе убийства ради успокоения, что планы у неё многослойные и хитрые — но зачем?

Она вдруг поняла, что ей безоговорочно верят и ничего не спросят, когда она выйдет из ванной. Просто потому, что она так сказала. Будут бояться за неё, а Лея, небось, будет плакать сегодня ночью, но слова ей не скажут.

Как она верила в Лею, например.

Или верила бы в Витьку, если бы...

В мыльную воду что-то капнуло — то ли с её влажных намыленных волос, то ли с лица. Рэя не была уверена. И перед глазами всё плыло то ли от того, что перед глазами было только её отражение, то ли. Просто "то ли".

Ну, Савичев, выбьем ещё из тебя продвижение в исследованиях...

Ненависть к брату таяла — оставалась только обида. Детская такая, как будто отобрали любимую игрушку. Рэе хотелось смеяться, почему так быстро-то? Нет, она его не любит, но что же она творит-то со своей жизнью и семьёй?

Рэя закрыла глаза и с головой погрузилась под воду — к чёрту, даже если шампунь плохо смоется.

+1

8

Вернувшись на кухню, Лея снова села за стол, сгорбилась и сложила руки на столе, сцепив пальцы в замок. Даже Витьке, прекрасно понимающему взрывной характер средней сестры и могущему обмануться в этом напряжённом спокойствии, было понятно, что ей сейчас хуже, чем если бы она вопила на всю квартиру. Единственное, чего он понять не мог, так это то, сколько Лея будет молчать.

Лея удивила его, заговорив сразу же.

— Думаешь, не врёт? — спросила она, не поднимая глаз, и в этом была вся Лея. Ей, лохматой дуре, было проще признать, что Рэя у них — омерзительная вруша, которая врёт про смерть, чтобы её пожалели и не трогали, чем то, что их трио может в ближайшем будущем стать дуэтом. И не потому, что она о Рэе плохо думала, а потому, что о смерти думать не хотела вообще.

Но ответ она и так знала.

— Нет, не врёт. — отозвался брат, усаживаясь напротив.

Молчание, повисшее между ними, можно было ощущать кожей. Даже шарик, бесцельно катавшийся по кухне, прижался к ногам Витьки, как испуганный кот. Не к Лее — к нему. Будто тоже что-то понимал, хоть немножко.

— Никогда не хотела думать о том, что это случится. — призналась Лея, поднимая взгляд — и глаза у неё были почти чёрные. То ли от сдерживаемых чувств, то ли потому, что чёлка отбрасывала на лицо странную, изломанную тень. — Всегда думала, что мы будем жить вечно. Нет, я знаю, что это херня. Но я хотела бы первой. И ещё очень-очень-очень не скоро.

"Не скоро" оказалось в реалиях жизни всего лишь парой-тройкой лет.

— И теперь мне очень-очень страшно, и я не знаю, что делать. Я сама недавно умерла, это тоже очень страшно.

Витька впервые серьёзно усомнился в её адекватности — говорить такое с непроницаемым лицом, будто дело уже решённое. Спрашивать, правда, не стал.

— Надо делать, а не принять всё, как есть. — ответил он вместо закономерного вопроса, когда это сестра успела подохнуть, и почему до сих пор сидит на его кухне. С Леи бы сталось приходить к нему призраком и продолжать упрямо жить, потому что она может. — Сесть втроём и думать. А потом делать, что придумаем.

Дверь ванной открылась, в коридоре прошмыгнула фигура в одеяльном свёртке, старавшаяся привлекать к себе как можно меньше внимания — Лея это видела, а вот Витька, сидящий спиной к коридору, — нет. Хотя, скорее всего, слышал и догадывался.

— Делать надо. — повторил Витька.

Лея кивнула.

— Значит, сделаем. — согласилась она вслух. — Сидеть и ждать всё равно поганое дело.

— И, прежде всего, надо перестать позволять ей творить, что она хочет. — с лёгким нажимом, чтобы даже сестра поняла всю важность этого момента. — Не потому, что нас загребут, а потому, что она после этого явно выглядит так, будто у неё месяц жизни оттяпали.

— Об этом я не думала.

— Но согласна?

— Только когда подумаю.

0

9

Вечер, резко переставший быть томным где-то в середине, этой самой томностью и завершился — когда брат и сестра, вдоволь насидевшись на кухне, проскользнули двумя молчаливыми тенями в комнату, Рэя, сидящая на диване в на редкость неудобном положении, дремала настолько крепко, что на их шаги отреагировала только тогда, когда они уже почти прокрались к двери в соседнюю комнату. В темноте, которую разбавлял только отсвет из коридора, глаза Рэи блеснули совсем уж хищным блеском.

— Куда? — спросонья спросила она так, будто не совсем понимала, где находится, и с тем же успехом могла обращаться к принцу, который в недобрый час решил проскользнуть мимо её недремлющего ока.

— Спать. — отозвалась Лея. Рэя неохотно двинулась, зашуршала одеялом и повалилась на бок.

— Спать — так спать. — согласилась она, видимо, за то мгновение, что потребовалось ей на узнавание голоса сестры, успев понять, где она находится и при каких обстоятельствах. — Там софа есть. И ковёр, в принципе.

— Софы хватит. — кивнула Лея. Рэя свесила голову с дивана, глянув на Лею так — из перевёрнутого положения.

— Вообще, если очень надо, я могу разложить диван. — задумчиво сказала Рэя, явно не собираясь ни подниматься, ни даже приступать к выполнению этого предложения. Да, она предлагала Лее лечь с ней, но умом понимала, что сама этого не желает. Запах сестры будет её раздражать всю ночь, а её привычка выпихивать соседа по кровати на самый край в данном случае может нанести ей немало травм. В другую ночь — нет, но сейчас...

— Да лежи уже. — ожидаемо отмахнулась Лея. Рэя кивнула — ей, в общем-то, было не обидно. Уже не обидно. Не было ни сил на то, чтобы опекать "гостей", ни даже особого желания. Уместятся на софе вдвоём — пускай. Не ей получать болезненные тычки под рёбра от спящей Леи.

— Спокойной ночи. — вполне искренне пожелала Рэя им обоим. Лично ей на сегодня приключений хватило.

А самое главное, что она даже ещё не закончила. Даже близко этой мести конца нет. Думкин — он первый.

А принцу она назвала два имени.

Эпизод завершён.

0


Вы здесь » Code Geass » События игры » Turn VI. Turmoil » 07.12.17. Месть - слабых душ наследство