Несмотря на то, что Бру испытывала к принесённой еде смесь чувств от «хочу» и «нельзя, это не для меня» до «кого угодно кормят лучше меня», её нельзя было назвать голодной, а разговоры и подавно уняли её стремление что-то жевать. Доев булку, она осторожно отряхнула перчатки неловкими и глупыми жестами – с одной стороны, она остерегалась, что ткань на месте отсутствующих пальцев предательски вомнётся внутрь, с другой – боялась оставить даже самый ничтожный след своего «преступления» на чёрной ткани, где любая светлая крошка была бы заметна даже с приличного расстояния. Несомненно, это бы принесло ей ещё больше проблем.
По уже означенной причине – отсутствие голода как такового – на предложение доесть оставшееся Бру торопливо замотала головой (выцветшие пряди взметнулись в воздух) – явно давая понять, что больше не возьмёт ни куска. Молчание, повисшее между ними, ощущалось физически, и Бру снова сгорбилась, сложив руки. Она умела ждать, когда мир вспомнит о ней, пусть даже ожидание причиняло ей боль.
Создание света, уносящее души воинов в место, гораздо лучшее, чем этот мир. Дочь портовой шлюхи с морской солью на обветренных губах, торгующая устрицами, пока мать не вышла в тираж, и не наступила её очередь. Девочка в платье с большим бантом, открывающая подарок под ёлкой. Упрямый подросток, живущий в приюте.
Где-то эти воспоминания были настолько откровенно лживыми, что выглядели грубо нарисованными. Но были ли они таковыми изначально, или это была ещё одна картина?
Чужая рука на волосах.
Бру закаменела – только распахнула глаза и, кажется, вздрогнула, чувствуя, как чужие пальцы скользят по её волосам, не натягивая их паутину, не пытаясь выдрать или как-то ещё напомнить о том, кто здесь главный. Вспомнился щенок, увиденный ей вне этих стен – он зарычал, попятился назад, по пути напустив лужу, потом взвизгнул и торопливо умчался в ответ на протянутую руку. Несмотря на то, что Брунгильда не сделала ничего, что сделал этот щенок, ей показалось, что они похожи. Ей даже захотелось сбежать, но мышцы, одеревеневшие от страха, не дали выполнить это намерение.
Когда ощущение чужого тепла исчезло, Бру неосознанно подалась вперёд, пытаясь поймать его снова, но опомнилась и отсела подальше. Не стоило это запоминать. Не стоило это…
– В самом надёжном и тихом месте на свете, – запнувшись, ответила она на поставленный вопрос, пока рука в перчатке машинально провела по волосам там, где их касалась чужая рука, – Здесь только горы и снег на много километров вокруг.
Более точного ответа дождаться от неё было невозможно – увы, она и сама не знала, а Илэйн отвечала каждый раз по-разному. Норвегия, Швейцария, «ах, отстань, это же Аляска». Важно было то, что и отсюда можно было выбраться, если потребуется.
– Лейла, – эхом повторила Бру, перекатывая чужое имя на языке, – Меня однажды звали так. Кажется.
Странно, но впервые она не испугалась чужой улыбки. Сознание напоминало о том, что это может предвещать беду, но душа всё равно не хотела верить в вбитые в её голову рамки – улыбаются, значит, смешно. Даже если Лейле смешно, и смешно из-за неё, это не страшно.
Так, по крайней мере, ей казалось.