Даже окончательно смирившись с тем, что мириться с одиночеством такой, как она, нельзя, и что к вечеру первого дня, скорее всего, ей придётся вернуться к Илэйн, бесцветная служительница Культа всё равно не решалась как-то изменить своё положение. По большей части, она лишь терпеливо ждала, когда страх перед пребыванием наедине с собой перевесит липкий и гадкий ужас, охватывавший её всякий раз, когда она видела улыбку «куратора», и голос воспалённого разума уже прикинул, что она едва ли дотерпит до сумерек. Однако, до наступления вечера оставалось немало времени, и пока что «Брунгильда», она же «Фрида Рунгерд», пыталась справиться с собственными перчатками и страхами одновременно. Перчатки – чёрные, конечно же – успели намокнуть и прилипнуть к коже, собираясь складками, а управиться с ними оказалось не слишком тривиальной задачей.
Дела обстояли так – вот лайнер, вот билеты, вот документы. Спрашивать «почему так», разумеется, не разрешено, хоть у Брунгильды никогда (на её ненадёжной памяти, по крайней мере) не возникало такого желания. Может, в этом всём и было какое-то двойное дно, но что ей с того, ведь в любом случае, она не обладала самоубийственным желанием выяснять, в чём же подвох, ну а наличие рядом Илэйн, чья улыбка заставляла Брунгильду просыпаться в холодном поту, и подавно не располагало к проявлению хоть какого-то интереса к происходящему.
Сейчас же, когда Брунгильда болталась где-то на палубе, поближе к краю, ей было неясно, чего бояться, ибо поводов для страха было предостаточно. Был тут и корабль, было тут и скопище людей, которые, естественно, были ей незнакомы, а потому непредсказуемы, была тут и Илэйн, которая всегда могла преподнести неприятный сюрприз, особенно теперь. Именно неизвестность, откуда придёт проблема, пугала Брунгильду по-настоящему. В итоге она просто знала, что что-то будет. Срок для этого был выделен предостаточный, в самом деле.
Когда руки совершенно задрожали, и надежда расправить перчатки, которые уже сейчас угрожающе болтались там, где накладки не были плотно прижаты к огрызкам пальцев, угасла, «Фрида» выдохнула сквозь зубы и укусила себя за указательный палец прямо через ткань. Во рту сразу стало солоно, но не от крови, а от того, что руки у неё безнадёжно взмокли, ну а на душе резко полегчало. Настолько, что даже ноги подкосились, и «Фрида» вцепилась в ограждение борта. Вышло так, будто она страдала морской болезнью, но к ней, к счастью, никто не подошёл.
В таком положении ей было отлично видно, как пенится рассекаемая лайнером солёная вода, как кружится и перемешивается. «Фрида» тотчас же решила, что это похоже на гигантский нож, и во всех красках представила себе, как этот нож перепиливает её пополам. Сразу же нашлись силы на то, чтобы выпрямиться, отойти от ограждения и, коль не удалось поправить перчатки, аккуратно сцепить пальцы рук так, чтобы болтающиеся накладки на левой кисти не были бы так заметны.
Итак, как ни странно, она всё-таки не хотела умирать. Ей было противно, ей было тошно от жалости к себе, но решиться оборвать эту жизнь «Фрида» так и не могла. Для этого надо было быть кем-то лучшим, чем бесцветная игрушка, готовая на всё, лишь бы даже такую паскудную жизнь сохранить, а этим «кем-то» она как раз и не была.
Солнце пекло ей голову.
Решение пришло сразу же – пока бледным плечам и голове не будет нанесён непоправимый удар в виде солнечных ожогов, нужно найти место потемнее. На палубе оное отсутствовало как факт, там, где можно было укрыться от солнца, были люди, а пребывать рядом с ними было очень трудно. Не невозможно, но всё же. Сейчас Брунгильда не хотела бороться с трудностями.
Соответственно, ей нужно было с этой палубы уйти, и она так и поступила. Но, не имея конкретной цели, куда можно было уйти в этом хитросплетении коридоров, исключая, конечно же, каюту, где морщилась от головной боли Илэйн, Брунгильда, разумеется, заблудилась сразу же. Куда бы она ни брела, места не казались ей знакомыми, пожалуй, было только одно преимущество – постепенно люди перестали попадаться ей навстречу. В какой-то момент она поняла, что выпутаться самостоятельно уже не сможет, потому что не понимает, как добраться отсюда до каюты куратора, и ей пришлось снова себя укусить, чтобы напомнить, что этого пока от неё никто не требует.
В итоге она нашла что-то, что было похоже на рекреацию – ответвление в коридоре, сравнимое по размерам с каютой, но не имеющее двери. В этой «рекреации» был диван, и «Фрида» решилась на него усесться. На самый краешек, впрочем. Было удобно и почти не страшно. Пожалуй, будь бы с ней книга, её времяпровождение можно было бы назвать комфортным.
