Елена Миклушова

Морозный воздух окрасил алым щеки, и белыми искорками отразились во взгляде снежинки. Расплатившись с таксистом и выйдя из машины на приличном расстоянии от офиса, Лена позволила себе прогуляться: небольшой минус за окном, снежные шапки на домах и серебристый иней на ветвях деревьев определенно располагали к тому, чтобы некоторое время провести на улице.

Огромное здание офиса, где расположился "Легион", было видно издалека: высоченная башня сияла на солнце точно усыпанная драгоценными камнями. От красоты такой действительно захватывало дух.

Общение с охраной оказалось в меру продолжительным: по паспорту и цели визита выписали пропуск на 42 этаж – Лена, впрочем, была уверена, что при желании попала бы и на другие по той же самой магнитной карточке.

А из лифта, куда она прошла после турникетов, открывался вид не менее шикарный, чем с улицы: дальняя стена его была стеклянной, и девушка с упоением и восторгом смотрела на окружающие башню дома, укрытые мерцающим на солнце снежным покровом.

В приемной "Легиона" сидела молоденькая секретарша, но сказать она ничего не успела: бойкая Лена взяла все в свои руки.

– Станислав... – Запнулась, с трудом вспоминая отчество. Сергеевич? Николаевич? Лена скользнула взглядом по двери, за которой пряталось высокое начальство и по золоченой надписи рядом с ней: "Мальченко С.В.". Владимирович? Валерьянович? – Девушка сама едва не прыснула от такого предположения. – ..Васильевич на месте?

Судя по взгляду секретарши – угадала. Ну, либо Станиславу в ближайшее время на ушко нашепчут, кто из его сотрудников знать не знает, как его по имени-отчеству.

– Миклушова, с отчетом, – ответила Лена на вопрошающий взгляд. Пояснения, пожалуй, действительно были нужны: хорошенькая девочка тут же подняла трубку, связываясь с Мальченко. Скрестив руки на груди, Лена терпеливо ожидала приглашения войти, и лишь получив оное, сбросила темно-серый пуховик и цветастым вихрем ворвалась в кабинет.

– Добрый день, – жизнерадостно улыбнулась она Станиславу, оправив теплый кардиган на груди. – Есть информация по нашим мальчикам.

Елена Миклушова

Даже немного растерялась, замерев на несколько секунд, все так же оттягивая полы кофты вниз – уже настроившись на работу, Лена не была готова сворачивать с проторенной дорожки, и уж тем более – переключаться на что-то бытовое вроде чая или кофе.

Переключиться, тем не менее, пришлось: когда твой начальник и благодетель, коим, вне всяких сомнений, могла считать Лена Станислава, предлагает чем-нибудь разбавить пресный разговор о делах, игнорировать его предложение как минимум некрасиво.

– Чай, – хлюпнула носом Лена. С мороза, конечно, ей уже довелось прогреться: пока пропуск получила, пока поднялась, – но тихонько подшмыгивать абсолютно нормально дышащим носом успело стать маленькой локальной привычкой. Разумеется, пока секретарша готовит и приносит напитки, говорить о делах не стоило: то, чем занимались Призраки, по-прежнему было неофициальным и практически преступным делом в России. К чему лишний раз искушать судьбу, давая чужим ушам узнать о том, что в интересах Станислава Мальченко взламываются почты других политиков?

– Там такая красота на улице, вы бы сходили, прогулялись, – назидательно, но дружелюбно проворковала она, усаживаясь напротив начальника: плоский и широкий, достаточно жесткий, самый обыкновенный офисный стул принял на себя всю тяжесть Лениных эмоций. – Утром уже был снег?

Погода в Москве не баловала: снег сменялся слякотью и дождями, нередко морозное бесснежное утро перерастало в куда более мерзкую погоду под вечер. То сильный ветер заметал улицы пургой и колол щеки острыми, подмерзающими капельками воды, то в безветренный, холоднющий день замерзало все, что успело растаять в предыдущий. Сегодня, пожалуй, Лена впервые была рада погоде: снег был мягкий, крупными хлопьями оседая на крыши домов, а иней, застывший за ночь под ветвями деревьев, то и дело норовил упасть за воротник, вызывая бурю восторженного негодования.

– Все лучше, чем в офисе сидеть. У вас же тут ни одного окна, – разочарованно и сочувственно выдала непосредственная Миклушова, предварительно покрутив головой и подтвердив свое первое впечатление бескомпромиссным фактом: окон в кабинете Мальченко действительно не было.

Елена Миклушова

Лена состроила сочувствующую мородочку – больше ей особо ничего не оставалось. Как и всякий политик, Станислав умел быть многословен и – что еще более важно – ставить свою речь так, чтобы не втесаться было даже самому болтливому и наглому журналюге, а уж в меру воспитанной Миклушовой – и подавно. Вздохнула, чуть фыркнула, смешно раздув ноздри и пожав плечами, поджала губы, непроизвольно повторяя его жест – Лена слушала внимательно, реагировала бурно, но исключительно невербально.

Рассматривая черно-белые кружки, Лена даже рассмеялась: коротко, тихо, но задорно.

"Вот жеж фантазия у людей работает, а? На всем деньги сделать умудрятся – даже, прости Господи, на кружках!"

– Они дорого мне встанут? – В голосе Лены все еще звучала смешинка. Социологи, матерь Божья, фирменные кружки. – А можно нам тоже свою символику? – Уже не удержавшись, в голос расхохоталась Миклушова. "Нам" – Призракам, конечно же.

– Только сразу пивные, ребята не любят по сто раз к чайнику ходить.

Смеялась она по-доброму – по-другому и не умела никогда – и утирала краешком рукава слезки в уголках глаз. Ну и что, что взрослая тетка и четвертый десяток скоро – мало ли, чего там с возрастом, а в голове – все та же четырнадцатилетняя, задорная девчонка, которой только дай волю посмеяться. Да и Стас тоже – хорош, выдумщик. Кружки, подумать только. Вроде отсмеявшись, Лена уже почти сосредоточилась, чтобы перейти к делу, как снова на глаза ей попалась злополучная кружка – на этот раз та, что в руках Мальченко, – и хохотушка снова прыснула в кулак.

– Ох, – обмахивая себя рукой, как веером, Лена пыталась выдохнуть. – Чем вам только заниматься приходится, Станислав. Высокая политика, взломы... кружки, – последним словом чуть не подавилась. – Вы не подумайте, тема классная. – Кажется, ее смешливость уже переходила все разумные и не очень мерки, что вполне могло вызвать закономерное раздражение у человека более разумного и адекватного, чем она сама. – Я просто не ожидала немного.

Выдохнув и глотнув чая с успокаивающим ароматом имбиря, Лена на несколько секунд закрыла глаза, чтобы окончательно взять себя в руки. Чтобы отвлечься, вспоминала про свойства этой пряности, антивоспалительные, противопростудные и болеутоляющие свойства которой то ли правда имели место быть, то ли были красивой присказкой для деревенских санитаров. Интересно, что болит у Станислава?

– К делу, – решительно начала она, не открывая глаз и ставя кружку на стол. Смотреть на них ей категорически противопоказано. – Мы просмотрели почты большинства ваших коллег. Как и говорил Мушрум, о безопасности они почти не беспокоятся.

У многих на почтах стояли даты рождения свои, жен или детей, даты свадеб, имена родителей и даже пресловутые девичьи фамилии матерей, найти которые не составляло труда сколько-нибудь адекватному пользователю интернета. Даже смешно: каким-то дополнительным софтом приходилось пользоваться для взлома буквально нескольких политиков – и еще меньше было тех, кого взломать все еще не удалось.

Правда, и результаты были не слишком утешительные: некоторые не пользовались почтой вовсе, вынуждая Призраков вместо обленившихся хозяев фильтровать килотонны спама, успевшего набежать за время с момента регистрации. Некоторые были более общительны, но о работе мало кто говорил: обсуждались корпоративы, дни рождения все тех же жен и детей, планы на отпуск, размеры новых бассейнов и даже тактико-технические характеристики элитных проституток Москвы и области.

– Честно сказать, мальчики наши очень скучны в своих интересах, – перечисляя обсуждаемые ими вопросы, Миклушова не стеснялась и не краснела – чай, не девочка давно, чего ей дергаться. Кто, с кем, кого и чем шантажировал – тоже было видно, но все это было как-то мелко и ни о чем: все больше намеки на возможность шантажа, чем действительно представляющие интерес вещи.

– Но есть несколько особых случаев, – выудив из сумки небольшой блокнот формата а5, а из него – несколько сложенных пополам листов, Лена протянула их Мальченко. Информация скудная, но какой-никакой интерес все же представляла.

Елена Миклушова

- У нас нет гарантий, что речь шла именно о вас, - неловкая попытка приободрить. Пусть прямых доказательств и не было, суть была очевидна любому, кто смотрит хоть немного дальше своего носа. Чья еще партия, если не Станислава Мальченко за последнее время смогла бы претендовать на звание проблемы для задающих тон приспешников Потапова? - Но даже если так, у нас нет никаких свидетельств связи Валентина с этими покушениями.

Последнее прозвучало даже почти уныло: почта временного - впрочем, временного ли? - и.о. лидера социал-демократов была взломана одной из первых. Она же оказалась пока одной из самых трудных - и самой бесполезной после тех, кто почтой не пользовался вовсе. Даже переписка с ныне покойным Сергеем была предельно бытовой, а чеки с организации похорон - более чем скромными. Валентин был чист. Выглядел таковым, вернее.

- И все же, - долгий взгляд, во время которого Лена отставила чашку чая в сторону, был направлен на лицо Мальченко, но тот словно бы смотрел сквозь девушку. - Если это правда... необходимо принять меры?..

Едва не брякнула "какие-то". Лена не знала, что делают в подобных ситуациях, а последнее покушение на Станислава действительно напугало ее, оставив неприятный осадок на сердце. Она пыталась тогда найти в сети хвосты, оставленные заказчиками, но все было тщетно. Глупо даже как-то получилось, ничего не смогла сделать.

- По китайскому вопросу ничего, пусто, ни единого намека. Как будто им всем разом запретили говорить об этом.

Действительно странно это было: при том, насколько неоднозначным и возможно даже катастрофичным для России было решение о начале русско-китайской войны. Никто не обсуждал до, никто ни намеком не обмолвился после. Сговор? Приказ сверху? Лена не верила, что в столь большой группе людей ни один не проболтается, не будет против и не захочет щегольнуть своим знанием перед любовницей.

- Было кое-что другое. Личное, - понуро улыбнулась Лена. То, о чем она собиралась рассказать, не знали Призраки: лишь она и теперь Станислав. Это могло быть важно... для него.

Елена Миклушова

Короткий кивок. Призраки справятся со своей работой – они лучшие из лучших, и за их успех Лена волновалась не так сильно, как за жизнь Станислава. Последнее нападение тревогой отозвалось в женском сердце, хотя она до сих пор и не сказала об этом ни разу – право, к чему тревожить человека лишней паранойей? Приободрить и сделать все возможное, чтобы найти виновных, – много лучше по мнению Миклушовой. Оно и самой так легче как-то выходит.

Обернулась на дверь кабинета, чтобы убедиться в неприкосновенности секрета, который собиралась озвучить. Ни секретаршам, ни посторонним гостям, ни даже Призракам не следовало знать то, что попалось Лене, – в этом ее уважение и благодарность покровителю. Скользнула взглядом по стенам, словно проверяя – можно ли им верить, уставилась на Станислава и лишь тогда заговорила, осторожно выбирая слова.

– Анна, – даже имя далось с трудом. – Они пытались копать под нее, но ничего не нашли. Я решила проверить и...

Виноватый взгляд, как у пса, сбившего хозяина с ног резким рывком поводка. Лена избегает смотреть в глаза Мальченко, но все же продолжает:

– ..такого человека никогда не было, верно? Не в России.

Следы Анны обрывались в небольшой московской конторке, где она по документам работала прежде чем встретить Станислава Мальченко. С этого момента ее личность была живой, но прежде – ни друзей по университету, ни школьных достижений, ни фотографий с детских утренников. Анны Мальченко словно никогда не существовало, и хотя концы были спрятаны достаточно глубоко – вплоть до задокументированных регулярных отчислений в пенсионный фонд – Лена все же копнула глубже, чем хотела бы сама.

– Я поставила ее в очередь в детский сад, загрузила чуть больше информации в базы гос.структур, сделала несколько фотографий, – Алиса очень похожа на Анну, хотя над ретушью Лене все равно пришлось немало поработать. Деятельность Призраков никогда не отличалась особой легальностью, но впервые за все время работы на Мальченко Лена чувствовала, что делает что-то дурное. Быть может, просто потому что не понимала, для чего это нужно ему – и лишь брала на веру необходимость этого.

– Я надеюсь, вы знаете, что делаете, Станислав. Знали тогда.

И невысказанное "но" повисло в воздухе. Не имеет права просить раскрыть правду, хотя и действительно удивлена и заинтригована. Возможно, Мушрум нашел бы больше, но Миклушова первым делом отказалась от того, чтобы обращаться к кому бы то ни было. Если Мальченко посчитает нужным – он расскажет сам, а она в свою очередь сделала для своего покровителя то, что умела: замела все найденные следы.

Елена Миклушова

Взгляд Станислава забегал и вмиг стал таким усталым, что у Лены невольно сжалось сердце. Меньше всего на свете она хотела расстраивать кого-либо – и даже предполагая, насколько непростой это будет разговор, все равно прогадала. Реальность оказалась хуже, злее, болезненнее для Мальченко, и чуткая Миклушова ощущала это всем своим существом. Слишком суетливое, затравленное поведение Станислава удивило лишь осознанием: насколько сильно любил он свою покойную жену. А раз так – разговор предстояло прекратить как можно скорее.

– Не призрака пугать привидениями, – Лена улыбнулась словам начальника, поймав на себе объяснимо печальный взгляд. Не в качестве возражения и не как аргумент для продолжения этого разговора: скорее чтобы разрядить обстановку и как-то настроить начальника на более позитивный лад. – Знаете, я сама так могу: бу!

Глупость какая-то, самой неловко, но глаза выпучила, пальцы веером, раскрытые ладони – к Станиславу. Пусть хоть отвлечется, а там и настрой ему вернуть недолго.

Но вот уж к чему Лена готова не была – это к извинениям. Так и застыла со смешным выражением лица и нелепо растопыренными пальцами. Как-то грустно это вышло: не хотела она до такого доводить, непроизвольно вышло и против желаний. Протянув руку через стол, Лена коснулась Мальченко, накрыв своей ладонью его пальцы. Попытка приободрить, придать уверенности.

– Хей, – позвала она тихо. – Это я должна извиняться. Полезла куда не следует...

И действительно. Правда, оценивая субъективно: не могла не полезть – слишком беспокоилась. И не сказать тоже не могла – слишком честная и прямолинейная.

– Я никому не говорила: ни ребятам, ни этому хакеру, – кличка "Мушрум" в бытовую речь Лены так и не вписалась. – Это ваш секрет, Станислав. И он останется только вашим, – сжала ободряюще и отпустила, медленно, словно нехотя скользя ладонью по столу. – Простите...

..что причинила боль, – не договаривает, лишь поджимает губы и смотрит виновато.

Елена Миклушова

"Может быть не стоит", – тихо-тихо, неуверенно, одними губами, когда начальник отвернулся за алкоголем. Совсем не желание узнать все-таки эту историю – напротив, Лена уже уверилась, что знать ее она не хочет – сделало ее возражение настолько неубедительным, а понимание, что Станислав, взрослый и властный мужчина, в общем-то принял уже решение, и никакие женские стенания его не изменят.

Все так же поджав губы, Лена смотрит виновато на свои колени, пока Мальченко отменяет встречи и дела, – теперь и тут спровоцировала, сама того не желая. Стаканы с глухим стуком опустились на стол, с тихим плеском наполнились и один из них проскользил к женщине, сгорбившейся напротив. Лена ловит взгляд Станислава и растирает кончик носа, прежде чем обхватить ладонями стакан с янтарным напитком.

Непривычно от мысли, что Станислав – человек, от которого Лена привыкла ждать суровых решений и поступков, – оказался наделен тонкой душевной организацией, запрятанной где-то глубоко-глубоко. Непривычно – и стыдно за собственное удивление, словно прежде и в голову не приходило, что у Мальченко могут быть чувства.

Но сейчас, когда он заговорил об этом – да, она понимает и искренне сочувствует. В ее жизни не было человека, к которому она была бы привязана так же сильно, но не увидеть боль Станислава мог бы разве что мертвец. Лена поднимает бокал, вторя его движению, но не решается так же хлебнуть – чуть касается губами, делая горький глоток. Странный запах и привкус трав кружат голову: Лена не привычна к крепким напиткам и предпочла бы вовсе от них воздержаться. Что заставляет ее повторять действия Мальченко: уважение, подобострастие, слабоволие? Глотая коньяк и жмурясь, Лена убеждает себя, что исключительно желание поддержать.

Воцаряется тишина. Миклушова ставит стакан перед собой и молчит, чувствуя себя бесполезной и бессильной – почти как в детстве. Не знает, что сказать, – да и что тут скажешь? Станислав с душой нараспашку, неожиданно откровенный и трогательно ранимый. Что ни скажи – замараешь, причинишь еще больше боли, заставишь пожалеть, что позволил кому-то увидеть. Да и что она, девчонка в сравнении с ним, может сказать?..

– Вы были счастливы с ней, – и вопрос, и утверждение, напоминание о том, что не следует зацикливаться на одной лишь боли утраты. Спонтанные слова, от самого сердца.

Елена Миклушова

Разговор неожиданно перескочил на Макарова, и Лена представила перед собой Владимира: высокий, статный, с чем-то жутковатым во взгляде. Ей оставалось только догадываться, что пришлось пережить человеку, на глазах у всего мира ставшего из террориста национальным героем, бежавшего из "Пристанища", укравшего и применившего "Гадюку-6". Лена не знала, как относиться к нему – она могла прикоснуться к живой легенде, к одному из самых страшных людей двадцать первого века, уже ставшего столетием терроризма и бессмысленной жестокости. И эта двойственность, пожалуй, даже пугала. Работая с ним, она забывала, кто он, какими грехами и добродетелями наделяло его мнение общественности – заставляла себя забыть, она же чертов профессионал!

Станислав знал Владимира много лучше, и образ, нарисованный двумя короткими фразами Мальченко, импонирует Лене как никакой другой. В этом же, уверена она, секрет счастья и для Стаса: жить настоящим. Вообще жить, потому что если все самое счастливое, яркое и стоящее у тебя осталось позади – то что это за жизнь? Каждый день в серых тонах, в бесконечных сравнениях с тем прошлым, которое искрилось красками и дарило тепло раньше, а сейчас лишь алыми росчерками отбирает все, что могло бы подарить немного счастья.

– Я знаю, – эхом отозвалась она. Лена не могла бы похвастаться слезами сочувствия или какими-то другими атрибутами нежной чувствительной барышни, но голос, ставший мягким и грудным, располагал к себе. – Вы ведь все для других. И для меня.

Снова накрыла его ладонь своей – привлекая внимание, согревая, насколько это вообще возможно. Осторожно, мягко встряхнула: "эй, мы здесь, помнишь?".

– Здесь и теперь, – латынь, должно быть, прозвучала бы пафоснее и патетичнее – только кто ее, эту латынь, помнит-то? Главное – суть, так точно переданная в одной емкой фразе. Жалко только, что нового ничего она этим не скажет: Станислав не маленький мальчик и раскрывать ему глаза на реальный мир уже немного поздно – сам все знает, сознательно уходит от очевидных решений. А раз так – значит у него есть на то свои причины.

– Вам бы действительно прогуляться, развеяться, – напомнила она о первом своем предложении. Всю красоту мира, все возможности встретить кого-то, кто смог бы вернуть в жизнь краски и яркие цвета, Станислав упускает, прячась в четырех стенах своего кабинета и занимаясь политикой, переговорами, бизнесом, даже кружками – чем угодно, только не своим собственным счастьем.

Елена Миклушова

Лена улыбается, видя, как немного ожил Станислав. Не отвечает на его вопрос, не мучит нравоучениями и попытками повлиять: она отлично понимает, что перед ней взрослый, сильный человек, который и без нее прекрасно все о себе знает. Все, что может она сделать для него – это слушать, держать за руку и мягко улыбаться.

Его движение, по-своему дерзкое и решительное, знаменует собой конец этого доверительного разговора. Если до этого Лена была лишь наблюдателем, созерцая бушующий поток чувств Станислава, то теперь это течение подхватило и ее, требовательно увлекая за собой...

..в пучины беспробудного пьянства, судя по всему. Теперь уже ее очередь проявлять жесткость характера: выпить Елена не дура, но сейчас для этого сказочно неудачный момент. И если уж тревожиться о том, как пролетает мимо жизнь, то явно не с бокалом в руках. Брать быка за рога, а жизнь – в свои руки. Действовать здесь и сейчас.

– Я, пожалуй, пас, – шутливо, но уверенно отказывается она, перехватывая руку Станислава, тянущуюся к бокалу. Так и сидят, держась за руки, смотря друг другу в глаза. Слава Богу – не дети малые, не краснеют, не стесняются и не ищут оправданий. – Давай прогуляемся, – предлагает она настойчиво, напрочь забывая про субординацию и прочую показную шелуху. – Сейчас.