По любым вопросам обращаться

к Vladimir Makarov

(Telegram: @punshpwnz)

Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP Для размещения ваших баннеров в шапке форума напишите администрации.

Code Geass

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Code Geass » События игры » Turn IV. Unity » Самайн: сон Наннали Британской


Самайн: сон Наннали Британской

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

Принцесса Наннали уже две недели мучается кошмарами. Для Дункана уже становится привычкой дежурить подле ее постели – смущаясь и тревожась, что создает своему рыцарю лишние трудности, принцесса все же просит его остаться с ней. Она боится засыпать, а врачи лишь разводят руками и повторяют, что увеличивать дозу успокоительного уже нельзя. Последствия нервного срыва, – говорят они, и Дункану снова и снова приходится оставаться с ней на всю ночь, чтобы разбудить, если ей станет страшно. И – главное – чтобы быть рядом.

Наннали не знает, в тягость ли ему это, но каждый раз выныривая из удушливо мерзкого сна, она прижимается щекой к его груди и не может сдержать благодарных слез. Ее оградили от всего мира, от новостей – дурных и добрых, от переживаний – горестных и счастливых, но лучше ей становится лишь рядом с ним.

Этой ночью он снова рядом – уставший, изможденный, держит он за руку такую же истощенную принцессу. Наннали забывается неровным сном, мечется, словно кошмар уже с ней, но не просыпается. Не будит ее и рыцарь, сомкнувший глаза едва коснувшись лохматой головой края ее кровати. Когда ее крик заставит Дункана очнуться, будить принцессу будет уже поздно.

[NIC]GM[/NIC][STA]Samhain[/STA][AVA]http://rom-brotherhood.ucoz.ru/CodeGeass/npc/samhain/samhain1.jpg[/AVA][SGN]Don't turn away[/SGN]

+1

2

Этот сон был знаком – точно давний, нежеланный знакомый он преследовал ее каждую ночь, оставляя за плечами обрывки туманной паутины. Следовал он за принцессой и днем: когда чужие голоса замолкали, девочка оставалась один на один с тьмой, и ей чудилось, будто ее ледяное дыхание морозит спину.

Но здесь все было проще: она все видела и могла ходить, хотя и не дышала, не помнила саму себя. Здесь она не испытывала страха – лишь пустое безразличие. Ужас осознания приходил много позже, и было лишь страшнее от того, что каждую ночь Наннали теряла зрение снова – всего лишь просыпаясь.

Мельтешение цветов и бесконечных красок, сменяющих одна другую, уже давно не вызывает восхищения. Наннали шагает вперед – уверенно, спокойно, точно никогда и не была прикована к инвалидному креслу. Босая, она идет сквозь вязкую гущу так легко, точно летит по воздуху, и чем ближе она к своей цели, тем меньше становятся ее ножки, тем быстрее она пытается идти, переходя на бег.

В конце пути ее ждет мама. Марианна улыбается, раскрывая ладони для объятий, и Наннали бросается к ней, ощущая – вдруг – смутную тревогу на душе. Она не оборачивается, но чувство дежавю не отпускает. За дверью остался дядюшка Виви, о котором ходит столько страшных сказок и который на самом деле так добр с маленькой Наннали. Он приехал в гости, но отчего-то не спешит навстречу Марианне.

И с каждым шажком крошечных детских ножек все страшнее, ведь все это уже было. И боязно оглянуться – там, за спиной, ждут момента те, кто хотят убить маму. И невыносимо смотреть на перекошенное болью мамино лицо – Марианна понимает больше, чем говорит, и душа ее болит за искалеченную дочь.

Закричать бы. Заплакать, замахать руками, остановиться – чтобы неминуемое не свершилось, но ноги не останавливаются, и руки против воли цепляются за мамины юбки. Марианна устремляется наверх, толкая дочь вперед – и Наннали чувствует то же, что, должно быть, чувствовала мама перед смертью: неизбежность.

Гремят выстрелы, звенит стекло, кричат люди. Боль пронзает ноги, Наннали падает, а сверху падает Марианна, устремив прощальный взгляд куда-то в сторону, и маленькая принцесса плачет, не в силах закричать – с губ не срывается ни звука, ни всхлипа. Удушливая слабость накрывает волной, заливает кровью из ран любимой матери, давит тяжестью ее тела – пока еще теплого, но уже мертвого. Не пошевелиться, не выбраться – а так близко, кажется, дверь, за которой остался дядюшка Виви. Почему он не пришел на помощь? Мамины враги убили и его?..

Разноцветные витражи, разбитые на мелкие осколки, сияют так ярко и красочно. Наннали помнит их – это последнее ее воспоминание о свете, о цветах, о красоте: сверкающие алмазы стекол и погасшие аметистовые глаза матери. В блеске самых страшных в жизни Наннали украшений видит она и то, что будет дальше – тьму, что окутает своей вуалью искалеченную отныне принцессу, и тьма эта снова забирает себе ее душу, мечущуюся в навеки скованном теле.

..в этой тьме нет места страху, и когда маленькая Наннали из прошлого закрывает глаза – навсегда – дух ее воспаряет над исчезающем в темной дымке телом.

Наннали помнит: здесь никогда не было страха. И сейчас его тоже нет.

+10

3

Ее трясет от напряжения. Ей чудится, что все еще за спиной гремят выстрелы, а перед глазами все те же погасшие аметисты, и Наннали сжимает ладонями уши, надеясь приглушить ужасные звуки.

Страха нет. Нет, – уверяет она саму себя, и длинные тонкие ноги, уверенно вышагивающие по неровной тропке среди клубов дыма, подтверждают: все было лишь дурными сном, плохим воспоминанием из той, неправильной жизни. В правильной она здорова, она может ходить и видеть, она свободна – и свободна выбирать, пусть даже в такой мелочи, как направление следующего шага.

Ладони еще мелко дрожат, но тревоги уходят прочь после третьей развилки, и долгая дорога успокаивает, возвращая покой и душе, и телу. Наннали не торопится, позволяя отойти на второй план поддельным страхам: она еще помнит, как дорого обходится, когда их накапливается слишком много. И все же вязкий туман расходится слишком рано – раньше, чем она была готова. В мутной глади напротив – темно и пусто: ни дна, ни отражения.

Наннали приближается осторожно, неслышно. Касается раскрытой ладонью холодного стекла, едва заметно различая кроткий, тусклый отсвет отражения. Шрам, белеющий тоненькой полоской, напоминает о жизни неверной, полной лжи, и сжимается в тоске сердце: принцесса оставила там что-то важное, нужное, но забытое здесь.

Что же?..

Вспоминает, кажется: зеленые глаза, всклокоченные волосы, теплые руки. Вспоминает – и видит перед собой, за стеклом, точно свое отражение, искаженное чертой времени. Сбитые в клоки каштановые волосы, ссадины на лице, костюм узника и следы от браслетов на запястьях – Наннали видит их так же четко, как видела умирающую маму, и понимает, откуда они. Бешеный зверь бился в стены камеры, не сдавался, не опускал рук, пока ему не выкрутили их, сцепив запястья эластичными браслетами – но и тогда он не прекратил бороться. Кожа стерта в кровь, и Наннали чувствует, как по лицу бегут слезы.

– Сузаку, – впивается кончиками пальцев в стекло, желая оказаться рядом, обнять, огладить по волосам, но бессмысленно, тщетно, напрасно. – Сузаку! – Снова и снова зовет по имени, срываясь на крик, ловя на себе безразличный и пустой взгляд.

Из-за нее, по ее вине, по ее прихоти, – корит себя Наннали, стуча кулаком по стеклу. Падает на колени перед ним, и опускается Сузаку, копируя позу принцессы. Прижимаясь лбом к зеркальной глади, она надеется почувствовать тепло, передать свое – но неумолимая ледяная поверхность не оставляет ни единого шанса.

– Из-за тебя, – шепчет Сузаку разбитыми губами, и голос его подобен грому, от него не спрятаться и не скрыться, не убежать. Лишь горче слезы – и Наннали не знает ни одного наказания, которое позволило бы ей искупить то, что она сделала с ним. Не искупить, не исправить.

– Прости, – умоляет она, не имея никакого права на прощения, даже на саму мысль о его возможности. И тогда ощущает, как холодная ладонь сжимается вокруг ее собственной, как утягивает сквозь стекло маленькую принцессу.

– Прощу, – неожиданно тепло обещает Сузаку, но Наннали становится лишь страшнее. Касаясь друга, она всегда чувствовала спокойствие, уверенность, незыблемость его силы.

Сегодня она не чувствует ничего – кроме холода.

Здесь, по другую сторону, она все еще видит – но чувствует, как меркнут краски, как сгущаются тени. И уже не ходит.

– Я покажу, – говорит Сузаку, и Наннали обхватывает его шею руками, как тысячи раз до этого, как в тот день, когда он не хотел отпускать ее в столицу, когда она сломала ему жизнь. Склонив голову к его плечу, закрыв слабеющие глаза, принцесса, наконец, понимает, что не так, и от понимания этого ей хочется закричать.

Его сердце не бьется.

+7

4

Затаив дыхание, Наннали прижимается к груди друга, обнимает его за шею и вслушивается в каждый шорох... Нет, он в самом деле мертв: его сердце не бьется, он не дышит... даже голос его - лишь искаженное эхо чьих-то слов и мыслей. Почему же так похож?.. Откуда она знает, что это Сузаку?..

Знает? Или же нет? Он жив в неправильном мире - там, где она слепа и искалечена... или нет? Или сейчас сквозь туманы и сумрак ослабевшего взора она как раз и окажется там, где ей должно быть? Все это...

- ..безумие, - отзывается Сузаку, и руки его - немыслимо - слабеют. Принцесса ощущает, как подкашиваются его ноги, как он оступается - снова и снова. Кожа под ее пальцами становится холодной и такой странно мягкой, будто одно ее прикосновение стягивает ее с мертвой плоти.

Но как только упадет - упадет и она. И Наннали цепляется за друга, увеча его тело, но боясь остаться в одиночестве... но когда Сузаку падает на колени и разжимает руки, она понимает, что не одна.

Под ее руками... люди.

Такие же холодные и податливые. Гниющая плоть слезает с их костей, и принцесса тянет руки, стремясь найти дорогу, но под ее пальчиками все так же - лица и руки, ноги и плечи... Цепенея от ужаса, принцесса кричит - и каждое тело вокруг нее начинает стонать, будто вторя ее отчаянию. Хор мертвецов отпечатывается в сознании, приводит в движение, заставляет не искать, но прокладывать путь через это жуткое море.

Чье-то лицо... зубы проваливаются внутрь провала рта. Чья-то грудь ложится в ладонь. Чья-то лодыжка позволяет подтянуться. Чьи-то пальцы хрустят под локтем. Наннали старается не думать и не кричать, не плакать. Она рвется на свободу, оставляя тела позади, и вдруг ее ладонь смыкается на чем-то железном и устойчивом. Еще один рывок - и можно прикоснуться, почувствовав под кончиками пальцев ровное стекло и железную опору... зеркало?..

Она должна встать, но ноги все так же непослушны - бесполезным, тяжелым грузом они кажутся ей. Встать и заглянуть в зеркало - она чувствует, что именно это должна сделать. Просто встать и открыть глаза. Встать!..

- ААААААААААААА!!! - Разносится над равниной, полной мертвецов...

..и принцесса просыпается в своей постели. Дункан обнимает ее, гладит ее волосы, целует вспотевший лоб. Рядом суетится Юмико, раздаются живые голоса... Бьется сердце рыцаря в унисон ее собственному, и через этот гул Наннали ни слова не может разобрать. Она еще долго не сможет заснуть, но краски сна стремительно меркнут в сознании.

Меркнут, потому что самого страшного она не увидела: тел родных, близких и лишь мельком знакомых людей, которыми устлано поле с огромным зеркалом в центре... зеркалом, из которого на искалеченную принцессу совершенно невозмутимо глядит колосс с горящими алым глазами.

Эпизод завершен

+10


Вы здесь » Code Geass » События игры » Turn IV. Unity » Самайн: сон Наннали Британской