То, что она видела, не должно было когда-либо дойти до её сведения. Нет, даже не так: она обязана была, узнав о чём-то подобном, прикусить язык и молчать, как положено не только «сиделке», но и охраннику. Но, на беду, словно сам дьявол подстегнул Майю в тот день – потому что она действительно полюбила семью, к которой оказалась приставлена. Полюбила грубоватой и природной любовью детей, хотя в роли няньки была впервые, питала какое-то тёплое уважение, смешанное с восхищением, к госпоже Акено, сравнимой в её сознании с цветком – хрупким, но способным пробиться даже через асфальт.
На самом деле, Майе хотелось пойти к Гоэмону и просто спросить его: зачем? Она не осуждала его поначалу, она просто не понимала. Человек, росший без семьи и лишённый тех возможных проявлений любви, что могли выпасть на её долю, не мог понять, когда к семейным ценностям относятся так презрительно, как делал это «её хозяин», попирая тот священный пример идеальной семьи, что стоял перед её глазами. Видят боги, она бы сделала это, сложись обстоятельства немного иначе – например, будь бы Гоэмон дома. Но, видно, в тот день над душой Майи главенствовали не боги, а дьявол – потому она и пошла к Акено, чтобы влезть не в своё дело. Чтобы рассказать женщине, к которой Байерн относилась с уважительным трепетом, о том, какая же скотина её муж.
Чего она этим добилась? Ничего. Кроме того, что сделала всё ещё хуже. Увидела и понимающие глаза Акено, которая мягко остановила её на середине словесных излияний, устало вздохнула и посмотрела так, словно спрашивала: «Ты думаешь, я не знаю?». Тогда-то Байерн и почувствовала себя обыгранной по всем фронтам.
В этой семье действительно все всё знали, все жили так, как жили, и только она со своей справедливостью оказалась никому не нужна.
А получасом позже – как гром с неба. Эми нет…

Майя тяжело выдохнула сквозь зубы и оперлась рукой о стену, ибо сил у неё действительно не осталось. С поздней ночи и до сегодняшнего вечера она не позволила себе и глаза сомкнуть – наоборот, усилием воли гнала себя, как зверь, которого обложили флажками, вперёд и вперёд. Она не боялась ночного Гетто, не поддавалась сну, и только собственная моральная усталость давила на её плечи тяжёлым грузом.
Тошно было от того, как всё вышло: они с Акено, обнаружив пропажу, беспомощно переглянулись, и во взглядах этих было понимание. Могла подслушать, могла что-то понять… А, скорее всего, просто подслушала и поняла – благо Майя объясняла Акено всё так, будто маленького ребёнка пыталась не обидеть. Дура.
Примчавшийся домой отец семейства хотел, наверно, чтобы она осталась – но Майя, закусив губу, шагнула в дверь. Ей было решительно всё равно, что подумает о ней этот мужчина. Ей было даже плевать на собственное чувство вины, давившее в груди тупой болью. Повинить себя можно и потом, а сейчас где-то снаружи ребёнок. Девочка. В полном одиночестве.
Байерн повело вбок, в глазах помутнело – это нормально, это отсутствие сна и нервы. Она тихо сплюнула в сторону и усмехнулась. На что она надеялась, не знала даже она сама. Ей двигала любовь к этим детям, которым она стала на столь короткий срок щитом. Даже если Эми обижена на неё, Майя должна была её найти.
За ночь она обшарила все доступные углы, которые можно было назвать приличными. Настало время тех, что не вписывались в рамки приличия – Майя оттолкнулась ладонью от стены и снова двинулась вперёд. Как слепая собака, она обыскивала всё, постепенно погружаясь всё дальше и дальше в мир трущоб и развалин.
Иногда она спрашивала на чистом японском, ибо скрываться не было нужды, а притворяться британкой – опасно, не видели ли здесь маленькую девочку. Девяносто процентов пошлых шуток. Пять процентов молчания. Пять процентов ответов, которые никуда не вели. Настал момент, когда спрашивать было не у кого, однако Майя не сдавалась и шагала вперёд.
– Простите, – снова и снова твердила она, – Видели ли вы здесь маленькую девочку?

Отредактировано Maya Bayern (2015-09-21 23:35:10)

Происходящее слишком отдавало нереальностью – настолько сильно, что Байерн могла бы подумать, что она просто заснула на ходу, поддавшись собственному бессилию. Однако, сны ей уже давно снились совсем другие. Полные гораздо более ужасных образов, чем фигура в плаще, шарфе и сипящая так, будто бы ей пережали горло. И всё же Майя едва заметно надавила ногтями на кожу ладони, сжимая правую руку в кулак, пока аккуратно подстриженные ногти не причинили ей боль. Ей нужна была трезвость.
Фигура стала чётче, выговор – понятнее, а чистый английский язык вызвал не столько презрение – Майя, подобно летучей мыши метавшаяся между обеими сторонами, пусть и не любила британцев, но не всех подвергала своей неприязни – сколько заставил уделить немного внимания. Майя спокойно выслушала чужие слова, ещё раз огляделась и решила сохранять молчание. Без улыбки, хотя в сказанное не поверила ни на минуту. Зеро нанял его – так попасть пальцем в небо надо действительно уметь. Говорить об этом на всё гетто, причём на чистом британском, было вторым по глупости поступком. Говорить об этом первому встречному… Это было настолько глупо, что заподозрить врага с наскока пока было нельзя. Но нельзя было сразу отбросить эту встречу, как не содержащую угрозы.
Человек перед ней всё говорил, говорил – протянул коробку, и в Майе что-то дрогнуло: бисквиты она не любила, но «спаситель» однажды принёс их. Кажется, на первый год совместной жизни, когда они всё ещё притирались к существованию на одной территории. Однако, бисквиты были детским лакомством – и это напомнило так же об Эми, пропустившей ужин, завтрак и обед. А вопросы всё сыпались и сыпались, как рис из дырявого мешка, и это грозило неприятностями всем.
Наконец, Майя вскинула руку, приказывая этим жестом замолчать. Без недовольства, но с явным нетерпением.
– Кто бы ты ни был*, – её британский был всё так же чист и привычен, даже более аккуратен в выговоре, чем родной Майе язык, – Здесь так не говорят.
Ладонь скользнула к чужому лицу, бережно подхватила тёмные очки и потянула их на себя. Майя внимательно посмотрела на результат своих действий и, сохраняя молчание, вернула очки на чужую переносицу. 
– Ты прямо кричишь о своей национальности там, где её ненавидят больше всего. – очень тихо и отчётливо проговорила Майя, когда этот короткий осмотр был закончен. – Давно ты здесь?
«Давно», в её понимании, явно не было больше пары часов, во всяком случае, по тому, что она успела понять о встреченном ей человеке, Майя была уверена, что этот срок – предел для того, чтоб не нажить неприятностей.
– И, если больше пары часов, видела здесь маленькую девочку? – на этот раз вопрос был задан без прежнего отчаяния. Майя, ещё несколько минут назад бывшая уставшей и вымотанной, всё же взяла себя в руки, когда почувствовала угрозу. До сих пор сохранилась в ней эта привычка, нет, рефлекс, при возникновении проблем собирать все резервы сил, чтобы держаться.
Ей оставалось лишь надеяться, что этот разговор, происходивший на чистом британском, не слышали те немногие обитатели развалин. Люди здесь были другими, им не объяснишь, что она – японка. Да и какая из неё японка теперь, после стольких лет воспитания британцем? Она им в любом случае чужая. Даже хуже, чем бледная тень перед ней, играющая в детектива.
За упоминание Зеро их могли зашибить в ближайшем тёмном повороте. Да сколько ещё проблем упадёт ей на шею?..

Тех нескольких секунд, которые Майя внимательно изучала чужое лицо без очков, ей хватило. Она даже не пыталась оттянуть таким же образом шарф или воротник плаща, фактически, Байерн просто посмотрела девчушке в глаза, сделала для себя какие-то выводы, и перестала лезть к её личному пространству. Все дальнейшие действия встреченной ей личности были настолько беспомощными и искренними, что даже подозрительность Майи на время стихла. Какой в этом смысл, если даже её не слишком намётанный на определение возраста глаз не дал бы девчонке больше двадцати. А может и не больше восемнадцати. Другое дело, что игралась она с огнём.
– Я не злюсь, – на всякий случай пояснила Байерн, посмотрев чуть поверх головы девчонки. – Просто она маленькая. И она одна.
Эти отрывистые предложения были, на самом деле, пиком эмоций Майи, просто объяснить их и донести до окружающих она не могла. Эти три предложения содержали в себе информации, которой могло хватить на целый обстоятельный рассказ, но Байерн, немногословная всегда, считала, что сказала достаточно. Есть маленькая девочка, и она где-то здесь одна. А может и не здесь, но всё равно одна. И маленькая. Надо ли ещё что-то говорить?
Ситуация пока держалась на уровне «условно безопасной», но Майе не давала покоя необходимость изъясняться на британском – языке захватчиков и убийц. Хорошо же будет, если местные проломят ей голову за язык тех, с кем у неё сложные отношения всю жизнь. Уж если так, то не было смысла стоять, привлекая к себе внимание. Точнее, стояла здесь лишь Майя, пока её «союзница», уже зажигающаяся новой идеей, пыталась пролезть в любую щель, доступную её мысли. Байерн тихо вздохнула и шагнула к ней.
Узкая ладонь с тонкими пальцами легла на чужое плечо и тихонько подтолкнула его – взгляд Майи, между тем, буквально умолял следовать за ней. Пусть даже незнакомая девчушка восприняла это как просьбу о помощи, неважно. Главное – увести её отсюда. Ну или хотя бы не втянуть в ещё большие неприятности: как будто мало Байерн одной Эми.
– Ты не знаешь японского? – на всякий случай осведомилась Байерн, надеясь ещё, что ситуацию можно сделать хоть немного менее угрожающей. – В любом случае, здесь мы уже всё осмотрели, так? Идём вместе, две пары глаз лучше, чем одна, но, – японка предостерегающе вскинула ладонь, – не пытайся сходить с дороги. Достаточно просто смотреть.
Недостаточно, на самом деле, но Майя просто не хотела, чтобы по её вине кто-то попал ногой в щель между бетонными блоками, например. Мало ли травм готовят развалины?
Почему Байерн не пыталась прогнать девушку, сравнимую с назойливой мухой или бойкой собачкой? Всё было просто. Даже она имела право устать. В глазах порой плыли контуры предметов, подозрительно темнело. В таких условиях найти ребёнка невозможно. Более того, повторяла себе Майя, она пойдёт со мной только до выхода из гетто.
Это не была сделка с совестью, ибо на такие сделки Майя не соглашалась никогда. Просто она совместила для себя продолжение поисков и осторожное спасение найденной британки, как умела. Как уже говорилось, Майя не ненавидела британский народ в целом – только некоторую его часть. И то, скорее относилась к ним как к противникам на войне. На остальных она смотрела устало и грустно, если видела от них презрение, или спокойно, если её принимали, как свою. И никакая война не могла заставить её оставить несовершеннолетнюю в округе, где «свои» могут затравить чужака. И будут правы, как ни странно.
– Говори тише, – прибавила Майя, заглядывая через разбитое окно в разваленный дом. – Тут не будут рады британцам.

Спутница – Майя всё же не воспринимала её как помощницу – досталась ей не самая трудная. Как только она поняла, во что ввязывается, разговоров стало вдвое меньше. А потом всё затихло совсем, словно девчонка решила употребить все силы, сэкономленные на отсутствии лишних речей, на поиск нужного. Что ж, они усердно продвигались к границе, выбрав из этого не самый удобный путь, но самый безлюдный. Те немногие, кто попадался им на пути, не интересовались двумя особами, пытающимися пролезть в каждый закоулок.
Однако, чем ближе они были к границе гетто, тем меньше Байерн верила в какой-либо успех поисков. Справедливо будет сказать, что она и ранее не спешила верить в собственные усилия, но, когда тобой движет чувство долга и, смешно сказать, привязанность, сидеть на месте нельзя. Сейчас же даже силы, данные стремлением выполнить свой долг, начинали иссякать. Так что в баре, который сохранился на удивление целым, Майя позволила себе немного отдохнуть – привалилась к барной стойке, посмотрела на заказ, который наблюдательная девочка так ловко охарактеризовала, и устало улыбнулась.
Мало радости было в этой улыбке. Они ничуть не продвинулись. Всё так же топчутся на одном месте.
Бар, с его тёмными углами, был словно идеальным местом для того, чтобы осознать собственную вину. Хруст битого стекла и штукатурки под ногами, клочки плакатов – и, наконец, тьма в каждом углу.
– Когда-то я жила недалеко отсюда. – Майя, всё так же не отрываясь от барной стойки, бросила взгляд на улицу через давно лишившееся стёкол окно. Она не спешила снова срываться в путь, словно наконец осознала тщетность своих поисков.
Жили они действительно недалеко отсюда, но этот бар Байерн видела впервые. Неудивительно – где ей, лупоглазому подростку, которому она была тогда, маминой радости и опоре, шляться рядом с барами? Зачем здесь бывать измотанному зверьку, воспитываемому британцем и живущем в районе новостроек, возведённых специально для героев войны? Когда Майя спросила у «опекуна», нравится ли ему такая оплата за пролитую кровь, она схлопотала вторую оплеуху за год.
Однако, откровенности от неё ждать было рано – она и для более-менее близких людей оставалась закрытой. Вместо продолжения рассказа Майя со вздохом оторвалась от барной стойки, отряхнула рукава и подошла к двери, ведущей за барную стойку. Пнула её несколько раз, колупнула ногтем винтик замка и оценивающе пригляделась. Вряд ли там было что-то интересное, и уж тем более вряд ли там пряталась Эми, так что Байерн оставила дверь в покое и ещё раз прошлась по полутёмному помещению.
Дверь, наверно, закрыл убегающий бармен. Убегал, надеясь вернуться, но где-то на улице скосила его пуля – одна или несколько. Для таких догадок и сыщиком быть не надо, да и не догадается сыщик. Это поймёт только человек, выживший в том месиве.
Бармен, старый и уставший, предстал перед глазами Майи, пробежал по улице, но, не добежав до угла, рухнул, смешно взмахнув руками, как птица, подстреленная на взлёте.
Байерн опустила глаза и вытащила из рамы осколок стекла, чтобы аккуратно бросить его наружу. Сама не зная, зачем, она тратила время на такой бред, не стремясь продолжать поиски.

Будучи разочарованной в своих поисках девушка вышла из бара.
– И здесь мы ничего не нашли, – хриплым шёпотом произнесла она, - Где ещё мы не смотрели?
«Нам нельзя сдаваться! Я не вернусь домой, пока не найду ребёнка! Думай, где не смотрели?! Думай, думай, думай!»
Элис чувствовала огромную ответственность, которую сама же взвалила на свои, пока ещё не окрепшие плечи. Но сдаваться она не собиралась. И действовать непродуманно – тоже. Юная «горе-сыщица», продолжая свой путь, размышляла, как решить возложенную на неё задачу. Элис даже не чувствовала, что за ними кто-то наблюдает. Ей могла помочь только удача. Если она только ей сама на голову не упадёт, как яблоко на Ньютона.
«Как бы на моем месте поступил Шерлок Холмс? Обследовал каждый уголок гетто? Нет, слишком энергозатратно,» – мысленно рассуждала Элис, - «Он бы начал с начала, - поехал бы к родителям девочки, расспросил бы свидетелей, узнал бы причину побега, а потом бы строил гипотезы… Но я уже делала так, - расспрашивала, и ответа не получила… Ищем альтернативный вариант… Почему её родители не вызвали полицию? Стоп, если девочка – из одиннадцатых, то, каким боком, британская полиция будет помогать тем, кого они за людей не считают? Японского я не знаю, а звать девочку на родном языке, - только напугаю и выдам себя. Мне нужна какая-нибудь подсказка! Обыскать изнутри все дома? Да там могут быть другие одиннадцатые, которые сразу поймут, кто я! Похоже, я что-то упустила, но что?»
Пока девушка размышляла, её голова случайно встретилась с уголком одного из домов.
– Ай! Что это такое?! Какой козлина-смазлина тут угол поставил?!! Найду – убью!!! – заорала она визгливым, как у мультяшки, голосом, потирая ушибленный лоб. Свой настоящий голос Элис так и не выдала, а вот визг мог привлечь внимание нежелательных личностей. Быстро замолчав, девушка испуганно огляделась по сторонам, - вдруг кто-то, кроме них, тут разгуливает и слушает её визги?
– Упс! Прошу прощения, – быстро поспешила извиниться Элис, снова переведя голос на хриплый шёпот, - Это я случайно.

Элис удивлённо посмотрела на свою спутницу, но промолчала. Откуда у японки взялась лента и где она её нашла, - это для сыщицы оставалось загадкой, но задавать вопросы она не стала, - раз фиолетоволосая нашла какую-то зацепку, значит, это должно облегчить их поиски.
«А вот и улика! Вот только когда она успела её найти? Наверное, пока я отвлекалась, она нашла её где-то в этом месте,» – подумала девушка, - «Значит, девочка где-то рядом… Нужно поторопиться! Как только небо станет полностью тёмным, найти её уже будет невозможным».
С этими мыслями, Элис обратила свой взор на темнеющее небо, который потом перевёлся на дом. Стоило беловолосой только успокоиться и собраться с мыслями, так тут же её посетило чувство, что скоро всё закончится. С логической точки зрения найденная улика давала мало информации, но с духовной – подавала надежду. Следуя примеру своей спутницы, Элис также затихла и прислушалась. На секунду она вздрогнула от неожиданности.
«Мне показалось, или я услышала какой-то шорох? Это явно не от нас. Может, в этом доме? На вид, не жилой. Но проверить не помешает».
– Вы слышали шорох? Может, это где-то здесь? – шёпотом спросила она. Подойдя к входной двери, Элис осторожно открыла её и прислушалась.
«Хм. Надо проверить. Если не будет никаких результатов, - значит, всё напрасно», – подумала сыщица и осторожно вошла внутрь, стараясь не шуметь, - «Только пусть первой пойдёт эта девушка, - раз она приходится той девочке близким человеком, то её она не испугается. Надеюсь, меня поймут без слов».
Сделав несколько шагов вперёд, Элис снова прислушалась.
«Вроде бы тихо. Либо тут никого нет, либо притаились, либо… Здесь засада». Последнее не очень нравилось девушке, поэтому она включила на своём мобильном телефоне фонарь и принялась обыскивать лучом каждый уголок, несмотря на то, что остатки солнечного света через трещины на стенах хорошо освещали внутреннее содержимое дома .

Отредактировано Элис (2015-10-04 00:04:36)

Как говориться – надежда умирает последней. Девушки обыскали все углы, стараясь ничего не трогать, - даже обыскали второй этаж. Если не считать, что Элис обнаружила маленькие следы на пыльном полу, которые вели к выходу из дома. Словом, - все было безрезультатно.
– Ничего не понимаю. Как я снова могла оплошать? – прошептала себе британка.
«Я не то, чтобы могла найти Зеро, я даже маленькую девочку отыскать не могу! Какой позор! Я никчёмный сыщик!» – мысленно критиковала она себя.
Девушка вздрогнула от неожиданности. В её кармане завибрировал мобильный телефон, - она предусмотрела, что звонок может её выдать, поэтому поставила на телефон вибровызов. Отойдя немного от спутницы, Элис включила связь и тихо заговорила, стараясь не кричать:
– Да? Я сейчас на улице, - из библиотеки возвращаюсь. Сколько-сколько времени?! Ой, я очень долго занималась, уже бегу! Пока, – после краткого нейтрального разговора, девушка быстро сунула телефон в свой карман.
«Вот блин, я опоздала домой ровно на один час! А пойду сейчас, - будет полтора часа! Папа злится, в трубку орёт… Я знаю, что он боится потерять меня, но могу же я постоять за себя?» – думала Элис. Но вот как вежливо объяснить своей спутнице, что не сможет помочь с поисками, - этого она не знала. Однако предупредить стоило. Да и на улице давно стояла ночь.
– Мне очень жаль, – обратилась она к японке, не забыв изменить голос на более низкий тембр, - Но сегодня не получиться. Рада бы помочь, - да темно уже.
Это означало, что самой Элис, как бы она не хотела, давно пора прекратить поиски и идти домой.
***
Девушка осторожно шла к выходу за границу гетто с тяжёлым камнем на сердце. Её беспокоила судьба той девочки, - неизвестно, где она сейчас и в безопасности ли? Ответ не мог прийти сам, даже по её желанию.
Поблагодарив и попрощавшись со своей спутницей, Элис направилась в сторону станции метро, чтобы успеть на электричку. Снова обернувшись и посмотрев на развалины Синдзюку, девушка тяжко вздохнула.
– Не выйдет из меня супер-героя, – грустно прошептала она себе, - Зеро бы, ни за что не сдался и придумал бы, как решить эту задачу. Но я полная дура, раз и такое решить не могу.
С этими словами Элис, сев на электричку, поехала домой.