Утро принесло ей устойчивую головную боль, мокрую от испарины простыню и совершенно разбитое тело – будто всю ночь таинственные мучители её били, пинали и швыряли, чтоб к утру испариться, оставив после себя даже не боль, а нечеловеческую усталость. Утром Майя проснулась не по будильнику, а за пять минут до – и лежала, тяжело дыша, пытаясь привести голову в порядок.
Это длилось уже порядка двух недель. Стоило Байерн заснуть, как наваливалось на неё что-то вязкое, липкое – то, что тает от тепла пальцев и оставляет на них твёрдый, липкий слой, который невозможно оттереть. Влажное, как матрас в доме, где она пряталась в первые дни военной операции по захвату Японии. Влажное, как вещи в давно брошенном чулане. Майя оказывалась под этой пеленой каждый раз, как засыпала, и каждый раз боялась, что это задушит её окончательно.
Если подумать, было не так много вещей, которых боялась Байерн. Но сейчас, когда она приводила себя в порядок, умывалась, положенное время шоркала зубной щёткой во рту, она понимала, что к этим вещам приплюсовался страх перед снами.
Когда один и тот же кошмар длится пару дней, это можно списать на нервное перенапряжение.
Когда он длится неделю, стоит задуматься об отпуске.
Когда, приехав с горячих источников, на следующее утро ты просыпаешься с устойчивым ощущением того мокрого и липкого на пальцах, разумные оправдания заканчиваются.
Стоило ей проснуться – хотя бы раз за ночь – как кошмар больше не возвращался. Поняв это, Байерн стала ставить будильник на середину ночи, чтобы прервать свой кошмар. Был один минус. Так она просыпалась совершенно разбитой.
Сегодня будильник она не поставила, потому что ещё вчера ей было дано важное задание.

***
Акено Исикава. Жена столь быстро взлетевшего на сладкое положение рядом с сильными мира сего человека. Всё бы хорошо – да только это сладкое место находилось со стороны Британии. Японец – всё тот же, что давал ей указания насчёт службы в ОЧР, всё тем же сухим тоном рассказал историю семьи, куда отправляли её, Байерн Майю, «британку», «дочь» британца. И так же спокойно объяснил, что Дом Киото, дружный с их семьёй, предоставляет им помощницу по дому. Что Акено ранена. Что им просто необходима сиделка, которая может выполнять минимальные функции прислуги.
У Байерн был опыт сиделки возле больного не самой приятной болезнью человека. И готовить она тоже умела.
А ещё сиделка должна предотвратить возможные покушения на жизнь госпожи, если таковые будут.
Байерн ведь умеет метко стрелять, а её умение следить за ситуацией заслуживает похвалы.
Отличный подарок, что скрывал себе второе дно: Дом Киото интересовало, не стала ли именно госпожа Исикава причиной столь стремительного взлёта своего мужа? Не она ли служит причиной утечки информации?
Байерн ведь умеет молчать, как каменная стена, слушая при этом каждый мышиный писк.
«Завтра, в семь утра явишься по этому адресу»
Байерн остаётся только кивнуть и запомнить адрес, куда её отправляют в качестве жеста доброй воли.

***
Оделась она всё так же, как и для посещения Дома Киото: чёрный приталенный пиджак, чёрные брюки. Вот только под полой пиджака скрывался Ruger, а во внутреннем кармане – нож, коль это допускалось. Волосы пригладить влажной рукой – после кошмаров Майя взяла привычку долго отмывать руки, будто грязь из сна могла просочиться в реальность – тщательно расчесать. И ничего больше. Пудра и прочие изыски красивых и праздных женщин никогда не касались её кожи. В качестве охраны, сиделки или горничной, как будет угодно господам Исикава, она и не должна была выглядеть как женщина.
Под пиджаком и рубашкой пряталось кольцо Джейка на стальной цепочке, которое Майя до сих пор не снимала с шеи.

***
Дом господ Исикава показался ей красивым – прибыв к месту на такси, Майя, вышедшая из машины, замерла у ворот. Ей, живущей сначала в небольшой квартирке Джейка, потом – в съёмной комнатке, было чуждо понятие «домашнего уюта». Здесь же, в причудливой смеси британского дома и японского стиля (последний, впрочем, присутствовал лишь отчасти), уют и домашняя обстановка были повсюду.
Она нажала на кнопку звонка, дождалась, пока чей-то голос, прерываемый дурной связью, спросит, кто именно стоит у ворот, и представилась:
– Байерн Майя. Послана домом Киото в качестве сиделки и помощницы по хозяйству для семьи Исикава.
В качестве охраны.
В качестве шпиона.

Отредактировано Maya Bayern (2014-12-27 19:28:40)

Майя удивилась, когда вместо писка электронных ворот, возвещавших об открытии, в динамике раздался треск и шум, будто бы там возились проворные лесные духи. Тишина. Байерн вопросительно наклонила голову, потому что данный приём не вписывался в её представления о чём-то подобном. Сквозь шум пробился голос повыше, приглашавший зайти – Майя потрогала ворота, убедившись, что они всё так же закрыты, и на спокойном обычно лице явственно проступило удивление.
Наконец, когда Байерн хотела взяться за телефон, предусмотрительно взятый с собой, хоть и толку от него обычно меньше, чем от пистолета – а ведь, казалось бы, война уже давно перешла в разряд партизанских, такие войны выигрываются телефонными звонками и вовремя отправленными письмами – только тогда её желание опередил писк электронных ворот, приглашающий зайти.
Майя машинально осмотрела двор, отмечая то ли удобные позиции для стрельбы, то ли удобные позиции для того, кто хочет этой стрельбы избежать, пересекла расстояние от ворот до входной двери и осторожно постучала согнутым пальцем.
Две пары глаз в узкой щели приоткрывшейся двери были ей ответом.
Всё бы хорошо, но эти две пары глаз были на том уровне, на котором смотрит ребёнок, не иначе. Байерн, остановившаяся перед дверью, смотрела на них почти с той же насторожённостью, что и они на неё. Лишь спустя непозволительно долгие несколько секунд, она вспомнила – её действительно предупреждали по поводу детей. И если в своём умении слушать, вести какое никакое, а хозяйство, ухаживать за лежачими больными и вовремя схватиться за оружие, если будет угроза жизни подопечному, Байерн не сомневалась ни на чуть, то дети для неё были чем-то неизвестным.
– Простите? – этот вопрос как ничто другое отлично выдавал её растерянность. Ведь Байерн практически никогда не реагировала на ситуацию так.
Если подумать, она воспитывалась человеком, который никогда не рассматривал её как ребёнка. Воспоминания о жизни с матерью Майя, как ни крути, постепенно утратила – даже лицо женщины, которой она была обязана своим рождением, не вспомнила бы. С ней обращались как со взрослой – хотя Майя поначалу воспринимала это как безразличие.
Поэтому сейчас, оказавшись через дверь от двух детей, которые явно не собирались пропускать её сразу, Майя не понимала, что ей сказать этим двоим, не испугав и не настроив их против себя.
– Я… не знаю, как вас зовут, но… – Майя действительно запиналась и мучительно долго подбирала слова на японском так, чтобы не ошибиться, – Ваша мать… Акено Исикава, да? Меня прислали, чтобы я помогала ей по хозяйству.
Она даже не прикасалась к двери, опасаясь, что с её стороны это будет расценено как попытка открыть дверь силой.
– Она в порядке? – на всякий случай спросила Майя, продолжая смотреть не на детей – на дверь, чтобы не смущать их.

Дети представились ей, а Майя смогла ответить им лишь осторожным кивком, прежде чем сглотнула – в горле у неё почему-то пересохло – и только тогда повторила:
– Майя Байерн. Я… буду помогать вашей маме по хозяйству.
Она действительно не знала, как именно обращаться с детьми, хотя во всём остальном вполне подходила под рамки поставленной задачи. Но именно встреченные ею на пороге дома дети заставили Байерн сомневаться в том, что она справится. Звон, шум и звуки возни заставили Майю широко распахнуть глаза и, что совсем странно было для неё, чуть приоткрыть рот, являя тем самым живейший образец неподдельного удивления. Вся серьёзность и разумность слетели с неё, и Майя сейчас была даже не человеком, перешагнувшим двадцатилетний рубеж, а чуть ли не той встрёпанной девушкой, пришедшей в дом Киото три года назад.
Наверно, именно безмерное удивление послужило причиной тому, что на вопрос об оружии Байерн осторожно кивнула, но показала собственной рукой на тот бок, где Ruger находился на самом деле. Снова облизнув пересыхающие губы, она прибавила, чуть запнувшись:
– Да, но он вот здесь. – и, как оно всегда бывало, сам факт присутствия с ней любимого оружия, хоть и не полностью, но поправил её душевное равновесие, поэтому Майя успела слабо улыбнуться, а вот попросить открыть вновь захлопнувшуюся перед её носом дверь дверь уже не успела.
Потому что дверь открылась сама, и перед глазами Байерн предстала женщина, глядя на которую Байерн не могла не сравнить её с собой, повинуясь типично женской привычке, и отчётливо понять, что ей она проигрывала по всем фронтам. Госпожа Исикава – это не мог быть кто-то другой – была красива той женской красотой, которой столь мало досталось Майе. И именно рядом с таким созданием Майя ощущала себя охранницей, служанкой, кем угодно – но не женщиной.
– Ничего страшного, госпожа. – спокойно, с достаточной учтивостью сразу очертила грань своего положения Майя, склонив голову. – Именно для таких ситуаций прислали меня.
Разумеется, было бы разумно посмотреть и на дом, и на детей, которых Байерн пока видела лишь частично, а именно в виде двух блестящих глаз, но прежде всего Майя, шагнув за порог чужого дома, обеспокоенно прибавила то, чего от неё требовала её новая обязанность:
– Но, госпожа, вы уверены, что вам стоит сейчас утруждать себя?
Бледность госпожи Исикава не была аристократической деталью, украшавшей лицо, она была болезненной, и Майя знала тому причину.
– Быть может, позволите проводить вас до спальни, а там вы сможете поговорить со мной, не нарушая вашего режима?