- В-ваше Высочество! – Судорожно краснея от одного лишь звука бесценного голоса, Сузаку спешно рухнул на одно колено, будто бы кто-то его подрубил. Все прочие офицеры тоже склонились в поклонах, но то и дело японец ловил на себе смешливые взгляды и упрямо не понимал, в чем же дело. – В-вы…

«Не должны тут находиться», быть может?

Пожалуй, что так. Нежно-розовое облако света и невинности смотрелось абсолютно неуместно в этом сером, стальном месте, а нежный голосок резал воздух помещения, где то и дело рокотал грохот из ангаров и сборочного цеха.

«Прекрасны», быть может?

Сузаку залился пунцовой краской, посмев подумать о подобном.

Столько всего случилось, и он так до сих пор и не знал, как ему относиться к Юфемии. Одно было ясно – она, как никто другой, была достойна того, чтобы ее боготворили. Ради нее он бы пролил всю свою кровь без остатка, но вот только последнее ее решение… Школа?

Потребуй того кто-то другой – Сузаку решительно отказался бы, аргументируя свою позицию нехваткой времени. Он все-таки военный, рыцарь, пилот-испытатель – но перечить принцессе он не посмел. Не посмел тогда и не посмеет сейчас, но увести ее отсюда все же стоило.

- Ваше Высочество, позвольте сопроводить вас в более тихое место, - без раздумий выпрямился Сузаку, а сдавленные смешки за спиной он будто бы и вовсе не заметил.

От ее голоса, так смело и настойчиво зовущего по имени, мурашки по коже.

– В-в-ваше В-высочество, – запинается он, краснея, смущаясь столь теплого отношения к себе. Он давно отвык – за столько лет отчуждения, одиночества; за столько холодных речей и безразличных взглядов; за столько неоправданных надежд.

Она смотрит прямо и мягкий румянец на щеках принцессы только красит ее, подчеркивая ее красоту, выдавая чистоту ее помыслов. Она искренна, честна и добра – и Сузаку не знает, что ответить на ее вопрос.

Он не заслуживает этого. Столько он совершил ошибок – и еще больше греха в том, чего не сделал. Его путь должен был стать искуплением, тяжелой дорогой к очищению души. Он готовился к ненависти – и его ненавидели, презирали, оскорбляли. Одни считали его недостойным, другие – предателем; но глядя в сияющие аметисты глаз Юфемии, он видел ласку, тепло, понимание, которого совсем не заслуживал.

Это было странно, непривычно, терзало сердце – в холодной казарме было проще наказывать себя за грехи прошлого. Сносить оскорбления командиров было легче, чем слышать заботливый голос принцессы, чьего душевного тепла хватило бы, кажется, на весь мир – и даже на него. И все же…

– Я.. Я счастлив.

"Школа" – и живые Лелуш и Наннали. Лучший друг все такой же странный – в розовом фартуке и у плиты, а Наннали – выросла настоящей красавицей, но так и замерла беспомощной фигуркой в инвалидном кресле. Он был счастлив знать, что они все же выжили – хотя и запрещал себе думать об этом прежде, чтобы правда не ударила по сердцу больнее, чем Сузаку ей позволит.

"Школа" – и толпа людей, которые смотрят на него с ненавистью и презрением. Выброшенный из окна Академии ранец, оскорбительные надписи маркером по внутренней стороне раскуроченного ящика для спортивной формы. Один кроссовок он так и не нашел – только второй, плавающий в фонтане.

"Школа" – и занятия, на которых учителя стараются делать вид, что для них нет разницы, кто их ученики по национальности и как попали сюда. Разницы нет – даже тогда, когда кто-то щипает, толкает или задирает Сузаку, провоцируя на драку. А он держится, зная, что может убить, если вдруг сорвется.

Сузаку молчит, перебирая в голове события последних дней. Чужое презрение, приправленное горчащей сладостью встречи со старыми друзьями, – и ни о чем из этого он не смеет сказать своей принцессе, верящей в лучшее.

– Учителя говорят, что я очень отстал по программе и должен все наверстать, – прячет он истину в нейтральной фразе, и неловко улыбается, застывая рядом с ней неподвижной статуей и невольно любуясь ее спиной и волосами. Он не замечает эмоций Юфемии – слишком прямолинеен и прост, чтобы обратить внимание на едва различимую дрожь в плечах и посчитать ее проявлением чувств, а не физического состояния. Но даже отметив – не понимает. В воздухе еще застыла тяжелая влага от недавно прошедшей грозы, а искусственно поддерживаемая в саду прохлада, должно быть, мучает принцессу.

Вместо слов и вопросов – короткое действие. Мундир рыцаря ложится на плечи хрупкой принцессы, укрывая ее от беспощадного и недружелюбного мира.

Отредактировано Suzaku (2015-05-05 14:08:27)

Улыбается в ответ на тепло в ее голосе. Привыкший за время службы к грубому обращению, воспитанный в строгости Сузаку отлично видит разницу: принцесса разговаривает с ним не так, как все. Мягче, добрее, а ласковое слово — оно и собаке приятно. Куруруги и был псом, молчаливым спутником принцессы, поклявшимся самому себе беречь это сокровище, этот душевный свет.

Каникулы?.. Улыбка становится грустной. Он не может позволить себе отдых — слишком далек он от своей цели. Сузаку не торопится, он готов терпеливо ждать, как тот самый Хатико, памятник которому разрушили британцы при налете на Токио. Но пока он ждет — не может он опускать руки, тратить время впустую. Все тренировки в зале и эксперименты профессора Ллойда — они были в интересах самого Куруруги, чтобы стать лучшим, стать Первым.

Топорный в своем решении японец не нуждался в отдыхе - но нуждалась в нем маленькая хрупкая принцесса.

— Если таково будет ваше желание, — кивает он, почти кланяясь, не принимая приказ венценосной особы, но соглашаясь с просьбой небезразличной ему девушки.

Отредактировано Suzaku (2016-02-26 13:01:59)

Ее смех подобен перезвону колокольчиков, легендарной музыке ветра, услаждающей слух венценосных особ в Запретном городе. Сузаку никогда не слышал этой самой музыки — только сказки кузины о ней, — но уверен, что даже она померкнет в сравнении со смехом одной единственной британской принцессы, так не похожей ни на кого из тех, кого он когда-либо встречал. Особенная во всем: в улыбке, в мыслях, в движениях, в эмоциях и чувствах.

И все же ему немного неловко. Переключиться с мыслей о рыцарстве и воспоминаний из школы на радостный смех принцессы непросто, и какое-то время лицо рыцаря остается холодным, непроницаемым, скрывающим недоумение и вопрос о причинах столь неожиданного веселья.

Но когда его принцесса смотрит на него - он уже улыбается ей, искренне и тепло, насколько только способен верный пес. Сузаку уверен: если профессору Ллойду не мешать при этом заниматься Ланселотом, то ему будет абсолютно безразлично, что на нем надето, а вот окружающих такой костюм изрядно бы повеселил. Мисс Круми тогда следует нацепить ободок с ушами и пристегнуть к карману цепочку от часов, — невольно подхватывает Сузаку эту идею, улыбаясь еще задорнее. Кажется, даже непослушные кудри на его голове встопорщились чуть более радостно, чем прежде. Вероятно, работа в студсовете все-таки заряжает какой-то способностью мыслить более позитивно.

— К-конечно, Ваше Высочество, — теряется он как мальчишка, которым, в сущности и является. Немного краснеет, смотрит вслед принцессе растерянно, но все так же улыбается. Принцесса, что задумала сделать это.. — ..прямо сейчас?..

Сузаку не успевает за потоком ее мыслей. От школы к пестрым костюмам, а затем — к чаю. Чай окончательно добивает растерянного японца: он замедляет шаг, заглядывает в глаза принцессы. Это странно и удивительно неловко.

— ..обсудим костюмы, — продолжает Юфи, и на душе становится легче: проще, понятнее, логичнее. Картина обрастает деталями, позволяя Куруруги понять ход мысли одной маленькой, живой принцессы.

Тело реагирует быстрее разума: Сузаку и понять толком не успевает, отчего вдруг таким удивленно-беспомощным становится выражение ее лица. Одна рука перехватывает запястье, тянет на себя, а другая ложится на тонкую талию, помогая удержаться. Китель с глухим тяжелым звуком падает на землю, ломая цветущую клумбу у самой дорожки. Секундное замешательство и пропущенный удар сердца, когда принцесса оказывается слишком близко. Куруруги стремительно краснеет, запинается в словах и теряется в сумбуре мыслей.

— П-простите, — бормочет он, спешно убирая руку, выпуская из пальцев хрупкое запястье и отстраняясь быстро. Шаг вперед, наклон — чтобы спрятать смущение, выдающее больше чувств, чем в праве рыцарь испытывать к своей принцессе. Поднимает мундир, отряхивает его от мелких сухих травинок, налипших в избытке.

Испачкался, — сокрушенно думает Сузаку. Ему самому вовсе не жалко и совсем не критично, но предложить запыленный китель принцессе он уже не посмеет.

— Вы в порядке? — Тихо спрашивает, не поднимая лохматой головы. В голосе беспокойство, хотя даже ему понятно, что ничего страшного с Юфемией произойти не могло, — в самом деле очень хочет уйти от этого смущающего напряжения.

Перекинув китель через предплечье, Сузаку следует за ней вновь. Не заметил румянца на щеках принцессы — и прячет собственный за наклоном головы. Отросшие за последние месяцы волосы лезут в глаза, и Сузаку невольно фыркает, сдувая их с лица. Совсем тихо выдыхает, кивает, соглашаясь — верно, совсем не слушает. Как тут слушать, когда от одного ее голоса бросает в краску. Одно дело — на глазах ее подданных, где неизменно сохраняется положенная дистанция и нет ни времени, не возможности думать о другом. Совсем другое — тет-а-тет с принцессой.

— ..или белым кроликом, — перечит он Юфемии. Кролик — идеальная роль для того, кто единственный способен призвать Безумного Шляпника к порядку и здравомыслию.

Он не знает, на кого бы надел красную корону, но вот с белой он уверен наверняка, а сам готов хоть в собачью шкуру, хоть в голубое платьице — лишь бы стать тем, кому Белая Королева смогла бы довериться.

Дорожка, по которой стучат каблучки пока еще не Королевы, но принцессы, ведет к одной из оранжерей с беседкой. Там будет теплее и там же слуги накроют все для чая — и невероятная удача, что идти осталось совсем немного. По неловким движениям плеч Сузаку уверяется, что Юфемия замерзла.

Да, Ренли, — думает с улыбкой Сузаку. Его Высочеству придется смириться с этой странной выдумкой сестры, и до того принц Ренли казался добродушным, что сомневаться не приходилось, что красное он по желанию Юфемии наденет.

Принцесса суетится, обгоняет, возвращается. Сузаку совсем не понимает этого, и лишь повторно смущается от похлопывания по плечу. Все это кажется чересчур неловким и неудобным, и Куруруги рад, что Юфи снова вернулась на дорожку и шагает вперед с прежней целеустремленностью. Его Белая Королева ныряет под сени утепленной беседки, а рыцарь — вслед за ней, послушной тенью. Он все еще думает о том, с каким безразличием Ллойдо-сан натянет на голову пеструю шляпу и вновь примется за привычную ему работу. Коварная Сесиль с кроличьими ушками, возможно, даже умудрится под шумок подсунуть ему что-нибудь совершенно несъедобное.

Повинуясь одному из жестов принцессы, Сузаку садится — ему неловко сидеть в присутствии особы ее полета, да и вопрос вызывает в нем определенное смущение. "Опальные принц и принцесса", — если по правде. Правде, раскрыть которую он не может даже Юфемии, как бы добра и искренна она ни была.

— Меня приняли в свою компанию ребята из студенческого совета, — рассказывает он то, что может рассказать. — Их президент — внучка лорда Эшфорда, очень бойкая и настойчивая девушка.

То и дело смущаясь и продолжая с поддержкой принцессы, Сузаку рассказывает ей о заместителе президента — талантливом юноше, который, по слухам, совершенно не заинтересован ни в учебе, ни в перспективах. О смелой и решительной спортсменке, которая вечно берет на себя всю работу, и о немного простоватом мальчике, который, похоже, подписался на все это только чтобы быть поближе к президенту. И даже о Нине Эйнштейн — очень умной девочке, которая, очевидно, его не любит. О том, что с Ниной отношения не клеятся, Сузаку не рассказывает, зато она одна из немногих, кого он называет по имени.

— Президент подняла такой шум, когда узнала, что кот украл какой-то компромат на ее заместителя, — неловко посмеивается он, пододвигая к принцессе вазочку с пирожными, которые ее явно заинтересовали. — Вся школа охотилась на бедного Артура, столько было шума. Правда, что это было, мы так и не узнали — наверное, он бросил это где-то до того как мы его нашли.

Навестит. Принцесса столь импульсивна и решительна, что с нее станется тайком сбежать от охраны, чтобы в самом деле просто навестить его на занятиях. И по многим причинам лучше бы такого не допустить: это намного опаснее для нее самой, и как рыцарь он не должен поддерживать эту забавную сумасбродную идею. А еще — нельзя, чтобы она увидела Лелуша и Наннали. Если по одному она может их и не опознать — особенно Лелуша, который сильно вырос и изменился с малых лет, — то если ей доведется встретить обоих, то ассоциация просто не может не прийти сама собой. Те же имена, благородный харизматичный юноша и его слепая, прикованная к инвалидному креслу сестра. Много ли таких парочек на свете?..

Но отказать Сузаку не может: глаза принцессы сияют энтузиазмом, а ее знакомство с Ниной становится неожиданной новостью для него. И когда только?.. Лишать ее радости общения с подругой — неправильно. Но надо. Как выкручиваться из этой неоднозначной ситуации? Сузаку, впрочем, легко находит выход.

— Думаю, правильнее было бы прийти с официальным визитом, — сообщает он. Старается мягче, но получается все равно по-военному строго, и даже улыбка не слишком-то сглаживает углы. — Президент съест весь студсовет, если узнает, что в Академии были Ваше Высочество, а она не успела подготовить настоящий праздник в честь этого.

Для всех студентов это действительно было бы настоящей радостью. Юфемию любили, хотя почти и не знали, и во многом ее имя было щитом для ее рыцаря — не будь он тем, кем сделала его принцесса, нападок было бы много больше.