У Майи, при всех её достоинствах как солдата, в качестве водителя был один существенный недостаток (и куча не самых существенных) – она совершенным образом не умела правильно оценивать габариты стального ящика на колёсах, в который её запихнули фактически против её воли. Вот и получилось то, что получилось – фургон черканул боком по воротам, хорошенько их помяв, а со стороны пассажиров (Байерн не сразу заметила, но два дуболома из числа техников всё-таки поехали с ней) с отличным звоном исчезло зеркало заднего вида.
Ну и чёрт с ним, подумалось Байерн, всё равно смотреть в него не умею.
А вслух она пробормотала что-то совершенно нецензурное, из разряда тех слов, за которые приличная британская мать вымоет своему ребёнку рот ёршиком для унитаза. Визг в грузовом отсеке возвестил о том, что тряхнуло всех – а не только Майю, которая чуть не оказалась на коленях у одного из сопровождающих. Оставалось надеяться, что даже при таком водителе и такой травме парень родился под счастливой звездой – и доживёт. Или выживет. Опционально.
Езда в непристёгнутом виде, без прав, с наличием оружия и не очень-то настоящих документов на имя некоей «Майи Байерн», у которой ни родителей, ни адекватной истории. Байерн, выкручивающая руль так, чтобы не смять несчастный фургон окончательно, подумала, что, в принципе, для полного набора правонарушений осталось только переехать какого-нибудь пешехода.
Сцепив зубы и вцепившись в рулевое колесо так, будто от этого зависела её жизнь, Байерн попыталась сосредоточиться на дороге – вот только, когда ей худо-бедно это удалось, вместе с робкой радостью от того, что, кажется, хвоста нет, а помятый фургон не привлёк столько внимания, сколько должен был, пришло понимание того, что она не в курсе, куда ей должно бы держать путь.
На этот раз, впрочем, обошлось без нецензурной ругани, Байерн, переборов себя, всё-таки отцепилась одной рукой от проклятого руля (он уже пугал её больше, чем когда-то Хисау Майю – пистолет), вытащила из нагрудного кармана рацию и практически уронила её на колени кому-то из сопровождающих.
– Уточни маршрут. – и куда только делась её хвалёная вежливость и холодность? Если бы дуболом посмел хоть слово против сказать, совершенно выбитая из колеи Майя, действовавшая в минуты душевного неравновесия совершенно как свой «опекун» Джейк, могла бы и любимым пистолетом начать размахивать. Отпустив при этом руль, ага.
Да, она могла бы сделать это и сама, но Байерн испытывала прямо-таки невероятную потребность держаться за рулевое колесо обеими руками, даже если на относительно прямом участке дороги это вроде бы и не требовалось.
Всех уроков от инструктора хватило ровно на то, чтоб вести злосчастный фургон, худо-бедно поворачивать и не давать мотору заглохнуть.
Майя сцепила зубы и попыталась успокоиться, чувствуя, как к мокрому лбу липнут волосы. Оставалось надеяться, что парня не убило тем, первым столкновением. А если пережил и это, переживёт и всё остальное.

Отредактировано Maya Bayern (2014-12-09 16:50:47)

Беда, как водится, не приходит одна, и, хоть ты тресни, у Байерн было плохо с вождением – к тому же сейчас, когда руки словно окоченели, а сердце глухо бухало будто бы со скоростью сто ударов в секунду. Пока один из сопровождающих внимательно слушал рацию, передавая Байерн, что именно нужно сделать, чтоб довезти парня хотя бы до больницы – в какой-то момент Майе показалось, что все вокруг фатально ошиблись, решив посадить её за руль – второй вдруг сообщил, что нужно бы и ей пристегнуться.
А ведь и верно, как оказалось, стартовала с места она совершенно непристёгнутой, и потому, когда фургон впервые метнуло не туда, чуть не упала к одному из мужчин на колени. Да, правильно, всё правильно, нужно было пристегнуться – Байерн прижала колени к рулю, боясь, что одной руки на удержание машины на верном пути ей просто не хватит, вытянула ремень, дрожащей рукой попыталась попасть в защёлку, и, когда у неё это едва получилось, рация взорвалась криком и матом – но было уже поздно. Потому что тот, что объяснял дорогу, вслушиваясь в рацию, почему-то завопил, что ехать нужно вправо, рация заорала обратное, а фургон окончательно потерял курс.
«Как вовремя», подумалось Байерн, отчаянно пытавшейся выкрутить руль в обратную сторону – колени подвели, а рука просто сместилась, уводя машину в неправильном направлении, «Как же, мать вашу, вовремя я пристегнулась».
От удара её рвануло сначала вперёд – ремень врезался поперёк груди, больно сдавливая и заставляя Майю зашипеть – потом откинуло назад. Ей показалось, что сейчас у неё точно переломится шея, но она всего лишь больно стукнулась затылком о подлокотник, слыша скрежет металла, затихающее урчание двигателя и стоны из грузового отсека.
«Отъездились», показалось ей, пока затылок ломило просто невероятно. Лобовое стекло украсилось паутиной трещин, в какой-то момент Майя поняла, что по лицу у неё что-то течёт – но нет, это оказался не бесполезный её мозг, а всего лишь кровь. В момент удара лобовое стекло, осыпавшееся, к счастью, не целиком, встретило лицо Байерн летящим осколком. В лоб, чуть выше брови, а могло и в глаз.
Повезло.
Вдалеке взвыли сирены, и Байерн прошипела что-то, снова поворачивая ключ. Двигатель как-то неловко зафыркал, фургон затрясло.
– Давай же, ублюдок, заводись. – бормотала Байерн. – Давай же, ну…
Стонала в машинном отделении девчонка, и это заставляло Майю… нет, не взбеситься, хотя холодная ярость всё равно заполняла её существо. Как ни странно, именно сейчас, возможно, окончательно убив парня, которого хотела спасти, Байерн успокоилась – и даже вождение машины ей казалось уже не таким страшным.
– Что, недовольны? – она даже не повернулась к сопровождающим, продолжая через слово умолять, но уже мысленно, злосчастную машину завестись. – А вы хоть подумали, что кто-то не умеет водить?
Двигатель, словно чувствуя её настроение, заворчал снова – ровно, мерно. Хватит ли ему запала до больницы-то доехать? Должно хватить. Должно.
Медленно-медленно, без рывка, фургон сдал назад, Майя вывернула руль, осторожно возвращая фургон на дорогу. И что бы, казалось, мешало тому парню из ангара самому сесть за руль? Да ничего, просто неумение оценивать ситуацию и расспрашивать. Рассмеяться хотелось. Злым Джейковым смехом.
– А теперь только попробуй сказать мне, что ты не понял, куда тебе говорилось везти раненого. – очень-очень твёрдо и подозрительно тихо сказала Майя, когда фургон вернулся на положенную полосу и свернул в нужную сторону. – Водить я не умею. Зато умею стрелять. Так что лучше тихо и спокойно, без той паники, что была в начале, говори мне маршрут. И прекрати смотреть на мою грудь, она тебя от смерти не спасет.
Фургон, словно поняв, что она настроена абсолютно серьёзно, больше не метался по дороге – да и руки Байерн перестали дрожать. Её только волновала рассеченная кожа над правым глазом, да и то только струйками крови, стекавшими так, что глаз пришлось закрыть.
Затылок омерзительно болел.
– Девчонка. – Байерн пришлось крикнуть, она надеялась, что её услышат в грузовом отсеке. – Жива? Раненый как?
Останавливаться и проверять лично – теперь у неё точно не было на это времени.

Наверно, есть всё-таки на свете какой-то Бог, или же они просто исчерпали на сегодня лимит неудач - но радостные новости, начавшиеся с того, что фургон завёлся, шли чередой. Да, беда не приходит одна, но, как оказалось, хорошие вещи тоже следуют друг за другом. Возможно, сама злость Майи напугала кого-то свыше, раз из грузового отдела донеслось что-то приглушённое, расшифрованное сопровождающим как «жив ещё».
«Вот и живи», мысленно сообщила раненому Майя, «Ты теперь точно выживешь, не можешь умереть»
Фургон, побитый аж дважды, двигался, как ни странно, довольно резво, а старик, решивший взять на себя, спору нет, сработал просто замечательно – все сирены дорожной полиции завывали вдалеке, исчезали и снова появлялись, но ни один из них не направлялся к Майе, теперь уже уверенно ведущей злосчастную машину к цели. И пусть её до сих пор слегка заносило на поворотах, пусть она, кажется, нарушила ещё пяток правил, а рассеченный лоб не переставал мешать ей видеть – на окраине Нео-Токио это было уже не так важно. Да и цель, как оказалось, была близка.
Притормозив возле нужного дома, Майя неопределенно махнула рукой, вложив в этот жест единственную мысль: вы уж там как-нибудь сами сообщите – а сама опустилась кровоточащим лбом на руль, бессильно сложив руки. Её одолевала просто смертельная усталость, и подняться снова, чтобы выйти из кабины, Байерн смогла, только когда дверь с её стороны распахнулась, и вежливый – но не очень-то радушный голос – предложил ей выйти, чтобы можно было отогнать фургон. А потом, когда Майя повернулась к нему лицом, так же безукоризненно вежливо посоветовал пойти к врачу.
Она и пошла – под дверь того кабинета, где занимались раненым, и с успехом влилась компанию перепуганной девушки и двух мужчин, стоявших под дверью. И практически сразу попалась в руки немолодой женщины, взявшейся за обработку её лба.
«Ерунда какая», хотелось сказать Майе, да только молчаливость природная мешала, «Если осколков не попало, само заживет»
– Хоо… – как-то вяло протянула она на замечание о красивом лице и неизбежном шраме. Да если бы это было проблемой. Лицо Майю волновало мало, а шрам… что ж, будем считать, что это была необходимая жертва, дабы удачно добраться до больницы. Её радовало лишь то, что эта ужасная дорога закончилась и теперь, наверняка, ей уже больше никогда не придется садиться за руль.
– Спасибо вам. – подвела итог Майя, приняв в руки баночку с мазью.
А дальше совершила поступок, который можно было назвать позёрством или трусостью – чтобы не оставаться наедине с всхлипывающей девчонкой и посуровевшими мужчинами, Байерн пошла по этажу. Спокойно, никуда будто бы и не торопясь, но ощущая лишь одно желание: поскорее убраться с их глаз. Потому что это она виновата в том, что не сумела объяснить человеку то, что не умеет толком машину водить. А сил разбираться у неё сейчас попросту не было, пусть даже ОЧР назначат ей наказание, пусть отошлют обратно в Дом Киото, но это будет не сейчас, не прямо сейчас, когда ещё свежи в памяти крики, бесконечная дорога и захлебывающийся рёв мотора.
Она не шла никуда конкретно, просто прогуливалась, надеясь, что никому из сопровождающих не взбредет в голову пойти за ней, даже находящимися в палатах интересовалась мало, но неожиданное открытие поджидало её у дальней палаты – той, в которой была слегка приоткрыта дверь.
Байерн не была любопытна – но взглянула практически машинально, и взгляд её зацепился за знакомую фигуру с ярко-красными волосами, склонившуюся над спящим мужчиной.
«Карен. Красный найтмер»
У двери палаты Майя остановилась почти неосознанно, просто увидев знакомую.

Только непреодолимой усталостью, что свалилась на её плечи, можно было объяснить то, что Майя не поступила так, как предписывали ей совесть и чуткость – легонько прикрыть дверь и пойти дальше, не вмешиваясь в чужую печаль и не нарушая чужого уединения. Алая девушка не нуждалась в ней, а Байерн слишком устала, чтобы говорить. События сегодняшнего дня рухнули на неё, словно непомерная ноша, и Майя просто устала. Глаза её смотрели рассеяно, будто бы сквозь, и она даже не сразу заметила, что Карен уже не увлечена лежащим на больничной койке человеком, а смотрит прямо на неё.
Байерн вздрогнула, дёрнула плечом и машинально ощупала рассечённую кожу. Возможно, Джейк, будь бы он тут, тут же дал бы ей по рукам – так и заражение занести недолго, но именно этот неосознанный жест выдавал всю растерянность Байерн, всю её оторванность от ситуации, в которой она оказалась.
– Здравствуй. – очень тихо сказала Майя, когда Карен вылетела из палаты, будто ошпаренная кипятком. – Не надо было. Я просто шла мимо.
Разумеется, Байерн испытывала нечто вроде радости, что встретила знакомую – их у неё и так слишком мало было, чтобы не ценить каждого встреченного человека, что сумел себя как-то по-хорошему проявить. Но собственное состояние и состояние Карен сводили это тёплое чувство к нулю, делали его даже не горьковато-сладким, а просто горьким.
Рассерженность, отразившаяся на лице Карен, была для Байерн вполне ожидаема, как и последовавший за ней вопрос – Майя отбросила с лица прядь волос, чтобы не лезла в царапину, и, отведя глаза, задумалась над ответом. Поскольку сейчас её состояние было очень далеко от нормального, медлительность в общении Байерн стала раздражающей, а потому ответила она далеко не сразу.
– Стекло в машине разбилось. – голос Майи был настолько тихим, что только мертвецкая больничная тишина не позволяла ответу затеряться вовсе. Для Байерн данное объяснение сначала показалось исчерпывающим, но, подумав немного, она прибавила, как ей казалось, немного проясняющую фразу, – Авария.
Весь этот день был сплошной аварией, от начала и до конца. Череда неверных решений, череда ошибок и досадных случайностей, закончившихся лучше, чем могло бы быть. Но хуже, чем должно было. Жизненно, а потому обидно вдвойне.
Последствия этого события вряд ли волновали Майю, решившую, что любые выводы, которые сделают окружающие по этому поводу в Ордене, её касаться не должны. Но мысль о том, что, поймай её британцы, неприятности были бы у Дома Киото, ожгла её резко, как пощёчина.
А второй мыслью было понимание того, что, случись это, Байерн – если бы она выжила – пришлось бы менять документы, следовательно, потерять один из подарков Джейка. И это было страшнее, чем поимка британцами. Не так уж много он подарил ей в своё время, прежде чем оставил её навсегда.
И, вместе с этим, ей стало понятно, что Карен, возможно, тоже сейчас не слишком хорошо. Байерн решила, что разумнее будет оставить её одну, а потому принялась подбирать слова для вежливого прощания, задумавшись и растерявшись.