[npc]157[/npc]
Габриэлла Британская не была безумна – но тень горя и печали пролегла на ее красивом лице, навсегда обезобразив его тревогой за еще живых сыновей. Ей уже далеко за пятьдесят, хотя этого и не скажешь по ухоженному и изборожденному пластической хирургией лицу, и она так и не смогла родить настоящую отраду для души – девочку, доченьку. Зато Бог наградил ее аж тремя сыновьями – один другого несноснее и от того еще более любимыми. Других детей у нее не было и уже больше не будет.
Смерть Кловиса стала для нее тяжелым ударом. Это страшно – пережить собственного ребенка. И хотя она каждый раз чувствовала приближающееся дыхание Смерти, когда Ренли, наплевав на все, отправлялся на боевую операцию, она не была готова к тому, что первым мир живых покинет Кловис. Ее первенец, ее душа, ее отрада. Оба младших сына пошли по военной тропе, но Кловис – творческая, добрейшая душа. Кому понадобилось убивать ее мальчика?..
Она помнила все: в каких муках почти целые сутки рожала его, каких трудов стоило выходить его и как он улыбался. Как нарисовал первую открытку «маме» и как опасался отца. Как взрослел и мужал ее маленький златокудрый мальчик, как впервые влюбился и как остыл к своей пассии.
Услышав в трубке голос Валериана, говорящего о том, что решил тайно жениться и уйти прочь от войны и политики, она была счастлива. Ее последний сын, рожденный в уже немолодом возрасте, с риском для жизни – Габриэлла как сейчас помнила его первый крик и спутанные белесые волосы. Каким же он родился прекрасным – и каким вырос красавцем.
Габриэлла приняла мило картавящую невестку как родную дочь. С тех пор, как ее губы впервые коснулись щеки Виктории, она вновь ожила – ожиданием внука и молитвами о здоровье Ренли, который оказался не так умен, как его младший брат.
И сейчас, смотря на застывшего над бумагами Ренли, она вспоминала его тонкие, практически белоснежные волосы, мягким шелком ласкавшими руки Габриэллы, когда она причесывала его. Он всегда был самым ласковым из ее мальчиков – и самым своенравным. В три года ее ангелочек играл в войну со слугами, в пять – ловил кошек и лазал по деревьям, чтобы положить в гнезда выпавших птенцов. Сколько было ссадин и синяков – не счесть. А потом ему встретилась эта простолюдинка, ныне горе-баронесса, и Габриэлла совсем потеряла сына, к тому времени засиявшего золотом.
Бороться было, пожалуй, бесполезно, но сейчас она была страшно недовольна – он женился без ее благословения. Пусть по всем канонам одобрение матери и не нужно для свадьбы, все же даже Валериан дождался Габриэллу, чтобы провести тайное венчание в ее присутствии, а Ренли… Ренли наплевал на все.
Ни одного из ее сыновей не было рядом, когда умер Кловис. В этом все мужчины – они пошли воевать, чтобы заглушить боль утраты, напрочь забыв о матери, которой такое было неподвластно. Ей оставалось только ждать, пока боль утихнет сама, а сейчас оба ее мальчика уже женаты – и она ничего не могла с этим поделать. И если выбор Валериана ее удовлетворил – он выбрал девушку образованную, достойную его по статусу и внешним данным, готовую морально и достаточно здоровую для того, чтобы вынашивать в себе его дитя, – то та безропотность, с которой согласился Ренли на свадьбу с дикаркой, Габриэллу ошарашила. Лучше бы он с такой же охотой слушался мать, как послушался Шнайзеля.
- Твои люди не потрудились доложить тебе о моем прибытии? – Весьма возмущенно заявила она. Конечно, Габриэлла уже знала о взрыве здания Ми5, но в ее понимании это никак не могло повлиять на встречу Ренли с матерью. Мог бы, в конце концов, и отвлечься. Ми5, вечно лезущие своим носом туда, куда не следует, сами способны о себе позаботиться.
Вместе с Габриэллой в кабинет ее сына зашли еще двое слуг – рослых и крепких, пусть и в гражданской одежде. Для Ренли едва ли могло стать сюрпризом, что его мать теперь везде сопровождают двое птенцов Императрицы Джоан. Еще полдюжины человек осталось за дверьми.
