По любым вопросам обращаться

к Vladimir Makarov

(Telegram, Discord: punshpwnz)

Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP Для размещения ваших баннеров в шапке форума напишите администрации.

Code Geass

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Code Geass » Конкурсы и развлечения » Trick or treat!


Trick or treat!

Сообщений 1 страница 20 из 35

1

http://s4.uploads.ru/t/zYbRU.png   Дорогие друзья!  http://s4.uploads.ru/t/zYbRU.png 

В канун Дня Всех Святых дети наряжаются в карнавальные костюмы и ходят по домам, собирая сладости.
А чем мы не дети? Давайте же поддержим эту традицию!
Наш костюм - наш профиль: аватар, подпись, статус - и даже захватывающая история про свой костюм.
Наши сладости - плюсики к посту с "Trick or treat!"
Наша награда - хорошее настроение и памятные фотографии.
Но помните: в этот день нельзя оставаться собой - иначе духи узнают тебя ;)

http://savepic.org/4652478.gif 

+4

2

Trick or treat!

А когда-нибудь я расскажу вам сказку про Нарли - самого веселого и добродушного в мире Императора, который хотел уничтожить мир :3 имечко ему было под стать

+5

3

Trick or treat!

Она идеальна! Она не такая, как все! Её волосы - лучший китайский шелк, а глаза - небесные звёзды, покинувшие свои холодные миры и обрятшие новое предназначение - поражать одним только взглядом всех и каждого! Она лучше всех готовит, она самая-самая умная женщина на свете...

Как-то так писал бы помешанный на Марианне фанат, коим я не являюсь. Нет-нет! И не гляди на имя! Я - её высочество леди Искорка - Джарианна!
Куда ты лезешь?! ТАМ НИЧЕГО НЕТ! ИМПЕРАТОР ПОКАРАЕТ ТЕБЯ! НАРЛИ!!!!!!

Отредактировано James Naroi (2014-10-25 11:37:16)

+4

4

Trick or treat!

«Слушайся меня! Повинуйся! Ну! Я нажалуюсь Императору Нарли! Как не послушает? Я же его дочь! Как не его дочь? Как это "оборванка с Тэнтистон авеню"? Ты что же это, корону не видишь?! Ну и что, что картонная! Я Фавора - дочь самого великого человека на свете! Ну дай хоть пол буханочки, ну пожалуйста!»

+5

5

Trick or treat!

Звезда Японии, покорительница игровых автоматов, лучшая из лучших, когда дело касается джойстиков и кнопочек - ваша покорная слуга Бассандра Кота! Mew ~

Папа, а помнишь мои 16?

Отредактировано Кассандра Бота (2014-10-25 12:01:35)

+5

6

Trick or treat!
Костюм шёл вместе с историей.

"В обмен на мою любовь, прими этот гейс. Дорогой мой, неважно как, расстрой эту гнусную свадьбу. Пожалуйста, забери меня… на край света!"
Глаза плачущей девы, что молила его об этом, горели огнём любви.
Подобный огонь превратится в адское пламя, которое сожжёт его дотла… Даже тогда, герой был способен понять это.
Гейс, который должен был подвергнуть его честь испытанию… Тропа верного слуги, которой он следовал… Что же ценнее, думал он тогда? Неважно, сколько он себя спрашивал или мучался над этим вопросом, он не мог найти ответа.
Поэтому его поступок, который впился в его душу, был сделан по причине, которая не была как-либо связана с его гордостью.
Герой и принцесса взялись за руки и отказались от своего блестящего будущего.
Вот так, до того как он стал персонажем кельтской легенды, что прошла сквозь века, начало трагичной истории любви было положено.
Диармайд был втащен в переплёт – с точки зрения сторонних наблюдателей. Однако сам Диармайд был иного мнения. Несмотря на все страдания, он был мужчиной, который всё больше привязывался к своему партнёру по бегству.
Тяжесть наложенного на него гейса должна была подвергнуть испытанию его честь, и поэтому он не возмущался. Не всё было просто. Им мешали. Поэтому он изменил отношение к своему бывшему лидеру Финну МакКумалу. В конце концов, он привязался к отваге Грайне, к женщине, которая верила своим чувствам до самого конца, и сам влюбился в неё.
Конечно, их любовная тропа была полна испытаний.
Движимый ревностью и негодованием Финн МакКумал поднял всех своих подчинённых и погнался за двумя беглецами, охотясь на них словно на диких животных. Защищая принцессу, Диармайд был решительно настроен не скрещивать оружий с рыцарями Финна, со своими друзьями. Однако, столкнувшись с преследователями из других стран, с которыми Финн заключил договор, ему приходилось обнажать свои клыки.
Его бой с гигантом Сербаном, его бой с девятью Грабами, его бой с няней Финна «Ведьмой Миллстоуна»… Вновь и вновь, чтобы продолжать быть с принцессой Грайне, Диармайд превосходил те свои подвиги, что совершил будучи членом отряда Финна. Для него, прежде простого благородного слуги, это было слишком иронично и эпично.
Верность? Любовь?
Скрещивая свои копья с врагами, его сердце вновь разрывалось надвое. Хотя оно было мучимо дилеммой между верностью и гейсом, его блестящие парные копья, что пронзили множество врагов, продолжали сеять бессмысленную смерть.
Женщина и два мужчины – из-за сантиментов и простого упрямства крови лилось всё больше.
В конце, тем, чьё сердце оказалось разбито, был Финн. Его бывший повелитель признал свадьбу Диармайда и Грайне, даровал ему титул и владения, и вновь принял в свой отряд.
Это был мир, которого Диармайд так жаждал. Однако это мир был предвестником трагичной концовки.
Однажды Диармайд, который охотился вместе с Финном, был сильно ранен клыками дикого кабана. Рана была смертельной, но так как с ним был Финн, он не боялся. Потому что помимо всех тех чудес, на которые он был способен, Финн мог превращать родниковую воду в своих руках в исцеляющую жидкость.
Но, увидав своего слугу находящегося при смерти, вещь, которая вернулась под его крыло, в разуме старого повелителя ожила горькая обида на то, что этот предмет увёл у него девушку.
Родник, из которого текла вода, был лишь в девяти шагах от Диармайда. Финну нужно было пройти всего девять шагов с водой в своих руках, чтобы исцелить рану своего рыцаря. И этого бы хватило.
Но даже на такой короткой дистанции, вода утекала сквозь его пальцы дважды.
Когда он зачерпнул воды в третий раз, дыхание героя Диармайда остановилось.
Он не собирался никого проклинать. Он хотел ответить на любовь своей жены. Он также понимал гнев Финна. Просто судьба оказалась слишком жестока, вот и всё. Его жизнь состояла не только из страданий и горя. Он пил вино с королём, вёл разговоры по душам с той, которую он любил, эти незабываемые воспоминания останутся в его душе навсегда. Хотя конец был трагичным, Диармайд не был разочарован. Потому что он, и те, кто был вокруг него, прожили полноценную жизнь.
И он не собирался отрицать ту жизнь, которую он прожил.
Однако же, если предположить…
Невозможное желание родилось в душе Героической Души Диармайда.
Его порушенная честь. Гордость, которую он так и не смог восполнить. Шанс всё исправить. Вот чего желал Диармайд. Жизненный путь, который был полон его желаний о верности, что так и не стал правдой в его прошлой жизни.
В этот раз он обязательно будет следовать тропой верности.
Быть преданным Мастеру, без тени сомнения в своей душе, и заслужить славу, принеся своему Мастеру победу…
Так он считал. В конце концов - в Четвертой Войне его верность была втоптана в грязь, когда его копье пронзило его же сердце. Впрочем, даже если и так - пусть его предали, он вел себя достойно. Унижение пережитой в Четвертой Войне родило гнев, проклявший Грааль и печаль. Невозможное желание - вновь призвало его.

+4

7

Trick or treat!
История шла с костюмом.

"There was no malice, no hatred.
No mention of an old score.
Only a quick capture, and the promise of grim deeds to come."

Лас Вегас. Один из треугольников Американской коррупции. За густыми питонами неоновых ламп, свёрнутыми на семикилометровом бульваре Лас-Вегас-Стрип, скрывается мир алчности, похоти, насилия и предательства, где мужчины безжалостно используют свою силу, женщины жадно используют свой пол, где выживает сильнейший и погибают глупцы. Там, вдалеке, пустынные горы ограждали клетку, в которой тысячи игроков пытались победить Банк, отдавая всё ради миллионов долларов, тех зелёных бумажек, так насмешливо лежавших в кассе. За прошедшие годы эти игроки оставили свои кости на этом цветистом неоновом бульваре, стали удобрением для роста древа порока. Наблюдая за жизнью этого, оживающего к ночи, города из окна гостиницы он не переставал мысленно спрашивать себя о цели своего приезда. Роскошные казино - бурная арена для хайроллеров, авантюристов, больших дельцов, коварных манипуляторов и причудливых женщин лёгкого поведения - не могли вызвать ни интереса, ни разбудить в нём азарт, ни доставить удовольствия. Но он не спал. В этом городе никто не спал. Он отошёл от окна, утопая ногами в толстом фиолетовом ковре, и двинулся в сторону роскошной кровати, не привычно мягкой для спины бывшего Запечатывающего Охотника. Буквально растворяясь в комфорте, в нём вдруг проснулось желание взять несколько "снотворных" чтоб хоть как-то скоротать время до утра. С момента приезда он не раз пользовался их услугами. Эти девушки были сливками страны. Они давали тебе любовь и привязанность, держали твою руку, ходили с тобой на шоу или ужин, играли на твои деньги, никогда не обманывая или кидая тебя. Они заставляли поверить в свою заботу и давали в постели неописуемое наслаждение. И всё за одиночную стодолларовую купюру, одну пчелиную сотку. Они были сделкой. О, Боже, они были сделкой. Но он никогда не позволял себе обманывать самого себя даже за крошечный купленный момент. И всегда давал им лишнюю сотню. Они считали это тем, что были настолько хороши, но на самом деле это было за ту лукавую, скрытую улыбку - за это утешительное, сладко подтверждающее предательство.
Взгляд Нокса перешёл на жёлтый конверт, оставленный им по приезду на тумбочке. Тогда содержимое мало заинтересовало его, как и может заинтересовать отправленное старым отцом письмо. Нокс давно не поддерживал с семейством каких-либо связей, отказавшись возвращаться после прекращения работы на Ассоциацию в родную глушь, где ему намеревались сосватать девушку благородных кровей и оставить жить на земле предков. Эта одержимость во всём соответствовать особо высокому званию аристократов давно затуманила им разум.
Он вырос в далёкой Исландии, острове посередине океана, земле льда и водных гейзеров. В волшебном роду, издревле посвятившему себя элементу воды. В семье, известной кровным родством с королевской семьёй Норвегии, сбежавшей во времена сумятицы в Исландию. Ещё с младенческих лет наследника обучали по традициям высшего сословия - этикет, музыка, искусство, танцы, литература, история, география, фехтование, языки - и перед отъездом в Часовую Башню он умел не только играть на фортепьяно и вести себя в обществе, но и писать стихи. Ничто из этого не понадобилось ему ни в обучении, ни в будущей профессии. Школьные годы прошли бесцветно - повесив диплом об окончании обучения в Часовой Башне на стену рабочего офиса отца, Нокс освободил себя от всяческих обязательств перед семейством, предпочитая карьере будущего Лорда осуществление давней мечты о том, чтобы стать Запечатывающим Охотником. Он до сих пор помнил, с каким наслаждением слушал истории жизни дяди, отслужившего Ассоциации более двадцати лет, когда тот заглядывал на семейные ужины. Для ребёнка, жившего в ледяных стенах замороженного дворца, то был маленький костёр, согревавший в ночную пору застывшие от холода руки. Романтизированные рассказы о карающей длани правосудия, спасённых жизнях, невинных жертвах и восстановленной несправедливости захватывали ум похлеще легенд о Короле Артуре и рыцарях Круглого Стола. Будучи уже юношей он понимал, что истории сильно отличались от действительности, но не имея ни специфичных интересов, ни привлекающих светлым будущим перспектив, ни каких-либо амбиций или сильных желаний, он двинулся по уже пройденному родом пути - пути Запечатывающего Охотника или Suppressor'а. Особенность рода Арктус была единственным, что вызывало уважение надменных, высокомерных не смотря на вымирание волшебства, членов Ассоциации. Они знали им цену, а родственные отношения с дядей давали повод надеяться на верную службу. Поступить не составило труда.
Нокс считал, что был готов. Готов служить Ассоциации и убивать отступников, подвергающих жизни людей опасности. Но уже после первой миссии он понял, насколько это сложно - оборвать жизнь другому человеку, каким бы тот ни был. Но он не смел показывать своего замешательства, той внутренней борьбы, которая происходила в нём каждый раз, когда приходилось поднимать меч на очередного беглеца. Он ощущал острую необходимость найти поддержку, кого-то, кто сможет убедить его в правильности их действий, в необходимости лишать этих людей жизни, но, вместо этого, молчал и смирился, предпочитая держать все эмоциональные переживания при себе. Не желая показывать свою слабость и падать перед лицом коллег, он возвёл вокруг себя стену льда, заглушая всяческие эмоции и отгораживаясь от окружающего мира. И он служил, как ему казалось, во благо человечества, защищая людей от тех, кто использовал данную им силу для контроля над другими, ради своих тщеславных желаний и амбиций, ради воплощения безумных идей, требующих человеческих жертв во имя благой конечной цели. Служил за соблюдение порядков и установленных социумом законов. Служил потому, что это было его работой. В итоге, всё оказалось именно так, как он это себе и представлял. От своей службы он не получал ни удовольствия, ни отвращения. Убивал нарушителей без сожалений и угрызений совести, но и без радости и чувства удовлетворения. В конце концов, и киллер мог быть профессионалом, избавляющимся от людей так же просто, как выносил утром, перед работой, мусор в контейнер для отходов. Он не занимался бессмысленной жестокостью, не издевался над трупами, не мучал своих жертв долгой и болезненной смертью, но и не ставил себе целью спасение других, не преследовал мечты о светлом будущем без насилия, как то делал его напарник. В этот долгий период времени, длившийся целую вечность, его единственными привязанностями и тайной радостью оставались модификация меча, на который он тратил большую часть своего свободного времени, экспериментируя как с волшебством, так и с техникой, и верный друг и напарник, Ноктис, единственный человек, к которому он испытывал хоть какую-то привязанность.
Лишь ему, за практически семь лет, удалось разбить стену льда, построенную Ноксом для сокрытия своей истинной личности. Тот был полной его противоположностью: гордый, эксцентричный, самоуверенный и высокомерный, но каким-то образом не вызывающий неприязни или отвращения, скорее желавший просто находиться в центре событий, стоять выше всех, не принижая при этом ни друзей, ни врагов. Именно Ноктису удалось понять главную проблему друга - невозможность получать удовольствие от чего-либо, мнение о том, что любого рода развлечения были чем-то запретным и чуждым, присущим лишь для низших слоёв общества и вытекающее из этого отсутствие каких-либо желаний и интересов. Походы в кабаки, игорные дома, стриптиз клубы и бары не изменили его мнения, но позволили хоть как-то расслабляться после очередных миссий.
Чем дольше он служил Ассоциации, тем чаще стал задумываться о людях, ими движущих силах, целях и жизни. Всё чаще стал замечать, что идеальных людей не бывает и все носят в себе семя порока, медленно и незаметно прорастающего в душе. Причины упадка волшебства, действия Церкви и Ассоциации, поведение простых людей - всё это не давало ему покоя, он не видел общей картины и не мог понять чего-то важного, всегда присутствовавшего рядом, но остававшегося незаметным. Он ощущал приближение чего-то большого, значимого, осознавая то, что всему постепенно приходит конец, и ничто не остаётся неизменным. Не в состоянии избавиться от наваждения, Нокс принялся терпеливо ждать и готовиться к будущему.
Отсутствие напарника на одной из миссий и весть о страшной болезни стали началом его краха. На одном из заданий, сражаясь против отступника нетрадиционной школы волшебства, Ноктис подцепил своего рода проклятье, медленно разрушавшее организм и магические цепи. И тогда он обратился за помощью к Ассоциации, но те лишь развели руками - рядовые волшебники Ассоциации не обладали достаточными знаниями, что исцелить Ноктиса без предварительных исследований и не причинив ему при этом вреда, а надменных Лордов, способных спасти его друга, мало интересовала судьба одного Запечатывающего Охотника. В любой момент они могли найти тому замену - служить Ассоциации считалось честью, доступной лишь самым лучшим и верным, а никак не эксцентричному волшебнику, постоянно доставляющему проблемы. В душе презирая их, он обратился за помощью к Церкви. Но и тут ему отказали, ссылаясь на волю своего божества, на отведённое другу время и необходимость искупить перед смертью грехи. Он видел в глазах служителей Церкви лишь презрение и ненависть к волшебникам, никакой любви или сострадания, о которых те так часто разглагольстовали при каждой встрече. Отмахиваясь от них, презирая их ещё больше волшебников Ассоциации, он обратился к последнему оплоту надежды - обычным людям, медицине двадцать первого века, только для ещё большего разочарования и ненависти. Именно тогда, возненавидев весь мир, Нокс решил искать лекарство сам.
Именно тогда раскрылась натура человека, при необходимости сметающего всё на пути к достижению цели. Элементом рода Арктус была вода, что позволяло проводить манипуляции над человеческим телом и, в какой-то мере, кровью. Поставив целью спасение друга, он стал проводить эксперименты над людьми, над волшебниками-отступниками, которые требовались Ассоциации в мёртвом виде - неважно, что с ними случалось, лишь бы исчезали. Уничтожая отступников и их мастерские, он уже имел представление о подобного рода экспериментах, знал с чего начать и в какую сторону двигаться. И Нокс использовал их как материал, углубляясь в тайны жизни и крови, в глубины неизведанные, информация о которых была недоступна. Знавший всю структуру Ассоциации и её методы, ему удавалось сохранять всё в тайне - через подставное лицо он стал владельцем небольшого похоронного бюро, получив возможность свободно избавляться от трупов. Тогда, в холодные тихие ночи мастерской, он открыл свою страсть к знаниям и исследованиям, ко всему новому и неизведанному. Постепенно, его страсть дошла до одержимости, настолько сильной, что материалами для экспериментов стали и простые люди. Постепенно отходя от своей изначальной цели, свернув с намеченного пути, ему, в конце концов, не удалось спасти друга, скончавшегося в мучениях и боли. Это и собственное чудовищное безумие стали для него ударом, причиной прекращения всяческих экспериментов и научной деятельности как таковой, отталкиванием и закрытием страсти к знаниям, очередным сокрытием всех эмоций и добровольным отстранением от службы в Ассоциации. Начальство не удивилось смерти Ноктиса, а невозможность пережить смерть напарника стала подходящей причиной бросить работу в качестве Запечатывающего Охотника и зажить новой жизнью. Мастерская, как единственный остаток прошлого, была предана огню и полностью уничтожена, вместе со всем, что могло напоминать ему об этом периоде жизни.
Теперь он был свободен. Перед ним открылись все двери, исчезли всякие ограничения, появилось огромное число возможностей. Он мог стать художником, композитором, певцом, писателем, критиком и даже сниматься в кино, но ничто из этого не вызывало у него интереса, ничто не приносило удовольствия. Мир казался скучным, а о возвращении в родную Исландию не могло быть и речи. И тут, совершенно случайно, сидя в кафе и читая оставленную прошлым посетителем газету, он нашёл статью о Лас-Вегасе - городе развлечений, где любой мог найти желаемое и получить удовольствие. Подобрав адресованное ему отцом письмо, Нокс двинулся в Америку, предвкушая новое начало своей жизни. Всецело отдаваясь развлечениям в надежде избавиться от всех сожалений, он не обратил внимание на неизвестно откуда взявшуюся татуировку на левой руке, посчитав, что просто в один вечер напился и забыл, как сделал её в салоне. Время проходило, радости не прибавлялось, удовольствия от игр и большого скопления людей он не получал, и даже красивые девушки с обнажёнными плечами перестали его интересовать. Не этого он искал. Не этого ожидал, приезжая в Новый Свет. Вместо заполнения пустой души хоть чем-то, зияющая дыра лишь расширилась и стала глубже.
Осторожно распечатав конверт, Нокс медленно прошёлся глазами по содержанию письма. Приглашение участвовать в Войне за Святой Грааль, священную чашу, исполняющую любое желание. Битва волшебников и Героических Духов прошлого, обещавшая быть более чем интересной. Взяв трубку телефона, он оповестил персонал гостиницы о своём скором отъезде. Оставалось лишь найти катализатор.

Отредактировано Leonardo B. Blackmore (2014-10-25 13:00:19)

+5

8

Trick or treat!
Эта легенда начинает свой путь с незапамятных времён, когда семь величайших героев собрались вместе, дабы одолеть всё зло этого мира собранное в одном человеке. Все грехи человечества собранные в одну личность, почти поработившая весь мир. Но оно было побеждено. И в этом мире больше не было зла. Сможете ли вы себе представить настоящую утопию? Где мир окрашен только в светлые тона и населён исключительно добрыми, отзывчивыми людьми. Где всё узаконено и справедливо. Нет алчности, лжи, ненависти, зависти, и нету поглощающей душу человека – мести. И как раз в этом мире зародилась новая, грешная душа, ниспосланная богом, дабы разрушить ложную утопию. И что же будет тогда? Сохранились ли герои в этом мире, способные дать отпор «Чёрному зверю», который всегда дремал в их сердцах, ожидая часа, когда его хозяин вернётся?
Эта легенда повествует о противостоянии добра с добром, в освобождении зла и разрушении мира. Величайший парадокс вселенной, закрутившийся вокруг одной девушки. Кто же она? Защитник справедливости или же то самое древнее зло, которое сделало свои первые, отравляющее всё живое, шаги?
Колесо судьбы пришло в движение, открывая дверь в полную опасных приключений, историю….
(Ну, а остальное добавится по мере написания.)

Отредактировано Leila Malkal (2014-10-25 13:00:27)

+7

9

Trick or treat!
Ну и какой же хеллоуин без банальной хоррор-стори? Верно, за захватывающим приключением, двинется история шести школьников, которые нашли загадочный блокнот, умеющий предсказывать будущее...

+3

10

Trick or treat!
Костюм шёл вместе с историей.

...и взмолились в ответ на деспотию царя жители Урука, попросили богов создать богатыря, равного Гильгамешу в силе и отваге. И услышали боги их просьбу, и создала богиня Аруру из куска глины полузверя-получеловека. И стал Энкиду жить в пустыне вместе с дикими зверями, и не было никого сильнее, чем он. Как и звери, он ел мышей, змей и траву, пока она не сгорала под солнцем, и ходил пить к водопою. Не знал он о хлебе, не носил одежды, не ухаживал за своим телом, покрытым шерстью. Отпугивал двуногих существ-охотников, не давал им трогать братьев своих меньших, оберегал их от стрел и ловушек.
Пожаловались охотники царю на дикого человека, мешавшего им добывать себе пищу, разрушающего ловушки и засыпающего ловчие ямы. И захотелось царю Урука сразиться с Энкиду. Приказал тогда Гильгамеш, чтобы прекрасная женщина Шамхат нашла Энкиду и привела его в Урук. Пришла она к водопою, на который приходил Энкиду. Увидел её Энкиду, понравилась она ему и пошёл он за нею. Семь ночей и шесть дней провели они вместе, и когда вернулся он обратно к водопою, отвернулись от него животные, братья его меньшие. И оставил тогда их могучий Энкиду, и пошёл он вместе с Шамхат, и был принят пастухами. Там узнал дикарь, как живут люди, увидел хлеб, вино - плоды человеческого труда, умастил тело душистой мазью - елеем, облачился в одежды, стал похож на людей. А когда ночью пастухи уснули, сражался Энкиду со львами и волками, защищал от них стадо овец.
Услышал он о Гильгамеше, царе Урука, безжалостном тиране, и двинулся в город шумеров. Увидел его Гильгамеш и вступил с Энкиду в единоборство, и оказалось, что силы их равны. Ни один из них не мог одолеть другого. Поэтому стали они неразлучными друзьями и совершили вместе много подвигов. Спускался Энкиду в нижний мир, сражался бок о бок с названным братом со страшным и могучим Хумбабой. Полными радости и приключений были их дни, пока не отверг Гильгамеш любовь богини Иштар, предложившей тому стать её мужем.
И разгневалась тогда богиня, пообещала отомстить тому во что бы то ни стало, побежала к отцу своему Ану и взмолила его выпустить Небесного Быка. Покрыли тёмные облака небо, перестала быть плодотворной земля, и семь лет длился голод и разрушения. Тогда вышли навстречу Быку триста сильнейших мужей Урука во главе с Энкиду и Гильгамешем. Дохнул Бык, увидев войско — разверзлась яма, и сто мужей Урука свалились в неё. Дохнул Бык второй раз — появилась другая яма, и двести мужей исчезли в ней. Но одолели его герои, ухватился Энкиду своими цепкими руками за хвост животного, а Гильгамеш тем временем вонзил в голову Быка кинжал. Страшный зверь свалился замертво. Разошлись тучи, закрывшие мир, спасли они землю от наводнения, вырвали сердце Быка и положили его перед богом солнца Шамашем в знак благодарности за оказанную помощь.
Увидела богиня поверженного Быка, взобралась на стену Урука, пала ничком и стала причитать, - Горе Гильгамешу! Меня опять он опозорил, Быка убивши! Услышал Энкиду крики Иштар, вырвал ногу у Быка и бросил её богине — пусть еще громче оплакивает. Гильгамеш же созвал мастеров всех ремёсел, они отпилили огромные бычьи рога, сделали из них великолепные кубки, украшенные золотом и лазурью. Налили в эти кубки священный душистый елей и преподнесли богам. Омылись от бычьей крови и пыли, сели на колесницу, покатили по улицам Урука и устроили во дворце весёлый пир.
Но страшное горе ожидало героев. Потребовала Иштар у богов их смерти за убийство Божественных Зверей в человеческом теле, и не простили боги победы над Хумбабой и страшным Быком. Не могли они наказать Гильгамеша, и решили тогда отнять у него друга. Наслали на Энкиду сначала болезнь, а потом и смерть. И оставил после себя великий воин Урука лишь лужу грязи, возвратившись к первоначальной форме своей. Созвал тогда Гильгамеш кузнецов, камнерезов, скульпторов, и приказал сделать памятник Энкиду: лицо — из белоснежного алебастра, волосы — из голубой лазури, тело — из золота. Поставили памятник на прочное подножье из камня. Весь народ Урука оплакивал Энкиду, а Гильгамеш накинул на себя грубые одежды, облачился в львиную шкуру и ушёл горевать в пустыню.

+3

11

Trick or treat!
Арчер Эмия одновременно в третьем и втором поколении!

Это история о мальчике, который погиб в аду и был заново в нём рождён. Он был спасён человеком, который быть может, сам искал спасения, но никак не мог его обрести. Вероятно, обнаружив ребёнка, который единственный уцелел в гигантском пожаре, этот человек всё же нашёл, что искал. Он сумел спасти одну жизнь, не пожертвовав при этом другой. Киритсугу стремился к идеалу, он желал защищать справедливость, но у него никогда не получалось делать это никого не убивая. Однако первая действительно спасённая им жизнь дала ему силы жить дальше и умереть счастливым в надежде, что, быть может, у этого мальчика получится достичь того, чего Киритсугу так и не смог.

Это история о юноше, живущим чужими идеалами и всеми силами старающегося их воплотить. Он считал, что жизнь дана ему в долг, и каждый день пытался его вернуть. Не обращая внимания на чужие взгляды и усмешки, на укоры и сочувствие, юноша, не ведая отдыха, пытался стать достойным идеала своего отца, принося в жертву свойственные другим людям желания. Поэтому в глазах одних он был воплощением доброты и ответственности, трудолюбия и целеустремлённости, но другие видели в нём человека спешащего по тропе саморазрушения, которая вот-вот превратится в шоссе. Однако юноша считал этот путь правильным, он помогал всем кого видел, и продолжал идти вперёд, делая других немного счастливее. Люди улыбались и провожали его благодарным и немного удивлённым взглядом. Но он не видел себя, а потому не понимал, что возможно скоро спасение потребуется ему.

Это история о мужчине, который всё ещё не утратил своих юношеских идеалов, но осознал, что сил отпущенных человеку недостаточно для их достижения. И тогда он обратился к тому, что лежит за границей отпущенного людям. Мужчина пообещал вечное служение после смерти в обмен на силу спасать людей при жизни. Цена не показалась ему высокой, ведь даже плата по ней, как он думал, приближала его к воплощению идеала. Мужчина получил силу, он спасал сотни, а может быть тысячи людей и, как и раньше, они провожали его благодарным и немного удивлённым взглядом.

Это история о герое, который будучи ослеплённым своими идеалами не заметил, как стал пешкой в чужих руках. Когда спасаешь кого-то, начинаешь чувствовать за него ответственность. И поэтому герой не замечал, что его используют снова и снова. В конце концов, он был предан теми, кто был обязан ему жизнью. Герой был заклеймён в грехах, которых не совершал, обвинён в преступлениях совершённых человеком, ради которого он собой жертвовал и был казнён, ненавидимый всеми - козёл отпущения. Но даже тогда он верил, что сможет воплотить свою мечту в жизнь, пусть для этого и придётся умереть.

Это история о духе защитнике, который, наконец, прозрел и увидел истинное лицо своих идеалов. Он спасал снова и снова, но для этого он вновь и вновь убивал. Теперь он сохранял жизни тысячам, возможно даже миллионам, но для этого ему приходилось нести смерть для сотен. Спасая всех кого видел, защитник забывал смотреть на самого себя, а теперь, взглянув на своё отражение, понял, что спастись самому уже не получится. Но вот он призван в мир, а перед ним стоит та, кого он, возможно, когда-то любил, а рядом с ней, ослеплённый чужими идеалами, стоит юноша. Неужели ещё есть надежда разорвать порочный круг из бесконечных смертей? Неужели дух, обречённый на вечное служение сможет, наконец, обрести покой?

Нет. Он отворачивается от своего отражения и вновь устремляет взгляд на других. На тех, кого возможно когда-то любил. На тех, кого должен спасти.

+4

12

Вы не верите в Призраков? Зря.

+4

13

Trick or treat!

Turn I
Figures of Happiness

Он помнит его отчётливо и ярко, так, словно оно было только вчера. То время, когда не было никаких забот, никакой нужды, никакой войны, жестокости и насилия. То время, когда вокруг было лишь прекрасное и светлое. Когда цветущий сад заливался невинным смехом и прекрасной мелодией циня, разносимой ветром вместе с изящной, перистой листвой глицинии. Когда меч в его руках был легче пера фэнхуана, а техники давались с особой лёгкостью, непринуждённостью, свободой, и танец меча привносил в сердце гармонию и единство. Когда традиционная фехтовальная школа отца, тогда ещё открытая, процветала, и каждый день появлялись новые ученики, готовые познать стиль Янг. Эта безоблачная жизнь, хоть на самом деле и не такая беззаботная, осталась самым ценным воспоминанием жизни. Воспоминанием, что каждый раз вызывало тупую боль и лёгкую радость, наполняло душу сжигающим изнутри сожалением и приятным чувством покоя. Он стремился вернуться туда, но врата, к которым вела долгая и тяжкая дорога, давным-давно закрыли...

♦ ♦ ♦ ♦

Хэй родился в городе Канто́н (нынешний Гуанчжоу), сыном мастера боевого искусства тайцзицюань, школа которого обладала своим собственным, оригинальным стилем владения классическим китайским мечом, стилем Янг. Как человек из богатой семьи, он всю жизнь жил боевыми искусствами, ни в чём и никогда не нуждался, только совершенствуя своё кунг-фу. Рядом с ним, всегда весёлая и жизнерадостная, была его младшая сестра, Юэ - создание хрупкое и нежное, с младенческого возраста обучавшееся игре на цинь. Их всегда находили вместе, в саду, её - играющей очередную красивую мелодию, а его - оттачивающим очередную из шестидесяти четырёх форм техник школы. Хэя всегда увлекала игра сестры, особенно во время тренировок - та задавала его движениям ритм, превращала отработку техник в настоящий, ослепляющий танец, помогала ему достигать с мечом полного единства и обретать столь необходимую для философии учения Янг гармонию как с собой, так и с окружающим миром. Юэ, в свою очередь, нравилось следить за стараниями брата двигаться в такт мелодии, наблюдать за тем, как через его движения отражается её игра, убеждаться в том, как несколько лёгких прикосновений пальцев к струнам способны изменить весь ход тренировки. Не всегда всё проходило гладко - когда Хэй впервые слышал новую, недавно выученную мелодию, ему было трудно под неё подстроиться. Он выпадал из такта, путал движения, порой даже спотыкался и падал лицом в траву, роняя меч и виновато поднимая голову. Тогда Юэ, обиженно надув румяные щёчки, упрекая брата в неспособности должным образом оценить её игру, подбирала свой инструмент и покидала сад, оставляя Хэя одного, тонущего в безднах отчаяния и грусти. Но на следующий день, как ни в чём не бывало, они возвращались на то же место, начиная всё сначала, каждый играя свою отведённую роль, получая от этого только радость и удовольствие. Их никто не трогал, а их часть сада была почти всегда пуста и наполнена лишь душистыми, лиловыми цветками глицинии. В ту пору они не нуждались ни в чём, кроме как в компании друг друга. Всегда тонко чувствуя состояние второго даже на большом расстоянии, словно бы взаимно дополняя друг друга, их совместная, синхронная игра вызывала у редких, всегда остававшихся в тени, зрителей чувство глубокого восхищения. Конечно, их игра - как и их мастерство - была не идеальна, и им предстояло ещё многому обучиться. Но именно это, достигнутое ими единство меча и мелодии, соединявшихся вместе в одном сияющем танце, вызывало восхищение.

Под шелест развевающихся на ветру листьев, под тёплую и нежную мелодию струн с золотой окраской звучания, под мягкий свист рассекающего воздух меча, каждый мечтал только об одном. Они хотели, чтобы эти дни продолжались вечно...

Figures of Ruin

Чем старше они становились, тем реже встречались. Всё чаще их укромное место в саду пустовало, и лишь изредка доносился одинокий свист меча или грустная мелодия струн. Хэй, обязанный стать наследником стиля и школы, проводил всё больше времени с другими учениками отца. Юэ намеревались выгодно сосватать и оставляли в тени дома, подальше от посторонних глаз, одновременно с этим подбирая достойного жениха. Их светлому времени настал конец и, всё больше отдаляясь друг от друга, они продолжали грустить о тех днях в саду когда, в тени деревьев, могли в полной мере наслаждаться жизнью. Хэй чувствовал, что близится конец - совсем скоро за сестрой приедут и заберут её навсегда, а после, словно бы на смену ей, придёт его будущая жена. Отец знал об их вылазках в сад и, без сомнений, намеревался найти ему девушку не менее достойную, но Хэй знал - как бы хорошо та не играла, как бы тонко не чувствовала струны его души, вернуть те мгновения прошедшего не удастся уже никогда. И именно тогда, смирившись с этим и понимая, что не смеет удерживать её из-за одного только эгоистичного желания оставить всё так, как это было, он сделал ей подарок, который всегда напоминал бы о тех счастливых днях - изящный браслет с колокольчиками, отдающими мелодичным звоном.
С тех пор каждый раз, тренируясь в саду вместе с другими учениками отца, когда со стороны дома доносился едва различимый звон маленьких колокольчиков, он вспоминал о сестре и её улыбке. Вместе с этим подарком с его души словно бы свалился тяжкий груз, и Хэй снова отдался кунг-фу. Занимаясь под руководством отца, ему удалось познакомиться с многими людьми из самых разных слоёв общества. Один из них, военный офицер, носивший имя Линг Ли, стал ему соперником, партнёром и другом. Тот, хоть и был лишь на несколько лет старше, владел кунг-фу куда лучше его, что вызывало со стороны Хэя одно только уважение. Хоть в поединках на мечах он всегда выходил победителем, ему предстояли долгие годы тренировок для победы над Ли в безоружном бою. Страсть к боевым искусствам и совершенствованию техник сплотнила их, и всё чаще двух юношей видели вместе. Ли был хорошим рассказчиком - он поведал не знавшему практически ничего о внешнем мире Хэю о положении дел в стране, о возрастающем влиянии южных варваров, о распространение опиума, которым варвары платили за китайские товары вместо серебра и подкупали столичных чиновников, и тревогах императорского дворца, обеспокоенного будущим Китая и возможной потерей власти. Наследник семьи Янг не разделял тревоги и заботы друга - до сих пор ему не встречался ни один южный варвар, а по рассказам Ли те могли жить только в отдалённой части города, специально для них отведённой. Ему, выросшему в стенах поместья и не знавшему жестокости окружающего мира, угроза казалась далёкой и не существующей. И весть о том, что власти запретили продажу и потребовали конфискации всего опиума, потребовав от всех иностранных торговцев подписку об отказе провозить опиум под страхом смертельной казни, лишь подтвердила его догадки. Власть в Китае всё ещё принадлежала императорской семье, и даже доносившиеся с разных концов страны отголоски восстаний казались ничем иным, как сказками. Ли же, в свою очередь, был беспокоен - в прибрежных водах провинции Гуандун давно стояли корабли южан, только обострявшие конфликт. Ли предсказывал войну, Хэй - просил названного брата успокоиться и не давать пагубным мыслям завладеть своим разумом.
Когда войска Британии напали на город, он всё ещё не верил в происходящее. Даже когда стало известно о том, что варвары разгромили восьмизнамённую армию и войска зелёного знамени - самые большие военные силы Китая - Хэй отказывался принимать действительность, упорно веруя в императора и его мудрость. Даже отсутствие Ли не смогло заставить его принять очевидный факт - началась война. Война, в которой они терпели крупное поражение. Каждый день приносил новые, неутешительные вести о варварстве британской солдатчины, совершавшей ужасающие жестокости исключительно ради забавы - они насиловали женщин, насаживали детей на штыки, сжигали людей целыми деревнями. В это неспокойное время школа пустовала, люди старались не выходить на улицу, ибо сражения происходили совсем рядом, в нескольких сотнях миль от города. Хэй не мог смотреть на лица, полные страха от одного лишь упоминания южных варваров, но ничего не мог сделать. И эта беспомощность угнетала его больше всего. В конце концов, после длительного обстрела города, войска британцев вступили в город, победителями. В один день, оккупанты нагрянули к ним в дом и стали конфисковать их имущество. Ему оставалось лишь безмолвно наблюдать за тем, как выносили самое дорогое и ценное, как рушили цветущий сад и грубо срывали настенную живопись, как рылись, подобно грязным собакам, в личных вещах, превращая некогда прекрасную обитель боевых искусств в настоящую помойку. Они оскверняли всё, к чему прикасались, загрязняя даже окружающий воздух запахом своей одержимости. Эти дьявольские создания были невыносимы, но Хэй не смел поднять на них меч - следуя кодексу чести своей школы, он никогда не поднимал его иначе как для самообороны или почётного поединка.
И не поднимал бы его никогда, не ворвись эти нечестивые скоты в комнату его дорогой и любимой сестры.
Услышав крик сестры, кинувшись к двери её комнаты, он более не задумывался о кодексе чести и моральных принципах. Сжимая рукоять меча Хэй поклялся себе, что если с его дорогой сестры упадёт хоть один волос, он заставит этих гнусных варваров пожалеть о содеянном и том, что они вообще посмели родиться на белый свет. Никогда прежде им не завладевали столь сильные эмоции - юноша ворвался в коридор и, не помня себя от гнева, ощущая только желание спасти сестру и тяжесть меча в руках, не бросив даже короткого взгляда в сторону солдат, безжалостно накинулся на ближайшего, а за ним на второго, третьего и четвёртого, к тому моменту уже целившегося в него из пистолета. Без каких-либо затруднений ранив троих из них, Хэй не намеревался останавливаться перед последним. Они двигались скованно и, хоть и были военными с выдержкой, не могли составить в ближнем бою какой-либо угрозы. Так он искренне верил, замахиваясь для очередного удара, пока патрон пистолета, с резким, подобным тяжёлому хлопку, звуком не угодил ему прямо в руку, заставляя содрогнуться от боли. Вся его рука вмиг покрылась кровью, пальцы, так крепко сжимавшие рукоятку меча, сами по себе разжались, и меч со стуком упал на пол вслед за повалившимся на колени юношей. Прежде ещё никогда не испытывавший подобной боли, знавший лишь острое жжение порезов, он не находил сил встать. Кровь, не смотря на попытки остановить её левой рукой, продолжала сочиться через рану, а оставшийся целым солдат, между тем, с надменной улыбкой превосходства на лице, медленно подошёл к нему, заглядывая прямо в глаза. Этот взгляд невозможно забыть. Подобный змее, схватившей свою жертву, в нём была лишь безжалостная жестокость, ненависть и презрение. Когда последовал удар, он даже не удивился - только подставил плечо, не давая тяжёлому ботинку попасть ему в лицо. Это было смешно. Вот он, мастер боевых искусств, валяющийся на полу подобно тряпичной кукле, даже не сопротивляющийся сыпавшимся на него ударом, беспомощный и побитый как обычный бродячий пёс. Это было смешно до слёз - его избивали ногами прямо на глазах у рыдающей сестры, жестоко и беспощадно, не жалея сил, с улыбкой на лице и от всей души, получая от этого только удовольствие, даже не принимая за человека. Что можно испытывать в такой момент кроме боли и отчаянья? Ощущая во рту только тошнотворный привкус крови, чувствуя себя ничем иным как сломаной деревянной куклой, он на всю жизнь осознал одну простую истину - его боевые искусства ничего не значат. Они никому не нужны и ни на что не способны. С тупой болью в почти что в каждой части тела, отдающейся осколками стекла о твёрдую поверхность камня, Хэй проклинал весь мир, наблюдая за тем как варвар, всё также неспешно, всё с той же демонической улыбкой, приближался к его сестре. Как она, в страхе и ужасе от происходящего, так до конца и не понимая разворачивающихся перед ней событий, ещё более хрупкая, чем когда-либо, буквально вжималась в угол, закрывала покрасневшие глаза нервно трясущимися ладошками, продолжала слабо всхлипывать и едва слышно, сквозь поток горьких слёз, дрожащим голосом отрицать случившееся. Душа Хэя изнывала режущей, неторопливо и до самой глубины, болью от одного только взгляда. Сердце разрывало так, словно стая адских гончих вцепилась в него пастями, сжимая, въедаясь, раздирая на куски и разбрызгивая в стороны кровь. Он видел, видел как тот грубо схватил её за руку и с силой отбросил к кровати, возвышаясь над ней подобно голодному зверю. Низменные желания таких мужчин может насытить только полное господство и покорение, деструктивное ощущение того, как они оскверняют само существование другого - то, что может быть приобретено только насилуя женщину. И сейчас, прямо на его глазах, собирались обесчестить самое для него дорогое существо на свете - любимую сестру, улыбка которой всегда согревала ему душу. Под звук нервно дёргающихся колокольчиков и доносившихся с другой части поместья выстрелов, Хэй здоровой рукой схватил лезвие меча, сжимая его в кулак так сильно, что холодная сталь упиралась в кость. Но он не чувствовал боли - почти что доползая до подлеца, оставляя за собой длинный кровавый след, найдя в себе последние остатки сил для одного, пускай и слабого прыжка, он накинулся на британца, засаживая острый конец прямо в спину. Глаз за глаз, кровь за кровь. Жестокость за жестокость.
К тому времени как они выбрались из поместья через задний вход, звуки стрельбы уже давно прекратились. Только потом, уже на следующее утро, проснувшись в незнакомом месте рядом с сестрой, Хэй узнал остальную часть роковых событий - отец, вместе с большей частью остававшихся в поместье учеников, напал на южан и был убит. Все слышали далёкий крик Юэ и видели как юноша бросился в его сторону. Никто не хотел поднимать конфликта и навлекать на школу ещё больше неприятностей, но когда с той же отдалённой части поместья донёсся выстрел и остальные южане, насторожившись, двинулись проверить источник, они больше не могли бездействовать. Не вооружённые даже мечами, они напали на врагов китайского народа, заранее смирившись со своей участью. Это было храброй смертью, но безрассудной и глупой, однако Хэй знал причину действий отца - услышав тот выстрел, старик, вероятно, уже навсегда распрощался со своим сыном и дочерью. Потерявший жену сразу после рождения дочери, он не смог бы пережить ещё и потерю детей. Тринадцать учеников, два мастера и глава семьи Янг - остальным удалось сбежать, спрятаться и передать весть о том, что пришедшие варвары сделали со школой боевых искусств. То ли из ненависти и презрения, то ли из необходимости замести следы своих злодеяний, то ли из желания показать остальным жителям города, что любое сопротивление бесполезно и будет караться жестокой расправой, они предали поместье огню, не позволив даже похоронить трупы. Их прекрасный дом, просторный зал для тренировок, открытая площадка для медитативных практик и даже большая часть прекрасного сада - всё, всё сгорело до основания. Остался лишь пепел, раны да пустые воспоминания. Но, бросая пустой взгляд на своё перебинтованное тело и руки, даже в таком жалком состоянии он находил в себе силы утешать сестру. Да, потеряв всё, в том числе и прошлую жизнь, Хэй сохранил самое ценное - тот прекрасный, нежный цветок, что всегда был, оставался и будет его любимой сестрой. В этот раз... он был рядом. В этот раз, ему удалось её спасти.
Их приютили знакомые отца, обитавшие в нескольких минутах ходьбы от бывшей школы боевых искусств Янга. Хоть Хэй и был им благодарен, они не могли, своим пребыванием здесь, подвергать их опасности. Им требовалось найти себе новое жилище, такое, что будет находиться как можно дальше от сгоревшего поместья. Средств на существование не было - оккупанты вытащили из дома всё имущество, забрав с собой даже фарфоровые статуэтки. Ему не оставалось ничего, кроме как продать свой фамильный меч, но даже на обретённые деньги не удалось найти себе жилья, лучше комнатки в старом, самом бедном квартале города. Привыкший к роскоши и огромному свободному пространству просто не мог смотреть на те жалкие трущобы, что стали для них убежищем и новым домом. Ещё труднее юноше было смотреть на сестру, вынужденную жить в таких условиях и мириться с ними, ведь он не желал ей такой жизни и хотел только одного - чтобы она была счастлива. Чтобы каждый раз, когда доносился звук колокольчиков с браслета, он видел на её лице только улыбку.

Figures of Despair

Когда закончилась война, и император подписал с Британией мирный договор, открыв для них китайские порты и дав привилегии экстерриториальности, Хэй тут же нашёл себе работу, не успев даже полностью оправиться от своих ранений. У них оставалось не так много денег, выбор был не большим, и юноша устроился грузчиком в порту города, зарабатывая себе и сестре на жизнь тяжёлым физическим трудом так же, как и другие бедные китайцы. Работая всегда и много из-за огромного количества причаливающих британских кораблей, получивших теперь неограниченный, свободный доступ в страну, он думал лишь о сестре и том, как найти им новое жильё. На юге провинции Гуанси, в районе села Цзиньтянь (нынешний Гуйпин), жили дальние родственники по линии отца. Там, вдалеке от моря и британских кораблей, Хэй надеялся найти им новый приют, ради чего и работал в поте лица, откладывая на путешествие остатки тех жалких денег, что торговцы ему платили за тяжёлый труд. Но небеса уготовили ему совершенно другую участь. В одну ночь, возвращаясь со склада домой, рядом с заведением, всегда наполненным моряками и южанами, он столкнулся с теми, чьи лица являлись во всех ночных кошмарах - с четырьмя солдатами, надумавшими той, уже такой далёкой ночью изнасиловать его сестру. Раны, которые Хэй им тогда оставил, были глубокими, но не достаточно серьезными, чтобы без должной медицинской помощи не зажить спустя каких-то полгода. Юноша испытал на себе всё, что так долго берегли для него разгневанные и уже подвыпившие солдафоны, не скрывавшие радости от этой судьбоносной встречи и вкладывающие в каждый удар буквально всю душу. И он не сопротивлялся. Просто безмолвно лежал на грязной земле и терпел жестокость, ожидая конца. Ответить значило попасть в неприятности и даже потерять работу, без которой просто нельзя было выжить. В итоге, он думал только о сестре - пока она была в безопасности, всё остальное не имело значения.
Когда они, наконец, закончили и ушли, всласть утолив свой гнев, он просто двинулся домой, едва стоя на ногах и держась за стены расположенных вдоль дороги зданий. И на полные заботы и переживания за брата расспросы сестры ответил одним лишь молчанием, убеждая себя в том, что так будет лучше. Ей не требовалось это знать, да и лишний раз беспокоить её заботливый Хэй не желал. Их жизнь и так была бедна, а она пережила достаточно. Проснувшись с первыми лучами солнца, превозмогая боль и скрывая за тонкой рубахой синяки и кровоподтёки, он отправился прямиком на работу, в порт, надеясь только на лучшее. Ещё немного. Оставалось ещё чуть-чуть. И, хоть на самом деле эта мысль была ложной, она давала ему надежду и придавала сил. Как бы он повёл себя, знай о том, что это повторится снова? Что почти каждую неделю, возвращаясь из порта, будет встречать всё те же гнусные лица, каждый раз получающие удовольствие от осознанного насилия над человеком? Никак. Точно также продолжал бы скрывать побои и следы избиения, заботясь только о том, чтобы за ним никогда не следили, чтобы никогда не пришли в дом и никогда не встретили его сестру. Большего и не нужно. Казалось бы, большего и не нужно. Но с каждым днём, возвращаясь к ней в их убогое жилище и замечая, как когда-то свежий румянец на её щеках стал ещё темнее, как в глазах отражалась лишь пустеющая безжизненность, как всё реже и реже появлялась жизнерадостная улыбка, он понимал, что этому должен был наступить конец. Если они вскоре не уедут, будет уже поздно.
Сколько же дней, недель, месяцев прошло с того времени, как его в первый раз избили? Много. Очень много. И когда наступил следующий раз, он больше не мог сдержаться. Всё это время в нём зрела ненависть и гнев, не находящие выхода, и, в конце концов, он снова сломался, отвечая на грубость с утроенной силой. Любой агрессор в его понимании заслуживал самой жестокой расправы. На этот раз они пристали к нему прямо в порту, когда день уже клонился к вечеру, но солнце ещё не опустилось за горизонт. Глумились над ним, насмехались и всячески унижали его прямо на глазах у других, совершенно спокойно и неспешно приближаясь в надежде вновь поиздеваться. Хэй никогда не нападал первым. Не напал и в этот раз, дождавшись, когда один из них нанесёт удар... после чего, безжалостно и жестоко, одним движением сломал ему руку. Звук треснувшей кости, после всего испытанного унижения и боли, был ему особенно приятен. Настолько, что хотелось услышать его снова. И тогда, всё ещё удерживая того в захвате, просчитанным заранее ударом он сломал ему ногу, отпуская и небрежно бросая на пристань. Довольно с него. С гордо выпрямленной спиной, с дерзким выражением лица человека, готового не только постоять за себя, но и дать отпор, Хэй смотрел им прямо в глаза, ожидая их действий. Они не посмели бы открыть по нему огонь прямо в порту, среди прочих людей и зевак, собравшихся посмотреть на бесплатное представление. И он этим пользовался. Чувствуя своё превосходство над ними, находясь в равных условиях, почти что открыто провоцировал их на конфликт, ожидая нападения. Удара, после которого он сможет обрушить на них всю свою ненависть и презрение, весь гнев и боль, не покидавшую его всё это время. В нём что-то пробуждалось. В этот самый момент внутри него, вылезающим из скорлупы яйца птенцом, зарождалась Жестокость. И он бы убил их, сломав им рёбра, шею и позвоночник, полностью отдаваясь просыпающемуся чувству, если бы в этот самый момент кто-то ловким движением рук не обездвижил его в крепком захвате. Зная нужные точки в человеческом теле, мастер боевых искусств может убить одним пальцем, но истинное мастерство определялось не этим. Мастерами называли лишь тех, кто способен был обезвредить противника, не отнимая при этом его жизни. Хэй испытал это на собственной шкуре, когда один чётко поставленный удар попросту отключил ему сознание.

Figures of Hope

Проснувшись, на собственное удивление, в своей квартирке, Хэй был более чем удивлён двум вещам - отсутствию на теле каких-либо повреждений и сидящему рядом человеку. Спустя столько времени, для всех давным-давно погибший в битве при Канто́не, перед ним был его товарищ, друг и соперник Линг Ли, ничуть не изменившийся за последние годы. Именно Ли, недавно вернувшийся в город из провинции Хунань, куда был отправлен до начала военных событий, услышав о какой-то потасовке на пристани от одного из матросов, поспешил разобраться в чём же дело. Прибыв на место и увидев попавшего в конфликт с британскими солдатами Хэя, он принял, на свой взгляд, самое верное решение - вырубил Хэя до того, как всё могло стать ещё хуже. Нападение на представителей южных варваров имело бы весьма плачевные последствия и могло стоить другу жизни. Конечно, тот умудрился покалечить одного из них, но это ещё можно было как-то назвать самозащитой. Хэю оставалось только молча выслушивать упрёки Ли, осознавая свою вину и благодаря Небеса за преждевременное вмешательство друга.
С тех пор Ли, снова назначенный на службу в городе, стал часто заходить к ним, всё чаще предлагая приятелю заняться более достойным делом и восстановить былую честь семьи Янгов - каждые три года, в каждой провинции страны, проходили государственные экзамены Кэцзюй, обеспечивавшие доступ не только к чиновничьим чинам, но и военным рангам, и следующий должен был пройти буквально через несколько месяцев. Как из хорошего железа не делают гвоздей, так и из хороших людей не делают солдат - хоть военный чин и не пользовался такой же популярностью, как и должностной, для сына мастера боевого искусства тайцзицюань, искусно владевшего мечом, всегда могло найтись место в военном ведомстве. Хэй не разделял оптимизма друга, считая карьеру военного не достойной. Покойный отец никогда не позволил бы своему наследнику стать офицером, предпочтя чтобы тот, раз уж намеревался сдавать экзамен, выбрал именно гражданский. Но, возвращаясь каждый день из порта, серьёзно задумываясь над своим будущим и положением сестры, всё больше склонялся к мысли о том, что вечно работать на пристани он не может. Если и была возможность как-то кардинально изменить положение, то только получив первую степень на провинциальном экзамене. Чего лучше - через год после провинциального открылась бы возможность пройти региональный, а за ним, дождавшись знаменательной даты, уехать сдавать последний, проходивший только в столице страны. В этом был престиж и возможность служить в любой части страны - чем вечно таскать грузы с кораблей британцев, он мог стать офицером и верной службой императору заслужить то уважение, что их семья потеряла после смерти отца.
И Ли, визиты которого становились всё чаще, помогал ему в этом. Ознакомил с большей частью известных военных текстов, особенно с трактатом "Искусство войны", написанным древним китайским генералом Сунь Цзы. Кроме знания основ, для экзамена требовалось показать своё мастерство во владении мечом и луком, как стоя, так и в седле. Именно с этой частью у Хэя возникло больше всего проблем, ибо лук, мягко выражаясь, не подходил ему от слова совсем. То, что терял в стрельбе из лука, он компенсировал искусным владением меча - хоть выкупить фамильный меч обратно ему и не удалось, не без помощи Ли он приобрёл новый, и не традиционный цзянь, а настоящее произведение искуснейшего кузнеца в виде изогнутой во дао, тем самым положив начало оборванным тренировкам. Казалось бы, жизнь начала возвращаться в прежнее русло, и одним днём, вернувшись из порта после очередного рабочего дня, он вновь услышал прекрасную мелодию циня, разливающуюся тонким звуком струн. Прямо как тогда, в детстве, в цветущем саду под перистой листвой глицинии. Юэ сидела в центре их жалкой лачужки и, с сияющим от счастья лицом, играла на подаренном Ли инструменте. Когда в последний раз она улыбалась так жизнерадостно? Точно не в последние несколько лет, прошедшие с момента смерти отца. Но, не смотря на искреннюю радость за счастье сестры, Хэй ощущал и нечто другое - томящее, как наважденье, волнующее чувство наступающих перемен. Ещё не ведая о событиях будущего, его сердце уже начинало щемить, но тогда он ещё не знал причину. И не мог знать. Сосредотачиваясь на достижении лучших результатов в предстоящем экзамене, полностью отдаваясь тренировкам в свободное от работы грузчиком время, он и не заметил, как сестра стала медленно и безудержно отходить на второй план перед возможностью, впервые в жизни, добиться общественного признания и реализовать себя.
Рано или поздно это должно было случиться. Долгое время все навязчивые мысли отодвигались не желавшим даже думать об этом юношей как можно дальше, в задворки сознания, туда, откуда те не смогли бы всплыть наружу, так навсегда и потонув в глубинах подсознания. Пока, наконец, ему не пришлось принять теперь уже разворачивающуюся прямо на глазах истину, которую можно было встретить только со счастливой, полностью скрывающей безмолвную грусть, улыбкой на лице. Это случилось в тот день, когда Хэй сдавал государственный военный экзамен Кэцзюй. Отличившись во всех дисциплинах кроме стрельбы из лука, он был признан лучшим фехтовальщиком среди числа сдававших. Юноша ещё никогда не был так горд, как в тот день - все признали и восхищались мастерством семьи Янг, обладавшей своим собственным, уникальным стилем. Как странно. За почти пять лет со смерти отца ещё никто и никогда не интересовался их стилем, не подходил к нему с вопросами о его здоровье и благополучии, не приносил свои искренние сожаления по поводу тех страшных событий, уповая на то, что был лично знаком с бывшим главой семьи и, услышав эти ужасающие новости, всегда хотел навестить их и всячески помочь. Даже принимавшие экзамен чиновники относились к нему с прежде небывалым почтением, словно только сейчас, спустя столько лет, увидели в нём Янга. Отец был знатной и уважаемой персоной, известной во всём городе, и подобное отношение к их семье было, в некотором смысле, самим собой разумеющимся. Но почему? Почему это отношение проявилось только теперь, когда война полностью прекратилась? Почему целых пять лет он жил в самом бедном районе города, работая вместе с беднейшими крестьянами округи в попытке хоть как-то обеспечить своё существование? Где были все эти люди, в трепете дрожавшие при виде южных варваров и чего они добивались теперь? Возвращаясь обратно домой, Хэй испытывал только презрение и ненависть. Да, ему удалось получить именно то, чего он так страстно желал, но не в ожидаемом, граничащим почти что с жалостью, виде. Именно тогда, в тот день, сразу после экзамена, когда он открыл дверь своей лачужки и услышал два радостных голоса с поздравлениями, ему сообщили не менее радостную новость - Юэ и Ли давно любили друг друга и намеревались сыграть свадьбу.
И, конечно же, он был за них рад. И он был счастлив. Счастлив как и любой любящий брат, сестра которого выходила замуж за достойного уважения человека. Особенно, когда этим человеком являлся самый близкий друг, единственный, кто не бросил и пришёл на помощь, разделивший с ним не только радость, но и горечь утраты. Кандидата лучше в это неспокойное и смутное время найти нельзя, и Хэй знал - если кто-то и сможет защитить сестру лучше его, то только Ли. Ведь именно Ли удалось вернуть ей лучезарную улыбку, пробудить в ней желание к жизни и наполнить лачужку изящной мелодией циня, той, что он никогда не надеялся больше услышать. Поздравляя обоих с принятием столь важного решения, всецело поддерживая их брак и выпивая, как и положено, с названым братом в честь такого знаменательного события, он всячески скрывал свои истинные чувства, стараясь не смотреть Юэ в глаза. Она могла догадаться. Прекрасно зная Хэя, разглядеть во взгляде едва заметную печаль, сокрытую за громким смехом и не менее искренним счастьем. Ведь так будет лучше. Они всерьёз любили друг друга - излишне заботливый и опекающий брат был лишь преградой их дальнейшим отношениям. Выпив с Ли последнюю чашку, всё ещё поздравляя и желая счастливой семейной жизни, он откланялся, утверждая, что в порт приходило большое торговое судно и его помощь в этот день была жизненно необходима. Попросту сбежал, не в силах этого принять, забываясь до утра в тяжёлом физическом труде, как ни в чём не бывало возвращаясь под утро обратно домой. Заметила ли Юэ странного поведения брата или нет, но свадьба всё равно состоялась... когда она уходила от него, теперь уже навсегда, в свой новый дом и совершенно иную жизнь, он попросил её только об одном - жить счастливо, не ведая забот. Под мелодичный перезвон колокольчиков с того самого, подаренного долгие годы назад, браслета Хэй безмолвно провожал сестру в их последний совместный путь, обещая каждый раз навещать и в скором времени найти и себе жену, дабы та могла составить ей компанию. И он навещал их, с каждым разом всё реже, пока не смог, наконец, совсем позабыть.

Figures of Loss

В последовавшие после свадьбы месяцы Хэй посвятил себя труду, работая при каждой возможности и как можно дольше. Ему больше не требовалось вкладывать в неё столько сил и времени как прежде, но возвращаться в теперь пустующее жилище совсем не хотелось. Там, лежа в кровати и не сводя взгляда с почерневшего и грязного потолка, он ощущал лишь пустоту и отсутствие всякого желания жить. Вместе с ней, незаметно и тихо, недостающим фрагментом, исчезла существенная часть того, что когда-то составляло ядро его личности. Тяжёлый физический труд помогал забыться, убежать, отвлечься, но навязчивые мысли всегда возвращались. Несколько раз, бросая пустующий взгляд в сторону меча, он думал покончить с собой, однако так и не смог - что-то удерживало его от поспешного решения, заставляя вновь задуматься о будущем и своих возможностях. Всё ещё молодой и сильный, успешно сдавший первый военный экзамен, владеющий боевыми искусствами и стилем фехтования Янгов, он мог добиться даже большего, чем удалось его отцу. Перспективы не ограничивались одной лишь карьерой военного - получив первый ранг офицера, Хэй мог вновь открыть школу или поступить на службу императору. Теперь, как бы жестоко это ни звучало, его ничто не задерживало.
Все накопленные за несколько лет средства, теперь уже не нужные, ушли на солидного вида форменный халат, из тех, что подабают статусу человека знатного происхождения и выделяют на фоне обычной черни - именно на этом халате Хэй намеревался носить свою будущую квадратную нашивку офицера. Впереди был региональный экзамен для кандидатов второй ступени, сдав который он мог продвинуться ещё ближе к заветной мечте. И он был готов. Заранее знал о своём успехе, хоть и не совсем понимал, откуда возникала эта уверенность. Несколько месяцев до даты проведения экзамена он провёл в лёгких тренировках, целью в которых ставилось усовершенствовать технику и добиться лёгкости движений меча. Улучшать физическую подготовку ему больше не требовалось - работа в порту способствовала улучшения как выносливости, так и силы. Когда Хэй бросал, наконец, свою работу, он даже чувствовал в своём роде печаль, ведь за эти несколько лет успел привыкнуть и к ней, и к обитавшим там людям, заведя знакомство даже с несколькими иноземными торговцами и моряками. Несколько раз он видел своих знакомых солдатов, но в меньшем числе и уже не такими агрессивными. Это, в своём роде, забавляло, однако Хэй, увлечённый теперь совершенно другими вещами, не стал их трогать, смело двигаясь навстречу военной карьере. Списавшись с дальними родственниками отца из Цзиньтянь (нынешний Гуйпин), он намеревался перебраться именно туда, подальше от портового города и чужеземцев пока обстановка в стране не станет более спокойной. То и дело поднимались восстания на разных уголках страны, а юг провинции Гуанси казался ему более чем идеальным местом построить себе дом, в котором можно будет встретить старость. Сдав реагиональный экзамен так же успешно, как и провинциальный, Хэй, однако, не стал относиться к экзаменаторам и участникам предвзято, как это сделал в прошлый раз - теперь он сознательно заводил с ними знакомство, отмечая наиболее полезные. В тот день он встретил много единомышленников, желавших закрыть Китай и больше не впускать в него иностранцев. Однако, среди них было много консерваторов, придерживавшихся старой политики и традиций, не понимающих, что без современно вооружённой армии им никогда не победить.
Получив вторую, Хэй двинулся в Бэйцзи́н (нынешний Пекин) получать последнюю, третью ступень. С самого начала, для служения в военном аппарате сдача экзаменов не требовалась - людей назначали, в основном, по родственным связам и материальным принципам. Ничто не мешало Хэю поступить также, воспользовавшись связями покойного отца, но его целью было совершенно другое. Чем служить у знакомых простым офицером, он мог сдать все три экзамена с отличием и получить высший офицерский ранг, тут же возвышаясь над остальными. Последний экзамен длился три дня, был тяжелее всех предыдущих, но успешно сдав его Хэй получил возможность остаться в Бэйцзи́не и получить высший, первый офицерский ранг, обучаясь в академии столицы. Спустя несколько месяцев, юноше вручили форменную квадратную нашивку Буфан, на изображении которой, над морем, возвышался грозный цилинь. Гордость и радость заполнила сердце мечника - ему удалось достигнуть того, о чём не мог бы мечтать даже отец. Казалось, будто бы все годы жизни вели именно к этому событию, к моменту, когда он сможет надеть свой форменный халат с квадратной нашивкой на груди. Это даже забавило - прогуливаясь по столице походкой победителя, Хэй буквально впитывал в себя воображаемые взгляды восхищения и уважения, пускай цилинь военного чина и не был престижнее гражданского журавля с рубиновым шариком на шапочке. Достигнув высшего чина, юноша теперь имел возможность размещения в любой части Китая. Он намеревался занять место в Цзиньтяне, однако согласился на предложение одного из крупных "мандаринов" - остаться в Бэйцзи́не с возможностью поступить на службу к самому императору.
У Китая не было постоянной армии, и большинство офицеров работали в качестве милиции и городского патруля, в то время как мечник попал на службу к высшему чиновничьему составу. Наступило золотое время. Охраняя важных чиновников, сопровождая тех в ту или иную часть страны, Хэй с каждым разом подбирался всё ближе и ближе к высшему кругу общества. Особенную гордость он испытывал за спасение одного важного должностного лица, на которое, прямо по дороге в северные провинции, напали мародёры. Именно тогда благодарный чиновник зарекоммендовал его как "офицера Цилиня" - такого же символичного защитника, как и мифический зверь, изображённый на квадратной нашивке его форменного халата. Мечта о создании объединённой, вооружённой по последним стандартам южных варваров, армии, способной дать отпор любым захватчикам, становилась тем реальней, чем больше благодарных людей внимали словам молодого офицера. Желание поглощало настолько, что казалось, будто бы вокруг ничего больше и нет. Обычное увлечение переросло в одержимость и завышенное чувство собственной важности, из-за которого он перестал даже отвечать на письма друга - у него были более важные дела, а свободное время предназначалось для визитов к тем, кто мог помочь в реализации мечты.
Когда же, окрылённый и абсолютно слепой, он осознал, что император, как и большинство других военных офицеров, всё ещё продолжали верить в могущество Поднебесной даже после поражения восьмизнамённой армии и войска зелёного знамени? Для защиты страны требовались не луки и мечи, а огнестрельное оружие. Но чем настойчивее он объяснял это другим, тем сильнее от него отгораживались. В один день, после особенно горячего спора с одним из закостенелых офицеров старого порядка, не имеющего и малейшего представления о прошедших в том же Канто́не событиях, Хэй получил письмо, принесённое ему прямо в руки. Очередное письмо от Ли, только в этот раз с длинной белой лентой. Белый цвет был связан со старостью, осенью, увяданием, завершением цикла и выходом за грань мира. Столь странный выбор казался как миниум подозрительным, но ещё не освободив сердце от злости на архаические взгляды окружавших его людей, он отложил прочтение письма на другое время, посчитав это новостью о рождении второго ребёнка.
На протяжении всего дня его не покидала тяжесть в груди, словно бы плотный дым в дыхательных путях мешал свободно дышать, отзываясь лёгкой болью. С наступлением ночи стало только хуже - появилось ощущение внутреннего дискомфорта и странный, неощутимый жар, словно бы от горячки. Только тело не ломило, а кровать, между тем, стала мокрой от пота. Не в состоянии заснуть, он промучился бы до самого утра, если бы странная болезнь, достигнув кульминации, не покинула тело, оставив лишь чувство пустоты и усталости. Скупые слёзы сами хлынули из глаз.
...когда, буквально разрывая на куски холодный конверт, лента которого безжизненно и медленно опустилась на пол, дрожащими руками прочитав вчерашнее послание, тут же снарядив себе лучшую лошадь и отправившись обратно, в Кантон, не давая ей ни минуты отдыха, подгоняя с каждым уходящим моментом всё настойчивее и грубее, не обращая внимания на отпрыгивающих в сторону бледных, испуганных крестьян, всей силой, до крови на ладонях, сжимая кулаки и проклиная себя за свою глупость, бросив упавшую от усталости и изнеможения лошадь, сам, бегом, тяжело дыша, не оборачиваясь назад, хватая воздух ртом до боли в горле, ощущая как сердце бьётся так сильно, словно собиралось вырваться из груди, режущей и резкой болью частично перекрывая дыхание, не чувствуя затвердевших как брёвна ног, слушая хаотично скачущие в голове мысли, не задерживающиеся ни на секунду, продолжавшие крутиться вокруг того, что должно было быть внутренним диалогом, ничего не соображая, с давно размытым взором, разорванный на части полным бессилием, едва ли не падающий на каждом шагу, он добрался до особняка Ли... солнце уже давно скрылось за горизонтом. Позволил себе, наконец, упасть на колени лишь прямо перед её кроватью. Ухватившись за белую простынь, выпускал всё, что накопилось ещё в пути. Оставленный один, взывал к ней сквозь слёзы хриплым, обрывающимся голосом, переходя на крик. Проклинал, проклинал, проклинал, проклинал всё, на чём свет стоит, повторяя её имя снова и снова. Не в силах сдержать всех эмоций бил кулаком по полу, разбивая доски, разбивая руки, разбивая сердце, разбивая душу и падая в полном истощении. Ему хотелось убить себя, но меч с его пояса незаметно для него исчез, остались только ножны. Он был себе противен. Настолько жалок и убог, что вызывал омерзение и глубочайшее презрение. Бросивший её, променявший сестру на звучные титулы и красивые слова, это он не заслуживал жизни. Почему? Почему она должна была умереть так же, как и их мать? Это было проклятьем. Проваливаясь в бездны отчаянья и бессознания, он проклял Небеса, а вместе с ними и мир людей. Природа была слишком жестока. Теряя, в конце концов, сознание, он видел  её лицо и мягкую улыбку, всегда успокаивавшую душу.

Он помнил его отчётливо и ярко, так, словно оно было только вчера. То время, когда не было никаких забот, никакой нужды, никакой войны, жестокости и насилия. То время, когда вокруг было лишь прекрасное и светлое. Когда цветущий сад заливался невинным смехом и прекрасной мелодией циня, разносимой ветром вместе с изящной, перистой листвой глицинии. Когда меч в его руках был легче пера фэнхуана, а техники давались с особой лёгкостью, непринуждённостью, свободой, и танец меча привносил в сердце гармонию и единство. Когда традиционная фехтовальная школа отца, тогда ещё открытая, процветала, и каждый день появлялись новые ученики, готовые познать стиль Янг. Эта безоблачная жизнь, хоть на самом деле и не такая беззаботная, осталась самым ценным воспоминанием жизни. Воспоминанием, что каждый раз вызывало тупую боль и лёгкую радость, наполняло душу сжигающим изнутри сожалением и приятным чувством покоя. Он стремился вернуться туда, но врата, к которым вела долгая и тяжкая дорога, давным-давно закрыли...

Под шелест развевающихся на ветру листьев, под тёплую и нежную мелодию струн с золотой окраской звучания, под мягкий свист рассекающего воздух меча, каждый мечтал только об одном. Они хотели, чтобы эти дни продолжались вечно...

+2

14

Turn II
Figures of Life

У мира, безмолвно решающего судьбы, был весьма странный подход к человеческим жизням. Пока в одной части земли проводили балы и пиры, праздновали каждое незначительное событие, разбивали полные дурманящего напитка бокалы вдребезги, в другой, каждый день, ужасной и мучительной смертью погибали люди. Погибали от голода, от болезней, от старости и от войны. Где справедливость и высший закон, о котором так часто кричали одержимые верой фанатики? Его не было с самого начала - в этом животном мире всё действовало по законам природы, жестоким и первобытным, выходящим за рамки общества и понятий о человечности. Он был наивен и глуп. Всю свою жизнь цеплялся за пустые, навязанные ещё в детстве, ценности, такие привлекательные и недоступные, что вымалёвывает глаз. А когда прикоснёшься к ним, тревожно ухватишься пальцами рук, они превратятся в песок и мельчайшими песчинками выпадут сквозь закрытые ладони. Предостаточно. Получив этого добра предостаточно, он больше не намеревался двигаться в ложном направлении, потакая желаниям окружавших его лицемеров ради какой-то призрачной мечты спасти эту погрязшую во лжи и обмане страну. Если даже император остался не в силах что-либо сделать и не намеревался принимать решительных действий, то чего следовало ожидать от обычного офицера? Оставив тонущий в вечных интригах и нарочитых проблемах дворец, он двинулся туда, где с самого начала собирался провести остаток жизни - в Цзиньтянь, окружённый горами город, построенный рядом с рекой. Когда Хэй сообщил о своём намерении переехать на службу в село на юге другой провинции, его подняли на смех, упрекая в глупости. Он лишь сдерживал улыбку, вытаскивая возвращённый Ли меч и называя всех бывших военных сослуживцев жалкими трусами. Провокация закончилась дуэлью с наиболее храбрым из них - короткой, быстрой и жестокой. Оставляя за собой безжалостно порезанного офицера, Хэй покидал Бэйцзи́н, теперь уже навсегда.
Как странно. Его карманы были полны денег с нескольких лет военной службы, а он не удосужился даже взять себе лошадь, выдвигаясь в провинцию Гуанси пешком. Казалось, будто кроме меча и форменного халата больше ничего и не нужно. Мелодичный перезвон принадлежавшего раньше сестре браслета задавал шагам ритм, внешнему виду - ещё больше изящества и класса. Только теперь взгляды встречавшихся по пути людей вызывали презрение. А ведь он мог остаться в столице. Жениться на дочери одного из "мандаринов", заранее обеспечив наследнику почётный титул и открыв, под старость, школу боевых искусств. Но это было в прошлом, в то время как будущее до сих пор оставалось прозрачным туманом. Теперь, молодой офицер ничего не искал и ни к чему не стремился, просто напросто отдаваясь бурному течению жизни и событий, отыгрывая роль обычного зрителя. Сама мысль о долгом, странствующем пути импонировала ему больше, нежели достижение заветного города. Дорога ради дороги. Опуская взгляд на землю, Хэй шёл вперёд, забываясь в собственных, словно бы пустых, мыслях настолько глубоко, что совершенно не замечал происходящего вокруг, поднимая глаза лишь по прибытию в новый город. Там, снимая на одну ночь комнату, он мирно спал, заснув как убитый, просыпаясь с первыми лучами солнца и выдвигаясь обратно, в путь. Как ни странно, в нескольких городах и сёлах к нему обращались с просьбами о помощи гражданские, опознавшие в нём военного, отказывать которым офицер никак не смел, однако не по причине своей мягкосердечности. Отвечая на их просьбы пустым молчанием, не имея каких-либо неотложных дел, делая именно тот минимум, который от него требовался, предоставляя, порой, разбираться с проблемами крестьян региональным офицерам, он просто плыл по течению, ожидая логического конца реки жизни.
Возможно именно по этой причине прибытие в Цзиньтянь не отразилось на лице юноши ни радостной улыбкой, ни огорчённым вздохом. В конце концов, всё оказалось именно так, как он того и ожидал. Поступая на новую службу, зарекомендовав себя другим жителям села как офицера-отступника высочайшего ранга, Хэй лишь для приличия посетил дальних родственников, не особо вдаваясь в формальное знакомство. И пускай старик, что был двоюродным братом отца, принял его со всей почестью и уважением, искренне огорчившись при вести о смерти двух членов семьи, это никак не повлияло на решение Хэя держаться от него подальше - желание создавать новые, заранее предвещавшие очередной печальный исход, семейные узы совсем отсутствовало.
Выкупив небольшой, пустовавший домик на окраине города, почти что прямо у подножия горы, он затворился там отшельником, выходя на свет только для очередного патруля. Не больше, не меньше, выполняя только тот необходимый минимум, к которому обязывала военная служба, быстро развеяв опасения проживавших на юге провинции Гуанси чиновников, предсказуемо решивших, что Хэй был послан из столицы надзирать за ними и следить за порядком. Каким-то образом, негласно, они достигли идеальных взаимоотношений - офицер никак не вмешивался в их запутанные дела, а те, в свою очередь, не обращали на него внимания, полностью предоставив себе. Полученная таким образом тихая и спокойная жизнь вполне устраивала, особенно с учётом не сильно пониженной зарплаты, выплачиваемой всем военнослужащим напрямую из императорской казны. Сосредоточившись на новоприобретённом доме, территория вокруг которого давно заросла всякого рода растениями, напоминая собою скорее лес, Хэй медленно и неспешно приводил его в порядок, словно бы намереваясь остаться здесь, на этой земле, до конца своей жизни. Почти каждый день, после очередного патруля или разборок в городе, он привносил в него что-то новое, изменял уже присутствовавшее или же просто добавлял в пустующие комнаты какого-нибудь рода мебель. Вначале ему просто нравилось смотреть на то, как заполняется пространство, в некотором роде избавляя хозяина от чувства одиночества и грусти, воцарившихся здесь через несколько дней после приезда. Но потом, по мере оживления своего жилища, расцветающего подобно цветку золотого лотоса, он вдохновлялся идеей привести его в порядок всё больше и больше. Возможно, ему просто требовался способ отвлечься. Или нечто, способное привязать к себе, дав выход желанию защищать и оберегать. Или просто вещь, которая могла увлечь и заставить забыться. Какими бы ни были причины, Хэй нашёл в этом новую причину для существования, в очередной раз почувствовав себя, пускай и наполовину мёртвым, но живым. Зажжённый идеей воссоздать любимый сад, но теперь уже в другой, ещё более прекрасной, форме, он посадил вокруг дома глицинию, желая к старости увидеть её в полной красе. Снова ощутив потребность в тренировках, обустроил небольшую полянку, на которой теперь проходили ежедневные занятия по фехтованию. Возвращаясь со службы, обратил внимание на относительную узость тропинки, ведущей к дому, и расширил её, каждый день подбирая где-нибудь небольшой камушек и вставляя его в землю, в конце концов создав прекрасную, каменную дорогу.
И лишь старик, иногда заглядывающий к родственнику понимал, что на самом деке Хэй просто заменил себе домом сестру. Но тот никогда не говорил об этом, чаще заводя не настойчивые беседы об идеальном возрасте для женитьбы, всё тактично подталкивая юношу найти себе невесту. Не стоило вечно горевать об утрате, поставив на будущем крест - он ещё молод, вся жизнь была впереди. И вместе с тем, как заканчивались идеи устройства жилища, как кончалось свободное место для новых деревьев, как заполнялось прежде пустующее место, как совершенствовался узор из камня, Хэй начинал всё чаще прислушиваться к словам старика, серьёзно задумываясь о возможности жениться. Но, каждый раз, отбрасывал волнующие мысли - даже если у него теперь есть дом, высший офицерский ранг и возможность завести семью, пока не появится достойная претендентка не имело смысла и думать над этим.

Figures of Hope

Это случилось примерно через год после прибытия в Цзиньтянь, совсем не так, как он всегда себе это представлял. К тому времени, отношения между ним и жителями города улучшились - Хэй не любил беспорядки и, хоть и вкладывал в службу минимальное возможное количество времени и усилий, всё же умудрялся в достойной мере следить за покоем мирных жителей. На тот конкретный момент, его волновала группа разбойников, что засели где-то в окрестностях реки, то и дело доставляя жителям и обитавшим рядом крестьянам одни хлопоты. Ни на что слишком дерзкое те, пока что, не решались, но офицер понимал необходимость поскорее с ними разобраться, до тех пор, пока они не натворили никаких глупостей, которые ему потом придётся разгребать. Именно тогда, организовав патруль вдоль реки, он узнал о проживающем там в огромном особняке роде Фэнгов, местного феодала и главу семейства которых постигла поистине ужасная участь - иметь девять дочерей и ни одного сына. Проблема была бы не настолько большой, если бы Фэнг Бао не обладал стилем меча Ву Танга и не желал передать его наследнику. Последнее заинтересовало Хэя больше всего, ибо не каждый раз выпадает возможность увидеть и познакомиться с совершенно другим стилем. Тогда в нём проснулся дух боевых искусств и желание сразиться в честной дуэли мастеров, но оно потухло так же быстро, как и зажглось - глава не был ни стар, ни молод, а среди других членов семейства не было достойных противников. Разочарованный, он забросил идею, и между тем каждый день, во время патрулей, проходил мимо их особняка, наблюдая за тренировками.
Однако, проблема с разбойниками оставалась нерешённой. Не смотря на ежедневные патрули, найти тех так и не удалось, а ночные грабежи, между тем, продолжались. Посчитав причинной неудачи то, что форменные халаты, заметные издалека, наверняка их отпугивают, Хэй решил переодеться в обычного странника в попытке не привлекать особого внимания. Даже если им удастся поймать их ночью, угроза останется до тех пор, пока не найдётся логово. Вдоль реки, протекающий до самого Иянгшуо, находилось огромное количество гор и скал, в пещерах которых, предположительно, и прятались преступники. Требовалось лишь найти её, чтобы потом сообщить остальным и организовать нападение. Проводя каждый день в горах, в поисках, стараясь передвигаться незамеченным, он возвращался домой под самую ночь, усталый и измождённый. Так продолжалось бы вечно, если бы в один день, совсем поздно ночью, на него не напали. Дорога обратно всегда пролегала мимо особняка Фэнгов и, обычно, проходя мимо него, он уже чувствовал себя в относительной безопасности. Возможно именно поэтому нападение оказалось полной неожиданностью - неизвестный, с мечом в руках, накинулся на Хэя рядом с деревянным мостом, по которому офицер обычно переправлялся на другую сторону реки. Будь противник обычным разбойником, проблем бы не возникло, однако тот сражался подобно мастеру меча, совершенно его обескуражив и, соответственно, легко одолев и скинув с моста в реку. Пожалуй, это было единственным и самым позорным поражением за всю короткую жизнь - унесённый течением, едва способный доплыть до берега после изнурительного путешествия по горам и короткой схватки, потерявший сознание прямо там, одной ногой в воде, он проснулся уже утром в доме местного лекаря.
Как оказалось после, ему помогли крестьяне, вышедшие утром на работу и узнавшие в странном бродяге своего офицера. Свою признательность Хэй выразил им лично, в тот же день встретившись с другими офицерами и обсудив нападение. Стало ясно, что лагерь разбойников располагался недалеко от особняка феодала. Были вновь назначены и распределены по времени отряды патрулей, а сам Хэй взял на себя обязанность навестить Фэнгов и сообщить им о возможной опасности. Переодевшись в свой форменный халат, он впервые вступил в поместье и, как ни странно, смог увидеть вблизи дочерей Фэнг Бао. Особенно его внимание привлекла одна из них, показавшаяся ему знакомой, хоть офицер и был уверен, что никогда и никого из них не встречал. Посчитав это плодом своего воображения, коротко поведав главе семейства о причине своего прихода и предупредив об опасности, он желал тут же покинуть их дом и не задерживаться. Однако господин Бао пожелал, чтобы гость задержался - это была их первая встреча с момента приезда Хэя и феодал, наслышанный о новом офицере, приехавшем из столицы страны, желал узнать того лучше. Ему пришлось остаться, ибо отклонить предложение оказалось бы грубостью. В итоге, разговор получился достаточно односторонним, хоть и удалось узнать больше как о стиле меча Ву Танга, так и о проблеме с наследником. В скором времени должен был родиться десятый ребёнок, просто обязанный оказаться мальчиком. Хэй понимал терзания Бао, однако его приоритетом оставался лагерь разбойников. Уходя, он лишь спросил, не замечал ли кто-либо из членов семейства каких-либо подозрительных личностей, ошивавшихся последнее время рядом с поместьем. Ответ оказался положительным - третья дочь, имя которой, как ни странно, было Сан или "три", поведала о том, как последнюю неделю постоянно наблюдала человека, явно не из этих мест, полностью подтвердив догадки Хэя. Возвращаясь домой, он планировал дальнейшие поиски, отгоняя странные и навязчивые подозрения.
В итоге, им удалось найти их лагерь. Обыскав близлежащую от поместья местность, сосредоточившись на горах вдоль реки, они обнаружили особенно большую подземную пещеру, внутри которой находилась часть разбойников. Обезвредив их, офицеры устроили западню для других, вернувшихся ближе к ночи, также не оказавших особого сопротивления. Когда предположительно все из них были пойманы Хэй, в отличие от своих товарищей, не ликовал - ему так и не удалось найти того, кто напал на него ночью. Ни один из этих мародёров не владел мечом на должном уровне, да и используемое ими оружие резко отличалось от того, с которым ему не повезло столкнуться. Не имея возможности как-либо разобраться в этой ситуации, Хэю пришлось забыть обо всём этом инциденте, пока, странным образом, судьба сама не свела юношу с тем ночным разбойником.
Это случилось на празднике, устроенном господином Бао в честь долгожданного рождения сына. Почти каждый считал своим долгом прийти и поздравить семейство с этим знаменательным событием, кто из радости, кто из чувства обязанности, а кто просто для того, чтобы посмотреть на одно из редких в этом городе мероприятий. К последним относился и Хэй, вроде бы как обязанный быть на нём, но вроде бы как и нет. Да, он был рад за господина Бао и принёс ему свои искренние поздравления вместе со "скромным" подарком, однако мыслями и духом до сих пор находился той ночью, когда неизвестный так легко одолел его меч. Для человека, называвшего себя мастером, это было великим позором, смыть который могло лишь повторное сражение. Но как найти того, кого даже не видел?
Между тем, такое событие было отличной возможностью для тех, кто желал жениться на одной из дочерей Фэнга - будучи в прекрасном расположении духа, старик бы точно согласился выдать одну из них замуж, особенно теперь, когда у него был наследник, которому он уделял больше внимания, нежели всем девяти дочерям вместе. И не смотря на очевидную разницу в любви к своим детям, господин Бао назначил для потенциальных женихов очень высокую цену - не больше не меньше, а по десять единиц рогатого скота. Ходили слухи, что совсем недавно сын одного знатного "мандарина" пришёл в особняк Фэнгов с целью жениться на одной из дочерей, однако та, вызвав его на честный поединок и победив, прогнала потенциального мужа прочь, сделав из того посмешище. Хэй находил это забавным - даже если господин Бао обучил всех своих детей мечу Ву Танга, девушка просто не могла одолеть взрослого и сильного мужчина. Тот либо ничего не мыслил в боевых искусствах, либо попросту передумал, решив что достоин лучшего.
Когда прямо у него на глазах Сан Фэнг или "Третий Феникс" сразила ещё одного жениха, офицер настолько не мог сдержать свой смех, что сосредоточил на себе чуть ли не все взгляды присутствовавших в этот момент на торжестве людей. Конечно, это рассмешило всех, но громкий и презрительный смех Хэя отличался особенной грубостью. Никого не удивил брошенный Сан наглецу вызов на поединок, в ответ на который мастер стиля Янг ответил лишь саркастической ухмылкой. Сражаться с женщиной? Как низко же нужно упасть. Только год-два как достигшая совершеннолетия, она была слишком дерзка, нахальна и самонадеянна. Вместо меча ей куда больше подошёл бы музыкальный инструмент, однако на выбор, казалось, не смотря на красоту, повлияло отсутствие женственности. Что же, если девушка выучила несколько техник отца и возомнила себя воином, Хэй считал своей прямой обязанностью показать, насколько может быть ошибочным подобное заблуждение.
Доставая из ножен меч, он намеревался быстро покончить с ней, однако... это оказалось не так уж и просто.
Более того, ему пришлось признать уровень мастерства оппонентки и, в конце концов, сражаться в полную силу. До конца поединка никак не хотелось верить, что человек в таком возрасте да и, к тому же, девушка могла достигнуть равного ему уровня. Ещё меньше - признать очевидный факт схожести её стиля со стилем того, кто напал на него той ночью. Даже характер движений совпадал, из-за чего Хэй начинал чувствовать себя только хуже. У неё было преимущество в ловкости и скорости, у него - в дальности и технике. Полностью увлечённые битвой, не желающие проиграть друг другу, они даже и не заметили, как сражение стало серьёзным. Постоянно меняя местность, они умудрились вовлечь гостей и максимально сосредоточить на себе внимание всех присутствовавших, удивлённо наблюдающих за боем между двумя мастерами. Казалось, будто они равны по силе и сражение закончится ничьей, однако Хэй обладал большим опытом - сделав выпад мечом, он нанёс неожиданный удар ногой из под пола халата, предвидеть который было невозможно. С этим движением матч подошёл к концу, и отбитое в сторону оружие со звоном ударилось о каменные плиты.
Настоящий мастер торжествует; победитель возвышается над проигравшим. Но Хэй, опуская во дао обратно в ножны, не спешит ликовать. По закону традиций, сразив девушку после её победы над несостоявшимся женихом Хэй имел полное право, нет, даже был обязан теперь жениться на ней. Родство с родом Фэнг являлось поистине честью, все дочери были прекрасны, как фениксы, но офицер не намеревался обременять себя узами брака. Хоть это сражение... Ничего подобного ему он прежде не испытывал. Ещё никогда кровь не разбегалась по телу так сильно, отдаваясь каждым ударом сердца в висках и сонной артерии в шее. Это была искра, ещё совсем крохотная, но уже очевидная, и после тяжких, но не долгих раздумий он всё же потребовал, как и полагалось, у Фэнга руки третьей дочери.
Оставалось только закрепить союз десятью единицами рогатого скота.

Figures of Happiness

Каково обнаружить себя в один день женатым на встреченном дважды человеке, совершенно неожиданно сыграв обременяющую свадьбу? Сквозь зубы улыбаться многочисленным родственникам, в том числе и нескольким своим, хитро улыбающимся и приносящим свои никому не нужные поздравления? С "искренней" благодарностью принимать не меньшее количество бесполезных подарков, большей частью составлявших домашнюю утварь и, что заставляло Хэя буквально трескаться изнутри от негодования, детские принадлежности с не менее саркастичными пожеланиями? Чувствовать на себе убийственный взгляд жены, быстро приспособившейся к замужней жизни, и уже разделяющей с суженным злость, печаль и гнев вместо радости? И только старик, улыбаясь так, как дано только мудрым по жизни и прожившим свой век людям, сочувственно похлопал его по плечу, напомнив то, что браки всегда были предопределенны судьбой. Разделял ли Хэй мировоззрения буддизма или нет, но даже он, оглядываясь назад и прослеживая проделанный путь, понимал, насколько это всё странно. Настолько, что кроме как "на то была воля небес," ничего и не скажешь.
Распрощавшись, наконец, со всеми родственниками, устав так, как никогда ранее в жизни и мечтая лишь о скором сне, Хэй сбросил всё за один день приобретённое имущество, для доставки которого понадобилась не одна лошадь, к счастью предоставленная многоуважаемым тестем, в одну из пустовавших комнат, уже наполовину заполненную привезёнными вещами Сан. Все дни до этого ушли на разного рода приготовления, и в общей суматохе позабылось самое главное - обустроить общую комнату, заменив обычную циновку двуспальной кроватью.
Это была их первая ночь вместе - предпочтя звёздное небо, Хэй безмолвно предоставил ей единственное спальное место и забрал одно из запасных одеял, расположившись снаружи. Он откровенно не знал, как ему вести себя с Сан, а её тяжёлый характер, подправленный изрядной долей гордости и сильно проявленным мужским началом, вызывал лишь желание опустить руки и держаться подальше. Даже натуральная красота, которой её щедро одарила природа, меркла на фоне очередной из многих грубостей, так и срывающихся из её уст.
Наблюдая за звёздами, перебирая в руке заветный браслет и вспоминая с каждым новым перезвоном изящных колокольчиков лицо своей сестры, он усмехался неожиданному повороту событий, всё пытаясь представить себе реакцию Юэ. Была бы она счастлива за него? Сказала бы, что брат сделал для неё достаточно и должен уже задуматься и о собственной жизни? Вполне возможно. Но в сердце Янга было место только для неё, и даже после стольких лет оно хранило драгоценные воспоминания о той счастливой улыбке, том дивном времени в саду поместья, которое он так отчаянно пытался воссоздать здесь, в своём одиноком домике на окраине деревни, так холодно встречающем гостей.
На последовавшую за этим ночь Сан уже сама выгнала его из спальни, и офицер, никак не понимая механизм работы женского мозга, лишь сильнее жался в плед, пытаясь согреться и уснуть на полу. И что с того, что он оставил её одну, не исполнив супружеского долга? Всё это были лишь формальности, а никакого влечения Хэй к ней всё равно не испытывал. Скорее, даже наоборот, и всё чаще задумывался о том, по какой причине вообще согласился на это не выгодное предприятие. Уже тогда дом начал медленно преображаться, принимая совершенно чужой вид и заполняясь всякого рода хламом. Будучи по натуре своей практичным и не терпящим загромождения лишних предметов, в какой-то момент он явственно ощутил как дышать внутри стало в несколько раз тяжелее, а прежде высокий потолок и далёкие стены стали в несколько раз ближе, так и норовя его раздавить. Декоративная ваза, шелковый ковёр, деревянная подвеска на дверь и даже стойка с разного рода оружием - каждый раз, по возвращению, он находил что-то новое, в глубине души не зная, радоваться ему или печалиться. Будь Сан примерной женой, трепетно следящей за хозяйством и имуществом мужа, вопрос был бы тут же отброшен, но она и готовить то толком не умела! Оставалось только кланяться тестю в ноги и, уповая на милость, требовать у него забрать дочь обратно в отчий дом. Однако Хэй знал лучше - глава Фэнгов, с рождением наследника школы, плевать хотел на всех дочерей и всецело посвятил себя сыну.
Первая схватка была лишь вопросом времени. Сан раздражало недостойное поведение мужа, его почти что полное отсутствие в семейной жизни и его заявления по поводу скудности пищи; Хэй не понимал, как жена вообще может предъявлять ему какие бы то ни было претензии и, при этом, абсолютно ровным счётом ничего не делать, в том числе и не проявлять никакой инициативы по уходу за расцветающим садом, никоим образом не оправдывая своё пребывание в доме. К тому времени он уже закончил обустройство прежней полянки за домом, превратив её в выложенный каменными плитами полноценный тренировочный участок. Как и в дорогу, собранную на протяжении целого года буквально по камушку, Хэй вложил в него всю душу, испытывая особое чувство гордости вместе с тем, как последний кусок окончательно завершил причудливый узор. И последнее, что он желал видеть в момент искренней радости, это Сан, наглым образом укравшую возможность первым вступить на него и отработать базовые формы фехтования. Этот проклятый стиль Фэнгов! На всю Поднебесную уже давно была известна исключительность школы Янг, но она продолжала с поднятой высоко вверх головой носить имя "наследника" стиля, так ни разу и не поинтересовавшись техникой мужа.
Дуэль произошла по обоюдному согласию. Впрочем, на самом деле, они просто посмотрели друг на друга и, с оружием в руках, безмолвно и, каждый сам для себя, решили свести концы с концами. Хэй - научить жену покорности и исключительности стиля Янг, а Сан - отыграться за прошлое поражение, опустить мужа и доказать превосходство Фэнгов. И мечи вновь скрестились в безумном танце, длившемся с середины дня по самую ночь, когда солнце опустилось за горизонт и, вместо яркой звезды, уже одинокая луна освещала многочисленные пируэты, выпады, финты и двух людей, никак не признающих превосходство противника. Все в царапинах и порезах, в промокших от пота до последней нитки разорванных одеждах, со взглядом полным ненависти, гордости, удивления и не желания сдаваться, они продолжали кружить в жаркой схватке до тех пор, пока не отказали ноги. Так и заснули, каждый на своей половине участка, на следующий день разойдясь по собственным комнатам, в безмолвном гневе игнорируя друг друга и зализывая раны уязвлённой гордости.
И снова в бой, и снова без конца. Ничья не засчиталась. Оружие то и дело вылетало из рук одного и второго, но битва никогда не заканчивалась, ведь в какой-то момент тренировочный полигон превратился в настоящее поле сражения - тут и там торчали мечи, лежали копья, расстилались деревянным полом посохи. Когда же Хэй, наконец, заметил, сколько удовольствия получает от каждой такой встречи? Как не может спать, настолько предвкушая утро? Позабыв про работу, долг и обязанности, с головой уходит в борьбу. Ведь только в ней кровь разбегалась по телу так сильно, только в ней исчезали терзавшие душу воспоминания, только в ней исчезали все мысли и появлялся смысл жить.
И именно в эти моменты, наблюдая перед собой точно такую же одержимую фурию, он понимал, что влюбился. Вспоминал, почему согласился. Ведь тогда, в их вторую по счёту битву, он ощутил те же чувства. Двух огней, столкнувшихся между собой и образовавших невиданной силы вихрь, сметавший всё на своём пути. Как десяток лет назад, когда струны под пальцами сестры разливались в прекрасную мелодию циня и меч становился невообразимо лёгок, так и сейчас, кружа в безумном танце, Хэй был по-настоящему счастливым. И даже больше, чем когда-либо прежде.
В их глазах больше не было ненависти. Встречаясь взглядами, не в силах сдержать одолевавших их чувств, невольно улыбались, тут же отворачиваясь в сторону словно бы в страхе быть замеченными. Продолжали бросать язвительные ремарки, играя в ненависть и неприязнь, когда уже давно всё простили и желали стать ближе. Даже еда, с виду сохранившая подозрительный вид и намёк на так и не повысившийся навык кулинарии, казалась теперь самым вкусным яством на свете. Звук деревянной подвески больше не раздражал, превратившись в неотъемлемую часть возвращения домой. И сад снаружи, словно бы ощущая изменения в атмосфере, расцвёл ещё радужней, радуя взор.
Это произошло само собой, после очередной жаркой схватки, закончившейся, неожиданно для них обоих, куда раньше чем обычно. Они просто остановились прямо посреди боя, замерев на месте и наблюдая за тем, как ветер уносит лепестки глицинии в одном прекрасном вихре, уходящем в небо следом корабля. Оружие само выпало из рук, став чем-то лишним. В тот вечер, под светом одинокой луны, они наконец слились, отбросив маски гордости. И когда лучи утреннего солнца осветили рядом с собой её спящее лицо, Хэй вновь поверил в жизнь и счастье.

Под шелест развевающихся на ветру листьев, под тёплую и нежную мелодию столкнувшихся в безумном танце клинков, под мягкий свист рассекающего воздух меча, каждый мечтал только об одном. Они хотели, чтобы эти дни продолжались вечно...

Figures of Ruin

Всё подходит к концу. Неумолимо и безжалостно, стремится к Абсолюту независимо от желаний смертных. Его счастье не вечно. Оно не могло быть вечным. Но, подхваченный крыльями радости, даже циничный Хэй сумел позабыть о жестокости мира. Едва успев вкусить сладкой жизни, его уже тянуло к бездне. Судьба ли это? Или же злосчастная карма, о которой так часто говорил отец? В конце концов, это даже не важно. Ибо суть от этого никак не меняется. Война никогда не заканчивалась. Борьба никогда не прекращалась. И вновь воцарившийся в Поднебесной мир и покой не мог продолжаться достаточно долго. Если бы он не расслабился... если бы он заметил... То что бы изменилось?
Это произошло слишком быстро. Не было никаких предпосылок, никаких знаков, никаких предвестников беды кроме нескольких странных слухов, и в один короткий миг Хэй уже нашёл себя прямо в центре события, впоследствии получившего название "тайпинского восстания". Прямо в месте его зарождения. Что мог один офицер маньчжурской империи, всё это время добросовестно исполнявший свой долг, ставший для жителей после расправы над разбойниками чуть ли не местным героем, даже подняв всех способных мужчин на защиту родины сделать против многотысячного войска тайпинов? Против тех, кого он считал братьями. Против тех, кто разделял неприязнь к чужеземцам. Против тех, кто поднял руку на беззащитных...
Сражение закончилось быстро. Нет, это даже не было сражением - их жалкую попытку сопротивляться смели ураганом, оставив только изуродованные до неузнаваемости трупы. Несколько недель подготовок, сооружения примитивных ловушек, базового обучения свыше ста человек основам ведения боя и разработок наиболее эффективной стратегии защиты вместе с немногочисленными военными... всё было бесполезно. Исход был предрешён заранее. И ведь кто мог знать, что армия предателей выберет местом для сборов именно провинцию Гуанси, откуда и начнёт победный марш к другим частям Китая? Никто. И в последней схватке, продолжая сражаться даже будучи окружённым врагами и безжизненными телами своих союзников, он был благодарен небесам лишь за одно. За то, что Сан осталась дома, вдали от беды и в безопасности. За то, что по преждевременной договорённости Фэнг Бао вывезет её вместе с остальной семьёй из провинции. За то, что душа была спокойна. Хэй смирился со смертью; в последнюю ночь подарил ей браслет с колокольчиками, словно бы передав вместе с ним всё наследство. Прекрасный сон совместной жизни был воистину удивительным... просыпаться никак не хотелось, но выбор, как много раз до этого, попросту отсутствовал.

Под душераздирающие крики агонии, под сжимающую сердце мелодию реквиема смерти, под свист рассекающего воздух меча и разрываемой плоти, под фонтаном крови, обагрившей реки и землю, он мечтал только об одном. Он хотел, чтобы те дни продолжались вечно...

Скольких Хэй убил? Счёт выходил за сотни. Он метался по полю боя подобно вихрю, неудержимому ветру, проскальзывающему сквозь толпы врагов и оставляющему позади только трупы. Стрекозой возникал в одном месте, тут же перемещаясь в другое. Танцем бабочки порхая меж мечей и копий, скрывался от стрел за телами врагов. Безжалостно разрубал их, ограничиваясь лишь одним смертоносным, хирургической точности ударом. Его мастерство давно вышло за грани человеческого, приблизившись к небесному - будь в его распоряжении ещё невообразимая для обычных смертных техника, о нём сложили бы легенду. Но, всё равно, этого было недостаточно. Хэй чувствовал себя гигантом внутри дома на откосе горы, держащим закрытою дверь. С другой стороны катились камни, и хоть его силы превосходили вес каждого из них в сотни раз, они просто продолжали катиться, всё увеличивая тяжесть двери пока та с грохотом не сорвалась с петель. Он был один. Окружённый врагами, стоял одиноким воином на поле смерти, образованном его же руками. Стряхнув кровь с лезвия клинка, готовился присоединиться к павшим товарищам, набив себе цену. Его боялись, сознательно держа дистанцию в несколько метров, ибо в глазах врагов он уже тогда был настоящим демоном, одержимым мечом. Никто не ждал такого сопротивления - сотня человек забрала с собой в десяток больше, а последний выживший, носивший буфань офицера высшего ранга продолжал стоять на ногах с насмешливой ухмылкой на губах. И, хоть на самом деле лицо Хэя представляло собой скорее смирение со смертью и дальнейшей участью, тайпинам всё казалось именно таким.
Они не стали с ним сражаться. Не стали давать возможности с честью пасть в битве. Ему не следовало надевать форменный халат и красоваться причастием к маньчжурской империи. Ибо просто так убить высоко должностного представителя коррумпированной власти тайпины не намеревались. Главнокомандующий одного из отрядов отдал приказ взять Хэя живым, и вместо долгожданных стрел и избавления от боли, наследника Янг ожидали верёвки и плен. Протащив по земле привязанное к лошадям бессознательное тело до самого лагеря, они повязали его, ожидая дальнейших распоряжений.

+1

15

Turn III
Figures of Cruelty

Чжао Дэмин пребывал в приподнятом расположении духа. Все эти три года тайпинскому восстанию сопутствовал один только успех, и достаточно лёгкая победа над восьмизнамённым войском маньчжурского правительства являлась тому подтверждением. Теперь, дорога к Нанкину была открыта. Как иначе можно было охарактеризовать столь стремительное продвижение как не волей самого господа Бога? Его благословение лишь вдохновляло, подталкивая их вперёд в нужном направлении. Да, они очистят свою землю от скверны, именуемой династией Цин. Трудом и потом отвоюют каждый кусок новой империи, и только время не склонится перед их усилиями. Ничего. Они могут и подождать. Войска проклятого цинского сановника, лобзающего ноги мандаринов, могли препятствовать вторжению в остальную часть Поднебесной, но взяв город и основав в нём Небесную Столицу нового государства, им удастся закрепиться на нём плацдармом и подготовить силы для дальнейшего вторжения. Количество приверженцев росло с каждым днём - простым людям надоело гнуть спины за жалкие крохи риса, пока чиновники Императора продолжали развлекаться за чужой счёт, живя в роскоши и без каких-либо забот. Всему этому подойдёт конец. Вскоре Хунг Хсиуцуан примет титул нового Небесного Императора и свергнет маньчжуров. Не будет больше голода, болезней, разрухи и нужды. Не будет больше разделения между бедными и богатыми, все станут равны как перед другими, так и перед Богом. Они воздвигнут сияющие золотым блеском церкви и окончательно отринут прежних идолов как того и просит христианство. Да, закат эры китайского государства давно наступил, и на место ему придёт тайпинское, гордое и независимое, обладающее всеми необходимыми силами для противостояния южанским захватчикам.
Мужчина рассмеялся, попивая драгоценное вино из склада местного мандарина. Насколько же тот был богат и безбеден, если мог позволить себе целый погреб, до краёв заполненный чудесным напитком из Европы? В течении трёх дней всё имущество чиновника растащат, отправив провиант на военные нужды, драгоценности на поддержание армии и раздачи бедствующим крестьянам, так долго работающим в поте лица на ожиревшего от собственной алчности маньчжура, а любое оружие - воинам, количество которых давно стремительно перевалило за полмиллиона. Именно поэтому Чжао хотел насладиться этой минутной роскошью до того, как она окончательно исчезнет. Будучи по природе своей торговцем, он не переставал в уме подсчитывать все те блага, которыми его одарит Небесный Император. Титул одного из Принцев был самим собой разумеющимся; вместо этого мужчина желал одну из наложниц Хунга, на которую уже давно положил глаз. О, эти непокорные чёрные глаза и надменный взгляд... Чувствуя возрастающее желание, Чанхуэ просто не мог ждать милости своего покровителя. Вспомнив, что у мандарина было несколько служанок, так и оставшихся в доме, он поднял грузное тело и направился к двери, так и предвкушая сладострастную ночь.
"Какую бы выбрать?... Вы все так прелестны и молоды, что глаза разбегаются в стороны. Каким же образом руки этого ничтожнейшего ублюдка дошли до столь прекрасных девиц? Но вам повезло. Сам генерал Чжао Дэмин спас вас от лап этого монстра, терроризирующего местных жителей, требуя повышенную подать, и забирающего большую часть налогов к себе в карман. И как смел он всё это время наслаждаться вашими прелестями? Ничего. Я всё исправлю. Мне хватит одной ночи."
Неожиданная тишина зацепила внимание генерала слишком поздно. Увлечённый своими мыслями, минутными фантазиями и желаниями плотских утех, он даже не обратил внимание на тревожное чувство, зародившееся глубоко в сознании. Чувство, будто что-то изменилось и пошло не так. Призвав к себе одну из служанок, совсем ещё молодую и только-только созревшую грушу, которую так и хотелось поскорее сорвать с ветки, впившись зубами и наслаждаясь сочными соками плода, Чжао без церемоний сорвал с неё одежду и бросил на кровать, уповаясь призывом о помощи. Как же он любил их сопротивление! Эти тщетные попытки оттолкнуть его только пробуждали в нём животный инстинкт, жажду овладеть, осквернить и разрушить. Подобно хищной змее он проводил языком по нежной коже шеи, наслаждаясь каждым мгновением, впитывая в себя каждую эмоцию страха и слёзы, заводясь всё больше и больше. Едва сдерживая охвативший его порыв завладеть ею, позволяя эмоциям достичь апогея и наибольшего чувства удовольствия, Дэмин даже не заметил, как безмолвно раскрылась дверь и в проёме появился человек, явно лишний.
Только взглянув в прежде полные безмолвной мольбы глаза, неожиданно излучавшие удивление, ощутил замешательство и обернулся в сторону незваного гостя.
— Кажется я просил оставить меня одного. Или же приказ генерала смеет быть нарушен? — какими варварами бы не называли тайпинов, в военном плане их организация была почти идеальной - железная дисциплина, карающееся жестокой расправой неповиновение и общая вера в достижении блага для Поднебесной создали армию самых настоящих одержимых фанатиков, чуть ли не марионеток, безмолвно исполняющих любое решение сверху. Именно поэтому Чжао был настолько разозлён; не столько прерванным в самом начале актом, который так и так будет продолжен, но уже с добавленным желанием выплеснуть всю злость, сколько дерзостью новобранца. Неужели никто из старших офицеров не мог задержать его, научив уму разуму хорошей взбучкой и бамбуковыми палками? — Исчезни. Закрой за собой дверь. И вели приготовить купальню - может быть тогда я прощу тебе подобного рода нахальство.
Большего внимания тот и не заслуживал. Весьма уверенный как в собственном звании, так и в выполнении данного им приказа, Дэмин вернулся к прерванному занятия. Вмешательство незнакомца остановила его как раз в процессе самом интимном, когда похотливый взгляд генерала с трепетом и ожиданием наблюдал за реакцией служанки, опуская свои руки всё ниже, к заветному месту. Только её никак не следовало, и он, в удивлении и непонимании, приподнял брови. Почему она не смотрит на него и замерла, будто бы увидев призрака? Проследив за её глазами, он натолкнулся на всё ту же тень, не сдвинувшуюся с места.
— Уходи, — холодный, безжизненный тон, не терпящий обсуждений. Если в голосе Чжао присутствовала власть и сила, сопротивляться которым могли только храбрецы или настоящие глупцы, то в этом не было ничего. Абсолютно ничего. Так звучит морозный ветер в середине зимы, вызывая дрожь до самых костей. Неожиданно потерявший контроль над собственным телом, Дэмин молча наблюдал за тем, как девушка, быстрым движением поправив разорванное одеяние, так и норовившее упасть прямо на пол, полностью её оголяя, в ещё большем страхе выбежала вперёд, замерев прямо перед незнакомцем. Тот не удосужил её даже взглядом, отойдя в сторону ровно на один шаг. В замешательстве, она долгое время стояла перед ним, всё пытаясь понять, кого боится больше, но в итоге исчезла в двери, стремительно умчавшись прочь. Дверь за ней также безмолвно закрылась.
Чжао невольно сглотнул. "Чего это я боюсь?" - спрашивал он в негодовании, ощущая себя загнанным прямо в пасть к хищнику телёнком. Никогда не знавший страха и прославившийся среди тайпинов в качестве "безжалостного тирана", не гнушающегося даже самыми подлыми мерами, мужчина не желал принимать очевидную действительность и признавать, что впервые в жизни поменялся с жертвой ролями.
— Я кажется приказал тебе уходить! Или же ты успел оглохнуть? Не испытывай моё терпение - если я отпустил тебя один раз, это ещё не значит, что моя милость распространится на второй.
— Чжао Дэмин, верно? — казалось бы, тот его совершенно не слышал. Его пустой взгляд был сосредоточен прямо на нём, и генерал невольно сжимался под ним. Никогда прежде ему не доводилось видеть настолько пустой и одновременно одержимый взгляд, никак не принадлежащий человеку, с внешнего вида напоминающему бездомного бродягу.
— Именно так. И всё же, зная это, ты смеешь перечить мне и отвлекать меня от дел? Да как смеешь ты, жалкий оборванец, прерывать генерала тайпинской армии?! — руки сами потянулись к оружию. Может быть Чжао и был по происхождению своему торговцем, но в отличие от большинства других владел мечом цзянь подобно истинному мастеру. Именно поэтому на него не находилось расправы - все, кто смел идти против него и воли Небесного Императора, были сметены, разорваны и даже убиты. И чужак своим поведением подписал себе смертный приговор, посмев нагрянуть к нему прямо в спальню.
— ...ты предпоследний, — холодный тон и медленно, с похожим на тихий, скребущийся о самую сущность звуком, во дао вынималось из ножен. Чжао видел на лезвии собственное отражение, и увиденное им бледное лицо с полными страха глазами заставило руку так и застыть на рукоятке меча. Его убьют. Безжалостно зарежут, не моргнув и глазом. Сознание неистово кричало об опасности, но полный гордыни Чжао не желал сдаваться. Он никогда не сдастся. И кем бы ни был этот странный тип, тому уж точно не справиться с более чем сотней воинов, расположившихся вокруг поместья.
— Бред сумасшедшего! Я даю тебе ровно три секунды на то, чтобы покинуть это место, иначе моя охрана схватит тебя и бросит в подвал на съедение крысам.
— Охрана? Ты про ту сотню трупов? Прости, но мне пришлось запачкать шелковый ковёр - засохшая кровь бы только притупила моё оружие, — безразличные слова убийцы. Невозможно было поверить в то, как один человек смог справиться с целым батальоном солдат. Это звучало подобно дивной сказке, только что-то внутри Чжао подсказывало ему, что тот не врёт. "Кто он? И почему мне кажется, что я прежде его видел?" Это равнодушие в его голосе нельзя было отыграть. И глаза, прежде пустые, теперь содержали в себе злой умысел. Черты лица незнакомца преобразились, приняв подобную хищному оскалу ухмылку. В голосе больше не было холода - теперь он звучал подобно ветру из ледяных глубин ада. — Каково чувствовать себя загнанным в угол, Дэмин? Хочешь знать, как я расправился с твоими братьями?
От этой фразы Чжао разинул рот, не в силах справиться с удивлением. Ему неожиданно захотелось спрятаться в самом тёмном угле, как можно дальше отсюда, и он медленно пополз назад, к окну, намереваясь бежать через него в надежде встретить хоть какие-то остатки батальона. Исчезновение такого количества солдат не могло пройти бесследно - совсем скоро обязано прийти подкрепление, и уж тогда этот одержимый заберёт все свои слова обратно. А Чжао, устранивший опасного убийцу, получит от Небесного Императора не одну, и даже не две наложницы. Но, отступая, он просто не смог не задеть стола. Неожиданный звук колокольчиков заполнил мрачную тишину, заставив сердце генерала подскочить в груди.
Хэй перевёл взгляд на стол. Чжао Дэмин был полностью в его руках. Вырезав всех врагов в округе под покровом ночи, он лично преградил тому все пути к отступлению. Его смерть будет мучительной, но быстрой - Жестокости было достаточно, а заполнять её ещё больше офицер не намеревался. Старательно не выходя за определённую, установленную самим собой грань в страхе потерять над собою контроль, он желал быстрее расправиться с Чжао и продолжить путь. Служанка его видела, но убивать её не было необходимости - она сама забудет обо всём, посчитав страшным сном. Только предмет на столе, так привлекший его внимание, заставил Чувство вспыхнуть с новой силой.
— Подожди... я помню тебя! — на грани истерии генерал всё же вспомнил лицо чужака, приходя только в больший ужас. Он не уйдёт. Будь перед ним кто угодно, кроме него, и Чжао лично бы смог расправиться с наглецом. Но не с этим.
— Неужели? — Хэй поднимает со стола знакомый браслет. До боли знакомый. Настолько, что разрывается сердце. И саркастическая ухмылка на его лице стала только шире, теряя последние остатки человечности. — Надо же, а мне казалось, что ты уже позабыл обо мне. И о тех долгих днях в камере пыток, когда вы дружно составляли мне компанию. Мы даже под конец начали ладить, настолько хорошо нам было вместе.
— Но это ведь невозможно! Ты должен быть мёртв!
— Успокойся, Чжао - Хэй действительно умер. Пред тобой не он, а одержимый демонами призрак. Янгу было слишком одиноко гореть в аду без вашей компании, поэтому он попросил меня слегка поторопить события.
— Что же... что же ты собираешься делать?!
— Ничего особенного. Всего лишь заставлю тебя испытать ту же радость. Ведь это было весело, верно? Подвесить меня на несколько дней вниз головой, прорезав за ушами отверстия для крови, и бамбуковыми палками велеть мне заткнуться, когда я стонал от боли. Изуродовать тело сотнями крохотных порезов в попытке нарисовать карту будущего тайпинского государства. А твоя гениальная идея вылить мне на спину расплавленный свинец вместе с кипящим маслом! Ведь именно за это ты получил свой титул "безжалостного" принца!... — Хэй уже не сдерживал гнева. Каждое новое слово источало ненависть, презрение и намерение расправы. Он помнил все мучения, словно бы каждая частица боли навсегда запечаталась в его душе глубокой, никогда не заживущей раной. Сколько пыток перенёс он, обречённый на страдания из-за одной офицерской нашивки? Кого самопровозглашённые посланики христианского Бога решили сделать идеальным примером участи тех, кто принадлежал к маньчжурской империи и шёл против воли нового порядка. Кого судьба вознаградила лишь ещё большими страданиями, просыпающимся Чувством, от которого он бился в агонии, непередаваемом мучении, воспринимаемом предателями как признак окончательного безумия сломленного под пытками человека, факт которого доставлял им только удовольствие. И когда Хэй был уже на грани смерти, они попросту сбросили его мёртвое тело в реку.
Гнев даже близко не описывал овладевшие им теперь эмоции. Они все поплатятся. Он поставит этих червей на колени, заставит молить о пощаде и безжалостно разорвёт их. И даже этого не будет достаточно. Каким бы мучениям он их не подвергал, этого никогда не будет достаточно. Ничто не способно утолить жажду мести. И с каждым его медленным шагом генерал всё сильнее вжимался в стену. Перед ним был не человек. Хэй был призраком давно забытого прошлого, мстительным фантомом, продавшим душу дьяволу ради возможности вновь вступить на землю и свершить правосудие. 
— ...почему же ты больше не улыбаешься, Чжао? Куда делась твоя радость? Только не говори мне, что тебе больше не смешно - мы только начали. Не разочаровывай меня так рано.
— Сгинь, дьявольское отродье! Тебе не место в мире людей!
— Твоя игра подобна фарсу, настолько ты жалок. Я слышал, те кто любят причинять страдания другим, сами кричат громче всех. Не хочешь ли помочь мне проверить это?
— Что тебе нужно от меня?!
— Даже не знаю. Начнём, пожалуй, с того, каким образом это вещица попала к такому как ты, — с этими словами он приподнял в левой руке браслет, подаренный Сан. Аккуратно. Трепетно. Как самую драгоценную, хрупкую вещь, без которой не может быть жизни. И во взгляде, прежде заполненном ненавистью, мелькнула чистая, ещё не опороченная Чувством, нежность.
Чжао, неожиданно для самого себя, остановился, распрямляя плечи. Лицо, потеряв выражение страха, в одним миг исказилось в злобной ухмылке. Перемена в глазах врага не ускользнула от него. Генерал теперь знал, на что надавить. Ощутив прилив сил и желание биться, он гордо вскинул голову вверх, бесстрашно встречая жестокий взгляд Хэя. Хищник и жертва поменялись местами.
— Браслет? Я подобрал его. Когда мы наконец вошли в Цзиньтянь, нас встретили подобающе защитникам справедливости. Жители выбегали нам навстречу, разбрасывали цветы, и мы, оценив их небывалую щедрость, расположились там же. И кто же мог знать, что на окраине города стояло домишко некоего маньчжурского офицера, прибывшего несколько лет назад из столицы? — он не сдерживал смеха. Этот демон, несколько секунд назад излучавший жажду мести, теперь представлял из себя зрелище настолько трогательное, что Чжао даже перестал понимать, по какой причине вообще мог испытывать ранее страх. Подталкиваемый пробуждающимися ото сна садистскими наклонностями, заведённый реакцией Хэя, генерал продолжал, с каждым новым словом поднимаясь всё выше, на ноги, словно бы возвращая себе утерянные прежде силы. Это был шанс. Шанс воспользоваться положением и нанести смертельный удар, навсегда избавившись от внезапно ожившего мертвеца. — И что же мы нашли внутри? Очаровательную одинокую принцессу, верно сторожившую домашний очаг в ожидании без вести пропавшего мужа. Это было бы смешно, не будь так трагично - она впустила нас внутрь как только мы упомянули твоё имя, встречая как долгожданных гостей и друзей. И мы всецело воспользовались её гостеприимством. В самых мельчайших подробностях описали твои мучения, наслаждаясь выражением её лица и нахлынувшими слезами. И знаешь что мы сделали, когда закончили? О, подобное забыть попросту невозможно! Никогда прежде мне в руки не попадалась дочь знатного рода, и я упивался чувством её исключительности, всё время вспоминая тебя, не в силах сдержать смеха. Она не была такой упрямой, как ты - мы сломали её намного раньше, сделали из неё настоящую портовую шлюху, и даже тогда продолжали—
Фраза неожиданно оборвалась. Чжао пытался говорить, но из горла доносились только хлюпающие звуки. Когда он потянулся руками к шее, было слишком поздно - из выступа текла кровь, а хрящи всё пытались сомкнуться. В жалкой попытке остановить кровотечение, генерал снова упал на пол, обеими руками придерживая рану.
— ...ты думал меня удивить, Чжао Дэмин? Я был там и видел, что вы сделали с моим домом. Впрочем, я должен поблагодарить тебя - ты окончательно подтвердил мои сомнения и заслужил достойную награду... Почему ты корчишься от боли? Это не смертельно, я не задел ни одной артерии. Ведь ты мне нужен живым. Я же говорил тебе - у нас вся ночь впереди, а торопиться некуда. Но не волнуйся. Ты получишь незабываемое впечатление. Настолько, что даже в следующей жизни будешь бояться темноты и мучиться в ночных кошмарах. 
Только главный вопрос оставался открытым. Какой же метод выбрать? Хэй уже опробовал новые способности на первом, раздробил все кости в порошок, не повредив ни одного органа, и оставил умирать второго, а для третьего так и не смог придумать достойного вида мучений. Быстрая смерть будет лишь избавлением. Долгая, мучительная боль на протяжении нескольких дней, нет, даже недель, казалась минимальной платой. А что если... скафизм? Зрелище будет мерзким, придётся искать где-то рядом болото, мёд, молоко и таскать эту тушу с собой. Стоит ли это того? Скольких бы людей он ни убил, это всё равно её не вернёт. Но разве есть путь назад человеку, уже проклятому небесами?

Figures of Hope

Пробуждение сопровождалось невыносимой головной болью. Где-то рядом постоянно мелькал звук колокольчиков, и если бы не он, Фрэнк, наверное, так никогда и не пришёл бы в себя. Он помнил какое-то городишко, по которому бежали странные слухи, и данную Орденом миссию по сбору необходимой экзорцистам информации. Работа Искателя и так была не из лёгких, а тут ещё неприветливые жители так и норовили вонзить нож в спину, подозревая каждого приезжего в злом умысле. "Что же было той ночью?" - попытался вспомнить, но шум в мозгу только усилился. Была таверна, пара кружек пива, обычный разговор с постояльцами о местных баснях и последних событиях, да так и разошлись, ничего толком и не узнав. А дальше - пустота, словно ничего и не было. Так какого чёрта он привязан к стулу и не может пошевелить даже пальцем?!
— Среди мастеров ходят легенды о том, что каждый меч живёт своей жизнью, — неожиданный голос донёсся из мрака. Это место напоминало огромный подвал - стул, стол, зажжённая свеча, да несколько метров освещаемой темноты было всем, что Фрэнк смог разглядеть. Какого, спрашивается, чёрта? Если это была шутка, то явно плохая, и терпение бывшего плотника стремительно подходило к концу. Всё пытаясь найти обладателя голоса, он не опускал попыток выбраться, так и норовя порвать сковывающие тело верёвки. — Что, чем больше пролитой крови, особенно невинной, тем ближе он к поглощению души собственного хозяина. Демонический клинок, который в конце концов берёт контроль над разумом носителя. Смешно, не правда ли? Или же ты разделяешь их мнение?
Что? Это ещё что за ересь? Такого бреда он не слышал начиная с... да начиная как раз с последнего задания! С появлением Чистой Силы происходили вещи логике совершенно не поддающиеся, и Фрэнк уже давно выслушал свою долю отборного бреда на несколько лет вперёд, серьёзно начав подумывать о карьере писателя. Если собрать всё воедино, то можно было бы написать вполне себе хорошую комедию, продать сценарий одному из многочисленных театров и нажить себе состояние на постановках. Кто знает, быть может всё это время у него был талант, и его непризнанный гений засияет не хуже Шекспировского. Остаётся только придумать себе псевдоним получше, а то что-то наподобие "Трясущего Копьём" тут же поднимут на смех.
Но причём здесь вообще меч? Глаза постепенно привыкли к темноте и он смог разглядеть своего похитителя. На противоположной части погреба сидел какой-то захудалый оборванец, куском ткани проходящийся по лезвию клинка. Катана? Фрэнку доводилось видеть это оружие у одного из экзорцистов, но это, хоть внешне и напоминала её, всё же выглядело как-то иначе. И что же тот собирался с ней делать? Если это была попытка запугать его, то тот просчитался не раз, а целых три - Фрэнк был не из робкого десятка, и молить о жизни никого не собирался. К чёрту. Ему было только двадцать четыре, но он уже был готов уйти в досрочную пенсию по первому же билету, и один Бог знает как человеку с подобным отношением к жизни до сих пор удавалось не попадать в неприятности.
— Я вижу, ты не глухой. Кто-то однажды сказал мне, что глядя в бездну, люди становятся намного болтливее. Тебя подтолкнуть или сам найдёшь дорогу?
— Да пошёл ты.
— Превосходный ответ, — абсолютное равнодушие. С этим парнем явно было что-то не так, и Фрэнк всё более в этом убеждался. У обычного человека не может быть такого голоса - даже самые холодные и отстранённые умудрялись обрамлять тон в эмоции, а этот, погляди, и совсем как неживой. От слова абсолютно. Сидит себе да потирает в тысячный раз меч, так и норовя оставить дырку. Даже куклы со стеклянными глазами выглядят куда более живыми. Ещё и эти тупые колокольчики, постоянно звенящие с каждым движением. И повезло же ему натолкнуться на такого психа...
— Я не чувствую твоего страха... неужели не боишься?
— Да чёрта с два. Чтоб запугать меня одного бездомного попрошайки будет маловато. Или ты думал, что я намочу штаны и проглочу язык как только увижу оружие? Избавь меня от лишних сентиментальностей и говори, какого чёрта тебе нужно.
— Надо же... кажется, мы с тобой говорим на одном языке, — даже улыбка на его лице была противоестественной, словно бы оживший труп, протягивающий к тебе свои прогнившие изнутри руки, вдруг улыбнулся и полез обниматься, искренне радуясь второй жизни и провозглашая любовь во всём мире. Тьфу, даже тошно становится от такой ассоциации. Не боялся бы запачкать форму, так точно плюнул бы на пол. — Демоны из стали. Кто они? И почему меня преследуют?
— Ты про Акума? Игрушки Тысячелетнего Графа. Не знаю всей истории, но что-то там крутилось вокруг потери драгоценного человека, контракта с дьяволом, призыва души умершего посредством мольбы к небесам и - неожиданный поворот событий! - тебя сжирают, принимают твой облик и ходят сеять хаос и разрушение. Был там, видел это, и даже успел поучаствовать. Только с какого перепугу им гоняться за тобой? Ты что, носитель Чистой Силы? Так, спрашивается, какого чёрта молчишь об этом и связываешь меня, когда мы на одной стороне.
— О чём ты? — даже не поднял головы, проклятый ублюдок. И почему небеса постоянно выбирают в качестве героев всяких идиотов? Один Канда с генералом Кроссом чего стоят, а тут, глядите, ещё один такой же чудик появился. Размножаются почкованием. Получили Чистую Силу, так сразу и возгордились - спасение человечества, война с Ноями, вся надежда только на вас и бла-бла-бла. Тьфу ты, чёрт, так и хочется плюнуть им в лицо! Не будь среди них таких как Аллен, так давно бы и послал их всех к чертям со всеми сопутствующими проклятиями.
— Ты что, с Луны свалился, что ли? Чёрный Орден - Тысячелетний Граф. Акума - экзорцисты. Нои - Чистая Сила. Или мне разложить всё буквам, чтобы до тебя, наконец, дошло?
— ...значит, Тысячелетний Граф. А ты, я так полагаю, с Орденом?
— Бинго! Прямо в яблочко! Поэтому, давай, поскорее меня развязывай и я отведу тебя к Смотрителю. Он быстро промоет тебе мозги дрелью и сделает из тебя достойного экзорциста. Как по мне, так материал дешёвый, да и выглядишь ты как-то не воинственно, но если будешь стараться - может чего и выйдет. Так что у тебя за Чистая Сила? Технический тип?
— И за что же вы сражаетесь?
— Как за что? За мир, конечно! Если этого клоуна не остановить, он же всех людей порешит, да вместе с этим и всю Вселенную угрохает. Я не вдавался в детали, но вроде бы как этот Граф один из тех неудачников, что никак не могут смириться с произошедшим - видите ли, господь Бог устроил всемирный потоп, да и в суматохе событий их забыл по поводу этому спросить. Вот они то все, родственнички то Ноя, да и обозлились на него, подняв кулаки к небу и пригрозив скорейшей расправой. Придурки. Нет чтоб помогать простым людям. Ан нет, давайте ка найдём все фрагменты Чистой Силы и уничтожим их, обрушив на собственные головы Апокалипсис. Конечно. Гениальная идея. Настолько, что я бы плюнул им прямо в рожу, не будь они в несколько раз сильней и с собственными бредо-способностями. Неужели среди всех чувств Ноя не нашлось места Любви? Уверен, её хватило бы на всех, и тогда никто не знал бы ни горя, ни забот. А так - сплошная заноза в заднице, куда ни гляди. Тьфу ты, чёрт, аж плевать хочется.
— Хм, — протянул тот многозначительно, то ли слушая, то ли пропуская всё мимо ушей. Фрэнку даже обидно стало. Он тут, понимаете ли, забивается ради этого недотёпы, объясняет ему всё на пальцах - которые, кстати, неплохо так уже затекли - как младенцу, а этот, дуб дубом, даже не кивает, всё продолжая тереть свою железяку. Ему что, больше всех надо? Неужели все экзорцисты были такими же тугодумами? — И что? В чём же здесь проблема? Пойдите и убейте их. Или этот твой Орден настолько слаб, что не может дать достойного отпора?
— Так мы и дали. Да такой, что те до сих пор не могут оклематься. Пришли, значит, прямо к нам в дом, и начали всех резать, да не тут то было - как раз гостили все генералы, так они им и надавали, в качестве приятного бонуса забрав себе Ковчег. Да-да, тот самый, Ноевский. Конечно, гады такие, Орден то наш поломали, но нам то что? Достали новое здание и продолжили себе как ни в чём не бывало. И теперь, с Ковчегом, только сильнее стали. Телепортация почти в любую точку планеты - это тебе не уличная магия. С таким темпом не пройдёт и пары месяцев как все фрагменты Чистой Силы будут у нас.
— Ты про эти? — всё также безразлично странный тип достал из под плаща пять переливающихся зелёным тоном сфер, свет которых тут же осветил весь оставшийся мрак. Фрэнк даже присвистнул от удивления, не скрывая радости. Похоже, он ошибался, и этот парень, на самом деле, что надо. Проклятье, целых пять штук! Да за всё время работы Искателем ему не доводилось находить даже трёх, а этот просто взял и достал их так, словно вышел на прогулку и подобрал по дороге.
— Чёрт меня побери, откуда? Парень, да ты настоящий герой. Беру свои слова обратно - тебе точно найдут там место. Кто знает, может даже сможешь стать генералом, если уровень синхронизации, конечно, позволит. Да ты не унывай. Пять штук - это тебе не парочку Акум убить, а целых пять успешных миссий. Скажу честно, я тебе даже завидую - выпади мне такая удача, я бы уже почевал на лаврах где-нибудь в Париже, в окружении прекрасных француженок и знатных господинов. И надо же мне было родиться сыном дровосека... 
— И сколько же их? И что же вы собираетесь делать, когда соберёте все?
— Ни много ни мало, сто восемь штук. И, в каждой, заключена сила, способная превратить обычного человека в настоящего воина света. Если ты, конечно, понимаешь о чём я. А что мы будем с ними делать? Возьмём да соберём обратно в Куб. Чёрт его знает, что тогда произойдёт, но это будет просто аз. В смысле, чего ещё можно ожидать? Лично я представляю себе огромный поток божественного света с неба и крылатых ангелов, спускающихся к нам прямо с небес. Как же я хотел бы жениться на ангеле, а то вокруг - одни мигеры, чёрт бы их всех побрал... Но ты только, смотри, не подумай - это может быть чем угодно. Даше Чашей Грааля, исполняющей все желания. Или мечом Рагнарёка. Или вообще ключом в Вальгаллу.
— Интересно, — впервые за время этого одностороннего разговора Фрэнк заметил на лице собеседника хоть какие-то эмоции. Отлично. Значит, он не зомби, что уже радует, а то ему в голову уже начинали прокрадываться определённые сомнения. Конечно, у каждого экзорциста был собственный бзик и сдвиг по фазе, но вот чтоб прямо такой - ни разу не встречалось. Прямо первое место выдавай. С ним серьёзно всё в порядке? Впрочем, если ему удалось достать пять фрагментов, никаких определённостей на этот счёт быть не могло. — Так значит, вы пытаетесь собрать их вместе. А Граф, я так понимаю, вам в этом препятствует, верно?
— Ещё как. Только и делает, что подставляет нам палки в колёса. Ведь, вроде, это он Куб и разрушил. Да только видимо не думал, какой эффект этим вызовет. Вот теперь и пытается исправить ошибку, уничтожая каждый фрагмент. Так что это самая настоящая гонка - кто первый найдёт, тот и получит. Так что ты, это, покрепче держись за них, а не то, гляди, за тобой придут Нои. Они все - дружная семья, так что даже если отобьёшься от одного, ему на место сразу прибегут другие. Как тараканы, чёрт бы их всех побрал. Ты сразу узнаешь их по одному внешнему виду - чёрные стигматы на голове, да загар такой, будто бы они успели побывать на солнце и иссохнуть до самых костей. В смысле, не ходячие кости, а просто цвет кожи странный, вот и всё. Ты же меня понял, да? Так вот, держись от них подальше - каждый чудик со своим сюрпризом, кажется, связанным то ли с Чувством, то ли с Памятью. И, да, я этого не говорил, но это очевидно - проклятые Акума только им и подчиняются. Вон, всю Японию успели к своим рукам прибрать... а я так мечтал съездить туда и повидать гейш. Поговаривали, что лучше их никто не сможет ублажить мужчину. Но ты только это, смотри, не подумай - я обычный Искатель, только хожу да собираю информацию.
— Вот как, — промолвил тот беспечно, уже давно запрятав Чистую Силу обратно под плащ. И когда же он успел опустить меч в ножны и уставиться на браслет? Нашёл себе замену. Фрэнку уже давно надоело сидеть в этом кресле, а его, похоже, даже не собирались развязывать. И где справедливость? У него даже горло иссохло от бесконечной болтовни, но кто виноват в том, что язык с рождения подвешен? Да и этот парень выглядел настолько одиноко, что так и хотелось рассмешить его какой-нибудь весёлой историей. Прямо одичавший. Впрочем, ничего - попадёт в Орден и тут же исправится, благо кухня позволяет. Только вот с манерой говорить придётся что-то сделать. Да и с лицом тоже. Фрэнк, конечно, тоже не был красавцем, но по сравнению с этим даже он мог бы претендовать на звание самого привлекательного самца года. И даже не разглядишь в нём с первого взгляда азиата. — И где ты говоришь находится ваш Орден?
— Эй, ты что, думаешь, я тебе так просто и скажу, да? Выложу сверхсекретную информацию первому встречному, да предам всех своих друзей и товарищей? Ладно, эти идиоты и так меня бросили, но, чёрт меня подери, я клялся в верности Ватикану! Это тебе не данное сельской девчушке обещание уехать в столицу и заработать денег на свадьбу и дом. Это выше! Это долг, обязанность, призвание, и только под пытками я расскажу тебе, где он!... Да что ты сразу уставился на меня, будто бы намереваясь тут же окунуть в кипящее масло?! Чёрт. Ну как же можно быть настолько тупым. Беру свои слова обратно. Снова. Место генерала тебе даже не светит. Скажешь спасибо, если они вообще впустят тебя внутрь. Ну, не смотри на меня так, будто бы готов расплакаться! Войди в моё положение - ты можешь быть шпионом, посланным графом, Акумой или, чёрт меня побери, даже Ноем! И попробуй докажи мне обратное. Да и, признаться честно, я сам то толком не знаю, где он находится - переехали на какой-то остров с небольшой деревушкой к северо-востоку, да там и остались. Чёрт поймёт, в какой части планеты, да и зачем оно нам надо, когда можно свободно путешествовать из одной точки в другую? Вроде бы как, где-то в Европе. Может, Норвегия? Или Ирландия? Впрочем, у нас довольно тепло, так что даже не могу предположить. Может, Балтийское Море? Или вообще рядом с Индией.
— И как же ты намеревался отвести меня тогда к Смотрителю?
— Как-как, просто. Пешком. Ногами. У меня в сумке - кстати, где это она? - лежит голем. Этакий искусственный летающий зверь, работающий в качестве передатчика. Так мне через него и посылают координаты для телепортации посредством Ковчега. И ещё цифры дают, для подстраховки. По мне так это всё бессмысленная трата времени и средств, но кто же может жаловаться? Нет, ты это, смотри, не думай - я обычный человек и меня вполне устраивает моя работа. Конечно, платить могли бы и побольше, задания выдавать безопасней, конвой снаряжать для защиты, да и небольшой бордель прямо в здании Ордена не помешал бы. Только вот кому какое дело до простых Искателей? Так и живём себе в потёмках, воруя друг у друга редкие журналы и одиночные фотографии. Нет, ты смотри, не думай, а то я знаю вас - сразу кинете упрёки и обвините меня в том, чего на самом то деле никогда и не было. Ну да, стащил одно изображение с Женевьевой, да и только. И то потом самому страшно было - так и мерещилась её тень в каждом углу. Чёрт бы её побрал, даже в церковь впервые сходил и исповедался, отмаливать не существующие грехи... Вроде помогло. Да фотография так и осталась, не выкидывать же? Хочешь посмотреть? Она в сумке, в правом кармане. Как увидишь - челюсть отвиснет. И ничего, что самая настоящая ведьма в ангельском обличье.
— Ты мне нравишься, — Фрэнк с каким-то подозрением взглянул тому в глаза, подумав о чём-то совершенно не пристойном. Что же это, получается, именно в этом и заключался его сдвиг? "А этот парень в несколько раз опасней, чем кажется на первый взгляд." Он даже ощутил первые признаки страха, наблюдая за тем, как тот медленно поднимается, держа в правой руке ножны, а в левой - проклятый браслет, звон колокольчиков которого уже давно действовал ему на нервы. Как-то уж слишком легко и непринуждённо тот к нему шёл, и вся былая бравада ушла куда-то в пятки с осознанием того, что он привязан. Чёрт, говорили же ему родители - не суй свой нос в чужое дело и живи себе мирно, зарабатывая на хлеб вырубленными деревьями. Они не кусаются, сдачи не дают, а приложив достаточно усилий можно так и вообще стать грозой леса, прямо легендарным дровосеком, срубающим вековые стволы одним взмахом. Кажется, был даже в индийском эпосе какой-то такой герой, Рама-с-Топором что ли - так стал бы он таким же, отрастил бы себе хвост, побрился налысо, да ходил бы себе по свету, радуя бедных крестьян свежими дровами. — В отличие от своих предшественником, тебя даже не надо было пытать. Я ценю искренность в людях.
— Подожди-ка, это ещё что значит? — тот пропустил вопрос мимо ушей и прошёл мимо, опустив левую руку ему на плечо в дружественном жесте. Фрэнк невольно сглотнул, ощущая во рту всю ту же сухость. "Это я, что, рассказал всё не тому парню?" Оплошность стала неприятной досадой. Интересно, об этом кто-нибудь узнает? Может у него ещё получится вернуться и, как ни в чём не бывало, потребовать зарплату на месяц вперёд, тут же пропивая деньги в местном кабаке?
— Есть вещи, которые лучше не знать. И события, которые лучше не вспоминать. Понимаешь о чём я?
— Да чтоб тебя! Какого чёрта?! Ведь это ты же меня и треснул в подворотне! Ты тот подозрительный тип, что ошивался рядом во время нашего разговора в таверне! Ты думаешь, я дам тебе так просто уйти?!
— Видимо, ты не совсем понимаешь собственного положения. Позволь мне помочь тебе, — со свистом, подобным мгновенному, едва уловимому даже слухом, хлопку и звуком опущенного в ножны меча, верёвки сами собою упали на пол. "Чёрт бы меня побрал..." - только и успел он подумать, замерев на месте. Это, как же, одним взмахом? А если бы промахнулся? Никакой клей бы тогда не помог приделать голову обратно. Что он вообще за монстр такой? Нет, нет, пора уделывать отсюда ноги. Но тело не слушалось, словно бы оцепенев. От страха. Настоящего страха за жизнь. Ведь не моргнёт и убьёт. С самого начала стоило заметить необычайно пустой взгляд и не менее жестокую ауру.
— Да кто ты, чёрт побери, такой?!
— Трудно ответить. Но я ощущаю твой страх и питаюсь им. Чувствуешь, верно?... Уходи. Ты не враг мне. Сегодня я дарю тебе жизнь. Считай, что мы в расчёте.
— Ты... серьёзно? И даже не вонзишь мне в спину меч как только я отвернусь? Ну, знаешь, прямо как в книгах. Ведь ты же злодей, верно? Так с чего бы мне тебе верить? Я даже имени твоего не знаю, чего уж там о личности. Как ни смотри, а выглядишь ты как тип, перерезавший всю свою семью и ничем не задетый, так и продолжающий ночью спать сном младенца.
Фрэнк не видел его, зашедшего ему за спину, но тут же пожалел о сказанном. Какой идиот станет провоцировать убийцу? Нет, определённо, место ему в цирке. Или, нет, анатомической моделью в каком-нибудь музее. Будут показывать на его примере как следует правильно разрубать людей пополам. Под идеальным углом. Так, чтобы кровь не поднималась фонтаном в воздух и не пачкала одежды.
— ...Янг Хэй. Иди. Твоя сумка останется при мне.
— Какого... впрочем, нет, ладно, молчу, твоя взяла! Я просто молча поднимусь - чёрт, как болят все кости! Ты не мог, что ли, понежнее? Моя кожа чувствительнее чем у обычных людей! - и также безмолвно уйду, сразу всё позабыв. Кто ты? И что это за место?... Видишь? Уже всё забыл. Да, природа изначально не наградила меня хорошей памятью. Видимо именно поэтому меня так и не приняли в сельскую школу. Проклятые бюрократы! Чёрт бы их всех побрал, смотреть на сына дровосека свысока! — он почти дошёл до деревянной лестницы, ведущей наверх, когда, неожиданно для самого себя, остановился, повернувшись обратно. Хэй так и стоял к нему спиной, видимо перебирая в руках браслет, ибо проклятого звука больше не было. Странный он какой-то. Даже для убийцы. Просто так берёт и отпускает свидетеля, выдав, ко всему прочему, и собственное имя. Фрэнк не мог просто так уйти, не сказав последнего слова. Пропадёт, ведь, пропадёт. Без дельного совета так точно пропадёт. То ли при встрече с Ноями, то ли натолкнувшись на экзорцистов. И на чьей он вообще стороне? — Ты, это, послушай меня на прощанье. Завязывай ты с этим. Не знаю, какая муха тебя укусила, но на плохого парня ты не похож. Поэтому, ну... если что... обращайся, что ли? Одному тебе будет как-то тяжеловато. Ты ведь так совсем скиснешь. И так, вон, кожа свисает с костей. Ну, убил пару-тройку людей, ну и что? Один умер, второй родится, а всё в дело годится. Просто как-то жалко на тебя смотреть. Ты словно... мёртвый, что ли? Такое чувство, что тебе место на кладбище. Впрочем, действительно, что это я - не моё это всё дело, чёрт бы меня побрал такого болтливого. Всё. Ухожу. Счастливо оставаться. И, это, как его, в Орден соваться не думай - тебя расчленят и даже фамилии не спросят. Есть там один тип, который сначала всё рубит, а потом только начинает думать. А меня, если что, Фрэнком зовут, но ты не прельщайся - дружков я не ищу.

С последним растворившимся звуком, подвал вновь погрузился в тишину. И только звон колокольчиков, доносящийся из мрака, нарушал ночной покой. Хэй не сожалел о содеянном - получив весьма ценную информацию и подтвердив большую часть собственных догадок, он чувствовал себя в долгу, не замедлив расплатиться. Тайпинское восстание давно подошло к концу, армия самопровозглашённого Небесного Императора была разрушена, а все причастные к смерти жены умерли жестокой смертью, так и не насытив потухшей жажды мести. Да, это было пустое чувство, временная заплата для покорёженной души, с треском разошедшейся по швам. Он жил им последние несколько месяцев, заполняя брешь, и теперь, когда оно закончилось, ощущал себя мёртвым. Мёртвым изнутри. Даже те британцы, избивавшие его почти десяток лет назад, не пробудили в нём никаких живых чувств. Но сегодня, словно бы в насмешливой иронии, небеса подбросили ему самый жестокий из всех возможных подарков. Надежду.
Не в силах сдержать саркастичной ухмылки, он улыбался искажённым в нечеловеческой гримасе боли лицом. Чувство так и не отступало, переполняя внутренности чужими, поглощёнными страданиями. Ему требовалось их выплеснуть, избавиться от них и перестать мучиться, но живые существа для этой цели не годились - их боль лишь восполняла потерю в больших количествах, бесконечным циклом приближая всё ближе к апогею. Именно поэтому Хэй пристрастился к убийству Акум, атакуя их также, как это делали они. Именно таким образом, преследуя целые группы, он умудрился наткнуться на Чистую Силу. И кто мог знать, что привлекающие своим сиянием и странным теплом сферы чистого света способны исполнить его самое сокровенное желание?

Он помнит его отчётливо и ярко, так, словно оно было только вчера. То время, когда не было никаких забот, никакой нужды, никакой войны, жестокости и насилия. То время, когда вокруг было лишь прекрасное и светлое. Когда цветущий сад заливался невинным смехом и прекрасной мелодией циня, разносимой ветром вместе с изящной, перистой листвой глицинии. Когда меч в его руках был легче пера фэнхуана, а техники давались с особой лёгкостью, непринуждённостью, свободой, и танец меча привносил в сердце гармонию и единство. Когда традиционная фехтовальная школа отца, тогда ещё открытая, процветала, и каждый день появлялись новые ученики, готовые познать стиль Янг. Эта безоблачная жизнь, хоть на самом деле и не такая беззаботная, осталась самым ценным воспоминанием жизни. Воспоминанием, что каждый раз вызывало тупую боль и лёгкую радость, наполняло душу сжигающим изнутри сожалением и приятным чувством покоя. Он стремился вернуться туда, но врата, к которым вела долгая и тяжкая дорога, давным-давно закрыли...
Но что, если ему удастся раскрыть их? Безумная мысль. Пустая надежда. Но разве есть путь назад человеку, уже проклятому небесами?

+1

16

Из ненаписанного дневника Илара ран Дара

Боль понемногу отпускала. Я снова отпил немного спирта и облегченно улыбнулся. Ну вот, еще один приступ миновал, еще одна пытка позади. Сколько их было и сколько их еще будет... Я внимательно вслушался в происходящее на крейсере и вздохнул. Опять кто-то меня ищет. Дети, дети... Как же я вас всех люблю, как же вы все мне дороги. Мне легче вынести сотню таких приступов, чем потерять кого-то из вас. Вы не бессмертны, в отличие от меня, и вы уходите. Увы мне. Но сейчас вы счастливы, и я рад, что сумел дать вам хоть немного счастья, сумел вырвать вас из мира боли и горя, отчаяния и безнадежности. Кто-то скажет, что я идеалист. Да, идеалист. Ну, и что? Я сам часто и во многом сомневаюсь, но иного пути у меня все равно нет. Я должен, должен искупить зло, которое принес во вселенную двадцать тысячелетий назад. Я был тогда Темным Мастером, Черным Императором. Я искал тогда власти и бессмертия. Нашел ведь на свою голову... Зачем, зачем мне это было нужно? Убей меня Создатель, если понимаю. Да, тогда я еще не знал насколько это больно – быть бессмертным.
Я снова вслушался в эмофон и не смог удержаться от улыбки. Тина уже обыскалась меня, какая-то у нее проблема возникла. Девочка ты моя хорошая... Знала бы ты, как я тебя люблю. Но не узнаешь. Никогда. Моя судьба – боль и одиночество, и я никому не позволю разделить эту ношу со мной. Не нужно вам, дети мои, знать, как мне приходится платить за все, что вас окружает. Не нужно. И так каждый из вас прошел через ад, так пусть хоть здесь, среди тех, кто любит вас и кого любите вы, вам будет хорошо. Пусть хоть здесь вы не узнаете боли и горя. Живите, любите, творите. А моя задача – закрыть вас собой, защитить от всех и всяческих бед. Неважно, какой ценой, но защитить. Не допустить царящее во внешнем мире зло до ваших забывших о боли душ.
Я тяжело встал с кресла, с брезгливостью оглядел свое покрытое кровяными сгустками тело и короткой сверткой вероятности очистил его. Еще одна свертка, и больше ничего не напоминало о том, что на полу этой крохотной каютки я несколько часов корчился от адской боли. Впереди много работы, слишком много. Я проверил основные потоки энергии и удовлетворенно кивнул – все в порядке. Пока в порядке. Сколько это продлится? А кто его знает...
Перед глазами внезапно возникли четыре юных улыбающихся лица. Этих четверых детей я в свое время спасти не сумел. Нашлись подлые люди, воспользовавшиеся их страшной смертью и создавшие церковь. Вряд ли умершие этого хотели, я их хорошо знал. Но именно их жертва заставила меня самого задуматься обо всей боли и несправедливости мира. Заставила попытаться найти выход из тупика, в который снова зашли разумные. Сколько попыток исправить хоть что-нибудь я предпринял... Даже не помню, не одну тысячу, наверное. Так и до сих пор, наверное, пытался бы, но понял, слава Создателю, понял, что разумных нельзя тянуть в рай на аркане. Для них он окажется только адом. Или, если точнее, они превратят рай в привычный и знакомый им ад, в котором можно подличать, насиловать и убивать. Так зачем же звать с собой таких? Глупо. Пусть остаются в своем болоте и продолжают гнить. Это их собственный выбор, они сами его сделали. Но вырвать из их жадных лап тех, кто чище других душой, тех, кто не может и не хочет жить в аду, – мой долг.
Кто-то скажет, что все это мои собственные измышления и нечего мешаться в божий промысел. Но кто скажет? Как раз те, чье мнение не интересует ни меня, ни моих детей. Те, для кого сутью жизни является подлость, а целью – корысть. Пусть говорят. Нам нет до них дела, ибо они не способны мечтать. «Как это не способны?!» – завопят они возмущенно. Ну разве же можно считать мечтой мечту о безграничной власти и немерянных деньгах, или же о новой машине или хрустальном сервизе? Нет, конечно.
Я снова внимательно проверил, чтобы в каюте не осталось ничего, способного выдать случайно вошедшему сюда хоть что-нибудь. Впрочем, вряд ли ее кто найдет, слишком хорошо спрятана. Только двархи знают о существовании таких кают на каждом нашем корабле и каждой боевой станции. Пришлось заставить этих ехидных существ дать слово молчать, а то ведь у каждого из них не язык, а помело. Все разболтают. Но нет, порядок. Обычная нежилая каюта на вид. Надев форму, я вышел.
Переместившись в Зал Отдыха, я улыбнулся в ответ сотням рухнувших на меня улыбок. Сотни сияющих радостью и счастьем лиц снова сказали мне, что я живу не зря. Спасибо вам, дети мои! Спасибо за то, что вы есть. Когда я вижу вашу радость, мне не важна моя боль. Всего лишь моя боль за ваше счастье? Какая мелочь! Я со всем справлюсь. Я все-таки маг. Но это опять же неважно.
Остановившись у огромного иллюминатора, я горько улыбнулся воспоминаниям. Многих из вас уже нет, вы уходите в Миры Творения, к Создателю, и уже никогда не возвращаетесь сюда. Покидаете колесо перерождений. Иногда мне кажется, что я слышу ваши голоса, ушедшие. Вы говорите мне, чтобы я не оплакивал вас...
«Да, Мастер... – донесся до меня почти неслышный шепот из глубин вселенной. – Не надо нас оплакивать. Мы – жили. Мы – любили. Мы – верили. Мы – были!»

+3

17

Trick or treat!

Джордж Старк - мой маленький кошмар, пожалуй единственный выдуманный персонаж, который меня пугает.

<...> Блондин полез в карман, вынул опасную бритву и, тряхнув, раскрыл ее. Лезвие блестнуло в тусклом свете одной-единственной лампы, которую он оставил на столе в гостиной.
Она открыла глаза. Посмотрела вверх и увидела его лицо, склонившееся над ней. Рот у нее был ярко-красный, словно она ела клубнику.
Он показал ей красную бритву. Ее полернутые пеленой глаза дрогнули и широко раскрылись. Влажный красный рот приоткрылся.
— Один звук, и я порежу тебя, сестренка, — сказал он, и ее рот захлопнулся.
Он снова схватил ее за волосы и поволок в гостиную. Ее юбка издавала легкий шелест, скользя по лакированному деревянному полу. Ягодицей она задела за коврик, тот завернулся под нею, и она застонала от боли.
— Не надо, — сказал он. — Я же предупреждал тебя. <...>
— Мне нужно, чтобы ты сделала один телефонный звонок, сестренка. Вот и все. — Он взял телефон, а другой рукой, с зажатой в ней бритвой, дотянулся до автоответчика и нажал кнопку «говорите», после чего протянул ей телефонную трубку. Телефон был устаревший — один из тех, где трубка сидит на подставке, похожей на слегка подпорченную гирю. Намного тяжелее, чем трубка у телефона Принцессы. Он это знал, и по непроизвольному напряжению всего ее тела, когда он протягивал ей трубку, понял, что и она это знает. Легкая улыбка тронула уголки губ блондина — только уголки и больше ничего. Тепла в этой улыбке не было.
— Ты подумала, что сможешь врезать мне этой штукой, так, сестренка? — спросил он. — Дайка-ка я тебе кое-что скажу — это неудачная мысль. А ты знаешь, что случается с людьми, которые теряют удачные мысли? — Она не ответила, и он продолжал: — Они падают с неба. Правда-правда. Я видел это однажды в мультике. Так что ты положи телефонную трубку себе на колени и постарайся, чтобы к тебе вернулись удачные мысли. <...>
— Если та плохая мысль вернется к тебе, я увижу это по твоим глазам, сестренка. Они у тебя такие большие, такие темные. Ты ведь не хочешь, чтобы один из этих больших и темных глазок скатился вниз по щечке, а? <...>

Стивен Кинг, "Темная половина".

+3

18

Trick or treat!
Знакомьтесь, это Венгрия, и я зову ее Милли версии 2.0, Милли-освободительницей, потому что, как мы все знаем, версии 1.0 - это Милли-узурпаторша и Милли-тиран. У Венгрии есть сковордка, что как бы тоже подтверждает ее статус освободителя, ведь сковородка - истинное оружие свободы, как мы все помним. Венгрия зеленоглаза и смирна большую часть времени, но когда начинает жарить блинчики, слетает с катушек. Блинчики - это святое, блинчики - это праздничная еда. Жарить блинчики Венгрия может из чего угодно и даже среди ночи, и в такие моменты лучше держаться от нее подальше. Ради блинчиков способна на подвиги и захват мира, ради блинчиком могла бы освободить Францию от фашистов-окупаторов, ради блинчиков по-настоящему убьет СС и оттаскает Чарли за парик, ради блинчиков победит Карен на Гурене и выиграет в шахматы у Лулу. Блинчики, короче, лучший мотиватор. Ну и на Хэллоуин, естественно, подаст блинчики, потому что с блинчиками не боится ни призраков, ни вампиров, ни зобми, ни духов.
Мир за блинчики!

Отредактировано Milly Ashford (2014-10-25 21:12:08)

+4

19

Вместо всех слов

http://fc00.deviantart.net/fs70/f/2014/297/7/e/dark_cc_by_einlee-d83ywxl.jpg

[video2=550|42]http://embed.pleer.com/track?id=B34ie1B9xjdeBfn0[/video2]

+6

20

Trick or treat!

Я обязательно выживу, вырасту, стану прекрасной и сильной, и ВЫ ВСЕ склонитесь перед своей новой Императрицей!

+2


Вы здесь » Code Geass » Конкурсы и развлечения » Trick or treat!