Ночь, обрамлённая в тишайший шорох колыхавшихся на ветру листьев и не менее громкую, звонкую песню цикад, была покрыта невидимым саваном тишины. Только пара свечей да нисходящий со звёздного неба свет мешали просторному залу монастыря погрузиться в беспросветный мрак.
Двери его оставались открыты даже в это позднее время, только он пустовал - не было того мощного ощущения присутствия самых яростных и приверженных, из которых било энергией как из ключа водой, учеников, что волной проходило по спине любого, кто приблизился к этому месту, но ещё не успел даже переступить порог. Вычищаемый до блеску днём и заливаемый потом ночью, зал Тысячи Будд был буквально насквозь пропитан верой, упорством и духом Шаолиня, поджигающим уверенность в сердцах монахов и толкающим их беспрестанно вперёд, к новым вершинам, достижениям, бесконечному поиску совершенства и развитию, которому, казалось бы, так никогда и не будет конца…
…но только для тех, кто в это верил.
Для остальных же, это место ничем не отличалось от сотни других себе подобных, оставаясь ничем иным как стенами с крышей, предназначенными исключительно как средство защиты от дождя и ветра.
В самой глубине, почти что у противоположной ко входу стене, единственный присутствующий монах отрабатывал раз за разом один и тот же удар, находясь при этом духом в месте совершенно ином. Погружённый всецело в собственные мысли, он позволял телу повторять одно и то же заученное действие, не вкладывая в него ничего, кроме импульса тела. Спать не хотелось, как и не получалось сосредоточиться на деле и всецело в него погрузиться, в то состояние присутствия, когда каждый выпад доставлял поистине приятное и ни с чем несравнимое чувство удовлетворения, радости, некой завершённости и уверенности как в собственных силах и возможностях, так и в выбранном по жизни Пути. Когда шло всё от веры, от сердца.
Только в этот день не было ни того ни другого. Сто ударов, некоторое время для отдыха на прямых ногах и снова в стойку, в то время как разум продолжает возвращаться к экзамену, к недавнему провалу, всё пытаясь найти ответы на вопросы, их никак не требующие. "Почему?" Мысль тонет вместе с тем, как рука устремляется вперёд вместе с резким выдохом. Тело работает совершенно естественно, самочувствие прекрасное, все части чудного механизма природы работают слаженно и без затруднений, легко и непринуждённо, но пораженный духом Дзин ощущает лишь слабость и немощность, вялость движений и отсутствие силы.
Он провалился. Его вера, казавшаяся неколебимой и крепкой, оказалась сломлена и в решающий момент рассыпалась в прах.
Что искал ученик так поздно в зале, всё не останавливаясь и не покидая его стен даже столь поздней ночью? Лишь способ вновь её обрести.
Tак же, как и десятками тысяч ударами до этого.

Отредактировано Wei Jin (2014-08-22 12:52:31)

"Недостаточно." Удары пронзают пространство перед собой, но безуспешно - чувство удовлетворения, бега против ветра в ощутимом желании рывком прорвать завесу воздуха перед собой, оставляя позади прошлый мир так и не возникло. Его не было. И за хаотичными "быстрее", внушаемыми самому себе же, в этот раз не стояло какой-либо внутренней силы.
Не сразу до монаха дошло осознание чужого присутствия. Незнакомый голос показался вначале лишь неожиданным звуком, и настороженное выражение лица с опущенными к глазам бровями сменилось на доброжелательную, скромную улыбку послушника только тогда, когда в нечёткой фигуре удалось различить человека впервые им встреченного, но уж слишком похожего на одного из многочисленных учителей монастыря.
Дзин едва заметно встрепенулся, словно бы приводя себя в порядок, после чего отвесил короткий поклон уважения.
— Никак нет, - поспешил уверить он прибывшего, посчитав того никем иным как одним из когда-то покинувших храм мастером, вернувшимся в родные края после нескольких лет странствия и проповедования учения Будды по всей территории Поднебесной. — Я лишь повторял основные движения.
Что бы ни увидел в них нарушитель уединения, юноша не намеревался распространяться об истинной цели своего ночного бодрствования. Стыд ли за собственное поражение, слабость или же идущее вразрез с духовной практикой, со следованием Срединному Пути, позволение чрезмерным эмоциям поглотить сердце и увлечь от состояния истинного отрешения, но поднимать голову и вновь смотреть в ониксы чужих глаз желания не возникало.
Так не хочется видеть перед собой в момент бессилия того, кто выше, мудрее и уже давно прошёл ту тернистую часть дороги, на которой сам сейчас застрял, уткнувшись в каменную стену.
Глаза - зеркало души. Увиденное в них окончательно оформило в восприятии образ вошедшего мужчины. Так воин признаёт мастерство и умение другого бойца по одному лишь воздуху вокруг него и выделяемой, словно бы вместе с выдохом, уверенностью. Так монах признаёт брата по вере по одному только невидимому свечению, исходящему, казалось бы, прямо из макушки головы. Так человек признаёт, основываясь только на эфемерном шестом чувстве, кардинальное отличие между собой и тем, кто является "другим".
И в чужом взгляде отражалось именно то знание, которое молодой монах никак не хотел принять.
— Что же привело Вас сюда в столь поздний час? - уже во второй раз тот испытывал чувство стыда. Не за проявленное уважение и отношение к совершенно неизвестному как к одному из Наставников, а непозволительную мысль о том, как ему хотелось бы остаться наедине с самим собой, не быть потревоженным. И только гостю станет ясно, прозвучал ли вопрос из чистого и искреннего желания помочь и содействовать, или же попытки как можно скорее разомкнуть ситуацию, отгородившись.