Манфред уже давно понимал, что ничем другим это кончиться не может. Каждый день он видел Катарину, и каждый день видел, что ей становилось все сложнее молчать перед братом. Она же невинная девушка-ангел, а не идейная партизанка. Южноафриканцу самому было погано от того, что он взвалил на любимое зеленоглазое чудо такую тяжелую для нее ношу. И особенно после того, как он понял, чего именно стоило Катарине сохранять его секрет и поддерживать его легенду. Пока Манфред лежал в палате с принесенным его девушкой ноутбуком, фильтруя сеть на тему хоть какой-то информации, которая помогла бы ему выбраться из Германии или хотя бы понять что на самом деле происходит в его стране, Катарине приходилось отталкивать от себя единственного родного человека, чтобы случайно не проговориться. И для  нее это было чудовищным испытанием, потому что невинный ангелочек была неспособна обманывать, особенно тех кого любила по настоящему. А брата она действительно любила.  Поэтому когда Катарина вошла в палату готовая заплакать, Манфред понял, что тянуть больше нельзя. К сожалению, он не смог придумать никакого вменяемого плана выбраться отсюда. Да он прекрасно владел местным языком, да Катарина раздобыла для него одежду, у него был минимальный шанс самому выбраться с базы,(о том чтобы привлечь в качестве помощницы для этого свою зеленоглазку Манфред и не думал). Но куда деться дальше? Без документов, без знакомых, без денег, он мог разве что попытать счастья и попробовать пробраться к кому-нибудь из друзей отца, которым можно было бы доверять или спрятаться в горах, найти чей-нибудь летний домик в лесу и там перезимовать. Даже удалось найти пару подходящих мест, хозяева которых хвастались в сети чудесным отдыхом вдали от городов. Кто хватится какого-то французика с амнезией. Немцы наверняка ограничились бы отпиской в Париж, а у тех своя головная боль, кроме неизвестного солдата, которого никто не ищет.
Вот только сына Ганнибала Боты искать будут очень тщательно. А о том, что он здесь был, узнают наверняка, пусть даже никто пока и не сравнивал рожу безымянного амнезика, с семьей «предателей» попавшей на обложку таблоидов. На счастье Манфреда основное внимание уделялось его отцу, сестре и теперь уже мачехе, брата и уж тем более самого покойника тиражировали куда меньше. Вот только Катарина даже если он уйдет, не сможет скрывать его личность. И бессмысленно пытаться как-то ее подготовить и убеждать молчать. Да девушка будет всеми силами пытаться его выгородить, и будет только еще больше мучиться, и в конце концов кто-то задаст ей неуместный вопрос или брат вплотную заговорит с ней. И ведь сам взвалил на Катарину всю правду. Не хотел врать ей, а теперь сам заставляешь ее мучиться. Дурень влюбленный блин. Нет уж, отвечать за все сполна должен тот, кто ее в это втянул, то есть небезызвестный Манфред Бота. Должен исчезнуть отсюда так, чтобы отвести от нее все подозрения. И в этом, Манфред Рихтер, сам того не зная стал союзником своего тески. В чем Бота был уверен, так в том что, несмотря на близость к автору валькирии и доверие Штерна, упрямый немец не позволит втянуть свою сестру в это. И он то, точно не даст ей навредить себе. Шансы выбраться после этого падали почти до нуля, ну и ладно. Он был обязан рискнуть, и был обязан уберечь свою зеленоглазую девушку-ангела от последствий.
Манфред еще недавно ни за что бы не поверил, что может влюбиться вот так. У него было много девчонок, с ними ему было легко и весело, и все получали что хотели. С Катариной было по другому. Больше всего на свете ему хотелось забрать ее с собой. Но это было невозможно. Даже если бы южноафриканец  и смог бы найти способ вывести ее из Германии, она бы ни за что не согласилась. Такая она была, Катарина Рихтер - нежная, любимая, такая честная, преданная и невинная. Так что Манфред должен будет исчезнуть из ее жизни, не зная, сможет ли когда-нибудь вернуться к ней, даже вообще выживет ли он и сможет ли выбраться из этого госпиталя.
Но и оставаться не мог. Как только Штерн узнает, кто оказался у него в руках, он воспользуется возможностью надавить на отца. Ведь знает же, как смерть сына подействовала на южноафриканского главкома. Отец, конечно, попытается его вытащить, но точно не согласится на условия Штерна. Так что в любом случае он не сможет остаться с Катариной. Не сейчас. Он обязан попытаться выбраться отсюда самостоятельно. Даже с нулевым шанцем.
- Не надо, Солнышко, не плачь, - Манфред поднялся с кровати и обнял все еще закрывающуюся Катарину. – Ты прости меня. Прости, что все это на тебя повесил. Дураком был, раз не понял сразу, о чем тебя прошу. – Парень, наконец, прорвался мимо сжатых кулачков и поцеловал своего ангела. – Больше тебе не придется обманывать своего брата, я обещаю.  Нас же получилось уже оставить вместе на часик, и ничего никого хоронить не повезли.

- Ну как я могу сказать ей нет? – убеждал себя Манфред, одной рукой прижимая ангелочка к себе, другой стирая с ее щек слезы. Этой  девочке не место на войне, не место в этой дивизии. И ему тоже здесь не место. – Как же мне вытащить тебя отсюда? Почему я просто не могу увезти тебя? – Больше всего на свете он хотел бы уйти отсюда вместе  с ней, но прекрасно знал, что это невозможно. Особенно сейчас, когда этим он бы только втянул ее в настоящую беду, из которой эту наивную и просто до невозможного чудесную девушку никто не сможет вытащить. А ведь в день их встречи он и сам не мог представить, какому риску он подвергает Катарину.
Ослабив объятия, Манфред положил ладони на плечи зеленоглазому чуду и заглянул в ее глаза.
- Скоро все это закончиться, - вновь построил он. – Тебе не придется ничего ему рассказывать. Я сам ему все расскажу, - и прежде чем Катарина успела удивиться и что-то возразить, южноафриканец легонько приложил  палец к ее губам. – Брат не станет на тебя сердиться. Честь немецкого солдата дороже золота, а слово тверже стали, разве не так он говорит. Ты дала слово и сдержала его, разве это неправильно. А я уж как-нибудь сам с ним разберусь. Ну не убьет же он меня, - Манфред рассмеялся, но тут увидел ужас в глазах своего ангелочка. Он уже не мог оправдываться, не мог объяснить ей, зачем именно он собирается это сделать.  – Нет, правда не убьет. Я же для этого слишком ценен. Так что самое страшное, что может случиться – мы подеремся. Он любит подраться, я люблю подраться. Ничего страшного не произойдет. Может, мы даже подружимся после этого. – О чем он думал, принимая роковое для них обоих решение? Он сделает то, что должен сделать и рискует при этом куда меньше, чем любой другой на его месте.  – Скорее всего после этого мне придется исчезнуть отсюда. Но я обязательно вернусь к тебе, что бы не случилось. – Южноафриканец снова прижал к груди девушку, ставшую для него той самой единственной. – Ты только дождись меня.

Рука Манфреда уже во всю гуляла по волосам Катарины, то и дело, ныряя и перебирая золотые локоны. Он не отпускал девушку от себя, хотел, чтобы она была как можно ближе к нему, будто бы единым целым. Стоило ей только отступить, гусар вновь прижимал ее к себе, отвечая на слова поцелуями и ласками, еле-еле сохраняя контроль над собой. Сейчас, перед тем, что он собирался сделать,  Катарина стала его самым заветным желанием. Но зайти дальше сейчас, было бы подло. Поэтому он лишь снова и снова целовал ее губы, щеки, шею, ощущал ее дыхание, смотрел, как поднимается ее грудь при каждом вздохе. Сейчас Манфреду было совсем не до слов, хотелось просто чувствовать это зеленоглазое чудо в своих объятиях. Рихтер? Да черт с ним. Война? Подождет. Здравый смысл? Когда он вообще был у гусар?  Катарина отвечала ему. Это было так необычно. Ни одна подружка Манфреда не была такой невинной и наивной. Именно поэтому он, впервые боялся сделать что-то не так. Обидеть или неосторожно причинить боль этому хрупкому цветочку. А ведь всегда был не робкого десятка. Манфред становилось все жарче в этой комнате, где воздух уже казался ему приторно сладким, будто бы пропитанным сахарным сиропом, так что было почти невозможно дышать. Руки южноафриканца потянулись к пуговицам блузки Катарины. Первая. Вторая. На третьей он наконец смог себя сдержать. Не сейчас. Он обязательно к ней вернется. И тогда он будет с ней навсегда. Только бы получилось. Но так хотелось чтобы этот момент продолжался вечно. Манфред подхватил девушку на руки, и не дав пикнуть увлек за собой. Сев на кровать, он усадил Катарину себе на колени.
- Значит повысили, - сказал он, не отрывая взгляда от переставшей плакать и кажется наконец то совершенно счастливой. - Он оказывается совсем не безнадежен. Вот погоди, то ли еще будет. Я же тебе говорил, он на тебя не злится. Я сам знаю, у меня тоже есть сестра. А ты к тому же младшая и такая красавица. Он злится на твоего дурного парня, то есть на меня. Все братья так делают. А знаешь, давай ка отпразднуем повышение твоего брата.
С этими словами Бота одной рукой потянулся к ноутбуку, пытаясь найти нужную мелодию. С пятого-шестого раза ему удалось найти нужный трек и в палате зазвучала горячая аргентинская мелодия.
- Умеешь танцевать танго? – в ответ Катарина лишь удивленно замотала головой. – Не беда, сейчас научу. Значит смотри.
Одним движением он поставил девушку перед собой, и вновь заключил в объятия, только уже в танцевальные.
- Раз, два, три.
Катарина казалось бы, всем телом прильнула к его груди, впитывая даже малейшие колебания. Она никогда раньше не танцевала этот танец, но ведь танго это два тела, с одним сердцем. Они не делали каких-то сложных фигур, просто позволили ритму унести себя вдаль, посреди маленькой палаты. Манфред и Катарина будто бы спали, укутавшись объятьями, и видели прекрасный сон. Тоже один на двоих.

Он тоже не хотел с ней расставаться. Душу Манфреда точила мятежная мысль, никуда не убегать, а просто самому все рассказать и остаться. Какой смысл бежать, если Катарина сейчас в его объятиях? И куда бежать? Никто его не ждет, он не знает, куда ему идти, не может там никому доверять. Он на вражеской земле и его будут искать, хорошо искать. Ведь он сам собирается пустить врагов по своему следу. Зачем? Какой смысл в этом? Нигде он не будет в безопасности. Сделает себе только хуже.
Какие же трусливые мысли. Разве он может поступить по другому. Просто сесть и сдаться. Нет, корнет Бота так не сделает, пусть его и назовут влюбленным безумцем. Он обязан попытаться вырваться отсюда и вернуться на родину. Даже если придется оставить здесь Катарину. Он обязательно вернется, но у него есть долг, который он выполнит. Когда-нибудь они снова будут вместе. Но если его поймают, его будут использовать чтобы влиять на отца, а Катарину будут использовать, чтобы влиять на самого Манфреда. Как бы ни был крут ее брат, когда до Штерна и тех, кто организовал предательство в Йемене дойдет кто у них в руках, церемониться они не станут. Значит, осталась лишь надежда, что Рихтер не сможет его поймать и будет молчать. Черт возьми, как вообще это могло случиться. Если бы не этот заговор, он оставался бы офицером ЕС. И тогда он бы просто вышел с этой базы, обнимая Катарину. И никуда бы ее не отпустил. Но сейчас это невозможно. Во всяком случае, пока не закончится это безумие. Мир который знал и к которому привык Манфред лихорадило. Он был солдатом и должен был сражаться. Должен был защищать. Но кого он сможет защитить, если станет заложником немецких заговорщиков.
Как он был виноват перед этой девушкой, которая спасла ему жизнь и доверилась ему, ничего не прося взамен. Если бы ему хватило ума промолчать, не втягивать ее ни во что, не брать с нее обещаний, которые она выполнит, несмотря на всю боль. Ведь для нее, что-то скрывать от любимого брата было просто чудовищно.
Сердце отсчитывало последние отведенные им секунды. За каждую из не жалко было пожертвовать дни и недели. Манфред сейчас ненавидел себя за то, что должен будет остановиться и разомкнуть объятья. Но он верил, что обязательно вернется к ней и они снова будут танцевать. И не один раз. Он не имел права проиграть, ведь он обещал Катарине вернуться.
Мог ли он ждать большего подарка. Он не ожидал этого, когда Катарина потянулась к нему, обняв крепче, чем когда либо до этого. И поцеловала его. Поцеловала сама. В первый раз. Раньше она только робко отвечала ему. И тут же выскользнула из объятий. Быстро, но недостаточно, чтобы не почувствовать как сердце Манфреда будто бы превратилось в молот, жаждущий пробить грудь.
- Подожди, - только и смог сказать он в ответ. – Я ведь еще не написал письмо для твоего брата. – Опустившись на кровать, африканер положил лист бумаги на крышку ноутбука и взялся за ручку. Писал он быстро, в конце концов, не экзамен по каллиграфии ему сдавать. Манфред хорошо представлял, что будет с его тезкой, когда он прочитает письмо. Но тем не менее он радовался тому, что Манфред Рихтер здесь есть. Никто лучше него сейчас не смог бы защитить Катарину. Как бы не было стыдно Манфреду Боте, что он сейчас не сможет сделать это сам.
- Вот, здесь вся правда для твоего брата, - корнет протянул Катарине свернутый вчетверо лист. – До встречи, мой ангел, - и снова поцеловал ее.