В этот вечер ни у кого не оставалось сомнения, что всю ночь хозяевами на Узком Море будут рокочущие волны и ледяной ветер. Уже сейчас они обрушивались на скалы Драконьего Камня с такой силой, что брызги окропляли даже изваяния горгулий на верхних галереях. Все имевшие возможность давно укрылись от ненастья, а те же немногие несчастные, вроде стражников вынужденных в урочное время покидать свои караулки, утешали себя мыслями  о том, что, по крайней мере, они встречают эту ночь не в море.
Но о чем бы не думали стражники Станнис Баратеон, Первый Этого Имени, Король Андалов, Ройнаров и Первых Людей, погоду своим вниманием не удостоил. Вряд ли он вообще замечал ее, давно не покидая своих покоев и проводя все время перед исполинским очагом, за Расписным Столом, оставшимся здесь еще со времен первых Таргариенов.  В свете очага и жаровен, фигуры отбрасывали тени на изображение королевства, где законный король имел власть лишь на нескольких пятачках земли, уместившихся на краю Узкого Моря. Триста лет назад, перед Завоеванием, Эйгон Первый приказал изготовить карту без границ, но  глядя на нее Станнис Первый легко мог обозначить границы своих владений, немногим превышавшие то, что было у Эйгона до Завоевания. А ведь у валирийцев тогда в достатке имелись драконы и их пламя покорило Семь Королевств. У их далекого потомка было лишь пламя Его Ненависти и Его Правда. В последние дни пламя очага стало единственным собеседником короля. Уверовавшие в Святоносного рыцари могли бы принять это за  молитву. Но Станнис любил пламя еще до того, как впервые услышал имя Р’Глора. Ведь внутри него всегда горела ненависть.  И в Штормовом Пределе, в верхних покоях донжона был очаг, у которого юный Станнис сидел наедине со своими мыслями. Казалось за эти годы он уже научился полностью контролировать свой гнев, сдерживать его и использовать как оружие, не позволяя лишить себя рассудка. Но вот он допустил ошибку и пламя, объявшее воды Черноводной, поглотило его флот и казалось, лишило его надежды на победу.
Да, он не в том положении, когда есть право на ошибку. Он поставил все на Черноводную и почти все потерял. Но разве можно было ждать, если твой меч так ненадежен? Те двадцать тысяч, что встали под его знамена после смерти Ренли. Те двадцать тысяч, что в любой момент могли его оставить. Так и случилось под стенами Королевской Гавани, когда этим никчемным хватило лишь образа, тени, куклы выставленной Тайвином Ланнистером. И хуже всего было понимать, что с Робертом такого бы не произошло. Явись тень Рейгара во главе армии у стен Королевской Гавани, его бы просто смели, растоптали. Тот умел получать от людей все что хотел. Всю жизнь он руководствовался лишь сиюминутной блажью и снискал этим лишь обожание. Как все-таки ничтожны люди, покупающиеся на блеск. Да, и старший и младший братья умели блестеть, да что там блестеть, сверкать. И на них всегда слеталась мошкара, падальщики, называющие себя лордами и рыцарями. Сколько королей уже сменили те, кто присягал Станнису Баратеону у стен Штормового Предела. Роберт и Ренли умели обещать. И даже те, кому они ничего не обещали, ждали от них многого. Одного вида улыбающегося до ушей Роберта, в лучшие времена хватало чтобы его люди сворачивали горы. А Станнис не умел улыбаться и никогда не обещал ничего просто так. Ровно как и того, чего у него еще нет.
В Штормовом Пределе Роберта после того как он стал воспитанником Джона Арена видели всего пару раз. Но все, от лордов-знаменосцев, до замковых золотарей только и ждали когда он войдет в права и поселится в замке. Ждали от него чего-то, каждый был уверен что получит от Роберта Барратеона что-то для себя. Так до сих пор Станнис и не смог понять, откуда у них взялась эта уверенность. Но когда Роберт сделал Ренли наследником Штормового Предела, в Штормовых Землях ликовали. И этого Станнис никогда не простит своим братьям. Ему никогда не прощали того прискорбного факта, что он не был похож на своего брата.  За то что давал каждому человеку справедливую цену. За то что не смеялся без причины. За то, что всегда был на виду и ничем не одаривал. За то, что будучи старшим из Баратеонов в Штормовых Землях старался исполнять свои обязанности, в том числе и самые неприятные. Когда поступаешь по закону, никогда не сможешь угодить всем, даже если стараешься. А Станнис не старался, никогда не видел в этом смысла.
И вот когда армия Мейса Тиррела встала под стенами Штормового Предела, тогда-то все обратили свои надежды на семнадцатилетнего юношу-кастеляна. Для Станниса время осады, было пожалуй самым счастливым, со дня смерти родителей. Тогда он был полновластен в своем родном замке. Тогда он держал горстку защитников в едином кулаке, против огромного войска Простора. И даже тогда его продолжали сравнивать с братом и пенять тем, что он не Роберт, а лишь его бледная, серая тень. Ведь будь на его месте Роберт, не пришлось бы есть в осаде крыс и конские седла. А братец Ренли кинулся на Станниса с кулаками, когда он отдал приказ забить и зажарить пони своего младшего брата. Конечно, ведь Роберт бы вышел навстречу врагу с молотом и отогнал бы его от стен Штормового Предела в первый же день. Это причиняло настоящую боль, а не стрелы врагов или сворачивающиеся от голодав кулак внутренности.
Но теперь оба его брата мертвы и плакать по ним Станнис не собрался. Роберт был хорош на войне, а без нее гнил так, что только слепой бы не заметил. Но только вокруг него собрались те, кто сам хотел быть слепым или умело слепым претворялся. Он не слушал своего брата ни десять лет назад, ни сейчас. И получил то, что заслужил. С убившим его кабаном, Роберт имел куда больше общего, чем со своим братом, в этом Станнис мог бы поклясться. Все что осталось, это два десятка бастардов и выродки Ланнистеров, оскверняющие собой Железный Трон, по праву принадлежащий Станнису. Как близко он был от него, когда штурмовал Королевскую Гавань. Его солдатам стоило немалого труда, дотащить его до корабля со стен.
- Да Роберт, ты мертв. Ты сам убил себя. Оба мои брата сами себя погубили. Да, я мог бы спасти тебя, но ты не заслуживал спасения. И Ренли, ты желал моей короны. Ты был хорош в мирное время, в обильное Долгое Лето. Тебя не волновало ничего, кроме твоих желаний и застелившей тебе глаза мишуры. Ты был таким же как Роберт, только слабее. Ты купался в обожании и дал этому потоку нести тебя. Вы оба, никогда не ценили и не понимали своего брата Станниса. Поэтому я не спас тебя Роберт. Я взойду на Железный Трон после тебя. А потом взойдет моя дочь. А от тебя ничего не останется, кроме пустого блеска, который Долгой Зимой забудется всеми. Да у меня не хватает сил, чтобы отстоять мои права. Но я не перестану сражаться. Даже Ренли это понимал. Он был готов переступить через мой труп. И я переступил через него. Он сам выбрал свою судьбу, мои руки чисты. Как чист и непоколебим тот огонь, что я обрушу на моих врагов. Пусть Ланнистеры празднуют в Королевской Гавани. Пусть Тиррелы радуются, что наконец подложили свою дочь под ничтожество, носящее корону. Пусть Мартеллы выжидают, а Грейджои теряют голову от жадности. По обе стороны Узкого Моря достаточно сил, которые я смогу бросить на весы моей победы. Вы не верите в это, но я последний Баратеон, прошедший сквозь пламя Черноводной. И я обрушу на вас свою ярость.

Станнису Баратеону не нужно было оборачиваться, чтобы понять кто нарушил его уединение. Нет, конечно, он не мог бы узнать шаги Меллисандры из тысяч других или еще что-то подобное. Просто никто кроме Красной Жрицы не решился, бы сейчас явиться к нему без приглашения. Она шла неспешно, зная, что Станнис не обернется к ней. Он продолжал смотреть, как в очаге танцуют языки пламени, отбрасывая тени на стены комнаты, извивающиеся в такт с пламенем. Пальцы до боли впились в подлокотник кресла, но король не собирался оборачиваться к Меллисандре. Потому что хотел обернуться. Потому что не хотел допускать даже возможности, дать волю своим чувствам к Красной Жрице. Не сейчас, еще одного своего поражения он не допустит. Если бы он не уступил тогда, если бы не отослал ее. Тогда бы у него в руках был бы Железный Трон, а ни едва тлеющий огарок королевства. Но прошлого уже не вернуть. Она сдержала все свои обещания. Она обещала, что Ренли заплатит, и он заплатил. Она обещала ему армию, и принесла двадцать тысяч мечей. Но выродок Ланистеров все еще оскверняет собой трон и корону. Он даже стал сильнее чем когда либо, после того как его дед привел ему войско Тиррелов. Казалось бы все беды Станниса от этого дома. Разве не Мейс Тиррел осаждал Штормовой Предел пятнадцать лет назад? Разве не они склоняли Ренли украсть корону, по праву принадлежащую его брату, чтобы окружать его и вертеть, как дорнийцы вертели Дейроном Добрым. И сейчас они переложили свою дочь из постели Ренли, в постель Джофри. А у Станниса снова лишь горстка людей, разделенных между Драконьим Камнем и Штормовым Пределом и его ярость, которую он так желал обрушить на своих врагов, на каждого кто признавал любого из узурпаторов и отрицал право Станниса Баратеона править всеми Семью Королевствами, от Стены до Дорна.  Неужели это все из-за того, что  Меллисандра не сопровождала его в той битве?
- Ты пришла Жрица? – король так и не обернулся. – Ты обещала мне, что твой Владыка Света принесет мне корону. Ты обещала мне тысячи верных мечей и победу над моими врагами. На моем троне сидит узурпатор, верные мне воины сгинули в огне, а мои враги набирают силу. Мое королевство горит от Узкого Моря, до Закатного, а я, законный владыка не могу покинуть Драконий Камень. Мои враги, словно бешеные псы, разрывают его на куски. Где та сила, не имеющая границ и пределов, о которой ты говорила столько раз? – Станнис отодвинулся от очага и откинулся на спинку своего кресла. – Так что ты принесла мне, Жрица?