Назвали первое имя, и Румпель поначалу не обратил на его обладательницу внимания, но когда девушка поднялась на сцену, его будто обдало ледяной водой. Впервые жребий выпал человеку, которого он знал. Это была Лейси Френч, девушка, с которой он учился еще в школе. Они часто виделись в библиотеке, и она одна с самого начала не смотрела на него как на клеща или таракана, в отличие от остальных. У нее же свадьба скоро – недавно вернувшись домой, Румпель застал ее, когда тетушки снимали с нее мерки для подвенечного платья. Такая красавица, такая добрая, умная девушка будет убита ради развлечения этих выводков. Баба в гриме и охранники в белом стали казаться еще отвратительнее. Как же так, она не выживет там…
И тут объявили второго трибута.
- …Штильцхен!..
Ледяная волна вновь прокатилась по телу Румпеля…

…Румпель Штильцхен с самого детства знал, что ничего в жизни не достается просто так. Что-то ценное можно получить сразу только при рождении. По крайней мере в дистрикте. Сам Румпель родился в шестом дистрикте, поэтому в детстве леса и моря видел только на картинках или по телевизору. Вместо этого у него пред глазами был один из самых развитых дистриктов, огромный город полный людей и машин. С машинами у него быстро все хорошо сладилось, а вот с людьми было сложно.
Все дело в том, что он был сыном Питера Штильцхена. Когда-то, говорят, его отец был уважаемым человеком, но Румпель запомнил его только опустившимся пьяницей, падавшим все ниже и ниже. Мать румпеля умерла, когда ему было семь лет, оставив мужа с двумя детьми – старшим Румпелем и двухлетним Бэйлфаром. Втроем они прожили недолго. Кто-то из друзей, решил дать отцу шанс исправить свою жизнь. Только распорядился им Питер Штильцхен своеобразно. По его вине, на заводе произошла авария, стоившая жизни десяткам людей. Румпель на всю жизнь запомнил, как пришел на место трагедии, чтобы узнать о судьбе отца еще не зная, что случилось. «Ты его сын?» - спросил один из спасателей разгребавших завал. В его голосе была такая брезгливость, будто он смотрел на вылезшего из отхожей ямы слизня. «Так скажи своей матери, что твой отец здесь не потерял ни капли крови. Зато когда сдох, спирта было хоть отбавляй».
О том, что произошло и кто виноват, скоро узнал весь дистрикт. Так Румпель и Бэй стали для окружающих, детьми презираемого всеми выродка. К счастью, они недолго оставались на старом месте, их забрали к себе родственники матери, и в их доме ничего не напоминало об отце. Вот только дети в школе, да и учителя забыть не давали. Не удивительно, что друзей у Румпеля не было. Даже со временем осадок никуда не девался. Он мало общался с другими детьми, предпочитал учиться, читать или просто размышлять.
Впрочем, могло быть гораздо хуже. Он был не один. У Румпеля были тетушки, которые любили его, и брат, о котором он должен был заботиться.
Люди в шестом дистрикте жили неплохо, не голодали и имели достаточно средств, разнообразить свою жизнь. Тетушки Румпеля держали ателье, где обшивали богатых жителей дистрикта, так что их семья ни в чем не нуждалась. Братьям не было никакой нужды брать дополнительные тессеры – в Шестом Дистрикте их брали только последние отщепенцы.  Он отлично учился, и многие учителя смягчились к нему, кто-то даже начал сочувствовать. Но сам он мечтал, чтобы люди видели в нем именно его, Румпеля Штильцхена, а не просто сына человека, с которым сам Румпель не желал иметь ничего общего.
Если бы он стал учиться у своих опекунш, он мог бы унаследовать их дело, стать портным и спокойно прожить свою жизнь в достатке. Но Румпель поставил себе цель, стать инженером. На них была возложена самая важная и самая почетная в Дистрикте обязанность. От них буквально завесила вся жизни в Дистрикте. И Румпель был готов на все, чтобы добиться этого.
В четырнадцать лет он стал учеником рабочего. С техникой он всегда был на ты, подмечал все на лету. И продолжал учиться.  Парни из бригады не могли не заметить его старания. Так впервые за долгое время Румпель перестал быть парией. Ему стали доверять, а со временем даже начали уважать. Цех где собирали локомотивы, стал для Румпеля вторым домом. Часто, закончив смену, он садился в раздевалке и не тратя время, чтобы идти домой брался за книги и готовился к поступлению в Академию, пока не засыпал на скамейке. Ему даже предлагали перейти на завод, где собирали планетолеты – но Румпель отказался. Собирать эти машины он не мог, даже смотреть на них для него было больно. Жители Шестого Дистрикта пользовались всеми видами техники, которую производили, кроме одного. Пользоваться планетолетами было запрещено под страхом смерти. За это он возненавидел Капитолий. Там жили те, кому было разрешено все. И из-за них так ограничены были остальные. Румпель не знал точно, что происходит в других Дистриктах, но знал, как велика разница между ним и любым капитолийцем. Да, видеть их ему доводилось нечасто, но каждый раз стоя в толпе, во время жатвы, он смотрел на женщину в безвкусных тряпках (тут он был полностью согласен со своими тетушками, одевались в Капитолии ужасно) и строй миротворцев в белой форме, ненавистной каждому в дистрикте.
Румпель стал все чаще думать, почему Панам устроен именно так, каким он должен был бы быть и почему восстание проиграло. По вечерам он ходил на подпольные сеансы, где показывали фильмы, чудом сохранившиеся еще в того времени, когда Панама не существовало. Про Восстание там не было ни слова, и правду о нем узнать он не мог нигде. Зато здесь жители дистрикта хранили память о жизни до катастрофы. Иногда миротворцы накрывали такие залы, уничтожали пленки и публично наказывали всех застигнутых там. Но это была капля в море.
И вот в одном из фильмов Румпель увидел бронепоезда. И у него появился план. Он не знал, какая сила есть у Панама, не знал что можно получить от других дистриктов, но знал чего может достигнуть Шестой. Те люди, что сейчас работали на заводах до седьмого пота, а затем травили себя дешевым алкоголем и синтетическими наркотиками, могли подняться против своих поработителей, если бы обрели силу. А Шестой мог легко создавать не только мирные машины, но и настоящее оружие войны. На заводах было все необходимое для этого. Румпелю не хватало только знаний и авторитета. И он стал трудиться еще упорнее, чтобы добиться и того, и другого.
Наконец его приняли в академию, но даже там он не мог найти информацию обо всем. Много информации о транспорте и ничего – об оружии. Был, правда, другой путь. Книги об оружии и военной техники, сохранившиеся с древних времен, как и все запрещенное, можно было купить за деньги. Ради этого Румпель согласился на замену тессер. Богатые и влиятельные люди в дистрикте могли устроить передачу всех тессер своих детей, кроме одной, другому человеку, неплохо за это доплачивая. На последнюю жатву у Румпеля накопилось больше пятидесяти тессер, но он получил интересующие его книги и даже проекты. Вечерами в подвале он работал над проектом своей мечты, который, воплотившись, принесет Дистрикту свободу. В Дистрикте столько жителей, не так важно – семь или пятьдесят семь тессер.

Румпель стоял в толпе рядом со своим братом. В отличие от многих он принципиально не надел свою лучшую одежду, а был в том же, что и обычно. Много чести, наряжаться ради этого унижения.
- Бэйлфар Штильцхен.
Что? Как такое возможно? Теперь они хотят получить его брата? Нет. Не в этот раз. Бэй хотел было выйти из толпы, но Румпель остановил его. Он видел каждый выпуск голодных игр и знал, что его шансы выжить будут практически нулевые, но он не станет смотреть, как убивают его брата.
На сцену поднялся не тринадцатилетний мальчик, а восемнадцатилетний тощий парень, в потертом пиджаке, с длинными, давно немытыми волосами. Румпелю Штильцхену уже не суждено было спасти родной Дистрикт, но одного человека он все-таки спас.