Беда всегда приходит  когда не ждешь и случается с теми, кто, казалось бы, неуязвим. Воллен слишком часто это видел и пришел к выводу, что обитатели Асгарда  любят именно такие жестокие шутки. Был баловнем судьбы - и в один миг все теряешь. Или из-за сущей ерунды обеспечиваешь себя проблемами на всю жизнь, как он сам, иначе не сидел бы в капитанах. Вот только даже зная это, готовым быть не получается. Гибель Хильды была как гром среди ясного неба для всех - о возможной ошибке и утечке думали машинально, в первую очередь пытаясь осознать, что этой женщины более нет с ними. И Воллен хорошо знал, кто сейчас сильнее всех переживает потерю. Двое их было. Кейтилин, оставшаяся без своей госпожи, и... Конрад Штерн, теперь в полной мере осознавший, каково было его русскому союзнику тогда на Дальнем Востоке. Что до самого Карла... Да, черт возьми, у него на душе тоже было погано. Хильда была не просто еще одним боевым товарищем, нет - одним из самых важных, их единомышленником. И это они еще только начали. Сколько еще людей придется потерять прежде чем их ждет победа? Сомнений не было, до конца они свой путь пройдут. Но при всех их намерениях, он будет все равно кровавым, ведь они теряют людей, еще не вступив в настоящий бой. Так что Воллен не то чтобы был выбит из колеи, но скорбь и мрачные мысли наличествовали. Своя смерть его мало беспокоила, он смирился с тем, что от нее не убежишь. Однако с чужими смириться труднее. Всегда кажется, что есть часть твоей вины, или чего-то не сделал, не успел сказать человеку до его гибели. Карл молчал, время для слов пока не пришло.

Ритуал по всем правилам среди могил других бойцов. Нет, Воллен был согласен с тем, что похороны воинов должны быть достойными, вот только все равно это слишком мало значит, когда человек уже мертв. Все звучит запоздало и немного фальшиво. Кроме выстрелов. Винтовки напоминают о залпах орудий, которые часто провожают на тот свет солдат... А те, кто вот так погиб не в сражении, только их и слышат. Но это хоть что-то. Какая-то связь с полем боя, сигнал в Валгаллу о том, что идет воин. Впрочем, настоящее прощание начинается, когда остаются только истинно верные павшему другу. Они трое и Ривер. По крайней мере, они все еще живы и готовы к бою. Каждый погибший - это еще один повод покончить с тем, что творится в Евросоюзе.

- Лучше бы у них его не было вовсе. - Кивнул он, - Помнишь Рысеву? Одного шального снаряда хватило. Справедливость... Конрад, в этом мире есть только та справедливость, которую мы способны принести на своих штыках и отстоять. Чем и занимаемся с тех самых пор. Ради тех кто жив... И тех, кто ушел. Чтобы, черт дери, им не было за нас стыдно. И потому, что единственное непростительное преступление - ни черта не делать.

Она, как и всегда, стояла подле своего командира. Ухоженная, опрятная, с серьёзным выражением лица и фальшивыми очками, к которым уже изрядно успела привыкнуть. Она не раз видела Штерна в совершенно разных ситуациях. Плевать на степень тяжести, плевать на то, насколько сложен бой и неизбежны потери - он всегда был таким... сильным, стойким. Он и сейчас походил на суровую статую какого-нибудь древнего воителя.
Вот только глаза были не столь суровы. В его небесно-голубых очах всё ещё отражался тот шок и растерянность, что она увидела, когда он вернулся с телом Курцман в руках.

Она ждала его возвращения в часть, дабы предоставить ему очередную пачку подготовленных документов... может, удастся вытащить его на свежий воздух ещё раз. Он действительно вскоре прибыл, но...
Конрад выходит из автомобиля. Его одежда, потерявшая свой лоск от грязи, дождя и крови словно болтается на нём. Как будто он резко исхудал, стал меньше. Подходят ещё ребята из дивизии. Уже и так ясно, что что-то не так... И тут он вытаскивает с заднего сидения нечто столь же безвольное, как кукла. Тело.
Элизабет тут же рванула к командиру и его хладной ноше. Она могла поклясться, что на мгновение заметила, как Штерна трясло... Она молила всех богов, в которых не верила, что Хильда попросту без сознания. Вот только этот его взгляд и пулевое отверстие в её теле говорили об обратном. Пожалуй, Лиза впервые пожалела, что не находилась подле этой садистки в тот роковой момент - её можно было спасти. Наверняка можно, она могла бы...

Хильда никогда не любила штабс-адъютанта. Даже когда та была известна дивизии, как Елизавета Романова. Ривер недолюбливала Курцман из-за её наклонностей. Но, похоже, Штерн эту женщину всё же любил, если был столь уничтожен морально после её утраты. Может не любил, а считал близким и верным другом... чёрт его знает. Факт был в том, что сейчас Конрад сам на себя не был похож. Лицо его ничего не показывало, но вот глаза... они словно потухли. Лиза даже не знала, что терзало его изнутри больше - самобичевание или тоска.
Больно было его видеть таким. И несколько больно было осозновать, что та женщина, что теперь уже навеки упокоилась здесь, наверняка занимает в его сердце больше места, чем Лиза когда-либо сможет.
"Он - твой командир, Элизабет. Это работа. Тебе никогда не стоило даже надеяться на что-то. Те две ночи были ошибкой, ты забыла и позволила себе расслабиться."
Командир... чёрт, она уже даже не думает о себе, как о разведчице! Она, чёрт побери, британка! Она должна работать на свою страну, а не... не... Не на того, кто, можно сказать, дал ей семью, пусть и несколько странную.

Ривер не собиралась читать никаких речей - пускай их произносят те, кому Курцман была близка и дорога. Адъютант пыталась в начале найти с той женщиной общий язык, но как-то не сложилось. Что ж... видимо и не сложится. Разве что на том свете, поскольку теперь если кто и будет прикрывать собой Штерна, так это она.
Пока мужчины стояли, обсуждая усопшую, Лиза аккуратно подошла к надгробию и положила аккуратный букет, который до этого всё время держала в руках: две розы, чёрная и белая, несколько веточек розмарина, листья алоэ и белый клевер, создававшие своеобразный венчик, державший розы и розмарин. Странное сочетание для тех, кто не понимал значения каждого цветка... Да и агент не увлекалась особо языком цветов, так что, выглядело несколько неказисто.

Отредактировано Elizabeth Reaver (2014-06-13 15:13:03)

- Знаю, Меинард. - Воллен дает понять, что он все понял. И вспоминает тоже тот случай. Да... хорошо быть молодым. Но война настолько дерьмовое дело, что в тридцать уже чувствуешь себя стариком порой, потому что  слишком много вспоминаешь молодых и беззаботных, которые быстренько переставали быть таковыми, ускоренно взрослея или просто становясь мертвыми. Он и сам был в шаге от этого когда-то. Теперь вот Хильда. Кто следующий? Возможно, другие строили бы догадки, но Карл знает - невозможно это знать заранее. Ты никогда не будешь готов к моменту, когда умрет тот, кого смерть до этого обходила.

А пока его настигли журналисты, которым его скормил родной же командир. Впрочем, Воллену и правда было проще, он ведь честно мог отмахиваться от вопросов на тему личных отношений с Хильдой, ибо не было таковых. Так что с грехом пополам отбрехался, наговорив штатных пафосных фраз, и, в свою очередь, поступил с журналюгами как русские с икотой - стравил их на Ассмана, а сам нагнал Штерна.

- Сволочь вы, командир, но в этот день я вас понимаю. Так бы и перестрелял этих стервятников, чтобы им у "Потрошительницы" интервью брать...

Карл знал, что эта русская славилась не только отмороженностью, но и эпической беспардонной откровенностью, особенно в описании дел боевых. Журналистам с их настырностью был бы обеспечен великолепный материал, но бессонные ночи и утрата аппетита на сутки этак.

Отредактировано Карл Райнер Воллен (2014-07-10 22:43:42)