Семнадцатого января, под низким небом Пендрагона, напоминавшим мраморную плиту, Аня переступила порог Клиники Белого Ключа. В холле с аквариумом во всю стену, где пульсировали медузы, её встретила медсестра.

Кабинет №3 оказался стерильным пространством с минималистичной кушеткой и сложным шлемом с электродами, напоминавшим водолазный скафандр. Доктор Эриксон, стоя у окна, затянутого шторами цвета морской пены, встретил её словами о реке, возвращающейся к своему руслу. Но сегодня погружение обещало быть интенсивным. Единственным личным предметом в кабинете была фоторамка с фото его дочери, Кассандры, чья судьба витала в воздухе невысказанным предупреждением.

Аня, сравнив шлем с системами управления найтмерами, легла на кушетку. Сначала её сознание погрузилось в знакомый образ пустынного пляжа, но вскоре доктор активировал «глубоководное картографирование». Её разум стал океаном, где кораллы были голограммами воспоминаний, а рыбы — воплощёнными эмоциями. Она парила над бездной, видя лица своих прошлых «я» и монолиты из жидких кристаллов, показывающие бесконечные версии её самой. Смерть леди Марианны предстала в пузыре-сфере, а пули превратились в дождь из QR-кодов с ошибкой «404». Она поняла, что этот океан — это она сама.

Но погружение пошло не по плану. Нейронная активность вышла из-под контроля, графики на экране разорвались в клочья. Для Милтона это был страшный дежавю — идентичная картина предсмертного состояния его дочери. В отчаянии он рванул аварийный рычаг, пытаясь выдернуть кабели, но шлем не поддавался. Аня же в это время летела в беззвучную, лишённую света бездну, где её прошлое отслаивалось, как краска, а само её «я» начинало растворяться. Последним якорем стал образ котика из кэша её телефона.

Собрав волю в кулак, Аня материализовала в падении тёмного найтмера — знакомую крепость из стали и тени. Это позволило ей стабилизировать падение, но внизу её ждало новое испытание: пульсирующий оранжевый свет, состоящий из невозможной геометрии и издающий цифровой скрежет. Это был фаервол системы, Страж, наблюдающее существо из кода и забытых воспоминаний. Он признал попытку несанкционированного доступа к «Мнемосине» и уничтожил найтмер Ани цифровым ураганом.

Сознание Ани оказалось в чёрной, безвоздушной комнате небытия, где её нашла другая — девушка, чей голос звучал как треск обёртки от конфеты, а запах был смесью карамели и подгнивших яблок. Она, назвавшаяся тенью Ани, вела себя вызывающе и хаотично, но именно она стала её проводником в этом чистилище. По бесконечным розовым ступеням они спускались к оранжевому озеру сиропа, пахнущему миндалём и железом. По пути Аня пыталась выяснить суть «Мнемосины» и судьбу этой девушки. Та, в свою очередь, расспрашивала о докторе Эриксоне.

В ходе их странного диалога выяснилось, что девушку зовут Марика Сореси, она была пилотом найтмера и пациенткой Эриксона, пропавшая без вести в Северном Китае. Она подтвердила, что «Мнемосина» — это чужеродная надстройка, машина для перезаписи душ, а её собственные воспоминания были искажены. Марика призналась, что мертва, и дала Ане адрес своего дома в Пендрагоне, прося передать матери, что её дочь «нашла новую работу». Перед тем как указать Ане на светящуюся дверь — выход, она предупредила не нырять глубже, чем можно вынырнуть, и не верить зеркалам.

Аня шагнула в дверь и очнулась в кабинете клиники. Её окружали медсестры, а доктор Эриксон, уничтоженный горем, рыдал, прижавшись головой к краю кушетки. Он признался, что и с его дочерью, Кассандрой, случилось то же самое. Когда Аня пришла в себя и описала увиденное — падение, фаервол и встречу с Марикой, назвав ключевое слово «Мнемосина», — Эриксон был потрясён. Рассказ о девушке с запахом яблок и карамели заставил его выдать имя пропавшей пациентки.

В ходе тяжёлого, напряжённого разговора Милтон раскрыл ужасающую правду. Вместе со своим коллегой, Чарльзом Альтом, они начинали с исследований памяти, но их разработки были милитаризированы. «Мнемосина» должна была превратиться в систему контроля и перезаписи сознания, инструмент для стирания неудобных воспоминаний и внедрения новых. Чарльз ушёл в 11-й сектор и пропал, и Милтон до последнего не знал — была ли «Мнемосина» превращена в оружие. Кассандра стала жертвой раннего прототипа. А пациенты, которых направляли к Милтону, включая Аню, демонстрировали аномалии, указывающие на внешнее воздействие «Мнемосины» — эхо чужого сигнала в их нейронных структурах.

Аня, потрясённая масштабами предательства и тем, что её Родина может стоять за таким чудовищным инструментом, испытала гнев и смятение. Однако её решимость лишь окрепла. Она поняла, что должна разобрать эту машину по частям, чтобы доктор мог увидеть свою дочь, а технология, отнимающая у человека его «я», была уничтожена. Несмотря на смертельную опасность, она согласилась стать его «ныряльщиком» и штурмомовать неприступную крепость системы. Они договорились о дальнейшем сотрудничестве.

Выйдя из клиники в начинающемся зимнем дожде, Аня села в ожидающий лимузин. Усталая, но полная решимости, она приказала везти её в магазин электроники. Ей нужно было обновить телефон — старый казался теперь ненадёжным и уязвимым. Под стук капель по стеклу, увозящий её сквозь огни Пендрагона, она погрузилась в размышления о предстоящей битве в тенях за зеркалом её собственного разума, чувствуя, что скучно отныне ей не будет.