Телефон замигал в его руке — холодный экран осветил карту с красными зонами. Палец скользнул вниз, пролистывая список вакансий местной биржи труда. Остановился на строчке, выделенной жирным:
«Требуется помощник шеф-повара. 2 февраля. Смена вечерняя, 12 часов, проверка благонадёжности».

Он повернул экран к Марии, будто подносил прицел к глазу. Свет отбрасывал синеву на её щёку..

— Архитекторы меняются. Меню — никогда, — голос ровный, как траектория пули. — Утку по-пекински Роман готовит так, что китайские императоры в гробу переворачиваются.

Взгляд скользнул в комнату, где Малолин храпел, обняв подушку с видом невинного ребёнка. Невинность — лучшая маскировка. Особенно с ножом для разделки мяса.

— Диаз не зря вложился в наши «резюме», — он закрыл телефон, спрятав вакансию в карман. — Благодаря маскараду мы с лёгкостью затеряемся в толпе. Нужно лишь, чтобы подтвердилась возможность попасть в особняк через грот.

Он подошёл к окну, где город мерцал, как взведённая сигнализация. Рука непроизвольно сжала монету.

— Сложности — это ингредиенты, Маша. Мы — повара. А Роман... Наш шедевр кулинарного абсурда.

За спиной Змей щёлкнул затвором «Вала», собирая автомат вслепую. Саша пробормотал во сне: «Азимут... двести...». Сопение Бена сливалось с гулом кондиционера. Макаров бросил последний взгляд на карту, где особняк Герреро был помечен крестом. Цель. Или банкетный зал. Всё зависело от того, как подать блюдо.

Лезвие ножа замерло в стене, вибрируя последним аккордом её гнева. Макаров не отклонился ни на миллиметр — даже когда сталь просвистела в сантиметре от виска. Его глаза, холодные как прицельная марка, изучали её лицо, словно расшифровывая шифр.

— Информация — оружие, — начал он, наконец, снимая солнцезащитные очки. Линзы запотели от напряжения, скрыв взгляд. — Но стрелять может лишь тот, кто проверил патроны.

Он провёл пальцем по рукояти ножа, оставшейся снаружи. Сталь дрогнула, будто чувствуя его прикосновение.

— Роман в Абу-Даби выбрал долг. Я выбрал понимание, — голос ровный, как линия горизонта. — Если бы осуждал каждого за ошибки, давно остался бы в одиночестве. Как ты. Кобра у Диаза — её решение, — он сделал паузу, будто давая Марии вспомнить: Алина всегда сама прокладывала маршруты. — Я не торгую людьми. Предлагаю выбор. Как тебе когда-то.

Его рука невольно сжала монету в кармане. Орёл — правда. Решка — ложь. Но играть в угадайку он не стал.

— Удивляет не твоя ярость, — вдруг добавил он, впервые за вечер смягчив тон. — А то, что ты так много знаешь, хотя ты всегда была из тех, кто думает лишь о себе.

Он шагнул ближе, запах лосьона смешался с её духами.

— Ты хочешь услышать правду лично от меня? — его дыхание коснулось её щеки. — Я спал с ней, как сплю с опасностью. Чтобы выжить. Чтобы она не уснула первой.

Внезапно он отстранился, резко, как отскакивает курок и посмотрел на карту Акапулько.

— Но это не твоё дело, — взгляд упал на её сжатый кулак. — И мне, по большому счету, не важно, откуда ты всё это знаешь. Утечки информации лечатся. Предательство — нет. Завтра мы трудоустраиваем Романа, а ты — пойдёшь со мной. Не как Маша. Не как жертва. Как Гадюка. Отметим каждый блокпост в этом городе.

В дверном проёме мелькнула тень Змея — он чистил ствол, притворяясь глухим. Макаров знал: Иван слышал каждый звук. Но доверял только патронам.

— А теперь спи, — он накрыл карту чёрным шёлком, словно гроб. — И никогда не делай выводов на ночь глядя. Не знаю, как там у вас в Польше, но у нас, в России, утро вечера мудренее.

Его шаги затихли в коридоре. Монета в кармане наконец замерла — орлом вверх.

Правда. Всего лишь правда.

Но в зеркале, мимо которого он прошёл, отразилось лицо с треснувшей маской. На секунду.