А вот Глебу было чертовски всё равно, где быть: на передовой в Танзании или здесь, в Ваддане, где тоже, в общем-то, несладко. Однако там верх держали войска ЕС, что интересно - в счёт заслуг одного командующего. Но в то же время в опасной близости находился этот воздушный титанический крейсер. И вряд ли этот командующий знал, как с ним можно справиться. Тогда как здесь ситуация была в большей степени патовая: из войск - наёмники, мотострелки да ЛОА, которые по большей части воевать умели так себе. Но зато противники - едва ли хорошо подготовленные сепаратисты, большая часть которых наверняка вышла из местных и скорее всего имеют очень поверхностные знания о том, как сражаться. Да и с экипировкой на порядок хуже, чем у русского батальона или того же "Легиона".
Но пули - они все летят быстро. Достаточно, чтобы пробить мягкие ткани человеческого тела и нанести смертельные ранения. Поэтому разницы Глеб видит немного. Хотя присутствие легионеров Мальченко, продолжавших дело раненого премьера по набиванию рейтинга, всё-таки его смущало, хоть и по наитию в большей мере.
- Я много никогда не просил, - говорит Глеб, вовсе не планируя сетовать на судьбу. - От того, что мне заплатят больше, наша работа опасней не станет. А жить... На что бы я потратил лишний полтинник, например? Копил бы на квартиру? Меня устраивает моя. Она довольно хорошая и в неплохом районе. Да, не моя. Но сколько я буду копить на свою собственную, пока живу в одиночку?
Глеб пристально смотрит на Дарину. Живи они вместе... Да, всё было бы гораздо проще. Другое дело, что у неё есть квартира, и тогда Глебу она будет без надобности. Хата ему не нужна как таковая. Просто он искренне верит: однажды ему перепадёт. Дарина была слишком хороша. И это не основная, а лишь ещё одна причина, почему он не думает о квартире.
А вот дальнейшие рассуждения Дарины ему не нравятся до скрипа в зубах. Ну что за сердоболие? К чему рисковать своей шкурой впустую, ради ничего? Ради чего эта неожиданная игра в благородство? Но Глеб не может отказать. Он принимает правила игры Дарины. Суть идеи посмотреть издалека звучит достаточно безопасно. Правда, Глеб не считает, что это вообще что-то даст и как-то поможет. Наверняка это просто продиктовано природным любопытством Дарины, а не только желанием поиграть в альтруизм на войне, где даже союзники о тебе порой не чешутся.
- Всегда со мной, - не теряя времени, Глеб открывает застёжку кармана своей вместительной поясной сумке, плотно прилегающей к мясистому боку, и извлекает серебристую камеру финского производства - она как раз хороша достаточно крепкая и здорово переносит тряску, так что свои функции из раза в раз выполняет идеально.
- Давай посмотрим, что там есть интересного, - Глеб постарался звучать уверенно и мужественно, чтобы как следует скрыть свой скептицизм и показать себя Дарине в лучшем свете - он нередко так делал, и искренне верил, что такой подход рано или поздно даст свои плоды.

Глеб пожимает плечами. Он не против. Просто не видит смысла. Им нечего делать, этот город - дыра. Самая настоящая дыра. Сложно представить, что здесь тоже живут люди. И его родной город покажется метрополией по сравнению с Вадданом. Но каждый сам выбирает свою судьбу: любой из этих людей мог бы уехать отсюда, если бы хотел. Глеб был абсолютно уверен, что им помешали не внешние факторы, а те, что сдерживали изнутри. Ведь именно поэтому многие не уехали отсюда сейчас, когда война уже постучала в двери. Привычка и слепая надежда усыпила инстинкт самосохранения. Так глупо.
Глеб молча следует за Дариной, увлечённо идущей вперёд, навстречу непонятно чему, не забывая при этом осматриваться по сторонам: при малейшем подозрении на опасность он готов в любой момент дёрнуть Дарину назад и прикрыть. Быть просто оператором - скучно и совсем не для него. Ведь так он может получить лишь деньги. А любой самый маленький подвиг...
В груди Глеба вспыхнуло и загорелось. Он мотает головой, смешно сотрясая щёки, чтобы избавиться от наваждения и, не обратив внимание на склон впереди, резко скатывается вниз, отчего душа уходит в пятки, а массивное тело катится по колдобинам и кочкам.
- Блин-блинский, - мягко ругается он, а затем поднимается, как ни в чём не бывало, старательно делая вид, что так и было задумано. - Сейчас всё включу, минутку.
Глеб достаёт камеру и какое-то время просто возится с настройками, включая в быстрый доступ все необходимые режимы, плотно размещая её на руке и проверяя то, как принимается изображение. Убедившись, что всё успешно, Глеб приближается к забору и, постепенно отходя от неожиданного падения, высовывается из-за угла, направляя камеру на квартал, вокруг которого сосредоточилось большое количество военной техники. Что в ней может быть интересного? Здесь и без этого солдат полным-полном. Глеб глубоко вздохнул. Работа оператора - это как работа снайпером. Порой нужно очень долго сидеть и ждать на одном месте, чтобы получить годный материал, который потом не выплюнет обратно на стол редактор со словами в духе: "Ну и дерьмо же вы мне притащили. В этом месяце без премии".
- Чего ждём? - спрашивает Глеб тихонько, поворачивая голову на Дарину. - Тут ведь ничего не происходит.

Дарина смотрит, анализирует, размышляет, решается. Обещание только посмотреть. Но заблуждаются те, кто думает, что военкор - просто наблюдатель.
- Значит, нам нужно продолжать до тех пор, пока не увидим то, что происходит, - задорно шепчет Дарина, толкая Глеба в мягкий бочок и склонилась над ухом, легонько касаясь его губами - на лице девушки медленно расплывается широкая улыбка. - Не злись только, ладно? Я как всегда.
Лицо принимает виноватый вид и Дарина стыдливо прячет его, опускаясь лбом в плечо. Ну, ничего ведь страшного не случится, верно? У них удостоверения, если что - объяснятся, позвонят руководству. Да и Россия всегда помогала Ливии, так что наверняка даже скандалить не будут, просто выпроводят. И ничего страшного не произойдёт. Всё воспринимается как лёгкое весеннее приключение, когда птички поют, солнышко светит, а душа просит танцев. Хорошая возможность слегка взбодриться перед тем, как отправляться в действительно горячую точку. А то пока здесь было весьма прохладно - Дарина отрывает лоб от плеча напарника всей своей жизни и потирает запястья, ёжась от холода. Она надеется на то, что и теперь Глеб поддержит её решение. Потому что Дарине это важно. Ничто не мешает ей взять эту маленькую камеру у Глеба и пойти начать снимать самой. Но что-то есть неправильное в том, чтобы идти туда одной. Неправильно игнорировать мнение того, кто так давно идёт с тобой рука об руку. Ради кого можно придушить собственное эго и унять прыть, чтобы спокойно подумать и взвесить все за и против. Игра может и не стоит свеч, но ведь они вообще не знают, сколько она стоит! Это ведь лотерея!
- У них мало патрульных, - замечает Дарина, стараясь направить Глеба в сторону положительного ответа на её авантюру. - Уже становится темно и мы можем проскочить между техникой. Тебе даже не придётся бежать - тихонечко пройдём мимо, когда никого не будет поблизости.
Дарина в своём репертуаре: кому, как не ей Глеб не просто простит, но и позволит дальше шутить по поводу своего телосложения, в котором сама Дарина не видела ничего плохого?

Глеб разглядывает расставленные на полу кузова ящик, стараясь взглядом зацепить как можно больше деталей. Не зря же они сюда сунулись, верно? Но, похоже, что ничего интересного с этой позиции разглядеть не выйдет. Взгляд то и дело натыкается на незнакомый символ, который ни о чём не говорит в принципе. Да и что может он сказать? Ну похож на тот символ, которым обычно обозначают принадлежность женскому полу. Но это ничем не значит. Что там, блин, может лежать? Женские пестициды? Может, они и стали причиной пандемии в этом районе? Глебу самому становится смешно и он хочет уже перелезть в кузов, как вдруг чувствует, что Дарина начинает резко тянуть его за штаны. Опасаясь, что она попросту стащит их с его немного похудевшей задницы, Глеб резко спрыгивает, а затем, лишь выругавшись одними губами, непроизвольно устремляется следом за Дариной, даже не успев толком спросить, что происходит. Они забегают в переулок, Глеб замирает и осматривается. Переулок как переулок. Хорошо знакомая архитектура сливается с той, к которой он привык на родине. Вот только видеть людей в противогазах он не привык даже на войне. Что-то слишком уж много стало в последнее время угроз: то химической, теперь вот биологической. Интересно, а к какому типу угроз можно причислить Великую Британию? Противогаз вот от неё явно не поможет.
И снова эта Дарина-непоседа лезет! Глеб даже запротестовать не успевает, а ведь хочет! Но ещё больше он хочет быть с ней рядом в трудную минуту. Самое мерзкое, что Глеб сейчас мог бы сделать - бросить её одну. Может развернуть, схватить за руку и увести прочь, а то и добровольно сдаться, признавшись, мол, так и так, журналисты, заблудились - пока не стало слишком уж поздно.
Но вместо этого он послушно следует за ней, не в силах отказать, и перешагивает в темноту подъезда, вдыхая ароматный запах сырость, волей-неволей напоминавшей ему о сыре с плесенью, который Глеб так горячо любит
- Да снимаю я, - раздражённо говорит он, ещё не успев вволю позлиться на напарницу. - Тут и снимать нечего: парадная как парадная, ничего необычного... Куда? В подвал?! А нахрен туда-то?!
Ай, к чёрту. Глебу приходится признать: они зашли уже слишком далеко, чтобы отступать. Вот уж потрясающая идея: к жильцам стучать. А если они неизлечимо больны? Если у них там суперзаразный штамм, который никто вылечить не сможет, а они тут, блин блинский, застряли в этом захудалом городишке? Чёрти что в ветреной голове этой корреспондентки! Ох, если бы не сердечко, что колотилось не только из-за острого проникновения на запретную территорию, и не потные ладошки, что потели теперь не из-за присутствия рядом Дарины, он бы ух как ей сказал всё, что думает! А пока - закусить удила. И следовать за ней.
Глеб поплёлся за Дариной, стараясь не отставать и внимательно осматриваясь по сторонам, и особенно глядя назад, откуда в любой момент могли появиться неприятели. И тогда уж придётся сдаваться с потрохами. Оказавшись внизу, Глеб выглянул из-за плеча Дарины, направляя камеру вперёд, чтобы получше заснять интерьер.

Дарина замирает, внимательно слушая то, о чём общаются солдаты ЛОА, и совершенно не понимая, о чём идёт речь. Кто и что устроил? О каких неверных идёт речь, если кроме европейского контингента тут других не-мусульман попросту нет? Или же сепаратисты решили прибегнуть к помощи наёмников и кого-то наняли? Бред же! Откуда у сепаратистов такие баснословные суммы, чтобы нанимать профессиональных военных в свою кодлу? Быть может она к войне и имеет отношение лишь как корреспондент, но именно поэтому она так хорошо понимает, что и откуда берётся на поле боя. Самое главное - знать, что ничего не берётся из ниоткуда. И, если мусульманин говорит о "неверных", он имеет ввиду неверных, а не кого-то ещё, на кого можно было бы подумать.
- Ничего пока не поняла, - шепчет Дарина Глебу, не собираясь пока переводить записанное на камеру - из соображений собственной безопасности в первую очередь, а во вторую - чтобы не дать дезинформацию на камеру, если вдруг ошиблась с переводом, и попросту не засорять запись, ведь потом всё равно можно вставить субтитры.
Когда солдаты ЛОА скрываются из виду, Дарина внимательно смотрит на Глеба. Ну, а что? Они и без того забрались слишком далеко, поэтому почему бы не рискнуть и сейчас? Только вот вдвоём там тесновато: всё-таки помещение достаточно небольшое и, если что-то случится, вдвоём будет куда сложнее выпутаться из передряги. Да и слышимость здесь очень хорошая, а Глеб - ну вот совсем не пример для ниндзя! Всё-таки, сейчас время идёт на секунды, так что тратить его на не особо поворотливого в таких ситуациях оператора было бы слишком неразумно. При всей любви Дарины к Глебу, как специалисту: сейчас его стоило бы оставить позади. Как качан капусты из задачи про деда с лодкой.
- Дай камеру, - со всей свойственной ей требовательностью просит Дарина, протягивая руку, и её ладонь мягко накрывает пухлые пальцы Глеба, удерживающие устройство. - Я быстренько зайду внутрь, всё проснимаю, и потом сразу вернусь: туда...
Дарина указывает пальцем вдаль, в надежде, что Глеб правильно понял: она говорит про ту часть помещения, что находится в конце.
- Я буквально на секундочку: сниму - и всё! Хорошо? - Дарина протягивает вторую руку и треплет Глеба за щеку. - Я осторожно, правда. А ты лучше за выходом посмотри и, если что, подай знак, коль что случится, и сам внутрь забегай: авось, есть где прятаться. Ну?
Фирменный умоляющий взгляд и поджатые губы идут в ход.

Отредактировано Darina Bezler (2020-07-05 00:50:32)

Глеб нервничает. Ему кажется, что Дарина продвигается вглубь нарочито медленно. Неужели нельзя побыстрее? Жестами он старается показать Дарине, чтобы та поторапливалась. Но она даже и не смотрит в его сторону! Глеб опасливо озирается по сторонам, нервно поднимается выше по ступеням, вглядываясь в проход. Ему становится не по себе и всё время кажется, что на пол парадной перед дверью то и дело падают длинные тени, а откуда-то сверху раздаются грозные тяжёлые шаги, отчего сердце сжимается в комок и улетает в пятки. Или падает - тут уж кому что больше по душе. Глебу вот вообще всё равно: лишь бы Дарина оттуда поскорее вышла и как можно меньше задерживалась. Он старается успокоить себя и возвращается вниз, чтобы особо не трепать себе нервы, рассматривая вход и ожидая неприятностей. Встаёт за угол и беспокойно смотрит, как напарница рыщет по помещению. Мысль о том, что она излишне задерживается, крутится в голове. Вот же ж любопытная. Она что, в картинную галерею пришла? Быстро заснять и свалить поскорее, пока их не засекли!
Дурное предчувствие скапливалось в груди и давило, норовя вот-вот вырваться наружу. Но Глеб не даёт дрожи возможности распоряжаться собственным телом, а потому стойко держался, наблюдая за тем, что делает Дарина. На миг он представил, что их ловят с поличным. Как ему себя повести? Поднять в воздух лапки и тыкать в лицом в регистрацию? Или попытаться отстоять свою честь по-мужски? Что будет более актуально, более честно на войне? И может ли быть война в принципе честной, пусть даже сейчас речь и не идёт о реальном противнике.
Но больше всего Глеба в этой ситуации раздражает то, что не он держит её в своих железных рукавах. Инициативу перехватила Дарина. В принципе барышня деятельная и в обычной жизни, но в такие моменты это достигает апогея, заставляя Глеба нервничать и беситься на пустом месте. Кто тут, всё-таки, мужик, который должен брать всё на себя? Явно не хрупкая Дариночка! Ну и как он вообще будет пытаться развивать их взаимоотношения, если она же и забирает у него ведущую роль?!
Глеб недовольно оскалился, зафиксировав взгляд на симпатичные, обтянутые облегающей одеждой, округлости наклонившейся вниз Дарины, глотая обиду.

Дарина вздрагивает и замирает. Она без особого труда определяет, что это за знак и что он означает. Маркировка, которая почти не используется. В памяти мигом всплывает вероломное применение химического оружия массового поражения в Абу-Даби. Но нет. Вряд ли «Легион» хоть как-то причастен к происходящему на этот раз. Их командиру, основателю, уже должно хватать опыта заключения на Борнхольме, чтобы не лезть в это ещё раз, особенно на территории Европейского Союза. Да и подозрительные слова солдат помогают, не задумываясь, понять, чьё же это. Вот только что там за оружие? Страшно от одной лишь мысли, что нечто подобное может найти применение и унести тысячи жизней, среди которых непременно будут и невинные. Да, таковых будет больше всего. Иприт, Гадюка - неважно. Всё одинаково смертельно и опасно.
Дарина оборачивается, осматривается по сторонам в попытках найти хоть что-то. Хоть какую-то дополнительную зацепку. Невольно вспоминается только-только услышанное: конвой в Сирт. Похоже, что загружены они ничем иным, как... О нет! Дарина бросает бумагу на пол и делает шаг назад, слыша, как позади звучат голоса. Нужно срочно уходить. Быстрым шагом она направляется к выходу, где её уже ждёт Глеб. Тянется было к конверту, но одёргивает руку: некогда. Сердцем она чувствует, что у солдат здесь намерения недобрые.
- Глеб, - шёпотом говорит Дарина, но не спешит отдавать ему камеру, после чего прячется за угол. - У них химическое оружие здесь. Я на маркировке видела! Не знаю подробностей. Но, если ты наверху, в грузовиках, видел ящики, то всё это - точно! И они везут его в Сирт. Прямо сейчас! И я уверена на все сто, нет, двести процентов, что об этом не знает никто! Глеб, здесь что-то неладное творится: и это оцепление тоже не просто так! Они сделали это специально, чтобы посторонние не шатались и оружие никто не нашёл! Они что-то скрывают. Не то от русских, не то от «Легиона»... Понятия не имею. ЛОА что-то недоброе затеяли. Нужно срочно сказать об этом остальным и...
Дарина зажимает рот рукой и чувствует, как её пробирает дрожь. Она не может продолжать говорить. Впервые за долгое время её охватывает не страх, но паническое беспокойство. К чему они только что прикоснулись? Что ждёт их дальше? Ей нужно успокоиться. Принять происходящее и продолжать выполнять свой долг корреспондента. Люди должны знать правду. Обязаны. Дарина протягивает Глебу камеру, буквально вкладывает в его руки.
- Храни как зеницу ока... - шепчет она и на дрожащих коленях направляется назад, к столу, даже не думая слушать, что там наговорит её напарник.
Она заберёт отсюда всё, что может. По-максимуму. И даст знать, что тут творится. Дарина старается как можно более тихо прокрасться к столу, чтобы забрать конверт и бегло прочесть содержимое, после чего - вернуться назад. Самое важное - не наследить.