[indent] Это могло быть неочевидным, но Владимир никогда не заготавливал свои речи заранее. Этим больше промышлял Стас, будучи политиком. Макаров хорошо помнил, как тот часами мог сидеть за столом над тетрадкой или ноутбуком и складывать одно за другим предложения, которые в любой момент грозились быть перечëркнутыми. А Владимир был проще: каждый раз, когда ему предстояло перед кем-то выступать всë, что он знал на момент выступления, так это то, что он будет стоять здесь и сейчас перед группой людей, которым что-то нужно сказать. И даже учитывая всю серьëзность предстоящего разговора, он не стал исключением: Владимир с лëгкостью снимал с языка нужные слова и говорил на ходу. По сравнению с подготовкой к антитеррористическим операциям всë это казалось ему сущим пустяком. Да что там думать? Берëшь и говоришь, как есть. Особенно если лгать не нужно.
[indent] — Обойдëмся без ненужных вступлений, — осведомил Макаров. — Мы не в том положении, чтобы обозначать проблему, о которой ты и так знаешь. Иван, вот скажи: помнишь ли ты, как вступил в Легион? И главное: ради чего? А теперь — забудь. С этой минуты и до конца своего пути в наших рядах, как бы этот путь не закончился. Потому что если человек просто хочет денег — он не пройдëт этот путь. Если человек хочет славы — он тоже его не пройдëт. Если человек хочет крови — он его не пройдëт. Если человек хочет защиты — он его не пройдëт. А если же человек хочет чего-то большего, чем предлагают простые мирские заботы, например, смысла: то этот путь для него. Поэтому если ты считаешь свои цели простыми, как пять копеек, а желания — приземлëнными, то лучше покинуть этот кабинет сейчас и забыть о том, что когда-то тебя сюда приглашали.
[indent] Владимир выдержал паузу, своим взглядом точно препарируя Змея, как на лабораторной по биологии в МГУ: смотрел пронзительно, холодно, остро, точно патологанатом.
[indent] — Ну, а раз ты не ушëл, значит, разговору быть, — отрезал Макаров, будто бы не собираясь оставлять Полозову никакого выбора. — Вот скажи: думал ли ты когда-то о том, что всем нашим миром, всеми политическими процессами, проходящими в государствах, которыми представлено Человечество, населяющее нашу многострадальную планету, руководит одна-единственная группа людей? Не слишком большая, чтобы создать целую армию, но достаточная для того, чтобы управлять уже созданными и оставаться в тени. Сила, поставившая своей задачей диктовать свою правду, которая удобна им, создавая иллюзию выбора у других людей. Держу пари, что нет. Большинство и помыслить об этом не могут. Ведь не тому нас учили в наших военных академиях, верно, Иван?
[indent] Макаров каждый раз нарочито акцентировал свою речь на имени человека, с которым разговаривает. Он всегда считал, что имя — это самый верный способ достучаться до собеседника. Об этом ещë Стас говорил: почаще называй человека его именем, не прозвищем, не фамилией, а именем, которое он много слышал от родителей и меньше — от окружающих, если хочешь добиться расположения.
[indent] — Вот и я не мог об этом помыслить, — признаëтся Макаров, лукаво умалчивая о Муэрте и Диазе: они им и в подмëтки не годятся со своим желанием грести бабло и занять нишу вольных каменщиков и Робин Гудов. — И конечно я не поверил, когда узнал. Потому что глазам привык доверять больше, чем всему остальному. И опыту. А у тебя на руках все козыри уже сейчас: ты видел. И осознавал свой опыт. Ты был на своëм месте. И ты знаешь свой цвет. А, значит, я могу не сдерживаться. Правда может напугать. Но не тебя. Потому что я знаю, что ты не из пугливых. И даже тот факт, что всем миром заправляет религиозная секта фанатиков, использующих передовые разработки и беспринципно эксплуатирующих жизни людей, один за другим складывающихся в ящик подобно пешкам, убранным с доски, тебя не может напугать. Ведь я прав, Иван? Ты разве что удивишься. Но не испугаешься. Потому что это не вся правда. И то, что сокрыто глубже, куда страшнее. А когда мне сказали, что Бог есть — я уже ничему не удивлялся. Потому что на тот момент я уже видел его силу. Как и Бен. Как и ты. Писание гласит: не подходи сюда. Сними обувь твою с ног твоих: ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая. Ты видел обелиск. Ты слышал его голос. И все видели, что случилось потом. Глаза не могут обмануть. Бог есть, Иван. И чудеса тоже есть. Но есть те, кто решил, что его чудеса могут быть использованы против других. Те, кто посчитал себя выше всего остального, выше всего остального человечества. Всë это может показаться тебе сумбурным, но подумай вот о чëм: я могу тебе врать. И Бен тоже может тебе врать. Кто угодно может. Но только не ты. Врать самому себе ты не можешь. Заблуждаться — разумеется. Но не врать. Взвесь всë это. И ты поймëшь, что лгать нам не имеет смысла. Потому что все мы — пассажиры одного ковчега. То, что мы предлагаем тебе, опасно и безумно. Оно и не может быть иначе. Потому что речь идëт о выживании. О фундаментальных вещах, на которых зиждется человеческое общество. И пока что его можно спасти от тех, кто хочет его разрушить. У них есть сила. Чудеса, что могли стать мирным атомом, но превратились в оружие массового поражения. Чудеса, способные влиять на других людей, использовать их против их собственной воли, вопреки всем целям, желаниям, мечтам и даже принципам. Я слышал, что ты человек начитанный. И признайся себе: удивлялся ли ты успехам Александра Македонского? Поражала ли тебя сила и отвага Жанны Д'Арк? Думал ли ты над тем, как Иисус, Сын Божий, смог воскреснуть на третий день? Это всë и есть его чудо. И оно — настоящее. И последствия его существования настоящие. Более того: они ужасны. И чем дольше бездействуем мы, тем страшнее становятся они. Не помешаем мы — не помешает никто. Мы предлагаем тебе вступить в борьбу. Борьбу неравную, борьбу, из которой далеко не каждому будет суждено выйти со щитом. Борьбу, за которую никто не станет тебя награждать. Борьбу, которую нельзя прервать, однажды вступив в неë. Нас мало. Но нас больше, чем один. А, значит, победить мы можем. Потому что для этого достаточно воли одного человека.
[indent] Владимир сделал паузу. Он избегал прямых формулировок. Не говорил о конкретике. Потому что всему — своë время.
[indent] — Всë это может звучать для тебя странно и даже глупо, — предупреждая возможные вопросы, продолжил Владимир. — Но вспомни, что ты уже пережил. И ты поймëшь, что то, что ты здесь сидишь, и то, что ты это слышишь — уже не просто так.
