Темнота.

Так непривычно. Погода здесь почти как летом, а солнце встаёт немногим раньше, чем в Пекине: Лейси знает, что светать начнёт лишь к семи утра. За окном очередной гостиницы ветреная, облачная ночь. Алиса спит, развалившись на двухместной кровати. Не просыпается, когда китаянка (которая не смыкала глаз в эту ночь), съежившись, выбирается из её объятий. Доверяет, наверное. Лишь сладко, и даже как-то ехидно скалится во сне.

Мало ли, куда беспокойная Лейси вскочила: в туалет, выпить воды, посмотреть в окошко. Она ведь существо тревожное, противоречивое. Поди пойми, то ли планирует побег, то ли страдает от неумения пользоваться микроволновкой.

Юной девушке никогда в жизни не было так уютно, как на этой скромной (по меркам прошлой жизни) кровати. Алиса в широкой футболке всегда тёплая, даже горячая. Может, фракция внутри этого сильного тела не засыпает никогда и накаляет его своей кипучей энергией. А может, это Лейси всё так же холодна… и нуждается в том, чтобы её согревали. 

Ручка тихо скрипит по бумаге. Письмо, написанное в блокноте на тумбочке (для записок горничной предназначенном, видимо) выходит кратким и скомканным. Лейси не так уж часто приходилось писать по-английски, да и время поджимает, заставляет суетиться и сбивает с толку. Страшно, что Алиса проснётся. Задержит, не пустит.

А то и рассердится.

Наконец, муки формулировок закончены.

Она так и не приучилась постоянно называть себя «я», но зная, что Алисе это приятно, старательно выводит прямую английскую букву. Ещё — отчаянно хочется добавить «найди меня» или «я найду тебя», но есть понимание, что скорее всего этого уже не случится. Поэтому именно такой наивный текст, написанный неопытной рукой, найдёт Алиса, проснувшись поутру и не обнаружив дорогой подруги подле себя.

Какая реакция за этим последует – одним Богам известно.

Но Лейси не думает, да и не осознаёт толком опасности, которую навлекает на бедных жителей всего окрестного квартала своим поступком. Она приняла решение ещё вчера, сидя в тихом кафе и наблюдая очередные неутешительные репортажи по телевизору. Наступивший новый месяц, да ещё и новый год, пусть и не настоящий, только подкрепили её уверенность.

Тихо, как мышка, она одевается. За десять дней в Гонконге, Лейси успела обзавестись ещё кое-какой одеждой и некоторыми личными вещами (впервые в жизни), но надевает она именно тот, первый комплект из блузки и юбки, который подарила ей Алиса в ту самую ночь. Маленькая розовая сумочка собрана изначально, ведь они каждый раз ночевали в новом месте, следуя за свободным ветром. Сверху она, поколебавшись, надевает Алисину кожаную куртку, которую та всегда доверяла по первой просьбе. А Лейси, непривычная к столь долгим прогулкам, замерзала и просила.

Надевает, впрочем, не из-за тепла на этот раз. Из-за запаха. Надеется сохранить его в своей жизни как можно дольше.

Фото с рождественского вечера всё еще лежит в сумочке. Все чувства к Ренли: и нежное слепое обожание, и восторг надежды, и горькая обида отвергнутой девушки, и светлая щемящая тоска – всё померкло, смазалось, подёрнулось туманной дымкой, бесцеремонно было вытеснено пронзительным взглядом совсем других глаз. Однако, образ Ренли не ушёл насовсем. Лейси не могла толком сказать, что больше повлияло на её решение сбежать: урывки новостей по телевизору или золотистый призрак улыбающегося принца в её голове, обещающий спасение.

Последний взгляд брошен на спящую девушку с разметавшейся пшеничной копной волос. Лейси едва сдерживается, чтобы не заплакать, совсем как раньше.

Пора.

И она покидает гостиничный номер, семеня на цыпочках прочь от сладкой свободы.

Темнота на улице поглощает её маленькую фигурку. Лейси понимает, что ей не добраться самой до далёкого острова Лантау, ведь в своих странствиях по огромному мегаполису они ушли далеко от дворца Сына Неба. Но она знает, что их ищут – ещё бы, с таким-то следом! Поэтому она не выбирает пути и не строит маршрут. Лишь идёт вперёд, догадываясь, что к её цели есть и короткий путь.

Члены наряда полиции на ночном перекрёстке очень удивляются, когда в тёмный предрассветный час к ним подходит какая-то девчонка. Выглядит она как школьница, сбежавшая с главой банды байкеров: взъерошенная, короткостриженая, в прелестных туфельках и юбочке, которые дико сочетаются с брутальной косухой на несколько размеров больше. Полуночница подходит совсем близко, глядит на них совсем без страха и спокойно, уверенно заявляет:

- Тянцзы ищет Нас. А Нам нужно увидеть его.

Она произносит имя того, другого, и мир будто сдвигается с места. Плёнка отматывается назад, время оборачивается вспять, декабрьские дни мелькают в обратном направлении, приходя к той самой точке отчета, которая изменила всё.

Она вдруг вспоминает, какую крамольную мысль мучительно пыталась поймать, осознать в себе та девочка, что сидела в самолёте в Ичан.

Тянцзы хотела говорить с Тянцзы.

Отредактировано Tianzi (2019-06-20 18:57:14)

天子.

Вечное синее небо – древнейший облик Божественной силы, почитаемый в культурах Великой Степи, которые позже станут единым Китаем. Небесный мандат, безусловное право на волеизъявление высших сил и абсолютную власть.

Тянь-цзы. Звенит, как горный ручеёк, в котором отражается солнце.

Обманчивый звон, готовый обратиться бурным безжалостным потоком.

Её действительно ждали. Полицейские, получив какие-то ориентировки от самого высокого начальства по телефону, опознали императрицу, о присутствии которой столь далеко от дома не должны были иметь ни малейшего понятия. Никто не чинил ей препятствий в пути во дворец. Огромные богатые залы были пусты, но присутствие тысячи наблюдающих глаз действительно чувствовалось: то ли из-за невидимых камер, то ли из-за тысячи жителей, незримо населяющих это место, также, как и Запретный Город.

Время несётся, будто лавина на горном склоне. Она видит Его очень скоро.

Вновь оценивает изящную красоту и томные движения. До чего органично юноша смотрится в тонких чарующих одеждах, в этой обители благости и покоя, ничего не скажешь! Наблюдает за красивыми, тонкими, действительно благородными чертами лица, испорченными досадным уродливым ожогом. Пытается вспомнить своё отражение в зеркале полмесяца назад, в мальчишечьей одежде и с опрокинутым на голову соусом.

«Либо это Мы были не слишком красивы в той роли, либо Вы похорошели за многие годы, Светлейший».

Ласковый взгляд юноши, тронутый печалью. Дивный аромат лучших сортов улуна, приятно и знакомо щекочущий ноздри. Привычный столик… Опуститься пред ним, стопы ровно, спина прямая, взгляд ясный; позволить свершиться гостеприимству, почувствовать тепло небесной чаши, стать принимающей стороной многовековых традиций чайной церемонии. О, немногие в этой стране знали обычаи, связанные с чаем, лучше, чем Она!..

Глядит исподлобья, даже не попытавшись пригладить взъерошенную шапочку волос. Тянцзы в её голове желает немедленно приступить к обряду, по инерции, отработанными за годы тренировок движениями. Лейси борется с этим автоматизмом, не желает уступать пальму первенства. Кусается.

После затянувшейся паузы, стороны наконец приходят к компромиссу, и, кажется, объединяются. Рыбки останавливаются, разом поворачивают выпученные глаза в сторону «брата». Тянь присаживается. Стопы ровно, спина прямая. Голос, прозвучавший в тишине прекрасного садика, совсем ему не под стать.

— Здравствуй, Цэ, — говорит Тянцзы без страха, вежливо, но вызывающе скрещивает руки на груди. — Как твоё здоровье, благополучие твоего дома, успехи на фронте? Не стыдно было травить Наших друзей и бросать Нас в холодную камеру?

Переговоры, столь возмутительно прерванные 20 декабря, возобновляются прямо на территории врага.

Вот только теперь на них является вовсе не марионетка с заготовленными словами. Тянцзы приходит сама, по собственной воле, самостоятельно определив условия, время и место встречи. И пусть она слаба и юна, пусть! Кто знает, что стоит за её спиной после десяти дней свободы и неизвестности? С какой целью пришла она сюда?

Ведь страшные легенды в каждой стране повторяются, верно? Даже дурак учует угрозу в якобы беззащитной девочке, явившейся в дом из тьмы, из ниоткуда.

Впрочем, пусть даже никакой скрытой угрозы она в себе не таит.

Одно Тянцзы точно принесла за своими плечами: достаточно дерзости, чтобы выражать свои собственные мысли.

Отредактировано Tianzi (2019-06-21 14:13:56)

Нет, обычно юность и наивность не играют на руку императрице Китая. Обычно — лишь сковывают и тормозят, оборачивают лентами, подобными то ли цепям, то ли савану. Привязывают к чужим словам и мыслям, заставляют продолжать собою чужой взгляд выверено, по яркой и прямой струйке чужой воли, сознания, направления мысли.

Обычно, но не сегодня, ведь наивная догадка в сочетании с невероятным кульбитом судьбы оказывается истиной.

Звон разбившегося стекла мелодично наполняет странную комнату, будто сошедшую с картинки, преисполненную благоденствия посреди хаоса этой страны. В этом тихом, почти ласковом звучании, в его расширяющихся зрачках, закрывающих чернотой небесную глубину, Тянцзы видит свою лелеемую правду, и осознание удивительного наконец захлёстывает её рыбок, бьёт шумным прибоем по ушам. Она вдруг понимает: тот первый (и, если подумать, единственный) раз, что она была совсем одна, её смешной анализ ситуации и дикий в своей уверенности вывод выстреливает, взлетает в ночное небо яркой сигнальной ракетой.

Угадала.
Не Шан, не Ренли, не Алиса, не Лю Лун.

Я — Мы — девочка в капюшоне — мальчик с ведром — слёзы — страх — закатное солнце.
Ладони, касающиеся стекла. Взгляд из под пятна-ожога.

Цэ.

Раздробленное сознание не умеющего понимать собственную суть ребёнка трясётся адской дрожью, собирается в единый, не способный пока к самоосознанию сгусток, и вновь движется в разные стороны хаотическими золотыми росчерками рыбок. Розовые лепестки губ Сына Неба раскрываются, чтобы говорить с ней. Целовал ли хоть кто-то эти губы за всю твою жизнь? Позволено ли было тебе? Лейси показывает на секунду острые маленькие зубки: нашла повод для детской гордости и хвастовства. Меня — да.

Он вещает, искусный в словах, выученный, выстраданный, натянутый как струна. Но благородному Сыну Неба не увидеть смятения в глазах напротив, сколь бы он не ждал смущённой реакции, сколь бы не желал сломить эту совершенно незнакомую девочку. Этой разбитой чашки и этого ничем не скрываемого взгляда достаточно, чтобы Тянцзы окончательно уверовала в своё право быть здесь и сейчас. Цепочка событий, начатая собственным (и только собственным!) решением, превратилась в её глазах в прочный канат, цепляясь за который нежными пальцами она добралась до цели и добилась желаемого. И пусть вся эта "цель" была лишь огромной гиперболой, неадекватной оценкой момента, подмявшей под себя всю её маленькую жизнь. В эти мгновения кажется, что Тянь даже нравится, как срывается на крик юноша с лазурными волосами. В её глазах горит лихорадочный, торжествующий огонь: то ли вовсю разгоревшийся пожар юношеского максимализма, то ли грозные отголоски грядущего безумия.

— Защищать устои и традиции, говоришь ты Нам? — когда Сын Неба заканчивает, когда сходит на нет его надрывная, изничтожающая речь, она наконец отвечает. — Все вокруг столь долго пытались доказать Нам, как ты молод и глуп, так неужели все эти злые языки были правы? Те, кто чтят традиции и боятся хоть на шаг отступить от положенных норм, те, кто закостенел и не видит больше ничего кроме привычной жизни, те, кто создали Нас (и в этом "Нас" смысл она заключает двойной) — неужели ты просто вторишь их словам и научениям? Неужели вот это и есть вся твоя суть, "Божественное Дитя", которому так проигрывает во всех отношениях юная и глупая Императрица? В чайной церемонии и шелках, отсутствие которых в Нашем облачении сегодня ты называешь страшным пороком?!

Она впервые говорит на благородном китайском наречии после десяти дней изъяснений на английском, да и не может она ещё искусно вышивать нитями фраз, не умеет сплетать собственными словами настолько изысканное полотно, как юноша.

Но Божественное Небо, выражать столь открытое презрение многовековым традициям великого народа?! Хоу Шан упал бы в обморок. А Алиса уж точно бы оценила.

— Вы все продолжаете хаять британцев так неистово, будто они — единственное зло, что постигло нас всех в это время. Уверяю тебя, тот британец, что за это время стал Нам... — тут у девочки проскальзывает явная заминка, — братом, вовсе не демон, пришедший из-за моря. Впрочем что толку говорить об этом, доверия и понимания в тебе в этом вопросе Нам не увидеть вовек веков. Скажи-ка Нам лучше, Владыка: разве твои солдаты и генералы борются с иноземными захватчиками? Разве их кровь проливается на берегах Янцзы по твоей высокой воле? Нет, постойте, ведь союзный договор запрещает им, столь ненавистным тебе, вмешиваться во внутренние дела нашей страны! Ты, твои евнухи, твои солдаты — вы даже не видели толком британцев! Те, с кем вы пожелали сражаться, есть и останутся только лишь вашим собственным народом!

В чём-то она повторяет речь, заготовленную для переговоров другими людьми, да и в целом произносит далеко не настолько уникальные слова, как ей кажется и хотелось бы. Но даже скажи об этом Тянцзы в лоб — сейчас девушка не услышит, не поймёт. Разница положений ослепляет её: он, вышколенный теми, кто предал её, и она, пришедшая одна сквозь солёную морскую ночь.

Но это — не всё. Водоворот мыслей раз за разом возвращается к тому самому единолично сделанному выводу, что так будоражит кровь. Неустанный процесс "размышлений о Сыне Неба", что мучил Тянь всё время, начиная с того самого злополучного вечера в Запретном Городе, продолжает работать всё время, что она говорит. И вот теперь, глядя наконец в его пронзительно голубые глаза, она может интерпретировать эти размышления в чёткий тезис. До этого момента — не могла. Не боялась, не сомневалась, а именно что не была способна сформировать поток разрозненного взгляда на ситуацию во что-то определённое. Но теперь туман отступил вместе с чужими голосами, и юная императрица увидела наконец простоту своих суждений, которые столь долго не могла сложить друг с другом.

Поняла, что мальчик, изнывающий под тяжестью ледяного ведра, не кажется ей пустым исполнителем воли бездушной машины.

Поняла наконец, что тревожило и свербило её, побывавшую в шкуре маленького полотёра — осознание в нём, Цэ, собственной воли и жизни.

Хоу Шан твердил ей столько раз, что "Сын Неба" — картонная пустышка, придуманная и разукрашенная евнухами. И в этот миг Тянцзы наконец смогла признаться себе, что после вечера двенадцатого декабря она считает это заявление ошибочным и хочет проверить.

И вот тогда она произносит кощунственные, предательские слова.

— Ты хочешь знать, зачем Мы вернулись сюда, Цэ? Всё очень просто. Мы хотим знать, зачем ты всё это затеял. И если у тебя, лично, не у них!, есть к Нам какие-то предложения, то Мы готовы выслушать их здесь и сейчас.

Отредактировано Tianzi (2019-06-27 14:06:07)

Девчонке в байкерской куртке не удаётся окончательно сломить холёного императора. Да, разбитая чашка, да, нескрываемый гнев – безусловно, её радует возможность поддеть его и вывести из себя. Но молодой человек так и не признаёт своего настоящего имени, а Тянь не чувствует полного удовлетворения. Не признаёт, хотя правда очевидна всем в этой комнате! А ей, невозможной гордячке в эти секунды, хочется безоговорочного подтверждения собственного превосходства на этой сцене.

Он – хочет мира, оказывается. Вдумчивый, разумный. "Божественное Дитя". Пытается противопоставить себя глупышке и всем бесчисленным глупцам, что стоят за её хрупкими плечиками.

— Мир нашему дому… — Тянцзы задумчиво пробует слова собеседника на вкус. — А кто не хочет мира в эти дни? Мы жаждем его, поэтому пошли на поводу у тебя и отправились в ловушку на переговоры. Попали прямо в западню, ослеплённые мыслями о лучшем будущем для Китайской Федерации... Мы – все наши друзья, будь то досточтимые граждане Нашей страны или Наши союзники из другой державы. Мы – Дочь Неба, Императрица.

Она смотрит на него: свысока, почти что с жалостью, но честная и открытая. Что-то есть в её взгляде от девушки, с которой она провела последние десять дней. Что-то – от смелого, не страшащегося жестокой правды Ренли. Эти двое, особенные, внутри неё сливаются воедино с Тянь, Лейси, Лихуа и проглядывают бесплотным присутствием в выпуклых глазах тысячи золотых рыб.

Ей – не страшно. Тянцзы продолжает говорить.

— Мы благодарим тебя за честность, ведь это именно то, что Мы хотели услышать, — молвит она своим тонким голоском. — Мы тоже ответим тебе откровенностью на откровенность. Мы – Дитя Неба – желаем мира для своего народа более, чем кто либо ещё. И пусть Мы мало ещё сделали для своей страны. Пусть Мы ограничены возрастом, волей советников, отсутствием опыта – Мы истово желаем и верим. А люди верят в Нас. Чиновники, союзники, простой народ… Это есть, и этого не отнять, сколько бы твои друзья не пытались этого отрицать. Потому Мы здесь, и преисполнены уверенности, что кроме Нас, Дочери Неба, некому примирить и объединить нас всех.

Она действительно верит в то, что говорит. Она действительно ощущает себя такой в эти мгновения: праведной, возвышенной, неприкосновенной.

— По поводу "дружбы с Британией" в первую очередь следует брать ответ с евнухов, твоих друзей, которые и заключили этот "обольстительный союз", как ты выражаешься. Мы не пускали чужаков в свои спальни – это сделали они, но почему-то об этом факте забывает Южный Китай в своей оголтелой пропаганде. Не спорю, британский вопрос требует компромиссов с обеих сторон… как и вопрос с Российской Империей, такими же чужаками и варварами, которые в отличие от Британцев откровенно нападают на Наш народ. А ты, говоря о мире, сидишь здесь, в тёплом южном регионе, сытый русской гуманитарной помощью… Да, Цэ, Нам показывали эти телевыпуски. Как и тот, где ты хочешь жениться на Нас и расторгнуть тем самым «фиктивный брак» с Одиссеем.

Она встряхивает копной взъерошенных волос и встаёт во весь свой крошечный рост перед ним.

— Ты ведь не глуп, и тоже видишь во всём этом фарсе явные несоответствия. Но Мы не хотим отождествлять тебя с евнухами, нет – не для этого Мы пришли. Ты хочешь мира, Мы желаем того же. А к примирению есть единственный путь, и это – Правда.

Вот такая она, Тянцзы, твоя "сестра". Искренняя вера в добро и язвительность. Возвышенность и насмешка. Слабоумие и отвага. Противоречивость в каждом действии, каждом движении…

Вот что получается, когда подростку не дают взрослеть естественным путём, а потом в один прекрасный день ослабляют контроль.

— Правда может быть только одна. Признай своё имя, Цэ. Признай, что евнухи заставили тебя притворяться самозванцем и пойти против Нас. Ступай на путь Правды и лучшего будущего вместе с Нами. И тогда, однажды, все твои мечтания сбудутся.

Отредактировано Tianzi (2019-07-11 14:25:05)