1. Имя, фамилия, известные псевдонимы и прозвища
Пьер Эжен Мао, знакомых, с которыми поддерживает контакт, чтобы иметь актуальные прозвища в реальной жизни, не имеет.
В засекреченных документах спецслужб проходит под кодовым именем Chat Egyptien, то есть Египетская Кошка.
В сети своё присутствие, особенно занимаясь тёмными делами, разносит на три разные личины: саппорта, иногда выходящего в поля для крупного грабежа, под псевдонимом Gasmask, лидера-контрактора воровского сообщества Сеть под ником Napoleon Dynamite, и одиночки, который занимается похищением и сливом заказанных баз данных, под ником Lone Digger, в том числе в публичных сливах, которые иногда делает сам, а иногда пускает по цепочке из закрытых тусовок единомышленников, таким образом спасая анонимность и географию своих прокси и удалённых доступов от владельцев крупных порталов.

2. Возраст, дата рождения
27 лет, родился 7 сентября 1990 года

3. Сторона конфликта, профессия
Официально: Евросоюз, бывший пилот Миража, инвалид, официально нетрудоустроен. В документах с высоким уровнем доступа – участник эксперимента по улучшенному киберпротезированию военных, в документах с ещё более высоким уровнем доступа – не аффилированный хакер-одиночка, выполняющий заказы спецслужб
Фактически: координатор-наводчик Сети, общества теневых фрилансеров (воров, шпионов, реже – ассасинов), недавно принявший лидерство во Внутреннем Круге, хакер, кибер-террорист.

4. Личные данные
- Рост: от 166 см до 175 (в зависимости от положения протезов)
- Вес: 59 кг (из них 29 – протезы ног от середины бедра)
- Цвет кожи: желтоватый естественный тон, бледно-синюшный и нездоровый от недостатка солнечного света и проблем со здоровьем. Нередко на выход закрашивается краской для тела, которую любят косплееры и всякие другие неформальные тусовки.
- Цвет волос: свой – чёрный, несколько лет как обесцвечен и красится попеременно в яркие и натуральные цвета, понемногу серея перманентно
- Цвет глаз: светло-карий, нередко скрыт линзами
- Национальность: француз (франкокитаец)
- Особые приметы: раскосые глаза, безбородое лицо вечного подростка. Изредка становится на 10 см выше и пальцеходящим, как кот, потому что спускает гидравлики в стопах протезов.
- Типичная одежда: кэжуал и милитари преимущественно. Ходит в джинсах, футболках, кроссовках и тактических ботинках, любит цвета городского камуфляжа для работы и неоновый светоотражающий пиздец для социальных контактов.
- Словесный портрет
Вы не заподозрите в этом представителе типичной городской молодёжи из какой-то хип-хоп и скейтерской субкультуры инвалида, у которого от середины бедра ноги из металла, пластика и проводки. Они скрыты мешковатыми джинсами или брезентовыми брюками цвета хаки. Вы не заподозрите в нём франкокитайца, потому что все слегка азиатские черты лица, доставшиеся от отца, теряются в неазиатских фальшивых цветах.
Ещё вы не заподозрите в этом, конечно, не слишком общительном или подвижном человеке существо, которое почти каждый день борется за жизнь и проводит свою молодость в адском дискомфорте, если не сказать резче, отчего неспособен радоваться в принципе. Пьер Мао либо выглядит флегматичным и воздушным как Будда (если он на сильных обезболивающих), либо гиперраздражительным ненавидящим всё живое мудаком (нормальное рабочее состояние), либо тихо постанывающим при любом движении зомби, который страдает, но на капельницах и диализе, неспособный ни есть, ни качественно спать, фигачит работу попроще в своём логове.

5. Основные навыки
- Бытовые навыки
• Человек-паяльник. Золотые руки и мозги по части работы с техникой, не так беззащитен в вопросах починки своего хардвэйра, как многие другие сетевые «ковбои».
• Обслуживая своё существование проблемного инвалида самостоятельно, поднаторел в первой помощи, использовании медицинской техники, дезинфекции и инъекциях.
• Божественно готовит лапшу, в принципе талант к кухонной алхимии имеет, преуспел в китайских деликатесах и в средиземноморской кухне, но сам по себе питается подножным кормом от лени и из экономии денег и времени.
- Боевые навыки
• В критической ситуации может полягаться протезами и буквально пробить человека насквозь, взорвав один из четырёх гидравликов.
• Во время службы был обучен стрелять и имел отличную физическую подготовку, но, с проблемами с нервной системой и деградировавшим физическим состоянием, теперь едва может использовать даже мелкокалиберный огнестрел, а выносливость стремится к отрицательным значениям.
• Бесшумно ходит и очень устойчив на протезах, если не испытывает туман в голове: пальцеходящий режим имеет дополнительную амортизацию.
- Профессиональные навыки
• Как бывший военный лётчик ЕС, пусть и вышедший на пенсию рано в самом чине младшего лейтенанта – неплохо знаком с субординацией и структурой войск, что помогает ему накапывать информацию о том, что действительно происходит, при любом внешнем инфоповоде в новостях.
• Хамелеон, неплохо понимает не только в физической, но и социальной и сетевой маскировке, меняет в себе всё, до модели поведения, стиля письма, шрифта, использующегося в браузере, не говоря уже о базовых мерах, как подключение через приватные сети, VPN и прокси.
• Не без помощи своей природной гениальности и нереализованного потенциала к интеллектуальной работе – реально классный хакер. Разгадывает принцип чужих шифровок как орешки щёлкает, и сам придумывает абсолютно безумные схемы обхода и ложных следов, защищая себя.
- Знание языков
• Билингв, владеет английским и французским как родными языками.
• Изучил латынь, и медицинскую и биологическую, и просто для себя, когда в школе ещё хотел стать биофизиком и не заболел миротворческой военщиной. За латынью прицепился разговорный итальянский.
• Понимает и пишет с помощью улучшенных переводчиков с тезаурусами на немецком и восточно-славянских языках, одно время, до принятия более серьёзных работ, занимался их разработкой.
- Особые навыки
• IQ Пьера в разное время измерялся сложными системами тестов в диапазоне от 133 до 156. Он билингв, одинаково хорошо научился писать и печатать двумя руками, обладает очень сложным мышлением и в принципе талантливый молодой человек с проблесками гения.
• Спит урывками, по 4-5 часов в сутки и старается не выходить из дома без дела, даже еду заказывает пару раз в месяц оптом с доставкой, за счёт чего способен изображать аж трёх разных человек в сети. При таком вечно угнетающем нездоровом образе жизни, учитывая сопряжённые проблемы со здоровьем, живёт на кофеине, витаминных комплексах и постоянном домашнем диализе крови.

6. Имущество и оружие
- Личные вещи, которые вы носите с собой
Когда изредка выбирается из своего логова, Пьер берёт с собой много техники и не меньше медикаментов, что выходит грузом для рюкзака в этак 20 кг, и на все остальные человеческие потребности его грузоподъёмности уже не остаётся. Поэтому если и путешествует далеко не на машине из-за необходимой анонимности, вечно мучается с гигиеной и одеждой по погоде.
- Недвижимость (дома, квартиры, автомобили и др. крупное имущество)
• Небольшой частный дом в Бургундии недалеко от Дижона, куда уезжает лечиться, когда становится совсем плохо. В основном же использует конспиративные квартиры в Париже, Риме и других метрополисах Евросоюза и не только, хотя все они зарегистрированы на разных людей, переезжает несколько раз в год со всей своей перевозной больничкой на машине, которую маскирует и красит у знакомых маргиналов-автослесарей до неузнаваемости всякий раз под новые права и паспорт.
• Из транспорта владеет инвалидным креслом почти элитного уровня комфорта на электрическом приводе и Пежо старше его самого и всех евростандартов с ручным управлением.
- Оружие
Хранит небольшой пистолет для самозащиты в доме, но чаще при себе носит шокер.

7. Описание персонажа
Биография, включающая в себя отражение характера персонажа, мотивации т.д.
Жил-был в ЕС мальчик, чьи родители были мигрантами. Мать – дипломат родом из Северной Америки, решившаяся на репатриацию на исторической родине после десяти лет бесплодной борьбы за права франкоговорящей диаспоры в округе 2, отец – молекулярный биолог, в возрасте 9 лет мигрировавший с семьёй из провинции Гуандун, Китай. У мальчика, помимо довольно ярких и пробивавших себе путь в жизни родителей, был блестящий интеллект и милейшее лицо, какие только бывают у метисов белых и азиатов; мальчик ходил в элитную школу и, хотя экстерном не заканчивал, набирал знаний и интересов как губка. Мальчику светило великое будущее. Он должен был доучиться в старшей школе, поступить в ведущий университет, и продолжить династию биофизиков, которую начал ещё его дед в Китае в середине прошлого века, но за несколько месяцев до начала очередного учебного года он забрал документы из своей элитной школы, подал в военное училище и сказал, что будет лётчиком, потому что маме Франции нужны не задроты в белых кабинетах, даже если они делают экспериментальное вооружение для страны, а солдаты. Это был первый собственный поступок до тех пор послушного золотого ребёнка, и тот, который определил в дальнейшем всю его судьбу.
Материал для военного из Пьера Мао был так себе: он был слишком умён для выполнения идиотских приказов людей выше рангом, но тупее себя, и он был слишком хлипок физически, хотя в средней школе играл в футбол и был вратарём и капитаном со своими метр-кепка гуандунскими габаритами. Но тут уж видные родители и те таланты, которые мешали быть простым солдатом пронесли его досье к столу старшего офицера. В конце концов, родине нужны были и умы в авиации, если они сами отказывались от будущего в защищённом от поползновений британцев сердце ЕС.
За шесть лет приземистый Китаец стал отличным лётчиком и начал активно участвовать в воздушной разведке на конфликтных рубежах военного блока, хотя в настоящих боях, а не случайных стычках и запугивании он участвовал лишь раз, при контрнаступлении во время высадки СБИ в Восточной Африке, где его в одном бою мобильной артиллерией и подбили, обломав Миражу крыло и разгерметизировав кабину. Обшивка самолёта трещала по швам, выгибаясь листами стали внутрь и наружу, когда Пьер пытался выбраться из заклинившего кресла и выпустить парашют. Когда ему это удалось, самолёт уже разломался, и он падал на грани потери сознания навстречу саванне, лишь при приземлении обнаружив, что не чувствует ног: правую размозжило от колена вниз, а левую по кость прорубило листом железа.
Мобильный госпиталь нашёл его в течение получаса, когда молодой лётчик уже истёк кровью, а в себя пришёл он поставленным перед фактом: прости, малыш, ноги мы тебе не спасли, пришлось оттяпать. И тут же так удобно, сидя на не занятой им даже наполовину кушетке, военный медик дёрнул губами и предложил: «но, если хочешь, мы сделаем тебе новые, у нас как раз экспериментальная разработка». Умник, но в биологии так и оставшийся школьником-недоучкой, читающим только радужный научпоп, Пьер подписал все документы даже не думая, тем более что сидеть обрубком ему всю жизнь не хотелось, а тут сулили повышенное жалование, если эксперимент пройдёт удачно, и полноценную жизнь.
Только он не прошёл. Из десяти ампутантов с новыми технологичными протезами, которые теперь не только считывали мускульные сокращения в культях, но были интегрированы напрямую в нервную систему, осложнения получили все. Самые удачливые просто были вынуждены подавлять свою естественную иммунную систему и принимать заместительные препараты и курсы диэлектриков, в то время как помимо этого искусственные конечности со всеми датчиками прижились и не вызывали стресса нервной системы и не ощущались как инородные. У Пьера же протезы обеих ног долгое время вообще не реагировали на подключение, в то время как из-за площади контакта плоти с подключениями и количества подключённых нервных окончаний все негативные последствия такой имплантации, от отторжения и постепенного отравления металлами, вызывающего угнетение всех функций организма, и особенно когнитивных, до шума и помех сбоящего механизма, ударили с двойной силой. За 2011-2012 год Мао прооперировали в общей сложности 9 раз, всякий раз с минимальным обезболиванием из-за характера операции, и даже когда ему заменили подключения полностью на не вызывающие такой аллергии из-за его уникального генетического профиля, он испытывал большие проблемы, чтобы использовать протезы на полную. В конце концов, после последней попытки встать на ноги так, как это ему рисовали в госпитале в Африке, он был как лётчик и, соответственно, отбивающаяся инвестиция, признан безнадёжным, поставлен перед выбором, уйти с ногами и продолжать участие в эксперименте, когда его там запустят на новый круг, и получать пособие за сотрудничество, или уйти без ног и даже без замены их на неинвазивные простые протезы, и Пьер отправился в отчий дом.
Родители знали, что сын служит, но, учитывая то, как он предал все их надежды 7 лет назад, знали лишь самое главное и интересовались деталями, по крайней мере, в звонках и переписке, мало. А Пьер им только отписался, что он жив, и не сказал ни про ампутацию, ни про то, что вообще продолжает лечиться в надеждах когда-нибудь ходить с подобием нормальности, а не спокойно продолжает служить родине и военному блоку. И вот он пришёл на порог прямо, не приехал, но выглядел как смерть, и с трудом отыграл, что у него всё лучше, чем на самом деле, восстанавливая отношения с семьёй целых две или три недели. Будущего не было, хотя отец предлагал оплатить ему обучение – Пьер сам осознавал, что все эти инвестиции в его формальное образование никогда не отобьются, как не отбились протезы, потому что он слишком слаб и постоянно болен, чтобы делать карьеру на этой базе. Тогда бабушка предложила отписать ему первый их дом во Франции, который со смертью деда сдала и прекратила посещать, углубившись в работу на ферме в другом муниципалитете. Парень согласился и въехал в него, первым делом выбив через последних знакомых и своего бывшего начальника, хоть как-то понимавшего ситуацию и испытывавшего какое-то подобие сочувствия, технику и специалистов для реабилитации, потому что у него за три недели вне госпиталя с минимум препаратов опять начинались проблемы с головой и кровью. Пенсии хватало вот ровно покрывать обслуживание этого необходимого ему минимума, в найм. И тогда Пьер решил учиться и работать, как может, чтобы обеспечить себе жизнь, а не существование, и первым делом взломал местную дижонскую больничку, благо люди в провинции в органах сидели расслабленные, не то что в центральном институте неврологии и трансплантологии, и подделал себе электронные рецепты на бесплатные антидепрессанты и обезболивающие. Через полгода, когда им заинтересовалась служба по контролю за оборотом наркотических веществ, Пьер ломал уже куда более интересные вещи, и был слишком безобидным и при этом талантливым, чтобы его закрывать и прокатывать катком системы, а не нанимать. Так официально началась его карьера за мониторами.
С обществом Сети с большой буквы и сопряжёнными с ней тёмными слоями интернета вышло интересно, примерно на рубеже 2013-2014 года, когда Мао уже получил поддержку и доступы, чтобы заниматься лёгким шпионажем внутри союзного блока и в англоязычной сети, ломая мелкие институты на свой страх и риск под личную ответственность. Пьер тогда лежал с особо тяжёлым периодом отравления и аллергии, утыканный катетерами, только растратив всё, что у него было, на собственный аппарат для диализа, чтобы разгрузить и так сбоящие от количества других препаратов почки и печень, и в своём опиоидном обезболе, не ев как гуру десятки дней, так, что, казалось, у него желудок-то уже схлопнулся и забыл ощущать голод, он почувствовал себя бессмертным и настолько отчаянным, чтобы влезть туда, куда не должен был лезть: к своим, искать информацию о засекреченных экспериментах.
Знаете, что Египетская Кошка накопала в архивах проектов «СуперСолдат»- 0917 и -0929 2010-2013 годов? Что параллельно велись испытания и сращивания и протезирования собственной, выращенной искусственно с небольшими изменениями состава тканей и костей плоти солдат, и хотя эксперимент был дороже, а повышения боеспособности людей, которые оставались кусками плоти, наблюдалось мало, почти все добровольцы остались при руках и ногах, здоровые, по крайней мере, в перспективе прошедших двух лет. А вот сталью и пластиком люди становиться не хотели, и служить смогло только трое, из которых двое погибло в очередном конфликте, оставшись без мед.обеспечения.
Пьер ощутил себя использованным, преданным и выброшенным на помойку недолго и несчастливо доживать со всеми осложнениями, которые ему достались с даром не давшимися ему теперь ногами. Да, он понимал, что подписался на это сам. Выходя через ломку из продолжительного кайфа и снова думая о циркулярной пиле или лесопилке, под которую хотел бы лечь, он ощущал боль, много боли, и очередной приступ порождённого жизнью в таком состоянии несчастья. Вот ему было 24 года, он жил взаперти, комком аллергий и запретов почти без иммунитета и сил двигаться на даром ему уже не нужных таких ногах, тратя огромные деньги, которые зарабатывал в бессонные ночи шума от сенсоров в голове, на дорогущую больничку дома, и в его существовании всё так же было очень мало радости, а ему хотя бы могли зарастить хоть одну конечность, дать обычную палку на вторую, и он продолжал бы так летать, в остальном относительно здоровым. Никто его так не держал, но он не мог общаться с обычными здоровыми людьми вживую, не просачиваясь ядом своих боли и раздражения, как текущий вентиль. Он не мог даже бухать или пить сладкую газировку и есть всё, что вкусно и хочется, потому что у него погибала печень, а единственным перерывом в «глитчах», помимо кислородного опьянения с помощью ИВЛ на ночь, был медикаментозный паралич ног, который его научили делать в домашних условиях после очередной не очень радужной поездки в институт трансплантологии.
Да, он знал, что такое прощание с источником проблем будет выходом, но также знал, что сил и причин жить дальше обычным обрубком у него уже не будет, это будет равносильно сдаче, что как только боль и активное несчастье, которые подпитывают его ненависть к не прекращающему воевать миру, исчезнут, он просто ляжет и позволит себе умереть, не оставив следа в истории человечества. И вообще он ждал, что его запалят на проникновении к своим, учитывая, что он использовал засвеченные и данные ему службами доступы, а не левые, так что готовился просто стреляться из оставленного ему на всякий случай табельного.
И вот тогда Наполеон Динамит, легендарная личность в узких кругах сетевых «ковбоев», который, говорили, ни с кем извне своего круга не беседовал дважды, и то, скорее всего, был фальшивкой, сам нашёл его. В реальной жизни, а не по сети.
Тот день Пьеру снится как самый странный, но пресветлый сон. Он и проживался им ирреально: однажды на его пороге возник пожилой господин, небогатый, но очень достойный, с причёсанными профессорскими усами и бородкой, и сделал комплимент его саду. То есть, годами росшим без ухода, закрывая окна первого этажа, жасминам и шиповникам. Добрый герр с необычным восточным немецким акцентом, насколько Пьер мог судить, очень мало контактировав с немцами, попросился, не уточняя ничего про себя, очень вежливо, в дом выпить чаю или кофе. Он его пустил. Господин снял шляпу с атласной лентой и винтажный плащ, не брезгуя вешалкой, которую последний раз уж двенадцать лет как мёртвый дед парня, заставил его своей деликатностью станцевать такой танец гостеприимства, который ошарашенный хакер не танцевал никогда, и только после чашечки зелёного чая сказал:
– Поскольку вы обо мне ещё ничего не знаете, юноша, а я о вас знаю, к вашему возможному ужасу, всё, давайте я сравняю наше положение, – и выложил на стол удостоверение личности гражданина Израиля, жетон, который по летучке от своих нанимателей-шпиков Мао узнал как Моссад, и диплом почётного профессора информатики нескольких европейских институтов, начиная с альма-матер, МГУ, со степенью в начале шестидесятых. Константин Исаакович Давыдович – Пьер уже получил угол головы с восточно-европейского имени – выложил ему все свои подноготные, рассказал о том, как его всю жизнь интересовала информация, а потом заинтересовали методы её применения для улучшения своих условий жизни и, быть может, мира, а потом протянул над столом с вот этим вот компроматом, на которые раскрыв рот смотрел калека, сухую аккуратную ладонь, и сказал:
– А ещё я – Наполеон Динамит, но это, увы, нигде не указано, сам понимаешь.
И что-то такое неимоверно подкупающее было в этом старике, сразу зашедшем с козырей честности, вскрыв себя как агентуру и при этом преступника, что Пьер сдался без боя и подозрений, чуть не расплакавшись от того, что его семья не знала, никто не знал, а какой-то старый еврей с обезоруживающе добрыми глазами – знал, кто он такой, чем живёт, и как ему горько. Его словили на горячем, на пошатнувшейся вере и интересе к правде, оборотни, которые, по словам Динамита, сидели в тени каждой страны и стороны этой непрекращающейся войны, и его приглашали как брата.
Цели Сети, точнее, её мозгового центра, были просты: объединять таланты без цели и давать им цель, работу, и получать за это барыш. Что есть величайшая добыча, как не главный инструмент власти в нынешние дни – информация и оружие – которыми пока владеют, но уже не очень, службы, и, значит, с помощью таких вот думающих по-своему оборотней владеют и члены Сети. Они почти друзья, хотя при встрече вживую, скорее всего, не посмеют даже поздороваться.
«Но мы ведь тут мечтатели, парень, – говорил профессор с двумя сетевыми личинами явно младше себя по портрету поведения лет на пятьдесят. – Наученные, что нельзя только мечтать, но всё ещё мечтатели».
В тот день Пьер Мао стал оборотнем, а французы и не заметили. От Сети ему за небольшие сливы для своих и в эту сторону тоже постепенно доставались всё новые контракты и доступы, он учился, как обезопасить себя и от таких вот длинных носов, где он ошибался, и становился не просто любителем, но мастером. Сам Наполеон набрал его во внутренний круг, где светился своей более рабочей личиной, BitCohen’ом, и научил тому, что знал о поведенческой слежке на примере своих в не меньшей степени, чем других, и как создать себя с нуля. Одинокий Танцор стал Респиратором, пацаном, который ездил в поле с ворами глушить сигналки из локальной сети крашенным в кислотные цвета. Незаживающие следы от уколов на руках превратились в эффектные свидетельства наркомании, маска для экстренных случаев с ингалятором из его аптечки была встроена в армейский противогаз и превратилась в его второе лицо, и все воры знали его сетевой аватар вживую, но не знали, что на самом деле за ним, и он тоже знал их рабочие лица, такие крепкие, что верилось в каждое, а также знал, что в Сеть, в её элитные круги с общаками и ресурсами, специально набирают не абы кого, и даже не по социалдарвинистическому критерию СБИ, а людей поломанных миром бесконечной войны, с мотивами плевать на интересы государств, как те плевали на них, в которых это синонимично интересам политиков и монархов, плевать на границы, и, в нужный момент, готовых этот порядок громить. С сентиментальной связью с этим обществом анонимных разбитых, но не сломленных, о которой даже не всегда знали её члены, оберегая свои маски. Но пока они торговали услугами.
Годы шли. Пьер сутками сидел и спал за компом и жил подключенным к очень дорогой медицинской технике, не отходя от неё более, чем на несколько дней, потому что иначе мог очень быстро умереть. Его несчастье и отсутствие радостей жизни оказались вытеснены работой и материальным процветанием, которое она приносила, чтобы он мог оплатить все счета своего километрового списка лекарств, которые что-то лечат, что-то гробят, и добавок, которые лечат то, что гробят первые. Ему уже пересаживали печень, у Пьера ещё свеж шрам, и недавно меняли окислившиеся переходники в ногах. Войны как шли, так и идут, но Сеть набрала обороты, и всё крепнет. Так-то Мао живёт в изоляции и полюбил своё горькое одиночество, но года полтора назад кто-то из воров Сети после совместной работы подарил ему очень ласковую сиамскую кошку без передних лап и с одним пластиковым ухом. Конечно, посыл был такой, что раз киса может быть счастлива с человеком без лап, то, может, не надо ему сычевать как мудак в одиночестве и испускать пары ненависти на весь мир, а быть счастливым с киской, но за это координатор обчистил расчётный счёт умника, сыграл его финансами в пинбол по оффшором, и вернул через месяц за вычетом чека на 3D принтер, после чего прислал СМС «спасибо, пидор, протезы кошке напечатал сам. – 645/\/\45|(».
Осенью учитель, который заменил собой Пьеру живую семью и во внутреннем круге координаторов-технарей был из-под своей второй личины душой их форума, прислал ему живое письмо, которое заставило Мао загрустить и задуматься. В письме, даже написанном так старо и красиво, что не сравнить со слэнгом в сети, который мастерски использовал БитКоэн, Давыдович написал о природе и погоде в его родном городе, Москве, рассказал о своей жизни, чего не делал со дня их встречи в доме Пьера в Кот-д’Оре, и про умершую тридцать лет назад жену, и про внуков, которых невестка, когда сына убили в одной из военных операций, увезла из Израиля от деда в Германию, и об иссушающем сердце одиночестве, аж со стихами в переводе на разные языки, а на последней странице приложил результаты биопсии и одно слово: «приезжай». Делать нечего, опять обезоруженный Пьер собрался, вместе с новым комплектом документов и прививок кошке, и поехал. Он не раз ловил себя на том, что им могут управлять, а потом прокручивал всё в уме несколько раз. Да, все они в Сети – параноики, но многим нечего терять и некуда идти. Кто-то, у кого есть, конечно, сидит и просто работает, но ему и не говорят о глобальной картине планов и фронтов работ. Кого ещё Наполеон Динамит подпускал к себе лично, Мао никогда не знал, подозревал, что некоторых, и если это такой изысканный розыгрыш – то ему будет не жалко даже сидеть потом обёрнутым вокруг пальца и осознавать грандиозность всего (прежде чем застрелиться).
Они встретились на Востряковском кладбище в начале октября, и долго говорили. Побледневший и облысевший профессор, ставший совсем старым и немощным, долго разговаривал о них реальных, спрашивая, как у Пьера дела, прежде чем заговорить о деле.
– Я хочу, чтобы ты принял дела и стал за меня, – сказал на французском севшим голосом Динамит. Нет, эта личина никак не клеилась на него, в отличие от БитКоэна. И не клеилась на Респиратора тоже. – Взял под контроль мои пароли, явки, и рулил Сетью, а не спускал их поводки.
– Почему я?
– Я применял поведенческую психологию в работе на агентуру сорок лет, намного раньше, чем разочаровался причинять добро миру, спасая Священную Землю и это неласковое отечество, сынок. И вот стоим мы здесь, мафия без кровного родства, сынок. Что ближе, после крови, объединяет души?
– Общий враг и угнетатель, – глухо ответил фразой с форумов новых французских революционеров Мао.
– Нет, это частность, и частность непостоянная. Объединяет, Пьер, общее дело и общая беда. И обстоятельства, которые нас сделали теми, кем мы стали – наша общая беда, а образ жизни – наше общее дело. Ты простишь мне, если я скажу, что уже один раз вылечился от рака, до того, как нашёл тебя?
– И ты сразу приглядывал приемника и пришёл с забросом на это.
– Ага.
– Знаешь, мне об этом уже разок в госпитале рассказывали, когда я без ног остался. А ты за что? Потому что я такой же никчёмный и никому не нужный иждивенец на обочине? – было не описать, как внезапно ему сделалось противно разговаривать. Если раньше откровения радовали, то теперь они просто по живому драли, Мао хотел сорваться с места, убежать, всех сдать властям, и тоже из жизни уйти вместе с этим хитрым пауком, который покупал всех своей честностью и добрым, понимающим взглядом. Рядись сантиментами сколько угодно, а холодный липкий шпик – всегда шпик. Особенно когда уже собрал себе потенциальное теневое правительство. Вот уж действительно, человек-монета.
– Нет, не поэтому, – покачал головой в облинялой, но всё ещё очень благообразной шляпе Давыдович. – Ты безбожно умён, Мао, но оказался, как ты сказал, на обочине, отработанным материалом военной машины, и проводишь свою жизнь в сожалениях о прошлом. До сих пор, несмотря на то, как дело спасло тебя, я ж следил за тем, сколько ты покупаешь таблеток. Я так делал тоже, напивался до забвения и проводил годы, закисая в своём несчастье, пока не сделал своей целью в жизни вот такую вот семью из таких же как я, не стал её взращивать и о ней заботиться.
– А ты не много ль на себя взял, исусью миссию, быть мамкой для взрослых кибер- и настоящих преступников, наставляя их на путь истинный?
– Только то, что захотел и мог себе позволить… – на агрессивный комментарий старик только посмеялся. – Но семьи держатся на узах, преемственности, и крепкой лидерской руке. А ты мог бы сделать нашу маленькую сентиментальную мечту смыслом своей жизни, и продолжать набирать правильных людей и учить их правильным вещам.
– Никчёмных отбросов, обиженных жизнью, драть систему в те щели, в которые можно драть? Да, зашибись, если ты не заметил, я сам живу на аппаратах.
– А я уже двадцать лет как умирающий старик, мальчик. Это не мешает мне дёргать ниточки и делать больше, чем здоровые мужики делают за свои двадцать лучших лет зрелости.
Всему виной сентиментальная, мать её, идея, которая заставляет их перестать жалеть себя, когда в руки даются инструменты, и делать дело. Пьер дёрнул губами. Поэтому он не избавлялся от протезов, которые приносили ему только муки и ограничения.
– Как я и говорил, мы похожи. И оба мы не подходим под социодемографический портрет служб о том, кто такой Наполеон Динамит, я проверял, и ты тоже.
– Обоссаться, какая причина, чтобы объявлять наследника подпольной империи, – всё ещё упорствовал Пьер.
– Поэтому мы и говорим об этом вслух, не так ли? Чтобы не воспринимать друг друга слишком всерьёз и понимать патетичность ситуации. И всё равно я буду продолжать тебя об этом просить, хотя не знаю, хохотать или плакать. Я хочу, чтобы ты стал моим наследником. Жил этой организацией и дышал ей, как я. Я знаю, ты можешь.
– И… что я буду делать? Я не умею манипулировать другими так, как ты. Я засру всё твоё мировое правительство просто делая дела как делаю я.
– А тебе не придётся ничего особо делать, особенно как ты. Чтобы расшифровать все мои коды и записи у тебя мозги есть. Для контактов с Сетью вне Круга я сдаю тебе свою маску и все связи, никто не знает меня вживую так, как ты. Когда я только собирал первых людей, было сложно, да, приходилось рисковать, как приходилось рисковать с тобой, но в этом тоже вскоре учишься чувствовать. А Шартрёз слила мне фрилансящих на Францию «ковбоев» просто потому, что я попросил – не платил, не обещал ответную услугу.
Эта утопия развалится. Эта утопия развалится. Эта утопия развалится, – стучало сердце Пьера, и он ощущал, что это думать физически больно, потому что ему нравилось то, что было у него в Сети. – Нет чести среди воров, мир полон ненависти и обмана, эта утопия развалится.
– Ну и в чём смысл, если мы просто заменим одного левиафана другим в итоге?
– А, да ни в чём. Но хорошо, когда правила игры задают люди со стандартами. Наши стандарты мне просто нравятся больше, и ты их разделяешь, поэтому я не боюсь, что ты наберёшь к рулю мудаков и потопишь корабль. Забери всё, что у меня есть, что тебе нужно, раздай остальным всё, что им понадобится, и храни то, что не нашло пока хозяина, или похорони, впрок. Объявишь как Динамит, когда меня не станет, что БитКоэн умер, продолжишь быть всеведущей фигурой откуда-то извне как он и злым Респиратором от себя в Сети и на работе, если захочешь. Я не советую, но иногда для поддержания маскарада тебе придётся выходить, как и мне приходилось. Никто не должен знать, что ты – ферзь с нашей стороны доски. А ты, если задашься целью жить, проживёшь без нужды в приемнике долго, даже если будешь иногда подставляться.
Они ещё долго гуляли молча среди стелл и надгробий, евреев и русских, богатых и бедных, а в кронах вымахавших с первых захоронений лежащих в некоторых участках в пять рядов тел щебетали северные птицы. К сумеркам личный мобильный Пьера запиликал, в мессенджере спустя три месяца с последнего созвона было сообщение от его матери, что-то про отца. Он отложил и взял телефон лишь из-за замечания всё заметившего Давыдовича.
– Да, тут… – он пробежал глазами по сообщению без особого желания. Отец в больнице с сердцем, мать просила приехать или хотя бы позвонить. Пьер не знал, что делать с этим всем и поморщился, всё же решив написать: «прости, плохо себя чувствую, может, вечером, если получится». После этого он поднял пустые и задумчивые глаза на старого еврея, смотревшего на него с неподдельным интересом, и сказал:
– Ничего срочного.
Нет, он не собирался ошарашивать человека, который манипулировал им на протяжении лет, ответной честностью. А, может, он просто знал, что сейчас такое откровение нарушит все планы, ради которых он сделал невероятное – сорвался и приехал из райской европейской зимы в страну Генерала Мороза, чтобы поговорить с человеком, которого видел в жизни лишь раз до этого, даже не зная, примут его или нет. Никакой чести среди воров, никакой чести среди воров, кем же надо быть, каким отчаянным, чтобы ими так долго править? Насколько снисходительным к их порокам, не теряя контроль? Насколько уверенным в своей силе, власти и знании человеческих мягких мест, чтобы просить корыстных людей делать вещи, которые у них нет прямой выгоды делать? Боже, да ни один человек с семьёй бы в это в жизни не впутался. Это же сон на постели вострых ножей, каждый день, всю жизнь. Но это не то чтобы что-то новое.
– С чего начнём?

8. Связь с вами

9. Планы на игру
Четко прописанные планы и идеи по взаимодействию с событиями игры и другими персонажами. Строго по согласованию с администрацией форума
Стекла пожрать. Поиграть за человека, который борется за жизнь и в этом постоянном несчастье ещё находит в себе силы и злобу для действий, которые могут менять мир, уйдя на тёмную сторону.

Отредактировано Pierre Eugène Mao (2019-06-01 23:35:11)