Если бы у Алины спросили теперь, хочет ли она знать время своей смерти, она бы без мгновения раздумий и капли сомнений ответила, что нет. Невозможно жить с осознанием того, что ты умираешь медленно и неотвратимо, как нельзя наслаждаться минутами, каждая из которых на счету, потому что они безвозвратно проходят. И ничего нельзя сделать с обозначенным концом: ни предотвратить, ни передвинуть, ни отсрочить, - как и не думать о нём тоже совсем не получается.
Каждый поцелуй, каждое объятие были отравлены болью предстоящей потери - их было не счесть, но всё равно мало, и если бы только можно было сделать запасы тех особенных мгновений, что дарили горячие губы и сильные руки... Но оставалось только смириться. И никак нельзя было вернуть то состояние беспечности и какого-то нереального счастья, что царило на острове, где Алина и Франциско жили абсолютно одни. А теперь ещё и тот рай на двоих остался лишь в воспоминаниях - последнюю ночь перед её отплытием они провели в Рио.
Кобра отчаянно не хотела засыпать. Она всё не могла надышаться так горячо любимым Диазом, не могла насмотреться на него, чтобы отпечатать в памяти каждый характерный жест. Алина собирала его запах, едва касаясь кожи кончиком носа. Она запоминала его руками, губами и телом, впитывала глазами, ушами и кожей. Она не хотела признавать, что совсем скоро это всё останется в прошлом, что поездка обретёт конечную дату, но желала сохранить как можно больше и как можно дольше.
И всё же сон оказался сильней и украл у Кобры и Диаза несколько часов. Когда Алина проснулась, она ещё успела застать за окном невероятной красоты рассвет над океаном, но удивительная природа больше не радовала её. Лишь сильнее прижавшись к ещё спящему Франциско, она запоминала его ещё и таким: беззащитным, спящим и... одиноким. Больше он не будет просыпаться от её горячих поцелуев в шею, а её больше не будет будить его внезапное желание. Больше они не разделят ничего на двоих: ни скорбь, ни радость, ни постель.
"Боже, как это невыносимо..." - на сердце такая горечь, такое отчаяние, но Алина не могла дать волю слезам, только не при Франциско. Она провела рукой там, где ночью Диаз отпечатал на ней прощальные следы, и нашла в себе силы улыбнуться. Её Дракон до конца пытался удержать добычу, но в этот раз ей суждено было покинуть его. Она знала только одно - огонь, что когда-то зажёг в её сердце бразилец, никогда не погаснет, какие бы испытания не выпали на её долю.
Алина не удержалась, и прикусила кожу на смуглой шее.
- Доброе утро, Франциско, - она была счастлива рядом с ним и она улыбалась ему, пусть даже последние часы, что они проведут вместе.

Кобра забыла обо всём, погрузившись в тёплые воды, согретые не солнцем, а дыханием Дракона, забылась, старательно и бессмысленно выводя узоры на сухой и горячей чешуе. Чаще всего пальцы рисовали невидимую восьмёрку, перевёрнутую бесконечность, мнимую вечность, которой у них никогда не было. Она просто пребывала в спасительной спячке, пугающе правдоподобном сне и, очнувшись, не могла вспомнить ни своего имени, ни родного языка.
Тереза Суарез. Подставное имя прибило настоящее к берегу безжалостными волнами, бросило на острые камни и без колебаний растерзало под задорные крики чаек, а останки или разметались по ветру, подобно праху, или растворились в солёной призрачной глубине. Кроме отголосков памяти, с каждым днём становившихся всё тише и слабее, задыхавшихся, умолявших о пощаде, отчаянно цеплявшихся за край чёрной бездны; кроме пропечатанных букв на страницах девственно чистого документа, покоящегося далеко-далеко, упрятанного за семью замками, в доме, что стал не более, чем местом, куда не хотелось возвращаться; кроме редких фотографий, о которых ведала лишь та, кто девять месяцев носила под сердцем старшую дочь, от Алины Сергеевны Тихомировой ничего не осталось. Она, готовая заплатить любую цену, даже навсегда потерять часть себя, желала стереть своё прошлое и переписать свою историю, и жизнь будто бы подарила ей этот шанс.
Шанс был вполне осязаем и чертовски хорош собой, но, самым главным, было обоюдное согласие на взаимовыгодное сотрудничество, венцом которому стал удивительный симбиоз, когда он дождался окончания путешествия, что предназначалось для неё одной. Он был её проводником в новом мире свободных людей, её глазами, в фокус которых попадали теперь те вещи, что раньше были неведомы для неё, её эмоциями, что подчинялись пламени его внутреннего огня. Неподвластным оставалось лишь её сердце, которое оставило болезненные, пульсирующие ожоги на когтях Дракона, и он, благодаря этому, снова почувствовал себя уязвимым, но живым.
Cobra. Такой он знал её и так он звал её. Неуловимая, извивающаяся, опасная для всех и затихающая только в его руках, но оставшаяся непокорённой до последнего удара в груди, до последнего вздоха, свидетелем которых он не будет, потому что перемалывающие секунды жернова времени глухи к мольбам тех, кто забыл о своём пути и попытался всё изменить.
"Я не уеду..." - песок забивает глотку, ноздри, уши. Не было никакой приятной телу воды, не было никакой чешуи - это всё был мираж, и вокруг только следы собственных ног и восьмёрки на бескрайней жёлтой глади пустыни.
Она жертвует драгоценные остатки влаги из фляги его губам, довольствуясь лишь тем, что успевает собрать с них, уже сухих, но как никогда жадных.
Скоро солнце окажется в зените, и настанет конец всему.

Так случилось, что Кобре при возвращении с того света вместе с огнём, зарождённом в магме, бегущей по венам Франциско, передалась неуёмность, свойственная бразильцу. Что бы он ни затевал, всё должно было проходить с соответствующим размахом, а если Диаз желал что-либо или кого-либо, для него не существовало никаких препятствий. Дракон сметал все преграды на своём пути, рвал алмазными когтями и оставлял после себя выжженную землю, только Том де Фалько и ещё несколько приближенных к нему людей могли выстоять против урагана его страстей. То, что жизнь не давала ему добровольно, он отбирал силой и хитростью, а ещё Франциско всегда большое значение придавал фортуне. Случай благоволил ему, позволив Диазу стать тем единственным, кто был избран свидетелем момента, когда распустившийся огненный бутон явил свою красоту миру. И этот же случай, подаривший мужчине особое таинство, без колебаний, не зная пощады отбирал свой подарок. И если Франциско было чем задобрить вечно ненасытного зверя - голодную пустоту, что, безусловно, останется с ним вместо Алины, то сама Кобра, которая уже мысленно стояла на палубе корабля, не имела ни малейшего представления о том, что ждёт её за океаном, не погаснет ли её огонь вдали от своего источника. Спасение Франциско было в пучине его вечного кошмара, из которого Тихомировой так и не удалось его вытянуть, Алине же предстояло пережить ещё одну потерю и удариться в новый виток поисков, которым, кажется, не будет конца. Покой - сладкий обман, он был принесён в жертву в далёком детстве вместе с голубым платьем. А что произойдёт, если Алина, вопреки всему, останется с ним?..
Кобра запрокидывает голову и открывает рот в беззвучном крике. Ей не суждено быть спасением для Диаза. Алина уедет, и он снова окажется окутанным пламенем мести во имя семьи, которую он потерял, а ей нужно встретиться лицом к лицу с теми, кто дал ей жизнь, память о которых всегда с ней. Тихомирова ещё может оградить их от кошмаров, что несёт с собой смерть. Она должна вернуться не ради службы, а только затем, чтобы семья увидела её живой.
- Главное, что с тобой, - тянет губы в улыбке Алина, поворачивая голову, и наклоняется к Диазу, чтобы утопить все остальные рвущиеся наружу слова в поцелуе.
Это тоже талант - изображать простым то, что на деле оказывается совсем не просто, находить силы в том, чтобы поддерживать иллюзию прекрасного мира, сотканного в четыре руки. Кобра, в отличие от Франциско, не обладает талантом красиво говорить, и это одна из причин, по которой Алина не даёт мужчине сказать более ни слова. Все его речи перетрутся со временем в труху, а она хочет помнить момент одновременной сладости на губах и горечи в сердце. Она чувствует невыносимую боль, но она жива, и это величайший дар, которым Диаз наделяет её на прощание.

Отредактировано Alina Tikhomirova (2018-07-15 02:55:13)

Обыденность пытается фальшивой безмятежностью удержать старые раны, которые в любую из отмериваемых судьбой секунд грозятся вскрыться и принести новую волну разочарований и боли. Занимает своё привычное место на крючке полотенце после контрастного душа, выученными движениями ставится на плиту чайник.
- Да, полно, - эхом отзывается Кобра своему Франциско и присаживается рядом с ним на кровати, чтобы ещё раз припасть к его губам в полном огня и бешено пульсирующей жизни поцелуе. Она искуснее его в военных делах, но он значительно мудрее змеи в том, что касается житейских дел, и Алина усвоила некоторые из его преподнесённых уроков: не стоит никуда торопиться, потому что именно в моменты спешки есть самая большая вероятность не только опоздать, но и упустить самое важное. Тихомирова наивно верила, что если они будут нестись по улицам Мехико, то успеют посмотреть как можно больше, но в атмосферу Дня мёртвых нужно было окунуться, позволить ей самой вести тебя по улочкам в людском потоке, и крепкая рука Франциско на плече, удержавшая Кобру рядом, сказала куда больше слов, а следом за ней тёплые улыбки с нотками лёгкой печали и говорящие глаза коренных жителей. Они не были богаты, они не знали, что принесёт им завтра, но неизменно поддерживали тонкую связь между миром живых и мёртвых и были не просто едины, а совершенно искренне счастливее сильных мира сего.
Уроки кроткой радости и смирения, ценности не только отдельных моментов, но и всей жизни поблекнут, их покроет тонким слоем беспросветности горечь утраты, ощущаемая в девятикратном размере, когда в образовавшуюся на месте дорогих людей пустоту хлынет едкое одиночество. Сотрутся улыбки с лиц и потухнут глаза, а пальцы больше не будут ощущать родное тепло. Двум мятежным душам нужно будет закрыть каждой свою дверь, что ведут в разные миры, которые смогли стать частью друг друга, несмотря на пролегающий меж ними океан, чтобы не сквозило понапрасну надеждой. Для будущих поколений нужно подготовить благодатную почву, и на пропитанной кровью земле вырастет самый благодарный урожай. Таков долг, такова их судьба и крест: класть на алтарь даже самое ценное; разрушать своими же руками то, что с трудом возводилось; заглушать кричащую внутри несправедливость; заставлять сердце размеренно биться, когда оно готово проломить грудную клетку изнутри; и двигаться дальше, не обращая внимания на новые шрамы, вспыхивающие на коже, и осколки, вонзающиеся в неё. Только такие, как они, горячие, сильные, страстные натуры, делают непростой выбор, который определяет все последующие шаги, лишает их права принадлежать самим себе и безрассудно распоряжаться своими фигурами. И только закалённые жаром и холодом могут вынести всё, что выпало на их долю.
Алина прерывает поцелуй первой, ощущая горькое послевкусие, расплетает пальцы, и прохлада простыней, охватившая освободившуюся ладонь, болезненнее прикосновения к раскалённой стали. Искренние желания приносят лишь муку, не совпадая с действительностью, именно сегодня привычный уклад будет нарушен. Последняя, заранее приготовленная стопка одежды покидает недра шкафа, освободившееся место занимает другая, принадлежавшая Франциско и лежавшая здесь изначально. Где был пустырь, однажды вырастут дома, окруженные цветущими деревьями, где были шрамы, туда ещё не раз вонзятся иглы, впрыскивая в память через кожу краски. Когда-нибудь они обретут покой, но чем больше ткань скрывает тело Кобры, чем чаще на глаза попадается собранный багаж, чем громче свистит вскипевший чайник, тем ближе прощальный гудок корабля.

Не задумываясь, Диаз запускает в Алину кинжалы: на поверхности смертоносной стали отражаются небрежные фразы и напускное спокойствие. Но этот номер повторяется слишком часто, чтобы Кобра придавала ему хоть какое-то значение, позволив обиде затопить сердце, а подступающим эмоциям пронзить насквозь. Театральный сезон с приглашенными артистами затянулся: были и аншлаги, и пустые залы, но количество зрителей давно отошло на второй план, желание оставить в памяти не стираемый отпечаток друг о друге и дойти вместе до конца важнее не только чужого мнения, но и всего окружающего мира.
Кобра, искоса поглядывая на Франциско, скрывает снисходительную улыбку - это не смешок, а нежность, искаженная вязкой нервозностью, которую никак не сбросить с плеч. Диаз как загнанный в угол зверь сейчас. Его тянет к огню, но нутро протестует, инстинкты беснуются, потому что ожоговые рубцы глубоко под кожей напоминают о себе. Достаточно прикрыть глаза, потерять контроль, и яркие всполохи, согревающие в настоящем, превратятся в мучительные воспоминания.
Звонкий смех разносится по квартире, когда она подмечает, на какой из десятка белоснежных костюмов, хранящихся в шкафу, сегодня пал выбор Франциско. Алина не может не улыбаться калейдоскопу стремительных кадров, проложивших мостик от их первой встречи до сегодняшнего дня, и теребит не застегнутую пуговицу той самой рубашки, которая заслужила первый комплимент в адрес Кобры от дона Диаза на вершине Корковаду и осталось чудом нетронутой страстью Дракона. Любовь к символизму сильна у обоих, но не сильнее чувств между ними.
Алина не сотрёт то, что выбито на скрижалях его памяти, а Франциско не перепишет её историю, но пока ещё у них есть гавань, где можно забыться, - объятия друг друга. Её руки, обвивающие его шею, неожиданны, как прилив для задремавшего на берегу, но нежны, как прибрежные волны, и его дрожь резонирует где-то внутри, рядом с её горячим сердцем.
- А как же планы по завоеванию постели? - шумный вздох, и объяснимая грусть вот-вот вырвется на свободу, но Диаз не даёт погаснуть игривому огоньку, отгоняет тени. Губы Алины несколько мгновений скользят по смуглой щеке, а затем Кобра удобно устраивает голову на плече у дорогого мужчины. Она видит пару из зеркала, что улыбается им сейчас. И несмотря ни на что, Кобра, улыбаясь им в ответ, знает, что в данный момент они счастливы.

"...если б вы мне сказали одно слово, одно только слово - я бы осталась. Вы его не сказали". (с)
И.С. Тургенев "Ася"
Отражение искрило беззаботным счастьем: молодые, красивые, они наслаждались близостью, охваченные страстью, терзали губы друг друга, и время в зеркале остановилось для них. Реальность была горше, била безжалостно, и вместо слов, что могли бы стать единственным лекарством от разлуки, Франциско предлагает прогулку, словно бы ничего не меняется, вспоминает о Москве. Для него это город точкой на карте, для Алины же - капкан, из которой она с таким отчаянием вырвалась, истекая кровью, надеясь на вечный покой. Для него впереди прогулка, которую так не хочется с обречённостью нарекать "последней", для неё - дорога на эшафот, вместо лестницы - трап корабля, а вместо удушающей верёвки - недостаточно сильное желание оставить её рядом, рвущееся наружу и демонстрируемое действиями, но не словами. Чувства, воспоминания, сама Кобра - всё будет принесено в жертву, и если сейчас Франциско способен улыбаться, то потом праведный огонь будет полыхать на его губах, и не найдётся рядом той, с которой можно разделить и потушить его.
Не избежать агнцев на заклание, не избежать поездки, в которую Диаз отправляет её, но можно попытаться обмануть себя и просто сбежать - из этой тесной квартиры на свежий воздух.
- Acho que essa é uma boa escolha, - её смех, такой натянутый, как и струны её души сейчас, разносится по квартире, осколками достаёт до самого сердца.
Алина выскальзывает из объятий и срывает разноцветный платок, повязанный вместо браслета. Она ещё не покинула его, но уже хочет возвращаться сюда снова и снова, и пусть эта вещь, не случайно оставленная на подушке, будет с Франциско, станет проводником в воспоминания, лучом света в подступающей тьме.
- Vá lá, apanha-me! - ноги сами несутся вниз по лестнице, рюкзак тянет плечо, а она летит вниз, в бездну, не оборачиваясь, готовя себя к тому, чтобы не увидеть его за спиной, теша себя иллюзиями, будто бы репетиция смягчит падение или чудесным образом отведёт неотвратимое.
Яркое солнце встречает Алину своими жаркими лучами, слепит до слёз глаза, а порывы солёного морского воздуха, который слаще московского смога, заполняют лёгкие и подхватывают её.