По любым вопросам обращаться

к Vladimir Makarov

(discord: punshpwnz)

Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP Для размещения ваших баннеров в шапке форума напишите администрации.

Code Geass

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Code Geass » События игры » Флэшбеки » 16.12.16. Волны и рифы


16.12.16. Волны и рифы

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

1. Дата: 16 декабря 2016 г.
2. Персонажи: Алина Тихомирова, Вениамин Кламски.
3. Место действия: где-то в Атлантическом океане по пути следования морского маршрута из Латинской Америки в Европу.
4. Игровая ситуация: Уже несколько дней корабль находится в пути, но Алина совсем не рада возвращению в Россию и почти всё время проводит на палубе, безмолвно всматриваясь в морскую даль. Вениамин, попавший на корабль вместе с Коброй, решается с ней заговорить.

+3

2

Море уносит её всё дальше и дальше от родных берегов, от горящего сердца, прорезавшего своим светом водные толщи, чтобы она ни в коем случае не заплутала во тьме пучины. Море несёт её на своих волнах, забирает обратно свои дары, совершенную женщину, не принадлежащую ни берегам, что исчезли на горизонте, ни мужчине, у ног которого был весь мир, но не она. Море поет ей, стоящей на палубе, песни о своих волшебных просторах, беснуется, если взгляд карих глаз обращён к небу, продолжает уговаривать, сулит радость, обещает покой, но ветер в этот раз громче, назойливее и шустрее водной стихии. Он треплет пышные волосы, играет с длинными полами рубашки, а затем срывает небрежно повязанный платок и будто бы передумывает, едва не скользнув тканью по протянутой ладонью, но пальцы сжимают воздух, а цветное пятно, кружась на прощание, вторя причудливым формам пушистых облаков, скрывается под белым гребнем волны, до последнего стремясь по направлению к пропавшей из вида суше.
Море радуется такому подарку, успокаивается постепенно, оставляя свои рассказы, и молчаливо сопровождает мирно идущий корабль, на палубе которого ни на секунду не перестаёт гореть ярким пламенем воскрешённая душа, а мятежное сердце под белой тканью бьётся в вечном поиске своего пристанища - гордая фигура, словно застывшая в солёном воздухе, несёт вахту памяти.
С ней страницы истории, что навсегда останутся там, где не властвует белый порошок, в слепой ярости летящий на землю Латинской Америки, где не кружит снег, в царственной тишине укутывающий Россию. Они погребены надежнее, чем под многими метрами вечной мерзлоты, в них каждая запятая - жизнь, бьющая ключом вулканической лавы, а сама история, что ценнее всех сокровищ мира, уступает лишь драгоценному времени, одному на двоих.
Шрамы бледнеют, следы проходят, слёзы высыхают, улыбки стираются, время утекает - всему приходит конец, равно или поздно, но память, оставленная на собственной коже, исчезает лишь тогда, когда дух покидает тело, когда ещё одним человеком в этом мире становится меньше, а, значит, для неё она бессмертна, как и Дракон, что будет с Коброй до последнего вздоха, и это сейчас то, что помогает продолжать свой путь.
Шумный глубокий вдох, и глаза наконец-то отрываются от водной глади и горизонта, а лёгкая печаль по улетевшему платку ненадолго отвлекает его владелицу.

+8

3

Время.
Ты можешь быть сколь угодно удачливым солдатом, талантливым учёным или могущественным правителем, но если однажды взбредёт этой невидимой сущности, этой субстанции, пронзающей пространство тысячей невидимых витающих среди материи песчинок, расставить всё по своим местам, то оно это сделает и ты завянешь перед силой этой незримой материи, точно незабудка посреди бетонных джунглей. Невольно задаёшься вопросом: а что вообще можно сделать? Но вселенная не даёт тебе ответа. И вот ты беспомощно склоняешь голову над асфальтом, чувствуя, как ветер перемен уносит прочь лепестки увядающих воспоминаний.
Прошло шесть лет с тех пор, Как Вениамин Кламски был заслан в Латинскую Америку в качестве командира группы «Вымпел» с целью дестабилизации обстановки в британском секторе. Многое случилось, а многое, вопреки всему, не случилось. Но несомненно, кроме тяжбы кручинных мыслей о судьбах мира, о вселенной, о теневых правительствах, Латинская Америка оставила на жизни Вениамен и отпечатки положительных моментов. Мир за океаном, несмотря на колоссальную разницу в культурно-бутовых аспектах, был точно таким же, как и в Российской Империи. Жизнь простого люда была тяжелее и сложнее, чем у жителей забытых провинций Евросоюза. Но сам человек оставался неизменным. Он всё так же боролся за свою жизнь, цепляясь за всё, что попадалось под руку. И иногда соломинки выдерживали. Иногда — нет.
Бен делает глубокий вдох, облокачиваясь ладонями на металлические прутья бортика. Морской воздух приятно щекочет носоглотку, проникая в лёгкие. Вот и он: путь домой по безмятежному океану, по синей-синей воде...
Вода. Она похожа на время. Её волны могут смыть прошлое, а могут унести в будущее. Лишь удержаться за настоящее она тебе не позволит. Потому что когда одна часть души остаётся где-то там, в палящей пустыне среди фавелл, а другая летит назад, в Россию, к семье — ты чувствуешь себя протянутым над пропастью канатом, грубая текстура которого, омываемая солёной водой океана, вот-вот треснет по швам и разорвёт тебя надвое.
Пытаясь отвадить недобрые мысли, Бен решил завершить процесс добровольно-принудительного самокопания и пройтись по палубе. Как-никак, когда ещё у него предоставится такая возможность — в безмятежности глядеть на беспечную водную гладь Атлантического Океана?
Погода стояла славная и команда корабля вместе с немногочисленными пассажирами, которых разместили в трюмах и на кампусе, не чуралась прогуливаться по палубе в свободное время.
Бен отдалялся от капитанского мостика, заложив руки за спину, оглядывался по сторонам, всматриваясь вдаль и слушал, как тихо плещутся волны, шумно ударяясь о борт корабля.
Обойдя носовую палубу, Кламски ненадолго остановился, наблюдая за горизонтом, к которому стремился корабль. Двое матросов, стоя у борта, весело болтали на испанском о том, какой же кубинский ром, всё-таки, лучше. Бен учтиво прошёл мимо, не вступая в разговор, ударившись в ностальгические воспоминания о первом знакомстве с этим напитком в далёком, казалось бы, 2011 годом. Матусалем — именно так назывался тот ром, лучше которого Бен и не пил в жизни. Никакой Баккарди или Гаванна Клаб не сравнятся с этой чудотворной маркой. Да и вообще ром понравился ему с первого глотка, не говоря уже о том, что последствия распития этого благородного напитка благородных морских разбойников не ощущались вообще, в отличие от той же водки. Даже с домашним самогоном и то раз на раз не приходится, а когда технология производства находится на таком высоком уровне, то о похмелье можно вообще забыть.
И вот, выйдя на корму, Кламски замирает. Его мысли так и оставались бы где-то в прошлом, убаюканные шумом волн, если бы в отдалении, у бортика, он не заметил очертания знакомой женской фигуры, которую невозможно спутать и выкинуть из памяти, несмотря даже на поскудневший объём и менее очерченный рельеф мышц.
Не торопясь, Вениамин медленно подходит сбоку. Слышно лишь, как таинственно и многозначительно звенят шпоры на сверкающих на солнце вычищенных до блеска бесцветным гуталином сапогах.
Бен хочет окликнуть, но осекается. Понимает, что лучше не болтать лишнего. Вениамин Кламски мёртв. Пропал без вести. Никогда не существовал. Назовите как хотите. Но называться нельзя. Во всяком случае, не сейчас.
— Хороший вид, не находите? — говорит Бен, остановившись метрах в пяти от статной девушки.
Вряд ли она могла его узнать сейчас. Ведь Вениамин уже не тот, кем был, когда они работали вместе по разные отделы. Пустил волосы, отрастил бородку, осунулся... Но кто знает. Вопрос в том, ожидает ли она?
— Не против, если я составлю вам компанию? — спрашивает он на португальском, приблизившись на несколько шагов и, облокотившись на предплечья у борта, ностальгически-отстранённо смотрит в горизонт, вспоминая совместные операции, первое впечатление о Кобре... Рука ложится на грудь, где в глубоком, специально распоротом и перешитом под нужды Бена карман лежит бережно хранимый им дневник в кожаном переплёте.
— Вы не из команды корабля, верно? — Бен продолжает расспрашивать Алину, превращая сцену «знакомства» в своеобразную игру — в какой-то момент ему стало даже интересно, как Тихомирова будет выпутываться из столкновения со столь неожиданно любопытным объектом.

+8

4

Ни меланхолия, ни морской пейзаж не способны усыпить бдительность Алины, и она спиной чувствует чей-то внимательный взгляд ровно за секунду до того, как до её ушей начинают доноситься шаги, направленные в её сторону. И Кобре даже хочется повернуть голову, чтобы посмотреть на смельчака, решившего нарушить её одиночество, ведь до этого момента никто не решался заговорить с ней без острой необходимости, но Алина остаётся недвижима и продолжает неприступно смотреть на водную гладь, словно бы всё ещё погружённая в собственные думы.
В поступи незнакомца размеренная уверенность, металлический звон и абсолютное спокойствие - он идёт к ней с какой-то конкретной, пока ещё не известной Кобре целью, он настроен на разговор, он даже пытается заговорить с ней.
- Eu não falo Português, - беспечно бросает Алина через плечо, даже не заботится о том, чтобы это звучало правдиво. Она так жадно дышит воздухом, в котором всё меньше и меньше Латинской Америки, так сильно не желает возвращаться в Россию, что родной язык будет вспоминать постепенно и не сразу избавится от акцента, португальский же из её уст звучит так, словно она говорит на нём с самого детства.
Алина быстрым взглядом изучает мужчину - ничего примечательного, если не считать того факта, что он явно не с этих берегов, правда изъясняется безупречно, да и одет с иголочки. Кобре даже на какое-то мгновение кажется, что она углядела в нём знакомые черты, но ей не хочется занимать свою память сейчас никем, помимо Диаза.
Какое-то время она показательно игнорирует того, кто так бесцеремонно подошёл к ней ближе, чем на пять метров, но мужчина даже не думает покидать часть корабля, что облюбовала Алина. И речи не шло о том, чтобы повесить здесь какую-то табличку, заявляющую о праве собственности, но Кобра злится из-за непрошеного вторжения на территорию, что негласно обозначила, как свою. Если бы незнакомец просто так стоял, Тихомирова могла бы, стиснув зубы, смириться с его присутствием, а потом молча покинуть палубу, но он явно специально её... провоцирует? Кобра чувствует, как он нет-нет, но посматривает на неё. Алина всё ещё не понимает природу этих взглядов, и этим её нежеланный собеседник-таки цепляет её.
- А вы не отсюда родом, верно? - Кобра не может сдержаться, чтобы не задать встречный вопрос, не считая нужным отвечать ни на один из тех, что были адресованы в её сторону. Ей совершенно всё равно, что продолжение на португальском не вяжется со сказанным ранее - ей вообще всё равно, что этот пижон со шпорами на ботинках о ней подумает. Хочет поговорить - хорошо, он заслужил немного её внимания и заинтересованности, но ему лучше не играть с огнём. Алина надеется, что ему хватит благоразумия не портить ей настроения и не устраивать сюрпризов, а если нет... нехорошо будет, если кто-то не доплывёт до пункта назначения.

+6

5

«Отвечает вопросом на вопрос, нарочито противоречит собственным словам», — оценивая сказанное на едва ли не самом чистом португальском, что доводилось слышать Бену за всё проведённое в Латинской Америке время, он уделял внимание всему, считывая информацию со слов девушки, как с оптического носителя в компьютере, как со страниц книги, как с холста картины, что была достойна висеть в величественных коридорах Лувра. — «Не настроена говорить. И не узнаёт. Впрочем, это даже к лучшему.»
И то верно. Подойти к ней, оказаться рядом, а тем более заговорить — уже большой риск. А если он ещё и узнает... Впрочем, исходящая из здравомыслия Бена уверенность в своей неприкосновенности после пережитого и полная убеждённость в том, что след был запутан окончательно, значительно перевешивали и подобный риск оправдывали наряду с откровенной скукой и желанием поговорить со спасённой им коллегой, которая об этом наверняка даже не подозревала.
«Или...?» — в мыслях закрались сомнения, а на просторах памяти начал вырисовываться забытый психологический портрет Кобры. — «А не играешь ли ты со мной часом?»
Вопрос встал ребром и Бену до зуда на шее хотелось предельно осторожно отыскать к нему подходящий ответ. Тот, который устроил бы их обоих.
— Как догадались? — подозревая, что об этом говорит его с трудом маскируемой акцент, Бен слегка стушевался, стараясь говорить как можно меньше, чтобы случайно не выдать даже своё происхождение.
И куда дальше? Бен сжимает в ладонях мокрый поручень, чувствуя, как впиваются своими острыми краями куски облупившейся от сырости дешёвой краски. Мужчина морщится от неприятных ощущений, невольно одёргивая ладонь и, сложив руки на борту у самой груди, вдыхает носом солёный морской воздух, ловит лицом бриз и шумно выдыхает, всматриваясь вдаль, будто бы пытаясь заглянуть за линию горизонта над синим морским покрывалом, весело искрящимся пёстрыми рыжими, жёлтыми, розоватыми красками в отражении предзакатного солнца. Но затем, оторвав взгляд от недостижимого цветного небесного полотна, Бен переводит взгляд на Алину, всматриваясь во все детали её лица: острую, как лезвие кинжала, мимику, плавные движения губ, точно сошедшие прямиком с глянцевых обложек модельных журналов, взгляд, обычно колкий, проницательный, пробирающийся сквозь терновые заросли в твою душу, но сейчас — отсутствующий, потерянный, словно не может сам себя отыскать, всё ещё оставаясь где-то далеко позади. В прошлом.
«В прошлом».

+5

6

Наивно полагать, что если подходишь к змее с поднятым забралом, то она не обратит на это внимание и не попытается заползти в доспехи. Своим вопросом Алина попадает в самую цель, и она уже сама не осознает, это был блеф или какое-то внутреннее чутьё, главное, что рядом с ней более не равноправный собеседник, а жертва, которую так приятно медленно обвивать удушающими кольцами, чей страх манящими аппетитными волнами разносится по палубе и достигает ноздрей Кобры.
- Я повидала много людей в своей жизни, - какая зыбкая неопределённость, какая хрупкая безопасность в её словах. - Вы очень напоминаете мне одного человека, - как обидно не слышать громких глухих ударов в груди мужчины, как обидно не знать истинную причину его волнения, но Тихомирова чувствует его состояние, как если бы всё это время держала руку на пульсе, обвивая запястье пальцами, облизывает губы, не сводя очень внимательного взгляда, гипнотизирует, не моргая. Этих секунд, что поддерживается пристальный зрительный контакт, хватает, чтобы снова почувствовать себя живой, подпитаться чужой энергией, преобразовать эмоции в собственную пищу и, самое главное, понять, что намерения собеседника не враждебны. - Выдохните, я не кусаюсь, - Алина издаёт короткий смешок, откидывает назад голову и встряхивает волосами, пропуская пряди сквозь пальцы и переводя свой взгляд на небесную лазурь.
Просторы Атлантического океана, палуба корабля. Пограничное состояние между небом и зёмлей, между старым и новым. Вот только как утопить свою боль в окружающих водах, не захлебнувшись самой? Как продолжать жить, не отнимая жизнь у других? Алина вспоминает, какая она была, когда приближалась к берегам неизвестного континента в начале года. Заплутавшая в лабиринтах своей души, не надеявшаяся возвращаться, со слепой исполнительностью в горящих глазах. Теперь же Кобру не узнать, она почти в прямом смысле сменила кожу: стала ещё опаснее, ещё опытнее, ещё мудрей. И когда она будет сбрасывать свой покров в следующий раз, боль, что причиняют воспоминания, тоже уйдёт. Всё рано или поздно уходит, все рано или поздно уйдут.
- На борт "Пилигрима" могут взойти только странствующие души, что ещё не достигли своего берега, - произносит Алина спокойно, ровно также смотрит теперь на знакомого незнакомца. - Все мы в вечных поисках, все мы друг другу родные, - примирительно говорит она. - Видите вон там мальчишку, что отобрал подзорную трубу у капитана? Одни говорят, что его зовут Пабло, и он действительно его сын. Другие, что он был подобран в порту и его прозвали Дали, потому что его нашли завернутым в холст с картиной, - Кобра кивает в другую сторону палубы, не оборачиваясь. Там, действительно, у самого борта стоит смуглый юнец, высматривающий в бесконечности морских просторов кусочек земли и завороженно наблюдающий за чайками. - Я Тереза, искательница сокровищ, но самое дорогое я всё ещё не нашла, а вы? - она делает несколько шагов к мужчине и протягивает ладонь в характерном жесте. На борту "Пилигрима" каждый может быть кем угодно, Алина предлагает ему помечтать или рассказать правду. Когда они ещё встретятся, верно?

+8

7

— Эй, я ведь могу обидеться, — Бен хмыкает, но слушает Алину, не пропуская ни слова мимо ушей — отмечает, как сильно унесло бывшую сослуживицу в сторону мифологии и романтизма. Это была совсем не та Кобра, которую он знал. Да и знал ли? Вот и повод проверить.
— Тереза, значит, — Бен не спешит отвечать на жест Алины — в его голову приходит услышанная от одного старого мексиканца история. — Вы бывали в Мексике? Доводилось когда-нибудь слышать историю о самом старом, ещё довоенном кладбище?
Шум волн, которые раз за разом седлал «Пилигрим» приятным звуковым сопровождением дополнял каждое сказанное Беном слово, делая паузы в интонациях чётче.
— Оно славится тем, что там в своё время было установлено огромное количество ангельских статуй. Но есть одна, что отличается от всех прочих, — начал Бен. — То — статуя Чёрного Ангела, мрачного хранителя семейного склепа с вечно опущенной головой. Согласно легенде, статуя была воздвигнута Терезой Гарсиа. Сперва она потеряла сына от первого брака, Фредерика, а затем и любящего мужа, Антонио. Обстоятельства смерти обоих были весьма трагическими — как бы символично не было, но причиной смерти каждого из них стало море. Сын утонул, а мужа, уже по слухам, утащили в тёмные пучины белые акулы — его тело было сильно изуродовано после обнаружения на острове в нескольких десятках миль от берегов Мексики. Но народ любит приукрашивать, так что вспомнили всех, кого смогли: и сирен, заманивших его своими песнями, и русалок, соблазнивших его своими подводными чарами.
Бен прикрыл глаза и с упоением вдохнул в лёгкие солёный морской воздух.
— После их смерти Тереза установила над прахом обоих статую Ангела. Через несколько лет при таинственных обстоятельствах умерла и она, а её тело было кремировано, после чего она и воссоединилась с семьёй. Во время похорон разыгралась страшная буря, переросшая в ураган, уничтоживший несколько домов. Во время того шторма в статую ударила молния и ангел почернел. Злые языки говорили, что Тереза была очень злой женщиной, которая сама навлекла беду на своих родных, а затем и на себя наложила руки, что стало расплатой за их муки. Легенда гласит, что каждый ноябрь, когда наступает время Дня Мёртвых, Чёрный Ангел темнеет ещё сильнее. Что характерно — табличка с указанием даты смерти Терезы так и не была установлена на статую после событий на похоронах, осталась только дата рождения. Некоторые люди даже верят, что дух Терезы поселился в статуе. Существует много историй о людях, которые коснулись ангела и впоследствии умерли ужасной смертью. Известна история о молодых людях, которые решили проверить правдивость легенды. Однажды ночью они проникли на кладбище и стали изрисовывать памятник. Вечером того же дня, по пути домой с кладбища, они утонули, все четверо.
Бен продолжал рассказывать, полуприкрыв глаза.
— Другая городская легенда рассказывает о молодом человеке, который ножовкой отрезал ангелу большой палец. Ночью он вынес потемневший бронзовый палец статуи с кладбища в качестве трофея. Кара настигла и его, - он сошел с ума, а его раздутый труп был позже найден в реке Бальсас. Причиной смерти стало удушение и единственной уликой в деле об его убийстве был тёмный отпечаток пальца на его шее. Несколько дней спустя почерневший кусок бронзы в форме большого пальца был найден лежащим в основании статуи Чёрного ангела. Вот такая вот история, Тереза.
Бен поворачивается к девушке и с улыбкой на лице протягивает ей руку, пожимая сильную, как и несколько лет назад, ладонь И пусть с годами грубые мозоли на пальцах с годами стали мягче, кожа всё ещё помнит эти прикосновения — удобно быть кинестетиком.
— С тех пор многие отваживаются проверить свою храбрость и нередко приходят на кладбище, раскинувшееся между Мехико и Нео-Мехико, — добавил он, не отпуская ладонь Кобры. — Отважусь рискнуть и я.

+7

8

Мало кому может понравиться, когда собеседник без особого повода вместо равноценного разговора пытается препарировать, словно не с равным сталкивается, а с лягушкой, беспомощно прыгающей по лабораторному столу и даже не догадывающейся, что ждёт её парой мгновений позже.
- Можете, но не станете, - самоуверенности Алине не занимать, и она продолжает язвить, когда чаши на весах беседы практически пришли в равновесие, правда, теперь уже с улыбкой, предельно широкой и дружелюбной, на какую Кобра только способна, чтобы это не было подобием хищного оскала, как парой минут назад. - Иначе бы не подошли, не так ли? - она сдерживается, чтобы вновь не засмеяться, склоняет голову к плечу, не скрывая лишь любопытства, и кивает на вопрос о Мексике, внимая каждому слову без тени иронии и более не паясничая.
Обетованный край, что навсегда заполучил часть её души, полнится легендами, и Тихомирова рада услышать ещё одну. Если бы Алина и знала мрачную историю о той, чьей тёзкой случайно стала, послушала бы с нескрываемым удовольствием вновь. У разных рассказчиков получаются совсем разные истории, да и у первоисточника очень редко совпадают прочтения.
Алина будто бы замирает и превращается в приёмник, настроенный на частоту рассказа, становится собранной, серьёзной и исключительно внимающей. Она опускает руку, не сжимая ладонь, - история важнее формальностей.
Иногда она закрывает глаза - ровно тогда, когда это делает мужчина, которого Алина слушает, затаив дыхание, и она очень ясно, почти не сомневаясь, что делает это в унисон с ним, представляет мрачную статую так не похожего на других Чёрного Ангела, что, подобно одноцветной дыре, и пугает, и притягивает своим видом. Его крылья не могут расправиться под тяжестью скорби, а взгляд навеки устремлён вниз. Прикованный к земле, покинутый всеми... Если есть в этом мире сверхъестественные силы, Кобра вовсе не удивляется тому, что они поступают со всеми шутниками именно так... справедливо, потому что есть вещи, над которыми можно шутить только будучи полностью уверенным в том, что ты имеешь на это право, но у Алины, несмотря на особые отношения с потусторонним миром, позволившим прикоснуться и вернуться, такого права нет, и она не знает никого, кто бы им обладал.
Кобра замолкает на пару секунду, отводя взгляд на волны за кормой. Глядя на почти спокойную морскую гладь, и вообразить невозможно, сколько всего похоронено в обманчиво притягательной пучине. Алина протягивает повторно руку и переключается на мужчину, подводя черту его истории.
- Никогда не слышала эту легенду, спасибо, что поделились. Мне теперь очень захотелось там побывать и лично увидеть памятник, что охраняет покой Терезы Гарсии и её мужчин, которых забрало море, - на пару мгновений губы Кобры снова принимают форму улыбки, а затем она бесследно пропадает, зато возвращается серьёзность: и со словесным посылом, и где-то на глубине глаз, и в совсем не женском рукопожатии. - Но позвольте вас предостеречь. Вы не похожи на человека, который нуждается в советах, но вы также не похожи на человека безрассудного. Смерть любит игры, но не терпит к себе непочтительного отношения. Имейте это в виду всякий раз, когда рискнёте бросить ей вызов. Впрочем, какие только сказки не ходят по этому континенту. Надеюсь, что когда-нибудь мы с вами вновь увидимся, и вы лично расскажете мне о том, как прошла ваша встреча с Чёрным Ангелом, или, может быть, мне тоже будет, что вам рассказать об этом, - Кобра больше не пытается укусить своего собеседника, а за его выдержку и терпение ему полагается выпивка. -  И да, я так и не услышала вашего имени, -  в прямом взгляде лёгкий укор, но Алина не торопится прерывать рукопожатие и уверенно держит тёплую, сухую ладонь мужчины в своей.

+6

9

— Я знаю, — было ли это ответом на предостережение о Костлявой, о предстоящей встрече с ней или с Чёрным Ангелом — сложно сказать. Со стороны могло показаться, что на какое-то время Бен погрузился в некую прострацию, созерцая океан и закат.
Но на самом деле — он слушал. Каждую фразу. Каждое слово. Проводил параллель. Беззвучно улыбался, словно щурился от оранжевого солнца над горизонтом. И делал выводы — этим он занимался почти что всю жизнь. Во всяком случае с того момента, как попал в Латинскую Америку и остался брошен и всеми забыт.
«Какая ирония», — подумал он.
— Когда-то мы со смертью поспорили, — неожиданно сказал Бен,не поворачивая головы. — Кто из нас окажется быстрее: я, или она? Никак не могли решить. Она предложила пари: то самое, после которого смерть обычно всегда остаётся в выигрыше. Я поставил свою жизнь, она — жизнь другого человека. Но кто бы не выжил — другой должен был умереть. Так хотела смерть.
Клипок раскрывающейся кобуры скрывает шум ударяющихся о борт волн. Бен поднимает взгляд к солнцу, закрывает глаза, слушает дыхание собеседницы, которое ещё не затронул неслышный резонанс.
— Но смерть не учла одного: я был не просто быстрее, чем она предполагала Я был даже быстрее, чем она себе могла вообразить, — щелчок взведённого курка раздаётся над правым ухом Алины, так близко, что своим виском она могла ощущать идеально гладкую поверхность холодного ствола, едва касающегося её волос. Если бы оружие оказалось заряжено, и Бен нажал на спусковой крючок, то не подозревающая ничего собеседница наверняка лишилась бы слуха на ближайшие пару месяцев. Но Кламски не был ей врагом. И не ставил такой цели.
Возможно ли было услышать, увидеть, почувствовать и осознать то мгновение, в которое Бен извлёк револьвер из кобуры и навёл прицел куда-то за спину Кобры, точно целясь в невидимого противника, что стоял за ней? Для сосредоточенного на бое солдата с двадцатилетним опытом ведения войны, находящимся при этом под воздействием какого-нибудь наркотика — вполне. Но только не для Алины. По крайней мере, не сейчас и не здесь.
— Согласно выводам, которые были сделаны социологами в конце 1940 года по Григорианскому календарю, у каждого человека существует по меньшей мере семь двойников, расселённых по всему земному шару, кроме Австралии и Антарктиды — точно заученный текст лекции одними губами абсолютно безэмоционально произнёс мужчина, наконец, повернув голову. — Алина Сергеевна, вы теряете свою хватку.
С оттенком осуждения во взгляде, Бен пристально посмотрел на Кобру.
— Или вы считаете, что жизнь далась вам слишком легко? — Кламски медленно скользит стволом по скуле, щеке, губам, шее, останавливая его там, где по его памяти должен был располагаться шрам, несомненно оставшийся после ранения, а затем: «Щёлк!» Громче выстрела в этой умиротворённой атмосфере бьёт курок, трещит, прокручиваясь барабан, точно фотоаппарат проматывает плёнку. Вот только неясно, куда: вперёд или назад?
Вениамин и Алина встречаются взглядами.

Отредактировано Ben Klamsky (2018-05-27 20:48:04)

+8

10

Даже Кобре действительность порой преподносит очень неожиданные сюрпризы, резко переводящие её из состояния расслабленного и дурманящего транса в состояние остолбенения. Игра заходит далеко, непростительно далеко, и Тихомирова едва не захлёбывается в собственной желчи, когда револьвер, возникающий словно бы из воздуха, обжигает висок, а следом мирную тишину под голубым небом прорезает щелчок, свидетельствующий о том, что оружие приведено в боевую готовность. Кобра пропускает очень точный удар по своей выдержке, профессионализму, хватке, и это в разы болезненнее, нежели снисходительность, что читается в глазах её собеседника, который уже не кажется таким безобидным.
Алина шумно сглатывает, проталкивая обратно в глотку рвущееся наружу шипение от негодования, а также ядовитые проклятья, и они обращаются против неё самой. Кобра наплевала на бдительность и оказалась в затруднительном положении, подпустив к себе незнакомца слишком близко, вот только если мужчина хотел увидеть страх в её глазах, то он просчитался. Тихомирова источает неприкрытую ярость и лишь крепче стискивает челюсти, когда ковбою хватает наглости провести ледяным дулом по её губам. Её сдерживает лишь то, что они могут привлечь к себе слишком много внимания, абсолютно ненужного, когда впереди ещё больше половины пути по морским просторам. Кобра понимает, что перед ней не профессиональный убийца, потому что они работают иначе и не вступают ни в игру, ни в пространные разговоры со своими целями, но не понимает, к чему весь этот дешёвый перфоманс.
И на половину вопросов не находится ответов, когда начинает звучать речь на родном языке Алины. "Кто ты?!" - единственное знание, которое не хочет Кобра сейчас сжечь в огне своего гнева. Если незнакомец считает себя в праве осуждать её, читать нотации, то они точно встречались раньше, в одной из их фальшивых жизней. Алина не успевает вставить ни слова, и, словно гром среди ясного неба, звучит настоящее имя Кобры, и ей кажется, что шёпот, слетающий с губ не иначе как призрака, разносится сейчас по всему кораблю, и скоро каждый будет знать, что она не Тереза. Кто, кто может так наплевательски относиться к конспирации?! Кто может знать так много о её настоящей личности и вести спокойно разговоры о смерти и двойниках, ловко балансируя на краю? Если он решил погубить её, то она потянет его за собой хоть на морское дно, хоть в жерло вулкана, а если вздумает всё же убить, то второго шанса загнать Кобру в тупик из-за неосмотрительности не будет. Если же сумеет отправить на тот свет, Тихомирова найдёт дорогу и вернётся, чтобы отплатить сторицей.
Мужчина имитирует выстрел, и, не будь позади Алины перил, поддерживающих её, она бы отшатнулась, будто бы от прокажённого, будто бы её ранили ещё раз. Он знает слишком многое и достаёт этим до самого нутра - туда, где под слоями бронебойной чешуи оказывается мягкое, уязвимое место. Дрожь, охватывающая всё тело, с ног до головы, не может остаться незамеченной, но Кобре всё равно, и её пальцы впиваются в воротник чужой одежды и тянут на себя, ещё ближе, чтобы человек не мог вырваться и услышал то, что она жаждет ему сказать, и она не обращает внимание на то, что револьвер упирается в неё тоже всё сильнее.
- Ты считаешь себя самым умным? - хрипло звучат слова на португальском, и Алина не сразу узнаёт свой голос. - Добился желаемого, сотрясая воздух незаряженной пушкой? - она вскидывает подбородок, а в груди самый настоящий пожар под бешеный ритм сердца. - Не доставай оружие, если не собираешься его применять, - цедит напоследок по-русски, обжигая собеседника своим дыханием, не разрывая зрительного контакта. Кобра отчаянно старается сохранить лицо и не упасть в грязь, оступившись, но не признав в открытую свои слабости. От каждой клетки её тела идёт жар, и Алина понимает, что продержится так не очень долго. Она разжимает пальцы, ослабляя хватку. Всем будет лучше, если этот человек сейчас уберёт свой револьвер и просто уйдёт.

+8

11

Бен усмехнулся, не уловив в голосе Тихомировой ни единого намёка на лебезение перед величественным блеском оружия. В этом была некая ирония. Оказавшись по ту сторону, одни начинали испытывать самый настоящий животный страх. Другие — презрение. И лишь немногие начинали уважать оружие. Уважать страх. Уважать смерть.
— Людей убивает не оружие, Алина Сергеевна, — Кламски игнорирует её первый вопрос — эмоциональный, идущий не от сердца, не от разума, но от инстинктов зверя, забитого, загнанного в угол. — Убить можно и голыми руками. Вопрос в том, как это применять. И для чего. Считайте это предупредительным выстрелом.
Кламски смотрит на Тихомирову прямо, его взгляд спокоен, дыхание размеренное. Он контролирует ситуацию. Бен знает, что не сможет выдержать лобового столкновения с ней. Мало кто сможет. Кобра — это танк, чья мощь сметает всё на своём пути. Такой жары никто не выдержит. Даже несмотря на тяжёлое ранение, которое ей пришлось перенести. Но Бен не собирался прыгать под гусеницы. Нутром он чувствовал, когда загорается зелёный свет.
— И отпустите меня, — добавляет, не дрогнувшим взглядом противостоя её взору. — Держать меня уже не нужно. Ведь хотел бы убить — давно бы это сделал. А взять мне с вас нечего. Поэтому советую немного охладить свой пыл.
Кламски опускает оружие, и дуло револьвера повисает параллельно ноге ковбоя.
— Вы же не хотите привлекать к нам лишнее внимание? — он не собирался останавливаться и тем более куда-то уходить.
Хотел ли он говорить Тихомировой о том, что ему довелось узнать в Латинской Америке? Нет. Хотел ли он предостеречь её? Да. Но только как это сделать, пока не стало слишком поздно? Бен не находил ответа. Объяснить увиденное нельзя словами. Невозможно понять, не объяв в полной мере своими мыслями. Эти знания могут убить. А могут свести с ума. Даже такого человека, каким была Алина Тихомирова.
Потому что не каждый хочет знать ответ, не задавая вопрос. И сейчас этим ответом стал револьвер.
Опять.

Отредактировано Ben Klamsky (2018-10-01 23:55:10)

+6

12

Спокойный холод металла, в котором видно отражение небесной глади, противостоит пескам пустыни, утопающим в сумраке, но ещё хранящим в себе энергию и тепло солнечных лучей, что поселились в глазах Алины.
- Вы же меня хорошо знаете, - утверждение, в незыблемости которого нет никаких сомнений, - внимание со стороны... оно мне в тягость, - слова на родном языке вяжут рот, степенно выплывают из уголков памяти, оставляя за собой шлейф лёгкой растерянности и внутреннего недовольства, опускающегося на актёра, который забывает текст посреди спектакля. - Зовите меня Терезой. Пожалуйста, - Кобра хочет верить, что из её уст это звучит достойно, самой Тихомировой кажется, что подступающая истерика невпопад задетых струн внутри чересчур оглушительна, как и её настоящее имя, во второй раз на белоснежных крыльях истины под крики чаек облетающее палубу. Разговаривать на русском, чтобы никому не удалось подслушать диалог, в меру безрассудно, однако безопасно, но это никак не относится к срыву масок.
Пустыня отдаёт своё тепло, и гнев потухает, так и не набрав силы, задохнувшись без кислорода, смягчается взгляд и разжимаются цепкие пальцы. Небо и земля никогда не смогут приблизиться друг к другу, разделённые в бесконечности горизонтом, Кобра отступает на полшага назад.
- Я буду помнить ваш предупредительный выстрел, товарищ Ковбой. Сделаю всё возможное, чтобы он стал последним так легко достигшим цели, - на непоколебимую уверенность и снисходительность взрослого находится детская непосредственность, окутанная едва заметной дымкой, на проверку на свету оказавшуюся паутинкой иронии, сквозь которую видно и яркое солнце, и живую улыбку на месте безобразной гримасы злости застанного врасплох зверя. Угроза трансформируется под рациональным рассмотрением, принимая соответствующую действительности форму урока, наставления, по спине больше не бегают мурашки подозрения, лишь от приятного морского ветра, который вновь играет с волосами, ничем не собранными после потери платка, и стремится перебросить их рукой. - Buen viaje, - пальцы касаются лба и мешают проказливому ветру, придерживая норовившие ударить по щекам пряди. С лёгкой и не скрываемой улыбкой, Алина кивает и продолжает увеличивать расстояние между собой и так и не представившимся незнакомцем, намереваясь уйти в каюту, в более спокойное место, ознаменовывая тем самым конец разговора, ничуть не считая это побегом. Её провожают внимательным взглядом, и Кобра, на секунду замешкавшись перед тем, как повернуться спиной, вновь обращается к мужчине:
- И ещё кое-что, товарищ Ковбой. Держите своего дружка в кобуре, если ваше джентльменское достоинство что-то для вас значит, - смолчать у Алины не получилось, поэтому, пока её попутчик думал, как отреагировать на фразу, полную неслыханной наглости, отпущенную напоследок, девушка салютует двумя пальцами от виска, и собеседнику, которому чуть ранее удалось уязвить её самолюбие, остаётся только прожигать Тихомирову со спины.
Оставшиеся дни морского путешествия наполняются мыслями, не затихающими ни на минуту, словно бы произошедшее обнаружило их неиссякаемый источник, бьющий из-под земли. Мысли о Диазе разбавляются вечными вопросами, что занимают умы человечества на протяжении всей истории. О жизни и смерти, о предназначении и выборе, о любви и ненависти. Ответы не находятся, а вопросы множатся, зато получается продумать хотя бы первые шаги по возвращении в Россию, и боль от кровоточащих в сердце ран понемногу утихает, когда изо дня в день Алина выходит на палубу и безмолвно переглядывается с Ковбоем, иногда не сдерживая улыбки, в которой не то благодарность, не то насмешка. Ведь во всём есть смысл, просто далеко не всегда его прибивает к ногам прилив, порой нужно нырнуть за ним на глубину, потратить множество часов на поиски.
А ещё говорят, что помимо двойников у каждого человека есть свой хранитель. Не имеет значения, во что или кого вы верите, когда и если действительно будет нужно, он вас найдет. И если такой действительно есть у Алины, то в её странной жизни вполне можно найти место для таинственного хранителя, ведущего разговоры при встрече на необычные темы, звенящего шпорами и наставляющего на путь истинный револьверами.
Когда "Пилигрим" прибывает в конечный пункт назначения, пути Ковбоя и Кобры лежат в разные стороны, они расстаются без слов, не оборачиваясь вслед, заметая следы, но он знает, а она чувствует, что эта встреча не последняя, и дороги, по воле случая или самой судьбы, подобно разноцветным нитям, вновь переплетутся.

Эпизод завершён

+7


Вы здесь » Code Geass » События игры » Флэшбеки » 16.12.16. Волны и рифы