Яркие всполохи пламени прогоняли прочь зимние холода. Немногочисленный люд, кто потерявший кров и вынужденный коротать свои деньки в уютном и надёжном местечке, известном на всю округу гостеприимством и дешевизной. Каким-то чудом это здание не тронули ни пламя пожарищ, ни орудия вандалов, ни властная рука лоялистского правления. Здесь, именно здесь рядовой китаец мог вернуться на несколько десятков лет назад, «когда камень бремени был лёгок, словно пемза». Уходили прочь мысли о братоубийстве, о потерях личных и имущественных, о конце золотой эпохи, пришедшей в Поднебесную вместе с бунтовщиками из генералитета.

Чень, оторвавшись от собственных мыслей, найдёт себя сидящим за небольшим квадратным столиком. Едва ощутимый купаж зелёного чая и свежеесваренный рис – редкость по сегодняшним меркам, которую мог позволить себе человек трудолюбивый или же зажиточный, ласкали взор некогда знатного господина, ныне же – рядового жителя «федерации».

Миловидная девица в традиционном для таких заведений ципао одаривает дорогого гостя положенной ситуации дежурной улыбкой – она готова принести всё, что бы тот ни пожелал – лишь бы ответной песней прозвучал ей звон монет.

Поглядев по углам, можно было заметить нескольких путников: большого и тучного господина, который приехал сюда ещё вчера, неся на своих плечах несметных размеров походный рюкзак, миловидную, но явно голодающую девушку, чей возраст мог колебаться от семнадцати до тридцати – из-за худобы определить его было крайне проблемно, а также её спутника – парнишку лет десяти, старушку за девяносто, которая постоянно тряслась и не могла даже чашку чая удержать в своих сморщенных руках.

Жизнь ждала от архитектора действий – ведь он сам выстраивал её из подручных материалов.

Молодая китаянка, приложила пальчик к подбородку и изобразила задумчивость, но тут же поспешила с ответом:

- Сегодня неспокойные времена, юный господин. Даже путешествие на бронетранспортёре – рискованное дело. Но если бы мне нужно было попасть в аэропорт, не нарвавшись на пулю, я бы обратилась к господину Донгу, - красотка наклонилась над столиком и чиркнула несколько строк на салфетке – короткий номер телефона, а также несколько иероглифов, гласивших: «Частный извоз».

- Он берёт не дёшево, но жизнь стоит любых денег, юный господин, - со всей серьёзностью заключила девушка, кланяясь и убегая к следующему столику - тучный мужчина потребовал пятую порцию комплексного обеда.

В последнее время газетные заголовки пестрили криминальными сводками, что были посвящены киднеперам, грабителям с большой дороги и даже убийцам, готовыми пустить кровь нерадивому путнику за пригоршню риса или кусочек мяса. Хороший проводник, знавший тайные тропы в запутанном китайском городе, мог помочь миновать незавидную судьбу.

Для того, чтобы связаться с адресатом, архитектору потребовалось выждать порядка минуты:

- Донг на проводе, - тяжёлый, уставший и слегка сипловатый голос на том конце провода был неприветлив. На заднее фоне слышались многочисленные удары металла о металл, словно частный извозчик сейчас пребывал на промышленном заводе. Подобная ситуация, когда один человек днём стоит у станка, а ночью крутит баранку, позволяя себе лишь несколько жалких часов сна в сутки, была не редкостью для современного Китая.

- В аэропорт? Это запросто. Где говорите? У Кайфу? Хорошее местечко. Через час подъеду, - Донг не любил долгих телефонных разговоров – чувствовал себя идиотом, разговаривая с маленьким куском пластика.

Спустя ровно сорок шесть минут и двадцать четыре секунды картину запруженной автомобилями улицы дополнил небольшой тучный мужчина, восседавший на тарахтящем мопеде. Вид у него был горделивый, деловитый: голову держал высоко, спину ровно, на макушке красовался блестящий пластиком шлем алых оотенков…

- Господин Чень, - постучалась в гости та самая официантка, она же уборщица в номерах, она же прачка, она же помощник повара, - Транспорт прибыл и ожидает вас, - для верности девица позволила себе ещё несколько напористых ударов в дверь, ведь гость сытно поел и мог за время ожидания впасть в дрёму.

Старина Донг, прождав примерно две целых и шесть десятых секунды, зычно гаркнул:

- Чего столбом стоим? Там, помимо вас, еще четверо ждут меня по всему Тянчжину! - и он не лукавил: в день тучному мотоциклисту приходилось разврзить до сотни пассажиров (разумеется, мы учитываем и тех, кто садился вторым, а то и третьим пассажиром).

Стальной конек-горбунок залихватски пяхнул и заурчал, приглашая Ченя прокатиться с ветерком. Ледяным ветрищем, от которого и хороший тулуп не спасал.

- Путь держать будем через юг - сегодня "желтые зубы" бушуют на торговой площади, - сразу же предупредил извозчик, громоздясь на свою "лошадку". "Желтые зубы", для тех, кто не знает - банда зверских мародеров, готовых за пачку макарон и мать родную продать, и отца. Связываться с этой толпой немытых и крайне агрессивных горожан боялась даже ослабленная кровопролитными бунтами полиция.

Отредактировано Элли (2017-03-12 16:22:16)

Старина Донг, вдарив пятой по подножке своего «Персиваля», выдал полный газ и резко стартовал. Они неслись мимо ям и колдобин, рождённых войной, мимо одинаковых, будто бы вылепленных под копирку горожан, до неузнаваемости измененных ею же, мимо десятков заколоченных зданий, некогда приносивших прибыль владельцам и досуг жителям…

- Гляжу, ты давненько в этих краях не бывал, - перекрикивая ветер, отвечал на вопрос юнца Донг, - Они еще пяток лет назад распоясались: громили лавки, крышевали бизнес, ломали людям жизни и ноги… А как война пришла – так и вовсе страх потеряли. Весь Тянчжин теперь – их терретория, - однозначно поставил он точку в столь непростом вопросе, как контроль города.

- Ты, если вдруг что – не выделывайся. Хорошо? А то я недавно вёз одного, предупреждал его, что сам всё разрулить смогу… Не послушался: ни мне заработка, ни ему – шанса на спокойную старость, - просьба была озвучена на одном из немногочисленных работающих светофоров города. Мимо то и дело сновали потрепанные шальной пулей автомобили местного производства. Ни одного улыбающегося лица, ни одной матери с коляской, ни одной бродячей собаки.

Спустя пятнадцать минут относительно спокойной дороги они подъехали к импровизированному блокпосту, выстроенному  из битых кирпичей, ржавой арматуры огромных размеров, а также десятка рваных оборванцев, вооружённых кто чем: от бутылок с зажигательной смесью до автоматов российского производства (явный военный трофей из прошлых сражений Федерации и Империи).

- Так-так-та-а-а-ак, - мерзко процедил сквозь зубы главарь шайки, отбивая сантехнической трубой по своей ладони. Вид у него был залихватский: драные штаны с подтяжками, шляпа, которую так любили растафари всех стран, здоровенные солнцезащитные очки на сломанном не один раз носе.

- И кого это занесло в наши края, а? Неужто это старый пердун Донг? – ухмыльнувшись во всю дюжину едва ли целых зубов, вопрошал бандит. Его шайка тут же разродилась гоготом. Донг поёжился. Ему явно было некомфортно.

- Дзу Ки, - процедил он с отвращением, крепче цепляясь в руль, но не решаясь тронуться с места. Возникла неловкая пауза.

Перепалка между коренастым водителем и представителями местной криминальной структуры продлилась недолго: пару мгновений они глядели друг другу в глаза, фыркали, краснели, яростно осуществляя молчаливый бесконтактный бой…

- Пусть едет, - холодно, без лишних слов выплюнул Дзу Ки, отходя с дороги в сторону. Авторитет прошедшего войну старика Донга был невероятно высок даже среди подобного сброда, - Но в следующий раз…, - уголовник пригрозил водиле кулаком, но того уже и след простыл – мчал вперёд, не страшась пули в спину – пассажир спасал от подобной участи.

- Они всегда так, - кричал он сквозь ветер, - Полают, клыки покажут, а укусить – боятся. Знают, что я – матёрый сухарь! – не без усмешки замечал про себя толстячок, подпрыгивая на очередной кочке. Противный писк разнёсся по закутку улицы. Вспышка. Обжигающая волна жара. Огонь.

Крошечный скутер преодолевает расстояние в десятки метров, улетая игрушкой далеко-далеко в сторону недостроенной многоэтажки. Старый китаец, весь в крови, лежит у фонарного столба, едва дыша. На лице рисуется шок и паника. Чень же находит себя в полуметре от пострадавшего. Вся его спина испещрена мелкими осколками бетонной крошки. Кровь течёт мелкими струйками из ран, охлаждая горевшую спину, чудом спасённую одеждой и сумкой. Вокруг – оглушительная тишина. Никто даже не высунул носа, чтобы посмотреть – нужна ли помощь?

Тупая пульсирующая боль, вытягивающая последние силы вместе с каплями драгоценной крови, постепенно утихала, оставляя после себя онемение, слабость и лёгкое головокружение. Юный архитектор и не заметил, как провалился в сон, обессиливший и совершенно не способный бороться за своё выживание.

Спустя несколько часов Чэнь обнаружит себя в пыльной провисшей кровати, замотанным в какие-то тряпки, пахнущие не то кошачьей мочой, не то экзотическими травами. Халупа, в которую занесло парня, похожа скорее на подвал, нежели жилище – плесень на стенах, облупленная краска, пробитый в нескольких местах деревянный пол…

-  Во-о-о-от так, Белопуз, во-о-о-от так… сейчас бабуля замочит эту тряпку, и мы с тобой поедим, - скрипучий голос принадлежал безобразной ходячей куче тряпья, размерами едва достигавшими метра сорока. Эта куча, покачиваясь и скрипя, мешала что-то железным прутом в большой чёрной от копоти кастрюле. Рядом с кучей деловито, вылизывая свои пятки, сидел драный облезлый кот. Казалось, он совершенно не слушает то, что пытается донести до него собеседница.

- Бедный мальчик, бедный мальчик…, - причитает старуха, вытаскивая дрянные обмотки из кастрюли и топая в сторону Чэня. Белый пар, исходящий от припарки, поднимается высоко к потолку, - Сколько же ты вытерпел, сколько пережил… Ой! Очнулся! – радостно восклицает бабка, едва ли не роняя на кота миску с кипячением, - Ты как, сынок? Скажи хоть слово!

Старуха расплылась в улыбке:

- Поглядите только, какой вежливый у нас гость. Такие как ты, мой хороший – радость для старой Хон Ма, - в её подёрнутых старостью и слепотой глазах читалась неподдельная радость, - А где же тебе ещё быть, соколик, как не у меня? Ты же едва живой на улице лежал – дышал надрывно, бредил… - речь китаянки сквозила заботой. Казалось, она переживала за этого незнакомца так сильно, словно тот был её сыном или же внуком.

- Друг твой околел, правда – ничего сделать старая не смогла. Дрянная война. Каждый день судьбы режет, жизни губит, - дряхлые руки немощно бьют по коленям, показывая степень негодования пожилой особы. Она бы могла многое рассказать об ужасах алой вестницы с мечом и факелом, но внезапно вспоминает об отваре. Цепкие пальцы хватаются за смоченную тряпку и тянутся к «соколику».

- Поднимись чуть – дай бабушке спину смазать, - приложить ткань с обезболивающим составом – самое меньшее, что она могла сделать для случайной жертвы военных действий.

- Куда ты, куда?! – восклицает старуха, преграждая путь потрепанному архитектору. В поблекших глазах легко прочесть укор, сопряженный с заботой и страхом. Страхом вновь остаться одной.

Проклятые войны забирали родню одного за одним. Вначале сыновья отдали жизни на фронте, затем амбициозные внуки, пошедшие вовсю в своих отцов, заперев себя в броне танков и найтмеров, ушли в дымку сражений, да так и не вернулись. Остались лишь крохи – несколько далёких сердцу женщин, никогда не считавших Хон своей роднёй.

- В таком состоянии тебе никуда идти нельзя! Я не позволю! – хлипкие руки, не способные даже кастрюлю с супом донести до стола, вцепились в плечи цвета мокко. Она не обмолвилась и словом о том, что юнца сюда донёс старик Хань, служивший в местной котельной и порой разделявший краюху хлеба с морщинистой Хон.

- Тебе стоит поесть, - деловито, но суетно заявляет спасительница, сгорбившись сильнее и отстраняясь от своего гостя. Она прикладывает костлявые пальцы к подбородку, обводит глазами помещение и подмечает съестные запасы: полусгнившую редьку, жменьку риса, крупицу пшена, пару сушёных рыбёх, которые она всё равно не могла разжевать…

- Садись. Я скоро всё сделаю, - бурчит, шоркая к плите старая женщина, совершенно забыв о своих припарках. Долго ещё она могла бы искать кастрюлю, что дымилась едким дымком рядышком с кроватью больного…