Не в войне дело было. Совсем не в войне. Эрика привыкла, что война ожесточает. Она неоднократно замечала, как все жестче с годами делается отец, хотя для него все уже закончилось. Она думала, что здесь, в месте, где люди каждый день видят смерть и кровь, нет места утешению чужих слез и пониманию чужого горя. Меж тем, спроси у нее кто-нибудь, стала бы она жалеть других, то ответ был бы один - конечно же стала. Будь бы у нее столько сил, она бы попыталась каждому в батальоне стать другом, попытаться понять и почувствовать чужую боль, которой так мало испытала за свою жизнь.
Но, видя, как ребенок плачет, Эрика ясно осознала, что не может их понять. У нее была сытая и счастливая жизнь, она не рисковала своей головой, она не пригибала голову, пробираясь по незнакомым местам, и не озиралась в поисках снайпера до сегодняшнего дня. Ей и впрямь недоставало кое-чего, и это кое-что - боль. Счастливый не может понять несчастного. Сытый - голодного. Она - военных.
- Я поняла. - тихо ответила она на слова о семье. Помолчала немного, чтобы не сказать, что семья у нее есть, и снова кивнула. - Здесь большая семья.
К сожалению, она пока смутно представляла, как стать частью этой семьи.
- Ладно. Извини. Я должна извиниться перед командиром, что подглядывала. - добавила Лито, выходя из своего укрытия. - Все-таки не очень хорошо так делать.
К тому же, их все равно уже заметили. Та девочка и заметила. Эрика лишь надеялась, что парень с акцентом догадается о её намёке: не вылезать, пока она таким очевидным выходом подставляет себя. Неизвестно, как отреагирует командир на них обоих, а одной... два дня гауптвахты? Выговор перед строем? Что можно ожидать от человека, который за день обрушил все понимание ситуации Лито, которая уже не знала, по какому уставу тут все творится.
- Рядовой Лито. Хочу доложить, что, - она на секунду замялась, отвела глаза, а потом выпалила, - я подглядывала за вами! Готова понести наказание.