По любым вопросам обращаться

к Vladimir Makarov

(Telegram, Discord: punshpwnz)

Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP Для размещения ваших баннеров в шапке форума напишите администрации.

Code Geass

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Code Geass » Альтернативы » Она не придёт


Она не придёт

Сообщений 1 страница 15 из 15

1

Где-то в недалёком будущем от событий игры Лея Иствинд гибнет над Атлантическим океаном. Самолёт не найден, хотя сомнений в смерти Леи нет даже у её близких родственников.

Через неделю Рэя привозит Крестовскому то, что никому, кроме Леи, не нужно - модуль "Колобок", который Лея называла Умкой, и который по роковой случайности не взяла с собой в последний вылет.

P.S. Размышления на тему того, что, если бы. И, возможно, самое наглядное представление того, что человек умирает только когда его некому вспомнить.
P.P.S. Сфероид - лучший персонаж.

+2

2

Когда мы кресты свои взвалим на плечи,
С нас спросят по нашим делам,
И я не знаю, что я отвечу
На вопрос «а был ли ты там?»

Рэя держалась так, будто проглотила палку, будто из неё вытащили всё человеческое, и этот труп без требухи заставляли двигаться в нарушение всех законов природы. Рэя уже не походила на человека, и это останавливало от обычного сочувствия, ибо не найдётся настолько крупной монеты, какой можно заплатить человеку, потерявшему абсолютно всё. Ей приходилось есть, спать и как-то жить дальше, потому что, она была уверена, сдохни она, и вся память о Лее пойдёт к чёртовой матери, но она всё-таки пыталась облегчить свою участь.

– Заберите это. – она подала коробку Крестовскому вместо приветствия или формальных расшаркиваний. Даже без взгляда – теперь Рэя смотрела только вниз, словно не желая видеть мир, в котором больше не мелькнёт знакомое лицо. Но, конечно же, она всё ощущала. И понимала. Вот только горем своим делиться больше не желала – не потому, что счастье в неведении, о сестре трубили все, кто мог, – а потому, что её горе было не в пример чернее.

Делиться им означало оскорбить память.

…Брат молчал уже неделю – без разговоров вполне можно было жить, он умел показывать взглядом, когда нужно было что-то, что он не мог взять сам. Рэе приходилось говорить, но редко, отрывисто и, уж конечно, не с ним. Когда-то Лея утверждала, что её смерть освободит их от общества друг друга – вышло с точностью до наоборот. Они не могли больше разойтись.

Их молчание совершенно, но нарушается ровно одним компонентом – от него Рэя и хотела избавиться, чтоб уменьшить своё горе хоть на йоту.

…Много разных звуков окружало их – и шелест травы, и бряцанье железа, и едва уловимое пение птиц. Лето уже вступило в свои права, но Рэя была всё так же в наглухо застёгнутом строгом костюме с помятой коробкой в руках. Если ей и жарко, то она этого не чувствовала.

– Это больше не нужно, – прибавила она, переступив с ноги на ногу, и показалась окончательно беспомощной, как ребёнок, который не знал, как ещё сказать и какие аргументы найти – когда коробку у неё взяли, казалось, она вздохнула с облегчением, ничтожным, правда. Как только коробка перекочевала в чужие руки, Рэя развернулась и, не прощаясь, ушла туда, где её ждала машина. Подальше от расспросов. Подальше от жалеющих. Подальше от всех, кто знал Лею не так близко, как она.

…Если бы у Рэи достало сил на объяснения, она бы, конечно, постаралась бы рассказать, что «Умка» – так звали содержимое коробки – остался почти случайно. Он должен был рухнуть вместе с Леей в воды Атлантики, но в самый последний момент, словно чувствуя, Лея оставила его дома. И теперь, пожалуйста, заберите его, он разговаривает, а, пуще того, её зовёт.

Шар в коробке всё ещё ждал.

В нём не было заложено слово «никогда».

+3

3

Он не ответил. Он не попытался ее остановить и не спросил, что в коробке - знал. Полковник молчал и, казалось, смотрел на Рэю именно незрячим, закрытым повязкой глазом. Зрячий был неживым, без выражения, и смотрел как будто сквозь Рэю - холодный, отстраненный, сейчас ближе к серому, чем к голубому. Как холодная, осенняя вода. Все что было - легкий, судорожный кивок. Крестовский коробку взял, каким-то механическим движением - как будто жизни в нем было меньше чем в ее содержимом. Но если Рэя двигалась вопреки всему, то он, казалось, напротив - что-то сдерживает, стараясь лишний раз не дышать, чтобы не вырвались слова, чтобы не свершилось что-то плохое.

И Алекс слишком хорошо понимал, что Рэе его попытки заговорить или спросить что-то - не нужны, ведь ему они были нужны не больше. Просто пусть она уйдет сейчас. Если она тронет его, если он тронет ее - назад пути нет, он просто не выдержит. И лишь когда она ушла, он заметил, что даже в солнечный день его бьет легкая, чуть заметная дрожь. Солнечный? Он и не заметил. Какая разница? Уже никакой. С того дня.

Он снова все понял по лицам.  Они знали - все. И на этот раз никто не пытался скрывать или потянуть время. Растерянные - нет, потерянные - лица, как будто случилось то, чего не могло быть. И тишина, душная, давящая, распространяющаяся вокруг, по мере того как все понимали.

Лея Иствинд больше не прилетит назад. Никуда. Никогда.

Ни живой, ни даже мертвой.

Он не хотел верить. Алекс кричал на кого-то, решившегося сообщить ему дурную весть, потому что у этого человека дрожал голос так, как будто тот не верил сам. Просил отвести его к ней, но идти было некуда. Сам дернулся в Петербург и его отвезли, не спрашивая, просто чтобы он пришел в себя. Именно тогда, уже понимая что получит лишь один ответ, он стоял у чьи-то дверей - Павла? Рэи? - и чувствовал, что руки дрожат.

Но все же он дождался приговора. Потом сказали, он стоял неподвижно где-то минуту. Просто смотрел в пустоту. А потом медленно, мучительно медленно развернулся и ушел. Говорили, Алекс сидел потом где-то на базе и все также смотрел - страшно. Никто тогда не пытался подойти, а сам полковник даже не помнил, что было.  Как будто день или два поглотил серый туман.

Наутро Алекс встал и спокойным, но от этого не более приятным голосом потребовал полный отчет. Где, когда, как. Причины. Виновники. Когда попытались отговорить - Крестовский заговорил формально и отдал приказ. Возразить не рискнули. Он читал, изучал, даже спросил кого-то - все также, не повышая голоса. Снова молчал, пока не попыталась что-то сделать Наташа - и на нее он наорал - впервые в жизни. Да, не сказал много, но  этого хватило. А может быть, дело было не в крике, а в его лице - Наташа смотрела не с обидой, а с жалостью.

Первая вспышка была и последней. Виноватых не было. Тело не нашли и не найдут. Все.

Леи, такой живой и настоящей, больше нет. Бесполезно искать, некому мстить и ничего не сделать. Ты не виноват, Крестовский, но как тебе с этим теперь жить? Снова дрожат руки, снова холодно летом. Пустота. Лея ушла, погибла там, где, казалось, смерть ее обходит стороной. В единственном месте, где Алекс не мог ее защитить - даже не попрощаться, не коснуться ее, прежде чем засыплют землей. Изрезал руку, шарахнув по стеклу,  и лишь тогда, отрезвленный болью, вспомнил ее слова.

С того дня он держался. Попросил прощения у тех, кому досталось. Даже нашел слова для солдат. Отдавал приказы. Вот только улыбка потухла и с трудом удерживал полковник рвущийся наружу волчий вой - попытку докричаться до небес, которые предали Лею. Пока держался - ради того, что она ему вернула. Стиснул зубы - и держался.

Держался даже с Рэей. Только вот сейчас, неся в свой кабинет коробку с Умкой, чуял беду, хоть и не знал, какую. Но шел навстречу этой беде, понимая, что иначе не сможет. Отступать было некуда, потерять больше чем потерял - тоже. Точнее нет, не так. Потеря была такой, которую ничем не изменить. Нет второй на свете Леи и не будет. А значит, пустота останется внутри и снаружи. Он видел ее там, где помнил - и знал, что ее там нет.

Полковник закрыл дверь и позволил себе осесть на стул. По крайней мере, не на людях можно было не держаться хотя бы в этом. Он спал, ел, но сейчас накатила усталость, потому что весь день как будто удерживал скатывающийся по склону грузовик. Алексу не хотелось открывать коробку, не хотелось смотреть в глаза - пусть и механические - Лейкиного друга, потому что назвать его машиной уже не поворачивался язык.

И все же Александр Крестовский это сделал, зная, что пожалеет. Он включил Умку рукой, которая чуть-чуть, но дрожала.

Отредактировано Alex Cross (2017-01-21 17:39:16)

+2

4

По правде сказать, он был всего лишь модулем. Не искусственным интеллектом, а лишь его имитацией – неважно, что над ним бились лучший выпускник своего курса и та, у которой оживала даже палка – принцип его работы всё ещё заключался в выдаче заранее заготовленных реакций на каждое подходящее событие. Конечно, этих реакций было множество, что создавало иллюзию наличия разума, но это была лишь иллюзия.

Но Лея его любила – как живого, как настоящего. Последнее время, куда б она ни летела, её сопровождал этот колобок, названный Умкой, то прыгающий за ней своими силами, то носимый на руках. В самолёте он подключался к системам – пришлось переделать и самолёт тоже – и во время полёта они разговаривали тоже. Лее, похоже, было всё равно, что наличие личности у модуля – понятие иллюзорное, она не играла, ей действительно был важен этот глупый шар.

В конце концов, она не меньшей любовью любила самолёты, которые не могли ей ответить и подавно.

Умка был заряжен на сто процентов, но выключен аварийно, будто кто-то, разнервничавшись, попытался швырнуть его в стену – слишком долго проверялись все системы, прежде чем не загудели в рабочем режиме, мерно и успокаивающе. Что ему, рассчитанному на то, чтоб пережить взрыв сакурадайта, какой-то удар? Диодные глаза вспыхнули, кажется, он распознавал того, кто перед ним, но вместо стандартных запросов после обнаружения несоответствия, он помолчал немного и спросил – стрекочуще и негромко.

– Лея? Лея?

Он был переделан и переписан, стандартные запросы и реакции практически не использовались – но потому иллюзия жизни казалась особенно правдоподобной. Умка повернулся в одну сторону, в другую, пытаясь отыскать датчиками знакомое лицо – единственное лицо, которое он воспринимал как «командира» – или друга – но не нашёл и снова повернулся к Кроссу, что-то невнятно скрежеща.

В повисшей тишине его стрёкот прозвучал громом.

– Алекс?

Ну да, ведь Лея когда-то внесла и его лицо в базу данных Умки – смеясь, подсунула Крестовскому Умку почти в самую физиономию, ляпнув что-то вроде «будьте знакомы». «Будьте знакомы» – это значит базовые права доступа. Ничего не сотрёшь и не запишешь, но шарик будет с тобой говорить.

Для Леи это значило знакомство, а не скучную возню с правами доступа.

– Где Лея, Алекс? – повторил свой вопрос назойливый шар. – Где?
[nic]Umca[/nic][ava]http://i.imgur.com/QvLyqN2.jpg[/ava][sta]Will of East Wind[/sta][sgn]Смерти не существует[/sgn]

+2

5

Алекс когда-то, повинуясь спонтанному желанию, подарил колобка Лее, пока она лежала в больнице - чистого, без дополнительных программ и какой-то подготовки. Делай что хочешь, перед тобой чистый лист. Он не мог знать, что из этого получится, не ждал, что Лея не просто оценит подарок, но и сделает его... Другом? Крестовский поначалу удивлялся, но потом понял - ведь даже с Руди, который не проходил таких переделок, полковник  обращался как с напарником после нескольких совместных боев. Он не был специалистом по кибернетике и плевать хотел на то, есть в этой штуке разум или хотя бы его подобие, или нет. Ему просто нравилось смотреть на то, как Лея повсюду таскает с собой Умку - нравилось, что она улыбается.

Умка. Порой ему казалось, что это вроде счастливого талисмана Леи, хранящего ее от беды - там, куда Алексу хода не было, в небе. Только сейчас, нажав кнопку, он осознал - его не было с ней, Умка в этот раз остался на земле, и только так уцелел. Почему? Алекс не мог отделаться от мысли, что единственный за последнее время полет без Умки стал для Леи последним. Как будто если бы он был с ней, ничего бы не случилось. А остался - напоминанием о ней.

– Лея? Лея?

Вдох - и только через вечность выдох. Алекс не звал ее - если только во не, в кошмарах, которые набрасывались на него регулярно, не всегда запоминаясь по сути, но  он знал, что они приходили, потому что пробуждение - хоть  глухой ночью - было благом. И тем больнее было вспоминать, как Лея вытащила его из кошмара однажды.

– Алекс?

В такие моменты он забывал все сомнения в том, что шарики не живые. Точно также как полковник с трудом узнавал окружающих, когда приходил в себя, Умка сейчас уцепился за знакомое лицо. Они ведь были знакомы - Лея постаралась. Каждое воспоминание о тех днях резало по-живому, и сейчас Крестовский не мог этому сопротивляться, усилием воли воздвигая стену между прошлым и настоящим, как обычно. Если шарик и правда швырнули на пол или в стену, полковник мог не одобрить, но понять, кто и в каком состоянии мог быть способен. И почему его отдали ему снова.  Но могло быть хуже, чем он себе представлял...

– Где Лея, Алекс?

Дыхание перехватило. Это было настолько нечестно, насколько вообще может быть нечестной эта жизнь. Алекс мог держаться, терпеть, находить слова для товарищей, возможно, он даже снова научился бы вести себя как живой - но маленький оранжевый шарик одним вопросом смог свести на нет все его усилия по сохранению хоть какой-то внутренней целости, какого-то желания держаться. Только повторение вопроса заставило его затравленно посмотреть на Умку.

- Она... - Голос дрожал, был сдавленным, как будто Алекса кто-то душил, перекрывая воздух, - Она погибла, Умка.

Он говорил с ним, как с живым, потому, что сам сейчас не был таким до конца, потому что также как несчастный шарик, не мог заставить себя смириться с правдой, не хотел ее признавать и даже высказав вслух, не хотел сам этого слышать.

"Пожалуйста, просто замолчи" - Молчаливая просьба, которую, конечно, Умка не исполнит. Никто не спасет Крестовского, некому его спасать больше.

+2

6

Погибла. Больше не придёт. Больше не существует.

Едва ли даже самый умный… нет, самый напичканный знаниями и понятиями шарик, на деле набитый лишь микросхемами и заученными реакциями смог бы осознать всё чёрное совершенство понятия «никогда». Умка был набит бог весть чем и кулинарной книгой в придачу, но осознавать, увы, не умел ничего. Или умел, и поэтому звал Лею до тех пор, пока Рэя, завизжав от ужаса, не швырнула его в стену? Рука сверхсолдата уступала сакурадайтовому взрыву, но Умке хватило, чтобы выключиться.

Нет, наверно, он всё же не умел…

Шарик вдруг пикнул, моргнул по очереди диодными «глазами», зажужжал чуть громче – всё для того, чтоб сказать совершенно невероятное:

– Неверная команда. – в этом стрекочущем механическом голоске почти звучало упрямство Леи – или только чудилось. – Неверная. Алекс говорит неправильно. Алекс допускает ошибку.

Это тоже было далеко от стандартных реакций модулей – далёкие от понятия смерти, они должны были указать на незнакомое понятие, потребовать его объяснить, связать с чем-то. Говорить собеседнику, что он неправ – это не входило в компетенцию модулей. Значит, даже здесь Умка был переписан. Значит, кто-то вмешивался в этот протокол и записывал реакцию Умки на смерть и всё, что с ней связано.

Лея.

Только двое работало с Умкой – практичный и тихий младший брат, которому в голову бы ни пришло писать что-то такое, отдающее цинизмом. Лея – могла. Именно такое. Она могла взять этот шар в руки и нашёптывать ему о том, что не может такого быть, чтоб она перестала существовать. Повторять с завидным упрямством – оно вообще было необходимо для этих модулей, которым требовалось немало времени, чтоб заучить реакции и связать их.

Возможно, она сделала это случайно – говорила с Умкой, который последнее время был её главным собеседником – а на деле, сама с собой. Повторяла себе, не может такого быть, чтобы я умерла.

Или всё-таки нарочно?

– Лея отсутствует? – переспросил шарик, снова уставившись на Кросса. – Отсутствует?
[nic]Umca[/nic][ava]http://i.imgur.com/QvLyqN2.jpg[/ava][sta]Will of East Wind[/sta][sgn]Смерти не существует[/sgn]

+1

7

Крестовский не знал, на что надеяться - может на то, что в программе все же была какая-то схема на случай того, что пилот не подает признаки жизни, может на то, что все же шарик как-то настроен на такое слово. Само слово "надежда" в отношении техники было глупым, но он был пилотом, пусть и не самолета, верил, что есть что-то за пределами научных теорий, что не измерить и не описать нулями и единицами. Можно только чувствовать подобное, слишком легко спугнуть это понимание. Вера в свою машину, случаи, когда вытягивало то, что не должно было выдержать, куча натуральной техночертовщины, живущей в металле вопреки логике - спасало жизни не раз. Но сейчас это обернулось против него самого. Он слишком верил и потому от слов шарика - вовсе не короткой реплики, а практически сознательной речи - его передернуло. Один, в пустой комнате, смотрящий на Умку, по которому было не понять, что он такое, и ведь именно это и пугало. У людей есть мимика, есть жесты, взгляд, можно понять. кто жив, а кто нет. С шариком нельзя было, даже если было в нем что-то похожее на душу, ее было не определить кроме как по словам.

И это было страшно, потому что Умка говорил как живой. Ошибка? Неверная команда? Почему вообще команда и в чем Алекс не прав?

И в этом было слишком много от Леи, чтобы отмахнуться от "просто похоже на нее" или мысли о том, что это у него голова не в порядке окончательно. Увы, Крестовский сейчас осознавал, что он слышит и не мог убежать в безумие, а альтернативой ему была была боль - горячая, резкая, непрекращающаяся, высасывающая саму жизнь, как будто с раны содрали повязку и кровь снова потекла. Лея не верила в смерть и ее друг не верил тоже.

- Я не ошибаюсь, Умка. - Алекс сам не заметил, как из его речи исчезали последние следы отношения к оранжевому кругляшу как к неразумной машине, даже как к зверьку, ведь звери говорить не умеют, он даже коснулся Умки рукой, - Она умерла. Самолет упал в океан.

Судорожно рванул воротник, сдавивший горло, не пойми что пытаясь сделать или найти, только чтобы спастись от боли хоть на минуту. Умка, который хоть немного казался памятью о Лее, на деле оказался оружием, которое пробило все тебарьеры, которые держались только на воле Алекса, который боролся с желанием выкинуть шарик - и тягой к последнему, кому Лея оставила частичку себя. Пусть даже от этого было больно, Крестовский чувствовал в нем ее следы, ее слова, ее волю.

- Она больше никогда не вернется.

Он хотел верить в чудо, но не мог, осознавал смерть Леи, но тоже не до конца, потому что не видел ее мертвой, а теперь был обречен на попытку объяснить кому-то, что ее - живой и настоящей - больше нет. Кому-то, кому также без нее непонятно, как жить.

+1

8

Умка снова застрекотал – на этот раз словно бы сердито – и завозился, покачиваясь вперёд-назад под чужой рукой. То ли имитировал повадки кошки, то ли просто так совпало. То ли недовольство, заложенное в него заранее, наконец-то получило повод проявиться, и шар был в гневе – точнее, в его имитации. Кто его разберёт?..

– Неверно, неверно, неверно, неверно! – заголосил чуть громче обычного шар, продолжая качаться. – Понятие «умерла» не применяется в данном случае. Не применяется. Алекс ошибается. Ошибается!

Упрямство маленького шара было непробиваемым, видимо, поэтому Рэя решила от него избавиться – её «никогда» требовало таких жертв. Возможно, это было даже более жестоко, чем выкинуть на улицу кота, ибо кот может выжить, а Умка обречён искать Лею, чьё лицо он увидел первым, заглядывая в лица прохожим и вопрошая, где его командир, пока хватит заряда. Его преданность куда как совершеннее.

– Океан? – сбился со своего назойливого стрекотания Умка, снова «моргнув». – Океан! Океан! Последняя запись в базе данных к слову «океан» – Алекс хочет прослушать?

Он, казалось, проследил, как чужая рука рванула воротник, как жадно человек напротив глотал воздух, но едва ли понял подоплёки этих действий. Умка был до безобразия несовершенен, чтобы понимать абсолютно всё.

Как и все живые существа.

– Понятия «никогда» не существует, – услышав то, что являлось спусковым крючком, снова заголосил Умка, размахивая люками так, будто собирался взлететь, – Не существует, балбес!

Это уже походило на бред – такое в него могла додуматься записать только Лея – нагло и беспардонно оборвав несколько причинно-следственных, чтобы раз и навсегда заиметь рядом с собой союзника, который не будет думать о смерти. Её и так кормили обещаниями ранней смерти, буквально с ложечки, сама жизнь к такому располагала. Иной другой бы задумался о том, чтоб бросить такой образ жизни или смириться с грядущим.

Лея додумалась только переписать реальность. Для себя и для ближайшего к ней. Наивно и упрямо – «я скажу, что этого не существует, и всё, этого не существует». Прямо как ребёнок, который грозится выключить свет и закрывает глаза, полагая, что мир тоже окунулся во тьму.

Или как Лея, для которой невозможна её собственная смерть. Невозможна. Даже если она умерла.
[nic]Umca[/nic][ava]http://i.imgur.com/QvLyqN2.jpg[/ava][sta]Will of East Wind[/sta][sgn]Смерти не существует[/sgn]

+2

9

Умка имел все шансы напугать Крестовского еще больше, если бы только его слова не ударили полковника как обухом по голове, заставив ошарашенно посмотреть на шарика, который продолжал говорить разумно, и говорить такое, что Алекс подумал, что ослышался. Потому что Умка  кричал не просто отрицание - он говорил о том, что произошло без него, как будто знал, о чем речь. Это было хоть и пугающе, но все же било в другую цель.

"Вы умный, если не давать вам скучать"

Лея говорила так. Возможно, дело было не в уме, но Алекс всегда вытягивал себя из болота - пусть и не до конца, но хоть так, чтобы не тонуть - если находил себе дело, которым можно было заняться. Особенно то, которое было личным или вызовом. Это и было одним из тех крючков, который срабатывали на нем даже в самых худших случаях. И сейчас он просто инстинктивно, не давая хода надежде, дал ход вопросу - а что там, в записи? Даже если там все еще хуже, он не мог пройти мимо. Особенно после того, как Умка обозвал его балбесом в то ли лучших, то ли худших традициях Леи. Как будто это была она сама, напоминающая, что смерти для нее нет, и считающая искренне дураком в этом плане не себя, а Алекса. Может быть, именно потому это и сработало - да, Алекса все еще трясло, скорее внутри, чем внешне, но вместо попыток дышать он тихо сказал:

- Да, хочу прослушать. - Допустим, он получит статью из энциклопедии, такое возможно, но если что-то есть, то это должно быть проверено, должно прозвучать. Алекс испытывал боль, но в итоге он шел ей навстречу или нес в себе, а не бежал от нее.

+1

10

Разумность шарика была иллюзорной – наверно, будь бы Кросс не в том подвешенном состоянии, в каком он находился сейчас, забывая, как дышать, он бы даже не задумывался об этом – просто заранее записанные ответы, выдаваемые на нужных словах. Лея сыграла самую злую шутку из возможных, не осознавая этого. Сумасшедший вихрь, ироничный до злобы, знающий жизнь с нерафинированной её стороны, не приемлющий любовь, и вдруг такая наивность касательно смерти.

Или не наивность. Но что?

…Лея ведь была не только эгоисткой, хоть и пыталась всех в этом убедить. Она всегда пыталась переделать жизнь – превратить тех врагов, каких сможет, в своих друзей, не пройти мимо, сделать, смахнуть, разрушить старое, чтобы дать дорогу к чему-то новому. И как мало её за это благодарили.

Получив подтверждение, шарик замолчал – обращался к памяти, вызывал базу данных. Минутная стрелка успела сдвинуться на пару делений, когда сфероид вдруг тихо прострекотал.

– Записано старшим братом. Братом. «Океан, человечество и любовь имеют больше общего, чем кажется. Умка, не подслушивай». Конец записи. Конец. Старший брат запретил вносить в базу дальнейший разговор. Только голосовая запись. Запись.

Всё верно – Умка ведь был ещё и «чёрным ящиком». Более совершенным, чем его «собратья» - он писал всё, объёмы памяти позволяли. Записывал и распознавал, но мог просто писать в память чужие разговоры. Сидящий рядом с кем-то шарик мог тихо моргать своими глазками, имитируя спящий режим, но почти всегда запоминал то, что говорили рядом с ним.

…А это значило, что голос Леи до сих пор гулял где-то на задворках его памяти, поистине бездонной, пусть и не бесконечной.
[nic]Umca[/nic][ava]http://i.imgur.com/QvLyqN2.jpg[/ava][sta]Will of East Wind[/sta][sgn]Смерти не существует[/sgn]

Отредактировано Leah Eastwind (2017-01-23 09:48:15)

+1

11

Он вряд ли когда-нибудь сможет сказать,  испытал ли облегчение или боль от того, что, похоже, вытянул пустышку, положившись на  нерациональное чувство, что Умка не так уж и прост. Вот тебе, Крестовский, и радуйся, что не будешь сходить с ума, получив доказательство искусственного разума в отдельно взятом колобке. Он запоздало подумал, что на секунду вернулась самоирония. Но только на секунду, потому что все же - он скорее хотел чего-то большего. И не стал сразу отказываться от того, чтобы над сообщением подумать. "Старший брат" - Виктор, что ли? Зачем-то запретил запись дальнейшего, чем бы она ни была. Они не были близки, не были друзьями, и сейчас тот вряд ли захочет разговаривать с Алексом. Но только он знает, на что способен Умка, в полной мере. Крестовский сейчас как будто что-то пытался собрать в себе из мельчайших осколков прошлого, каким бы бесполезным ни выглядело такое занятие на первый взгляд. Может быть потому, что какая-то часть лейкиной бесшабашности и отношения к некоторым вещам все же осталась с ним и в итоге даже со смертью девушки он не мог просто взять и отбросить то, что с ней связано или хотя бы оставить это в прошлом.

Вот потому-то полковник и заметил неоднозначность, казалось бы, категорической формулировки. Брат-то запретил - а запись осталась, и судя по этому, чем-то человеческому Умка все же научился, пусть даже работало оно на машинной логике. Вот теперь, пожалуй, он позволил себе надежду, пусть и не знал сам, на что можно было надеяться. Может просто на то, что где-то там еще есть голос Леи, живой и здоровой? Алекс снова собрался с духом и сказал:

- Умка, воспроизведи голосовую запись.

Что-то подсказывало, что, возможно, не стоило этого делать, если он хочет обрести покой хоть когда-нибудь, но Крестовский чувствовал, что он хочет этого больше чем какого-то покоя.

Отредактировано Alex Cross (2017-01-24 18:34:20)

+1

12

Что-то зашуршало, послышалось лёгкое шипение. Похоже, Умка всё-таки воспроизводил запись, повинуясь приказу.

«– Ну и зачем ты отключил его?» – недовольный голос Леи послышался откуда-то чуть сверху, – «Иди сюда, Умка», – шуршание, шорох, лёгкий стук. Голоса резко стали ближе, видимо, Умку поставили либо на стол, либо усадили на колени к Лее.
«– Пытаюсь сохранить его причинно-следственные связи», – судя по тому, что голос был мужским и смутно похожим на голос Леи, это был Виктор. – «В отличии от тебя, он всё пытается понять. И поэтому может перемкнуть».
«– Ха-ха. Шутки про мою глупость никогда не устареют, очень смешно» – отозвалась Лея совершенно не весело, – «Так что ты там говорил про океан?»
«– Очередная лекция о любви, if you wish, my dear. Мне остановиться, или ты сегодня не в настроении сучить ногами по полу и говорить, что это скучная тема?»
«– Мне сегодня настолько хочется напиться, что я готова говорить даже о синхрофазотроне. Ты не мог бы налить, а потом начинать свою лекцию?»
Треск в микрофоне стал невыносимым – собеседники явно возились, что-то передвигали по столу, что-то наливали.
«– Ты, моя невыносимая сестра, постоянно орёшь, как только при тебе задевают тему любви» – что-то снова треснуло, – «А между тем, я почему-то уверен, что любовь, единая для всех – это эволюционный смысл человечества»
Кажется, Лея хмыкнула.
«– Я так же могу сказать, что эволюционный смысл – это держать свою задницу в комфорте» – с неявной иронией отозвалась она, – «В обоих случаях я, получается, эволюционная ошибка. Ни комфорта мне, ни любви не надо»
«– Смотря что ты понимаешь под понятием любви»
«– То, что тем, кого любят, например, не выдыхают дым в лицо!»
Лёгкий стук – рядом с Умкой, кажется, поставили стакан или бутылку.
«– А если более глобально, sister? What is “love”? Not sex, not passion, not sympathy. What is it?»
Повисла тишина. Возможно, Лея пожала плечами или как-то ещё дала понять, что не знает ответа, потому что снова заговорил мужской голос.
«– Само мироздание основано на том, чтоб его частицы стремились объединиться в нечто большее и более сложное. В частности люди – тоже. Люди тянутся к людям, стремясь найти какой-то способ быть едиными, несмотря на то, что они друг другу вовсе не идеально подходят»
«– Да-а», – лениво протянула Лея, – «Теперь я понимаю, почему ты решил отрубить в Умке способность анализировать ситуацию. Я уже замыкаю»
Послышался тихий смех.
«– Оторвись уже от своей мысли о том, что любовь возможна только в самом примитивном варианте, который больше основан на стремлении к удовольствию и размножению. Любовь может быть к чему угодно. К своему делу, к небу, к вон тому оранжевому шару, который ты сейчас зальёшь вискарём, если будешь над ним стаканом махать. Важно то, что именно она заставляет нас делать невероятные вещи и достигать новых высот»
«– Okay, okay, люди тянутся к людям, вещам и чёрт знает чему. Океан-то тут при чём?»
«– А океан, my lovely stupid sister, это и есть то идеальное общество. Все мы вышли из океана, всё в океане построено на общей гармонии единства, он – единое целое множества частиц. Может, в него мы и вернёмся где-то на другой стадии эволюционного пути вверх»
«– Сам ты «stupid» – вздохнула Лея. – «Лучше объясни мне, как в твои офигительные истории укладывается моё существование»
«– Я уже говорил, любовь можно рассматривать и в отрыве от человечества. Важно, что она заставляет нас быть лучше – а кто готов в лепёшку разбиться, лишь бы добиться новых результатов в небе, м? А ещё ты куда как меньшая эгоистка, чем меня убеждаешь. Ты, Лея, живёшь по принципу «живи и дай жить другим», ты можешь ударить в ответ, но забудешь назавтра, что тебя били. Тебе ничего не нужно от людей, но ты готова отдать им всё. С такими жизненными принципами и в книжках-то героев маловато. Налить ещё?»
«– Давай», – Лея зашуршала над микрофоном.
«– С такой точки зрения», – бульканье и шорохи, – «Ты даже больше человек, чем многие из нас. Твоя любовь уже на следующей стадии – к чему-то высшему, минуя отдельные частицы… Будешь задирать нос – отберу Умку»
«– Сигареты у себя отбери», – фыркнула Лея.
«– Тебе не много?»
«– Сказал человек, наливающий мне уже третью. Ой, перестань. Лететь только через неделю»
«– Ладно, продолжим на менее умные темы... Умка, переходи в штатный режим».

Что-то щёлкнуло в шарике, запись оборвалась – дальше Умка мог пересказать сам. Он моргнул своими красноватыми глазами-диодами, как будто вопросительно смотря на Крестовского.

– Конец записи, конец записи. Воспроизвести повторно? Повторно?
[nic]Umca[/nic][ava]http://i.imgur.com/QvLyqN2.jpg[/ava][sta]Will of East Wind[/sta][sgn]Смерти не существует[/sgn]

+1

13

Он не ждал, что это будет так - ударом, от которого стало так больно, что дыхание не то что перехватило, а вовсе о нем думать не вышло. Как будто сам ковырялся в открытой ране, не имея силы остановиться, а боль накатывала волна за волной с каждым словом, сказанным голосом Леи, забивая сознание. Стул отлетел в сторону, Алекс схватился рукой за стол, чтобы на ногах устоять. Но - слушал, борясь с тем, что то ли рвалось наружу, то ли выжирало изнутри. Он не умел плакать - но как же хотелось, чтобы умел, а так только темнело в глазах и Умка с его горящими глазами казался каким-то чудовищем, мучающим Крестовского голосом той, кого больше нет. Мучающим по его собственной воле, что еще хуже. Ему было больно, это могло его убить, но полковник слушал, не имея силы и желания сбежать или заткнуть шарик.

Сколько времени прошло с того момента как запись закончилась? Алекс даже думать не хотел, пытаясь просто снова осознать себя. Шатало, трясло, хотелось то ли сбежать, то ли разнести проклятый шар, то ли - да, несмотря на это - радоваться, безумно и с болью, тому что он слышит ее голос. И сквозь туман Умка снова спрашивал о записи.

Записи. Крестовский постарался всей своей волей напомнить себе -  это всего лишь запись мертвого человека, уцелевшая чудом и ему не предназначенная. Интимная, момент, когда есть только Лея и кто-то из ее семьи, странной немного, но крепкой и готовой дать отпор любому, кто тронет хоть одного из них. Неожиданно, разговаривали Лея и Виктор о таких вещах, разговоры о которых не вязались с  ней вовсе, при этом Лея не отмахнулась и не послала брата подальше, когда тот говорил о любви. О том, чего Лея для себя не признавала - вроде бы, хоть Крестовский и понимал что не так все просто, как и сам разговор с желанием напиться и готовностью слушать про любовь. Снова свежая рана - они так и не успели решить этот вопрос для себя. Алекс тер глаза, которые никак не хотели видеть все нормально - сухие, черт бы их подрал. Он пытался думать, чтобы хоть чем-то забить волны боли.

Виктора он почти и не знал, до сей поры не думал о нем как о философе, его таланты вроде как в иной плоскости лежали, достаточно на Умку осмотреть. А вот нет, говорит о тяге людей к объединению, причем да, верно-то как, вопреки несхожести и порой даже несовместимости. Как у него к Лее. Так что это, тяга к тому великому океану? Но почему она выбирает такие сложные пути и почему ему кажется, что у океана, куда им всем путь, больше общего со смертью, точнее, с небытием? Только лишь потому, что Лея сгинула в океане как бы не после этого сообщения? Вряд ли. Вышли оттуда - вернемся туда. Всем не уйти. И это - любовь?

А вот слова о Лее сейчас, уже второй раз, резали по живому. Он видел в ней это, он это в ней любил, даже когда оно выходило боком и ей, и ему. Поступки грешницы и решения святой. Может и правда высшая стадия, и потому она не могла  так, как сам Алекс, точнее, не мог он? Только вот не хотелось ему любить что-то дальше чем  Лея, неповторимая, чудесная, и в то же время не застывший идеал, а земная и небесная сразу. Что-то внутри сорвалось, снова перехватив дыхание. Как же такая - и умерла прежде всех других, по чьей жизни ветром пронеслась, снося все ненужное и лишнее и заставляя ждать ее снова, часто - напрасно?

- Не нужно повторно. - Произнес он наконец через силу, и хрипло спросил, как будто сдался на милость боли, хоть и знал, что будет только хуже, - Есть записи за следующую неделю? Записи Леи?

Как будто просил поскорее надеть петлю на шею.

Отредактировано Alex Cross (2017-01-25 20:08:36)

+1

14

Шар заморгал, нетерпеливо пискнул, обращаясь к памяти, слегка загудел от напряжения. Он снова молчал долго, прежде чем выдать ещё одну порцию содержимого своей памяти – точнее, ещё один барьер на пути к ней.

– Доступ ограничен. – прострекотал Умка. – Доступ разрешён командиру и тем, кто знает пароль. Воспроизвожу записи в свободном доступе. В свободном доступе.

А дальше зазвучали, перемешиваясь, обрывки фраз Леи, записанные полуслучайно, полунамеренно. Сквозь треск и помехи, словно удар Рэи всё же что-то в нём испортил, словно оборвал фрагменты и части записи, перемешал их и запустил воспроизведение независимо от желания Алекса.

«Витька, бородатый тип, отдай мою карту!»

«…если завтра погода не переменится, лететь сто процентов. Ой, дерьмо»

«Кто, я вас спрашиваю, постирал моё бельё со своими носками? Сами носите его теперь!»

«Нам не надо ни славы, не памяти, если звёзды зажжём для живых. Неучи, хоть бы классику читали»

«Витя, завтрак готов?»

«Хочу макароны по-флотски, сгоняйте в магазин за тушёнкой. Нет, я не пойду, я занята. Выбираю бельё по каталогу, блин!»

«…Не плети мне из мозгов косички, утомляет»

Потом – резкая тишина. То, что на фоне ещё звучало потрескивание записи, означало, что воспроизведение не закончилось. Наконец, у самого микрофона, будто Лея держала шар прямо перед лицом, раздалось тихое, с придыханием, без тени обычного для Иствинд веселья.

«Пожалуйста… помоги мне»

Короткая – или длиной в вечность – пауза.

«Пожалуйста», – прошептала Лея по ту сторону микрофона и совсем непривычно всхлипнула.

Щелчок. Конец записи.
[nic]Voice[/nic][ava]http://i.imgur.com/dkEXIMS.png[/ava][sta]Will of East Wind[/sta][sgn]Help me[/sgn]

+1

15

Он даже немного успокоился, слушая первые фразы. Да, больно, но это была жизнь Леи, в которой еще не случилась беда, и если бы она еще была жива, то это могло бы вызвать улыбку. А так - Алекс просто ждал, сам не зная, чего, все еще опираясь рукой на стол и склонившись над Умкой - неудобно, скованно, но ему было все равно сейчас.  Все равно было больнее, когда каждая фраза ощущалась как забиваемый в сердце ржавый гвоздь, и все равно пытка голосом лучше пытки тишиной. Как будто снова вернулись те дни, когда она была живой и была рядом хоть иногда, только позади маячила свинцовая поверхность океана, на которой не осталось и следа от самолета, канувшего в бездну. Горько-сладкий яд прошлого делал свое дело, и отравленный это знал.

Алекс знал, что ему будет плохо, и просто принял принял эту боль в себя, решив где-то в остатках разума, что хуже уже некуда, а так он хоть что-то может услышать, что-то, оставшееся от Леи. Он слышал и как-то даже неловко застыл, когда запись вроде бы оборвалась, хоть и продолжала шипеть, почти готовый просить неведомо кого, чтобы еще хоть пара слов осталась у Умки.

У Умки в памяти и правда осталась пара слов. Даже три.

Три слова, которые били не по больным местам, а наповал, без рабору, потому что каждое из них, самый их тон  не дали места спасению - ни иным толкованиям, ни ошибке записи, ни чему-то еще, что разум мог использовать как защиту. Алекс оказался беззащитен  и удар - безжалостен.

«Пожалуйста… помоги мне»
«Пожалуйста»

- ЛЕЯ!!! - То ли крик, то ли стон, то ли хрип предсмертный . Алекс, которого било наотмашь тем, сколько было в этих словах неподдельной необходимости в помощи, отшатнулся, врезался в стену и сполз на пол, зная самое страшное, что может знать человек, услышавший эти слова.

Он не помог ей, он даже не услышал просьбы о помощи, просьбы Леи, попавшей в беду и надеявшейся на то, что кто-то ее спасет. Боль окатила волной могильного холода, того самого окончательного отчаяния, которое он сумел сдержать, постоянно напоминая себе, что  не виноват, что никак не мог ей помочь там, где ему нет места.  А теперь знал - мог, мог!!! Она звала - но услышал только Умка, а что он мог?! Только рассказать об этом тому, кто и так не имел больше надежды. Алекс судорожно зашарил руками по одежде, и не сразу нащупал кобуру. Все эти дни он избегал оружия, но все же носил с собой. Сейчас он казался неподъемным, и плясал в его руках как у пьяного, а глаза жгли наконец прорвавшие оборону слезы.

- Замолчи... Замолчи!!! - Крестовский обеими руками наводил оружие на шарик, стараясь подгадать точку прицела, - Она просила помощи, гад! Просила... Почему ты не передал?! Лейка... Она же просила! - Речь перестала быть связной, он еле видел окаянный шар в тумане, но упрямо, из последних сил пытался прицелиться. Уже почти. И тут он увидел Лею, обнимающую Умку, такую, как видел много раз. Как будто она была жива, и снова здесь.  Всего на секунду, когда пелена исказила зрение.

Алекс не смог выстрелить, пистолет полетел в угол, точнее, из руки выпал и скользнул по полу. Он не мог стрелять в Лею, даже в ее призрак, в Умку тоже не мог. Шарик превратился в смутное пятно, полковник попытался стереть слезы рукавом, оцарапал щеку и рука безвольно упала на полдороге. Зачем?

- Лейка... Тебя же нет больше. Что же ты наделала, дуреха, говорила же что не умрешь! - Хотел выкрикнуть, но, сорвав голос в том крике, скорее пробормотал он, как будто только что понял это  . Из него выдрало то немногое, что он сумел собрать за эти окаянные дни, оставив только холод, от которого ни у какого костра не скроешься. Мольба о помощи перевернула все, дойдя слишком поздно и став проклятием. 

- Прости, Умка. - Глупо было извиняться, но Алекс все же сказал это. Шарик был  еще беспомощней чем он, а Крестовский мог корить только себя и в себя же стрелять, если уж приспичило. Еле-еле поднявшись, он, шатаясь, подошел к столу.

- Это всё? - Спросил он, как будто еще надеялся, что слова окажутся не последними, что топор не опустится. Только знал же, что нет, чудес не бывает.  Последним чудом была Лея.

+1


Вы здесь » Code Geass » Альтернативы » Она не придёт