«Ирина» ужом проскользнула на заднюю дверь, разом будто опьянев – глаза, по крайней мере, выглядели совершенно пьяно, мутно, будто не она сейчас почти серьёзно спрашивала о детях. Как только Думкин уселся рядом, она прижалась к нему боком, отставив бутылку, расплылась в улыбке.
– Куда едем-то? – напомнил о себе бомбила, и «Ирина» назвала адрес. Без тени риска. Без тени подозрений, что начальник СИЗО может знать этот неприметный адресок.
…Не мог он ничего знать. Не знал, наверняка, и о том, что каждый ГСБшник желает знать – нет, не где сидит фазан, и даже не столько «знать», сколько иметь доступ к знаниям, а потому каждый толковый сотрудник старается сплести вокруг себя сеть информаторов. Не будь бы это такой уж секретной практикой, ещё бы хвастались, небось, как статусными экземплярами – вот это Алина, она спит с олигархами и любит читать их чёрную бухгалтерию, а вот это Михаил, через него можно прижать вон то НИИ. Чем больше прижать можно, тем статуснее. Кто-то рвался к иностранным «болтунам», кто-то беседовал на досуге с дамами высшего общества. Рэя Линдлей без особой охоты, но с некоторым усердием возилась с питерскими шалавами и лицами без определённого места жительства – именно так и никак иначе. Не потому, что ей очень-то это было нужно, больше для того, чтоб держать себя в форме. Были у неё знакомые сутенёры – те самые, кому она без зазрения совести передавала информацию о готовящихся маски-шоу или облавах. Немного, всего-то двое. К ним она тоже ходила глубоко законспирированной, но, конечно, они и так догадывались, откуда бралась эта дама. Вот только Рэя не пыталась выбить из них информацию, а обменивала её, приходила в назначенный час, платила – на тот свет багажник с деньгами не унесёшь – и внимательно слушала. Вертухаев они не любили, но её за вертухайку не считали, только называли так, отменяя необходимость представляться выдуманным именем, признавали её пользу и отплачивали взамен. А уж после того, как с подачи Рэи, увидевшей садящуюся Марьяшку в неприметную машину, за рулём которой сидел вроде непримечательный дедок, и предупредившей, чтоб срочно девку развернули назад, а дедка сейчас заберут, выловили того, кто любил проституток увозить за город и убивать, «вертухайку» стали ценить.
Сеть эту она сплела, чтоб была. Резерв ли, запас ли, просто ли тренировка, позволявшая «стряхнуть жирок» и напомнить себе, что она не просто охранник, а из других структур. Поддерживала её, так сказать, на чёрный день, не надеясь, что пригодится.
Когда принц подался в заговорщики, пришлось тряхнуть старыми связями. Так, на всякий случай – чтоб была «дамочка», у которой принц несомненно был, а вовсе не по подземельям лазил. Марьяшка, в миру «Аэлита», записала все особые приметы, выучила их назубок и преданно закивала – за «вертухайку» она бы голой по Невскому прошествовала, особенно узнав, во что превращались жертвы дедка, от которого её развернула Рэя. Она же рассказала о некоторых точках, где проститутки обслуживали клиентов – квартир на всех не напасёшься, было по Питеру около трёх штук хостелов, куда при всём желании обычные люди не попадут, только «бабочки», да и менты по этим адресам только приличные хостелы для командировочных найдут. Вот адрес одного из этих хостелов Марьяшка и сдала, дескать, ссылаться буду на него, если что. Рэя строго-настрого это запретила, погрозила пальцем глупой девке и предупредила, что адрес сама скажет, если надо. Но «пароль для входа» запомнила. Потом подтвердил адрес и «Глаз», пригрозивший болтливой Марьяне вышибить пару зубов, упомянул, что этот адрес – свежий, раньше они в другом месте ошивались. И что пока другим, кто к нему шляется, он его не говорил, а то надоели брать свой «налог» лучшими девками в самые «золотые» часы.
Так что вряд ли начальник СИЗО знал, где именно находится «переехавший» притон. За месяц не успели бы его дружки протоптать туда устойчивую дорожку, не возят туда рядовых дураков, не светят удобное место.
…Не губы, а два слизняка, не иначе. Каждое прикосновение в десятки раз острее, неприятнее, если так угодно. Но не дёрнуться, не вырваться. Наоборот, податься поближе, так, чтоб касание поползло по шее.
В голове у Рэи были мысли совсем о другом вечере – тот же запах спиртного, та же боль под кожей. Дрожащие руки и собственные слёзы. И слова, горькие и грустные: «Никогда в жизни мне не было так больно… И сейчас хочу, чтобы мне стало ещё больнее». Вечер плывёт перед глазами, как и Питер за окнами, никакое радио не заглушит тишину, которая в ушах звенит.
– А теперь не нечаянно? – собственный шёпот игрив. Но поверх него в ушах звучат другие слова – «я хочу, чтобы мне стало ещё больнее».
…Если бы не запах мяса, было бы похоже чуть больше. К добру или нет? Наверно, к добру.
…Надо будет поговорить, сесть и поговорить, всем троим. Они так договаривались – вот и поговорят, имея за спиной каждый по грешку. Чтобы никто из трёх не решился судить и осуждать.
«Ирина» скользит пальцами по чужому колену, вырисовывает индийские узоры, смеётся невпопад.
Ехать недолго, а для кого-то – в последний раз.
[nic]Reya Lindley[/nic][ava]http://i.imgur.com/ifVPixh.png[/ava][sta]Teratoma[/sta][sgn]Don't fear me, don't worry
I'll consume you very slowly
You can't hide, I'm inside
My name is
Teratoma[/sgn]
